Генезис составных элементов культа сыновней почтительности в Древнем Китае

Содержание Введение Глава I. Сыновняя почтительность как элемент культуры древнекитайского общества

1.1 Становление культа Сяо

1.2 Сяо в семье Глава II. Сяо как политическая и конфуцианская категория

2.1 Почтительность к императору

2.2 Жизнь чиновников и соблюдение принципов Сяо Заключение Примечания Список источников и литературы

Введение

На протяжении нескольких столетий культ сыновней почтительности в Китае вызывал интерес у последователей восточных традиций. В настоящее время этот интерес усилился. Объясняется это тем, что «Запад повернулся лицом к Востоку». Тогда как практически во всем западном обществе с течением времени возросла тенденция к разложению семейных отношений, в Китае эти отношения продолжают носить специфический характер, обладая странной устойчивостью и консерватизмом.

Одной из особенностей мышления китайцев является его практицизм, т. е. потребность разрабатывать умозрительные теории только тогда, когда этого требует сама жизнь. Жизнь же требовала только одного: все идеологические течения должны ориентировать страну и народ на соблюдение социо-этического порядка, санкционированного великим Небом. Именно отсюда идет знаменитое высказывание Конфуция «Государство — это большая семья, а семья малое государство» ,¹ т.к. для него эти понятия одного порядка. Поэтому социальная этика всегда играла большую роль. Каждый китаец постоянно видел перед собой эталон, заключенный в «Золотом прошлом» и считал своим священным долгом подражать ему. Следовательно, величайшим авторитетом для китайцев был не тот, кто уходил в мир абстрактных вещей, а тот, кто мог его научить жить здесь и сейчас.

Важнейшими регуляторами семейных отношений являлись конфуцианский культ предков и нормы «Сяо» (сыновняя почтительность),² они же, в свою очередь, способствовали расцвету культа семьи и клана. Семья в Китае считалась сердцевиной общества, и интересы семьи намного превосходили интересы отдельно взятой личности, которая рассматривалась лишь в аспекте семьи.³ Подросшего сына женили, дочь выдавали замуж по выбору и решению родителей,⁴ это считалось настолько естественным, что вопрос любви не ставился принципиально, т. е. все личное и эмоциональное приносилось в жертву семье и ее нуждам. Любовь могла прийти после свадьбы, могла и не приходить вовсе, но это никогда не мешало нормальному функционированию семьи и выполнению супругами социально-этического долга — рождения детей, призванных, прежде всего, укрепить позиции семьи в веках.⁵ Отсюда и постоянная тенденция к росту семьи, некоторые последствия которой мы наблюдаем сегодня. Древнее сравнение государства с семьей подчеркивало, что как подданный должен беспрекословно подчиняться правителю, так и сын должен беспрекословно подчиняться отцу, не только при жизни, но и после смерти.

Как в зарубежной, так и в отечественной историографии китайцев их представлениям о семье, взаимоотношениях детей и родителей посвящено незначительное количество работ. Это связано, прежде всего, с ограниченностью круга источников, а также преобладанием иных тем исследования.

Значительный вклад в развитие отечественной синологии внесли труды Н. И. Конрада. Он наглядно показал, насколько важен перевод и трактовка источников для их анализа и последующих исторических выводов.

В научно-популярном издании В. Я. Сидихменова «Китай: страницы прошлого», ⁶ в центре внимания исследователя традиции и культы. Материалы, приведенные в книге, рассказывают об обычаях, нравах, верованиях китайцев. Автор старался возможно шире привлечь русские и иностранные источники, труды ученых и путешественников, которые долгие годы жили в Маньчжурском Китае, совершали длительные поездки по его просторам, общались с представителями различных слоев населения, были свидетелями больших и малых событий своего времени. Немалый вклад в изучение повседневности Древнего Китая внесла работа группы авторов М. В. Крюкова, Л. С. Переломова, М. В. Софронова, Н. Н. Чебоксарова «Древние китайцы в эпоху централизованных империй» .⁷ В исследовании раскрывается смысл и роль обрядов в древнекитайском обществе, в частности, в циньскую и ханьскую эпохи.

