Есть люди, которые определяют собой широту и глубину народного сознания, знаменуют высшие проявления духовной жизни народа. Многоязычная отечественная литература XX века выдвинула немало таких блестящих художников слова, творивших на языках своих народов, — азербайджанец Самед Вургун, татарин Муса Джалиль, белорус Петрусь Бровка, казах Мухтар Ауэзов. В созвездии этих известных писателей значительное место занимает Сулейман Стальский, талантливый лезгинский поэт, один из немногих, кто представлял во всесоюзной литературе тридцатых годов дагестанскую поэзию, чье творчество по сей день вызывает неослабевающий интерес.
В разное время собиранием и изучением наследия поэта занимались: А. Г. Агаев, Ш. А. Агаева, Ф. И. Вагабова, Г. А. Гаджибеков, М. М. Гаджиев, Р. И. Гайдаров, Г. Г. Гашаров, P.M. Кельбеханов, Ф. Р. Нагиев и др. В то же время проблема перевода поэзии Сулеймана так и не стала предметом специального исследования.
Отдельные аспекты этой проблемы освещены в книге Н. Капиевой «Жизнь, прожитая набело» (1969г.), где автор, прослеживая жизненный и творческий путь Э. Капиева, говорит о специфике его взаимоотношений с Сулейманом Стальским, определившей особенности переводческой интерпретации поэзии Сулеймана.
Наличие неточностей, искажений в существующих русских переводах произведений Стальского в ряде предисловий, комментарий, статей отмечал составитель большинства сборников поэта А. Агаев. Другой дагестанский исследователь Р. Кельбеханов в своей монографии «Сулейман Стальский. Традиции и новаторство» (1995г.) обращает внимание читателей на низкое качество переводов поэзии Стальского, на вводящее в заблуждение несоответствие названий ряда стихов в оригинале и переводе.
Касается проблемы перевода в своей диссертации «Сулейман Стальский в русско-дагестанском литературном взаимодействии» (1993г.) и Ш. Агаева.
Последняя по времени выхода работа Ф. Нагиева «Поэтическое наследие Сулеймана Стальского: проблемы текстологии» (2000г.) содержит специальную главу, посвященную данной проблеме. Однако и здесь рассматривается ее иной текстологический аспект.
Самобытное творчество Стальского было представлено широкому читателю плеядой талантливых переводчиков (Э. Капиев, О. Колычев, С. Липкин, Я. Смеляков, М. Тарловский, Н. Ушаков, А. Шпирт и др.), многие из которых позднее получили широкую известность как оригинальные поэты, мастера прозы и литературоведы. Создавая «вторичное художественное единство, которое было бы равноценно оригиналу» [145, с.406], они одновременно давали свое видение, свое восприятие поэзии Сулеймана, выявляли разные ее грани в зависимости от природы своего таланта и творческих установок.
Признавая за каждым из переводчиков право на индивидуальность, сознавая, что «всякий рифмованный стиховой перевод ., даже самый талантливый, есть по своему существу целая цепь отклонений от подлинника» [141, с.328], отечественная школа художественного перевода (в лице известного писателя, переводчика, литературоведа К. Чуковского) предъявляет к художественному переводу ряд требований: воспроизводить «не только образы и мысли переводимого автора, не только его сюжетные схемы, но и его литературную манеру, его творческую личность, его стиль» [141, с. 18]. А поскольку творческая личность «раскрывается прежде всего в своеобразии его (авторского — М.В.) художественного мышления, его поэтического видения и отражения жизни,. находит свое выражение. в индивидуальных особенностях творческого метода писателя» [138, с. 196], то именно творческая личность художника, ее отображение являются определяющими в разговоре о переводах Стальского на русский язык.
Любой поэт является отражением своей эпохи, ее очевидцем и летописцем, выразителем дум и чаяний своего народа, своего класса. Сложность, противоречивость эпохи Сулеймана Стальского, смена трех экономико-политических формаций, революции, войны, разрушение старых и формирование новых стереотипов определили особенности мировоззрения художника и отразились в его творчестве.
Существующие русские переводы С. Стальского являются результатом двух противоположных тенденций, всегда боровшихся в русской культурной традиции: с одной стороны, готовности к приятию чужого опыта, освоению и приспособлению его к своим задачам, с другой — упрямого отвержения всего, что пришло с Запада и Востока.
Цели и задачи исследования. Основная цель нашего исследования состоит в анализе и оценке специфики произведений Сулеймана, его стиля, художественной манеры, национальных реалий, лирического авторского «я», а следовательно, творческой личности Стальского в разных его переводах, в определении степени адекватности их оригиналу. Данному анализу сопутствует исследование основных мотивов лирики поэта, определение жанровой принадлежности отдельных его произведений.
Актуальность исследования определяется следующими факторами:
1) отсутствием сравнительного анализа и оценки художественного уровня как ранних, так и более поздних русских переводов С. Стальского;
2) необходимостью новых переводов, адекватно передающих экспрессию подлинников в связи с возможным процессом их устаревания;
3) постоянным расширением международных культурных связей и потребностью в высокохудожественных переводах;
4) усилением в России конца XX века интереса к личности и, как следствие, процессом переоценки ценностей, разрушения стереотипов, обуславливающим тенденцию нового прочтения поэзии С.Стальского.
Научная новизна работы. Данная диссертация представляет собой практически первую попытку подробного сравнительно-сопоставительного анализа параллельных переводов поэзии Стальского на русский язык на предмет выявления влияния ряда субъективных и объективных факторов: времени, политических и социальных приоритетов, национальной принадлежности переводчика, его мировоззрения, знания языка оригинала, творческого метода, таланта — на адекватность переводов.
Материалом исследования послужили оригиналы стихотворений С. Стальского и их переводы на русский язык. Для анализа были использованы наиболее репрезентативные тексты, в которых творческая личность Су-леймана, традиции устно-поэтического творчества и новаторские тенденции выражаются наиболее отчетливо: стихотворения «Гневные строки», «Свобода — благо, красота», «Соловей», «Ссора мужа и жены», «Старшина», «Муллы», «Муллам», «О муллах», «Страну советскую любя», «Бренный мир», «Аллаха сведущим пером», «Душе» .
Теоретическая и методологическая основа работы. Основным методом исследования является сравнительно-исторический, однако были использованы и другие методы литературоведческого анализа: контекстуальный, описательный, метод наблюдения, обобщения, метод опроса информантов. В процессе работы автор опирался на исследования крупных теоретиков и историков литературы: М. П. Алексеева, Н. П. Беркова, А. Н. Веселовского, В. Н. Жирмунского, Н. И. Конрада, Ю. М. Лотмана, Г. Н. Поспелова, М.Б. Храпчен-ко и др.
Теоретической основой настоящей работы послужили труды известных российских и зарубежных литературоведов по теории перевода: И. С. Брагинского, Г. Гачечиладзе, И. Левого, В. Россельса, П. Топера, H.H. Ушакова, К. И. Чуковского, Э. Эткинда.
Существенную роль в формировании точки зрения автора сыграли также фундаментальные исследования в области арабоязычной и персоязычной литературы: В. В. Бартольда, Е. Э. Бертельса, И. С. Брагинского, Н.О. Османо-ва, И. М. Филыптинского.
В ходе работы активно использовался материал, содержащийся в работах дагестанских ученых А.-К.Ю.Абдуллатипова, А. Г. Агаева, С. Х. Ахмедова, Ф. И. Вагабовой, А. М. Вагидова, Г. Г. Гамзатова, Г. Г. Гашарова,.
А.Г.Гюльмагомедова, Н. В. Капиевой, Э. Ю. Кассиева, Р. М. Кельбеханова, Ш. А. Мазанаева, К. Д. Султанова, С. М. Хайбуллаева.
Практическая ценность диссертации определяется потребностями литературоведческой науки во всестороннем исследовании поэтического наследия классика лезгинской национальной литературы С.Стальского.
На основе диссертации могут быть прочитаны факультативные и специальные курсы на филологических факультетах Даггосуниверситета, Дагпе-дуниверситета и педагогических колледжей Дагестана. Конкретные выводы исследования могут быть учтены при составлении словаря языка С.Стальского.