В череде работ, анализирующих рассматриваемые нами традиции и обычаи Древнего Китая, особняком стоят публикации Л. С. Васильева. Его труды посвящены быту, религии китайского общества, а также освещают политическую и социальную жизнь Китая.⁸ Л. С. Васильев утверждал, что специфической чертой этики в Китае была ее невычлененность из всего синкретического комплекса норм, охватывающих не только сферу морали, но и ритуал, церемониал, обряды, обычаи и т. п. Невычлененность этики и ее практическое слияние с ритуалом помогли конфуцианству, этому вначале чисто философскому учению, постепенно овладеть и религиозными функциями, эффективно используя в своей проповеди не только разум, но и веру. С обретением столь мощных социальных и духовных санкций (официально-государственной, рационально-философской, религиозной) конфуцианские и конфуцианизированные этико-ритуальные нормы и ценности стали непререкаемо обязательными для всех членов общества, от императора до простолюдина. Чрезвычайно устойчивые стандарты поведения и речи, четко фиксированные обряды и церемонии были приняты и конфуцианским ученым — чиновником. Социальное функционирование этих норм отнюдь не сводилось к строго соблюдаемой и всеми осознанной казарменной дисциплине, любое отступление от которой так или иначе наказуемо, но представляло собой жесткий автоматизм обретенного с колыбели стереотипа. В этом и состояла главная сила «китайских церемоний», четко предписывавшихся каждому китайцу в соответствии с его статусом, который мог меняться. Простолюдин в Китае не раз становился даже императором. Но в одном китаец всегда, с рождения до смерти, принципиально не изменялся: он вольно или невольно, сознательно или бессознательно оставался носителем незыблемых принципов конфуцианизированного комплекса этико-ритуальных норм.

В статье «Этика и ритуал в трактате «Ли Цзы» из сборника «Этика и ритуал в традиционном Китае» дан анализ регламентированных норм и правила поведения некоторых социальных групп, а также описаны различные церемонии и ритуальные процессии, в частности, интересующая нас церемония траура.

Наиболее значительными исследованиями Л. С. Васильева являются работы «Древний Китай: Предыстория, Шан Инь, Западное Чжоу (до VIII н.э.)» и «Древний Китай: Период Чунь-цю (VIII — V вв. до н.э.)», которые дают четкое представление об образе жизни китайцев в различные эпохи древности. В этих работах приведена характеристика принципа сяо, рассказана история его становления в эпоху Шан Инь и приведены примеры, подтверждающие его существование.

В.В.Малявин огромное значение придает изучению и описанию традиций и обычаев Китая. Его монографии отличаются единством изучения составных частей китайской культуры — цивилизации, этнического характера и художественной литературы.⁹ Наибольшую известность получила его «Китайская цивилизация» — настоящая энциклопедия традиционного Китая, от высших сфер религии и философии до повседневного быта.

В книге «Конфуций», которая оформлена как историческая биография, изложено конфуцианское учение в его историческом развитии. Именно Конфуций разработал концепцию идеального человека, «благородного мужа» не по происхождению, а благодаря воспитанию высоких нравственных качеств. Большое внимание здесь уделено этикету, т. е. правилам благопристойности, регулирующими поведение человека в различных жизненных ситуациях.

Так же нами использовались труды зарубежных авторов. Можно назвать работу английского ученого, специалиста по Древнему Китаю М. Лёве «Китай династии Хань. Быт, религия, культура» ,¹⁰ в которой он описывает традиции, быт и религию Древнего Китая Династии Хань. Большое внимание уделяется церемониалам императорского двора и быту городских и сельских жителей. Хорошо описана траурная процессия и ритуал жертвоприношения в честь предков. Автор в данной работе использует данные археологических раскопок и научных исследований.

Таким образом, мы видим, что представления древних китайцев о семье, сыновней почтительности и смерти в изученной литературе рассматриваются, прежде всего, через религиозные воззрения, через повседневную жизнь.

Целью данной дипломной работы является всестороннее изучение генезиса, эволюции, составных элементов культа сыновней почтительности в Древнем Китае.