Практическая ценность исследования связана с возможностью использования полученных результатов в практике редактирования художественных переводов, при организации и проведении спецкурсов и спецсеминаров по проблемам художественного перевода.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской литературы Даггосуниверситета. Проблемные аспекты темы были изложены в тезисах и научных докладах на ежегодной межвузовской научно-практической конференции «Литература народов Северного Кавказа» (Кара-чаевск, 1999 г.), в ежегодном сборнике «Вестник ДГУ» (Махачкала, 1999 г.), на юбилейной сессии Дагестанского научного центра РАН, посвященной 90-летию со дня рождения Э. Капиева и Н. Калиевой (Махачкала, 2000 г.), в ря8 де статей в периодической печати.
Структура диссертации определена объектом исследования, состоянием разработки темы, целью и задачами диссертационной работы. Она состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы 191 страница машинописного текста (180 страниц основного и 11 страниц библиографии, включающей 149 наименований).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Проблема сохранения авторской индивидуальности принадлежит к числу самых сложных в теории и практике художественного перевода. Но еще более сложной представляется она в сфере перевода поэзии, где переводчику наряду с другими трудностями приходится преодолевать «строптивость» энергетической стихии чужого языка.
Добиться сходства (не только внешнего, но и внутреннего), сделать переводное произведение равновеликим оригиналу, воспроизвести его основные черты и в заново возникшее создание вдохнуть жизнь, вложить авторскую мысль и чувство — все это и составляет суть переводческого труда, ремесла и искусства, являясь загадкой и задачей, каждый раз новой и решаемой поэтому заново. Последнее особенно актуально при исследовании поэтических произведений лезгинского поэта Сулеймана Стальского, над переводами которых работало девятнадцать человек, переводчиков разного опыта, культуры и дарования, начиная с современников поэта и кончая теми, чьи переводы появились относительно недавно, в сборниках стихов Стальского 1986 и 1996 годов.
Очевидно, что переводы Сулеймана далеко неравноценны. Неотделимая от истории, судьбы лезгинского народа, поэзия Стальского глубоко национальна и тем самым очень непроста для перевода. Только переводчик, чувствующий себя свободно в иноязычном материале, проникшийся ощущением его национально-характерной сущности и сумевший выделить в творчестве поэта его внутренние индивидуальные особенности, может рассчитывать на полноценное воссоздание на своем языке подлинника.
Поэзия Сулеймана давно стала достоянием русскоязычного читателя. Стальского переводили такие видные поэты и переводчики, как С. Липкин, Н. Ушаков, Э. Капиев, к циклу неопубликованных ранее религиознофилософских стихотворений поэта обращался наш талантливый современник Арбен Кардаш, в последние десятилетия часть его стихов получила свое второе рождение благодаря ряду московских переводчиков, в числе которых поэт В. Бояринов и прозаик Л.Улицкая. Каждый из переводивших подошел к восприятию и переводу Стальского по-своему. Диапазон творческих интересов С. Липкина очень широк — его творческое наследие охватывает множество литератур и авторов, но при этом особенное предпочтение переводчик отдает таджикско-персидской литературе. По всей видимости, это обстоятельство наложило свой, в данном случае негативный отпечаток на его восприятие и интерпретацию поэзии Сулеймана: рассматривая творчество Стальского сквозь призму восточной культуры, восточного менталитета, переводчик придал ей соответствующее звучание. Отсюда свойственная его переводам стихов Стальского плавность и восточная изысканность, насыщенность их эпитетами и сравнениями в ущерб индивидуальности поэта, типичному горскому колориту его произведений.
В то же время, находясь в плену стереотипных представлений (в частности, о семейной ссоре — ст. «Ссора мужа и жены»), Липкин порой упускает подтекст, идею произведения, в результате чего перевод приобретает некоторую односторонность.
К нивелировке языка и стиля произведений Сулеймана ведут встречающиеся в переводах С. Липкина случаи искажения авторской интонации, исключения из текста стихов, в которых упоминаются чуждые переводчику реалии. Учитывая высокий профессиональный уровень Семена Липкина, можно сделать вывод о том, что неточности в его переводах — результат недостаточно глубокого знания им горской ментальное&trade-, дагестанской поэзии в целом.