В ходе реализации цели будут решены следующие задачи:

— выявить истоки возникновения культа сяо в Китае;

— определить место культа сяо в социальной и политической системе Китая;

— рассмотреть роль культа предков в развитии семейных отношений в Китае;

— проследить значение культа сяо в формировании императорской власти;

— охарактеризовать роль культа сяо в жизни чиновников;

— определить связь траура чиновников с культом предков и сыновней почтительности в Китае.

Хронологические рамки данной дипломной работы охватывают период от возникновения цивилизации Шан (XVII — XI вв. до н.э.) до конца династии Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.).

История Древнего Китая хорошо известна благодаря огромному количеству документов, которые восходят до II тысячелетия до н.э. «Сяо цзин» (книга сыновней почтительности) — одно из произведений, входящих в крупное собрание древнекитайских текстов, по традиции считающихся конфуцианскими. Традиция относит время его составления к самому концу периода Чуньцю или началу Чжанью. Современные ученые склоняются к мысли о сложении «Сяо цзина» в книгу в III в. До н.э. или немногим раньше. Эти канонические сочинения, являются для китайцев не пустым звуком. В них содержатся рассуждения и примеры на тему сыновней почтительности или уважения к старшим. Дети читали и заучивали ее на протяжении многих столетий. Отраженные в «Сяо цзин» идеи характерны для всей китайской древности.¹¹

Не менее древним источником является «Ши цзин» (I тысячелетие до н.э.), содержащая 305 песен, стихов и гимнов. Это свод древнейшей китайской лирики периода Чжоу. Он донес до нас самые различные образцы древнейшей лирической и гимнистической поэзии. «Ши цзин» ¹² воссоздает яркую и колоритную картину общественной жизни и быта китайского народа в эпоху его раннего развития.

Другим важным источником является «Дао дэ цзин» — он занимает особое место в истории китайской мысли. По традиции «Дао дэ цзин» приписывается Лао Цзы (VI — V вв. до н.э.). В связи с тем, что ныне существующий «Дао дэ цзин» носит отпечатки более позднего времени, некоторые современные ученые выдвинули предположение о том, что этот памятник был создан, вероятно, в эпоху Чжаньго (IV — III вв. до н.э.) и отношения к Лао Цзы не имеет. Другие же ученые не отрицают разрыв между годами жизни Лао Цзы и временем появления «Дао дэ цзина», но данное произведение представляет собой изложение устно передаваемого в то время учения Лао Цзы его последователями.¹³

Переводов текста великое множество, поэтому трудно судить, насколько удачен каждый из них, так как чуть ли не любая фраза трактата допускает самые разные интерпретации.

Еще одним источником, неподдающимся датировке, являются мифы Древнего Китая. Сложность датировки связана с тем, что китайская мифология — сложная, во многом противоречивая система представлений, образов и сюжетов, формировавшаяся на протяжении многих тысячелетий.

Литература

в Китае родилась не как исключительно эстетическое явление, но была непременной составляющей китайской повседневности.

Глава 1. Сыновняя почтительность как элемент культуры древнекитайского общества

1.1 Становление культа Сяо

" Если спрятать лодку в бухте, а холм в озере, скажут, что они в сохранности, но в полночь силач унесет все на спине, а невежда ничего не будет знать. В каком бы подходящем месте ни спрятать большое или малое, он все же исчезнет. Вот если спрятать Поднебесную в Поднебесной, ей некуда будет исчезнуть, таков общий закон для всех вещей" .¹

Китай на протяжении тысячелетий успешно выполнял этот завет своего великого философа Чжуанцзы: страна замыкалась в себе и на себя, оставаясь загадкой для остального мира. Европейцы воспринимали Китай наряду с Индией и, позднее, с Японией, как страну экзотических диковинок; непривычным и непостижимым казалось все — от языка и веры до придворного этикета и правил поведения в обществе. Так, первый европеец в Китае Марко Поло писал, поражаясь «варварским нравам» китайцев: «Эти народы идолопоклонники, а что до их богов, то у каждого высоко на стене его комнаты прибита табличка, на которой написано имя, обозначающее Всевышнего, Небесного Бога; ей они ккаждый день поклоняются с кадилом фимиама следующим образом: поднимают руки вверх и трижды скрежещут зубами, чтобы Бог дал им хороший ум и здоровье, а другого у них не просят. Ниже, на полу, стоит изображение, это бог земных вещей, рождающихся по всей земле. Ему они придают жену и детей и поклоняются ему таким же образом с кадилом, скрежеща зубами, и поднимают руки; у него просят благоприятной погоды, земных плодов, сыновей и подобных благ. Душу они считают бесмертной в том смысле, что тотчас после смерти человека она переходит в другое тело;смотря по тому жил ли человек хорошо или дурно, душа переходит от хорошего к лучшему или от дурного к худшему. Если это был бедный человек и вел себя при жизни хорошо и скромно, то он после смерти возродится от дворянки и сам будет дворянином; потом он родится от государыни и будет государем; поднимаясь все выше и выше, он, наконец, доходит до Бога. Если же он вел себя дурно, то он, если был сыном дворянина, возрождается как сын крестьянина, потом возрождается собаклй и спускается к все более презренной жизни. Они говорят цветистым языком; приветствуют друг друга вежливо, с веселым и радостным видом; держат себя с достоинством и едят очень чисто. Отцу и матери оказывают большой почет; если же случится, что какой-нибудь сын оскорбит родителей или не поможет им в случае нужды, то есть особеннное присутсвенное место, у которого нет другого дела, как наказывать неблагодарных сыновей, оказавшихся виновными в каком-нибудь неблагодарном поступке по отношению к родителям» .²

Китайцы огромное значение придавали своему происхождению. Существовалдо несколько версий о том, кто является их прародителями. Согласно одной из них, это были первопредки Фуси и Нюйва, которым наследовал первый земледелец Шеньгун, а ему — основатель китайского государства Хуанди, «желтый предок» .³ В трактате «Хуайнаньцзы» приводится версия мифа о сотворении людей: «Хуанди создал мужские и женские органы, Шаньянь содал уши и глаза, Санлинь создал руки, и стали возможны семьдесят превращений Нюйва». В другом трактате «Толкование обрядов и обычаев» богиня Нюйва прямо называется создательницей людей. Её изображение постоянно встречается на каменных барельефах в погребениях в виде змеи с женской головой. Древний миф гласит: «Простой народ говорит, что, когда небо и земля только что отделились друг от друга, еще не было людей. Нюйва взяла желтую землю и стала лепить. Но силы у нее истощились, и не хватило времени. Тогда она стала делать людей, водя веревкой по простой глине. Богатые, знатные и ученые — это люди, вылепленные из желтой земли, а бедные, подлые и неучи — сделанные веревкой (из простой глины)» .⁴

Одним из древнейших представлений является легенда о том, что человеческий род — прямые потомки Нюйвы и Фуси, которые сочетались браком и породили первых людей.⁵

Из всего изложенного можно сделать вывод о том, что образ Нюйвы и связанные с ним мифологические сюжеты заставляют видеть в этом персонаже древнюю богиню плодородия, богиню-мать, подобную античным Рее и Кибеле.

" Материнские" качества Нюйва по отношению к мирозданию в целом и людям в частности подтверждаются сообщениями о почитании этой богини как Великой свахи и учредительницы и покровительницы брачных союзов — Гао-мэй: «Нюйва принесла жертвы с молениями богу и превратилась в сваху… Её сделали богиней-свахой, учредили ей жертвоприношения… Отдельные черты Нюйва дают в своей совокупности комплекс, характерный для образа древней матери-прародительницы — божества плодородия в той его стадии, когда культ предков сливался еще с культом природы…» .⁶ Дошедшие до нас версии мифов о Нюйва совмещают в себе различные исторические напластования и свидетельствуют о том, что в устной традиции существовали различные варианты сюжетов об этой богине. Но, изменяясь и варьируясь, космологические темы продолжают группироваться вокруг Нюйва — одной из крупнейших фигур космогонических мифов древнего Китая. Позднее культ Нюйва был оттеснен в историческое время на задний план и подчинен культу Фуси, а затем и вовсе предан забвению.