Среди переводчиков Сулеймана особое место занимает Николай Ушаков — известный теоретик литературы, переводчик-профессионал с большим стажем работы, автор большинства переводов Стальского. Наряду с социальной сатирой внимание Ушакова привлекают образцы гражданской и любовной лирики поэта. При этом переводчик максимально сохраняет не только форму оригинала, но и его стиль, афористичность, авторскую интонацию, пытается донести до нас лексику автора, смысл его произведений. Последнее тем удивительное, что все переводы традиционно делались по подстрочникам. Однако все становится очевидным, когда узнаешь о специфике переводческой деятельности Ушакова: о большой подготовительной работе, предшествовавшей каждому переводимому произведению и его автору, выливавшейся, как правило, в очерке о природе, людях, литературе данного края. По свидетельству В. Тельпугова, одного из исследователей творчества Н. Ушакова, «очерки эти содержат не только большой познавательный материал, но привлекают к себе внимание и той высокой эмоциональностью, которой так богаты стихи поэта». [124, с.92].
Все вышесказанное не означает, что переводы Ушакова безупречны, лишены каких бы то ни было недостатков. В числе последних случаи пояснения, распространения оригинального текста, нежелательная прямолинейность в передаче сулеймановских иносказаний, афоризмов. Однако, учитывая характер переводческой деятельности Н. Ушакова, а именно, его незнание лезгинского языка и работу с подстрочником, нельзя не признать его безусловного таланта и чутья.
Стремление повысить качество переводов в 30−40 годы привело работников ряда крупных издательств к мысли привлекать известных переводчиков к переводам и одновременно редактированию переводных книг. Параллельно возникла традиция «прикрепления» к самобытным, но часто неграмотным, не владеющим русским языком национальным поэтам помощников-консультантов.
В их числе был и Эффенди Капиев, в те годы 26 летний литератор, ответственный секретарь ДАГТП, переводчик поэзии Батырая и Махмуда, по рекомендации Дагестанского обкома партии назначенный личным секретарем Сулеймана. Знаменательно, что именно Капиев явился первым переводчиком Стальского на русский язык. Необычные формы их творческого сотрудничества (совместные поиски темы, составление планов — конспектов будущих произведений, консультации, обсуждение и сокращение «вялых мест, ненужных повторов», редакция подстрочников, соединение нескольких фрагментов в одно стихотворение и т. д.), обусловленные дружбой и тесным общением престарелого поэта и молодого литератора, и по сей день являются наиболее спорным моментом в исследованиях поэзии Сулеймана.
Предельно объективный в отношении формы сулеймановских произведений, Капиев позволяет себе некоторую вольность при передаче их содержания, языка и стиля, предоставляя поэту без остатка раствориться в самовыражении переводчика. Однако было бы неверным относить все недостатки капиевских переводов к ошибочности его суждений о переводе, а именно к его теории «версии». Мощный идеологический пресс 30−40 гг., строжайшая цензура, которым подвергалось любое выходившее в свет печатное издание, и постоянный контроль, который ощущал за собой Капиев со стороны органов НКВД, диктовали определенные стереотипы перевода, являлись основными мотивами целенаправленных, корректирующих искажений в переводах Капиева, заданности создаваемых в этот период произведений Сулеймана, их исключительно политической или гражданственной направленности, панегиричности.
В довершение всего, по признанию Э. Капиева, в редакциях долгое время существовала странная оценка работы переводчика, когда «простота и чистая непосредственность оригинала» ставилась в вину переводчику «как обеднение и примитивизация вещи» [54, с.648] со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Парадоксально, что спустя полстолетия отголоски той же атмосферы неусыпного контроля и искусственной изоляции сыграли свою позитивную роль в процессе обновления переводов Стальского. Около тридцати известных стихотворений Сулеймана по причине выявленной «неблагонадежности» переводчика были в начале 80-х годов предложены бригаде московских переводчиков, возглавляемой С.Северцевым. Несмотря на то что, как и прежде, имела место работа с подстрочником, новые переводы (по крайней мере, часть из них) в силу изменившихся требований к переводам и ослабления влияния идеологического фактора оказались точнее, несколько ближе к тексту оригинала. Однако они имели ряд других серьезных недостатков. В частности, это относится к переводам Владимира Бояринова, позволяющего себе уточнять, дописывать оригинал, произвольно сокращать, растягивать или исключать некоторые строфы, нивелировать естественные разговорные интонации подлинника, придавать конкретным сулейманов-ским образам абстрактный характер (нередко в ущерб смыслу), производить эксперименты над словами, опускать встречающиеся в оригинале оценочные эпитеты и т. д.