Данные мифы свидетельствуют о важности культа предков в Чжоуском Китае и в последующие периоды. Если проследить его эволюцию, то своими корнями эта традиция уходит глубоко в древность, в эпоху Шан-Инь (17 — 11 вв. до н.э.).⁷ Культура ее принадлежала к бронзовому веку. Именно в шаниньском Китае начал складываться культ предков, игравший огромную роль, и оказавший столь значительное влияние на китайскую культуру, о чем, в частности, наиболее наглядно свидетельствуют сотни тысяч записей на гадательных костях. Более того, в шанское время этот культ был эквивалентом религии, даже религией в определенном смысле этого слова — религией знати, родовой аристократии из правящего дома Шан, веривших, что их непосредственные предки, предшественники Шан-ди, из потустороннего мира оказывают им всегда активное содействие.⁸ Отечественный синолог В. В. Малявин дает следующую оценку шанского общества: «Связь живых с умершими родичами была стержнем всего общественного уклада шанцев… Для людей этой эпохи мир мертвых был устроен точно так же, как мир живых…, положение в нем каждого усопшего предка определялось его местом на родовом древе. Существовал Верховный предок Шанди, который в силу своей отдаленности от мира живых почти не вмешивался в людские дела. Была еще категория старших людей-предков, уже лишившихся имени и в религии шанцев имевших, скорее, лишь символическое значение. Вместе с тем, иньская религия предполагала экстатическое общение живых с умершими, тесно связанное с оргиастическими празднествами и человеческими жертвоприношениями» .⁹

Но все имеющиеся доказательства существования культа принадлежат лишь богатой, знатной части общества. Что же касается простолюдинов, то о культе предков среди них ничего не известно, и вполне вероятно, что такового не было. В лучшем случае некоторые из них могли принимать участие в торжественных жертвоприношениях в честь предков — ди, которые, в общем-то, считались их отдаленными родственниками, если иметь ввиду их кровное родство в рамках этнически гомогенного коллектива шанцев. Впрочем, в реальности он едва ли был абсолютно гомогенным, ибо формировался из различных этнических компонентов, о чем свидетельствует гетерогенность истоков материальной и духовной культуры аньянских шанцев.

В 1027 году до н.э. царство Шан-Инь пало под натиском племени Чжоу, западного соседа шанцев. Царь побежденных — «иньский Цзе» или «тиран Цзе» — покончил с собой, и к власти пришла династия Чжоу. Верховный правитель чжоусцев именовался «Сыном неба» (тяньцзы). Этот титул китайские императоры сохраняли за собой вплоть до 1912 года, когда отрекся от престола Пу И, последний император династии Цинн.¹⁰ В эпоху Чжоу произошло событие, имевшее определяющее значение для китайской культуры: чжоусцы отказались от человеческих жертвоприношений и оргиастических культов и провозгласили основной доблестью человека его добродетель. Как определяет В. В. Малявин, «вообще династию Чжоу можно считать основополагающей китайской цивилизации: именно при ней сложились основные государственные институты и нравственные ценности, определившие лицо китайской империи и китайской культуры» .¹¹

Эпоха Чжоу просуществовала сравнительно долго — не менее трех столетий. К VII в. до н.э. на территории Великой Китайской равнины существовали многочисленные царства, которыми управляли в основном ближайшие родственники первых чжоуских царей. Этот период китайской истории получил название эпохи Разделенных царств, а в 481 г. до н.э. ее сменила эпоха Борющихся царств. Столь точная дата связана с тем, что 481 годом заканчивается древнейшая китайская летопись «Весны и осени», повествующая о легендарных событиях незапамятных времен, и от окончания этой летописи и принято отсчитывать фактическую историю Китая.

Что же касается непосредственно культа предков, то сокрушив шанцев, чжанцы переняли у них среди прочего и его. Их собственное почтение к предкам, в частности, к легендарным правителям из дома Чжоу, начиная с Хоуцзи, не выражалось в яркой и заметной форме религиозного культа. Но переняв практику культа от шанцев, чжоусцы трансформировали его. Они стали поклоняться Высшему Шанди, перевоплотившемуся в эквивалент Великого неба. Вместе с тем, они заметно усилили ритуально-религиозное звучание культа непосредственных, близких предков, в первую очередь, предков правящего дома.

Казалось бы из всего вышеизложенного, достоверность существования культа предков не ставится под сомнение. И, с одной стороны, источники утверждают незыблемость норм культа и приводят огромное количество рассуждений и назидательных примеров его процветания. Однако, с другой стороны, в них постоянно ведется речь о борьбе за трон, что на деле неминуемо вело к ослаблению семейно-клановых взаимных обязательств и пиетета по отношению к старшим родственникам, начиная с отцов, которых нередко уничтожали сыновья, благополучно занимавшие их место.¹² Видимо в реальности имело место и то и другое. А по мнению археологов, относившиеся к началу III тыс. до н.э. захоронения в Большане, в восточной части провинции Ганьгу, свидетельствуют о том, что у китайцев существовал культ предков.¹³ Независимо от того, принимаем мы эту гипотезу или нет, несомненным остается тот факт, что в период образования императорских династий сыновняя почтительность была краеугольным понятием китайской религии. Поклонение великому божеству выражалось, по сути дела, в поклонении предкам императоров, которые являлись как бы «посредниками» (пэй) при обращении к божеству. Ритуал сопровождался жертвоприношениями, песнями, танцами, обильными возлияниями. Вот как в древней «Книге песен» (Шицзин, XI—VI вв.ека до н.э.) описана величественная церемония:

" Вот подходят — плавно, Приблизились вот чинно-чинно…

Помогают — да — владыки и правители…

Сын Неба величественно-великолепен.

…Всесторонний, мудрый — да — ты человек, Просвещенный, воинственный — да — ты государь!

Покой твой до самого Августейшего Неба!

Ты мог дать счастье своему потомку!

Ты закрепил за мной длиннобровое долголетие Ты умиротворил меня обильною благостыней!

И когда я чту Великолепного Предка, То чту и Просвещенную Мать!

Сыновний свой долг, как и надо, свершил ты сполна.

Сын за сынами, за внуками внуки подряд, Твои приношенья своими надолго продлят." ¹⁴

культ предок сяо траур Более или менее очевидно, что в этих архаичных песнопениях описан обряд принесения жертвы предку, согласно комментаторской традиции — первым государем династии Чжоу, У-ваном, своему отцу, Вэнь-вану (Просвещенному). В церемонии участвуют вассальные правители. «…Сын Неба возносит молитву к духу покойного родителя, прося его принять от него жертву, насладиться ею и дать этим покой сердцу сына. Затем он поет гимн доблестной личности отца, создавшей на земле мир и на небе тихую радость, а в потомстве — полное преуспеяние в основном доме. Наконец, засвидетельствовав благостыню, которою пользуется приносящий жертву сын, он чтит при этом и свою мать, достойную супругу достойного князя» .¹⁵

Заметим, что в случаях, когда обряд отправлял не государь, как описано выше, в непосредственный контакт с предками рода мог вступать только старейшина — старший по возрасту член клана. Иными словами, уже в глубокой древности общественным уважением пользовались не только умершие, но и старшие из живых. Да и умершие, строго говоря, считались не вполне мертвыми, поскольку оказывали едва ли не решающее влияние на жизнь потомков. Итак, подводя итог, можно сказать, что культ предков восходит к истокам религиозных представлений любого народа, но только в Китае и в среде его традиционного влияния остается сердцевиной духовной жизни по настоящее время.