Причины подобного своеволия переводчика, по всей видимости, заключаются в следующем: будучи поэтом, Бояринов отрывается от подлинника, пропускает перевод сквозь призму своего художественного видения, поэтического вдохновения, а как известно, «у вдохновенных переводов всегда есть опасность при малейшем ослаблении дисциплины перейти в какой-то фейерверк отсебятины и ляпсусов» [93, с. З]. Вторая причина, на наш взгляд, заключается в том, что переводчик воспринимает стихи Сулеймана в отрыве от лезгинской национальной культуры и связанных с ней особенностей миросозерцания поэта.
Последнее является отличительной чертой и переводов художника-прозаика Людмилы Улицкой. Существенные интонационные и смысловые расхождения с текстом оригинала, пристрастие к тропам и варваризмам, некоторая речевая избыточность, отдельные реплики, вложенные переводчицей в уста героев, искажение образа главного героя, наделение его несвойственными ему чертами — свидетельство незнания переводчицей этики, психологии семейных отношений на Кавказе, неучета лингвастранноведческих реалий. Имеет место и один из типов «интеллектуализации текста», а именно «изложение недосказанного», герои приобретают большую импульсивность, эмоции их более ярко выражены. Во всем этом нам видится определенная закономерность: переводила женщина, что, на наш взгляд, безусловно отразилось в переводе, внесло в него лирическую струю, обогатило элементами женской психологии.
• Созданная в конце XX века женщиной-переводчицей русская версия произведения Сулеймана несет отпечаток ее характера, мировоззрения, эпохи, в которую она живет. Отсюда порой чрезмерная, хотя и не лишенная притягательности, резкость и смелость заявлений ее героини, независимость ее мыслей и поступков.
Одним из лучших решений проблемы передачи Сулеймана на русский язык представляются нам наряду с переводами Н. Ушакова переводы лезгинского поэта Арбена Кардаша. Эта удача отчасти объясняется тем, что именно в сатирических произведениях Стальского (представленных Н. Ушаковым) и в цикле религиозно-философской лирики поэта (переданной А. Кардашем) наиболее ярко проявляется творческая индивидуальность поэта, реализуется весь его духовный потенциал.
В соединении с безусловным талантом, чувством стиля и поэтическим чутьем переводчиков это вылилось в мастерские переводы произведений Сулеймана, адекватно воссоздающие черты художественной личности поэта.
Знание национальной психологии, мышления, поведенческих, морально-нравственных ориентиров лезгинского народа, обусловленное этнической и духовной общностью двух художников, способствует адекватной передаче Кардашем интонации, настроения, идеи и смысла произведений Сулеймана, их национального колорита, традиционной формы и структуры. Однако и у Арбена Кардаша встречаются порой досадные речевые и стилистические недочеты.
На основании нашего анализа можно сделать следующие выводы о характере переводов поэзии С. Стальского на русский язык:
Ранние переводы произведений Сулеймана испытывают на себе сильное влияние идеологического фактора, обуславливающего многочисленные искажения творчества поэта. В силу этого очевидна необходимость новых переводов, созданных с учетом прошлых ошибок, изменившихся приоритетов, способных восполнить пробелы в поэзии Сулеймана, в ее восприятии, сформировать адекватное представление о творческой личности поэта.
Большинство переводчиков не только не владеет языком оригинала и вынуждено обращаться к подстрочникам, но и имеет весьма отдаленное представление о своеобразии поэзии переводимого автора, представляемой им культуры.
Наиболее характерным недостатком всех переводов является их безад-ресность, нивелированность, когда по произведению сложно определить его автора и время создания.
Выполненные в разное время, разными людьми, все они (одни в большей степени, другие — в меньшей) несут на себе печать индивидуальности переводившего. Данное обстоятельство усиливается тем фактом, что большинство переводчиков являются известными художниками, авторами оригинальных стихов и прозы, и уже в силу этого сознают себя «соавторами» Сулеймана.