Английский бытописатель Срединной империи начала ХХ века так определяет роль культа предков в жизни китайцев: «Если бы кто-нибудь спросил нас, какой обычай одинаково распространен во всех кланах китайского общества и одинаково строго выполняется всеми, ответ может быть только один. Таким обычаем является поклонение предкам, имеющее все черты религиозного культа. Китаец может поклоняться и не поклоняться идолам, может верить в богов или открыто проявлять неверие, и никто не обращает на это никакого внимания. Но стоит только кому-нибудь проявить небрежность в поклонении предкам, и все, начиная от его родственников и соседей, обрушиваются на него с негодованием. Одни из наибольших упреков китайцев своим соотечественникам, принявшим христианство, заключается в том, что они в своей новой вере пренебрегают предками» .¹⁶

За свою долгую историю Китай знал различные формы религиозности, но наиболее устойчивой из них является, пожалуй, почтение к родителям.

1.2 Сяо в семье Культ предков предполагал почитание как мертвых предков, так и живых родителей. Свидетельства сыновней почтительности обнаруживаются на всем протяжении китайской истории, хотя обозначающий это ношение иероглиф, как ни странно, в древнейших письменных источниках — вырезанных на костях изречениях оракулов — не встречается.

Однако уже на бронзовых сосудах, которые датируются первым тысячелетием до н.э., один китайский ученый, опубликовавший свое исследование в 1974 г., насчитал 64 надписи, содержащие иероглиф, означающий сыновнюю почтительность. Встречается он там, где речь идет как о здравствующих членах семьи (родителях, братьях), так и об умерших.¹⁷

В настоящее время трудно определить, что понимали под словом «почтительность» в Древнем Китае: сохранилось слишком мало текстов, касающихся подробностей жизни и быта китайской семьи, скажем, в первом тысячелетии до н.э. Однако, некоторые древние рукописи все же дают определенное представление о том, как в далеком прошлом китайцы относились к своим родителям.

Воссоздаваемая с их помощью картина в целом не так уж сильно отличается от той, которую мы наблюдаем сегодня. Так в стихотворении под номером 202 из «малых од», входящих в «Книгу песен», трогательно описывается горе сироты, оплакивающего смерть своих родителей, а в «Книге исторических преданий» («шаншу) имеется целый ряд упоминаний сыновней почтительности, самое важное из которых находится в «обращении КАНГУНА». В отрывке, который имеется ввиду, непочтительные дети приравниваются к «злейшим преступникам», в самых резких тонах осуждается грубое поведение и говорится, что неблагодарный сын «жестоко ранит сердце отца» .¹⁸

И все же в самых ранних рассказах о почтительных сыновьях и дочерях есть нечто такое, что людям других цивилизаций трудно понять и во что еще трудно поверить. В этом смысле весьма типичен содержащийся в одной из последних частей «Книги исторических преданий» рассказ о древнем герое Шуке и его невероятном отношении к своему слепому отцу и злой мачехе.

В «Цзочтуань», одном из немногих произведений древности, рассказывающем о повседневной жизни, приводятся и другие истории, вызывающие изумление и недоверие. Рукопись этой книги относят к середине II века до н.э.

Неслучайно первый рассказ «Цзочтуань» касается сыновнего благородства. В нем описывается история князя Чжудая из государства, который сделал все, что было в его силах, чтобы сохранить почтительность к своей матери, чье вероломство по отношению к нему, заслуживало, казалось бы, наоборот, самого строгого наказания.¹⁹

Так же трудно понять и героев рассказов о Цзузы (695 г. до н.э.) и о Шеньшене (659 и 655 гг. до н.э.), которые предпочитали скорее умереть, чем не выполнить чрезмерные требования своих отцов.²⁰

Во всех этих рассказах сыновняя почтительность подразумевает абсолютное подчинение родителям.

Эти ранние свидетельства значения культа родителей находят подтверждение и в «золотой век» философии. Все без исключения сторонники даосизма и леизма принимали сыновнюю почтительность как естественное и необходимое проявление человеческих чувств. Леисты практически объединяли это качество с «верностью» (чжун) и отводили ему такую огромную роль в управлении государством, какой оно никогда не играло прежде. Это его значение сохранилось и до наших дней. Значительно изменив содержание и формы этого культа, известного в своих основных чертах едва ли не всем народам («чти отца и мать свою» — сказано в Библии), конфуцианство придало ему глубокий смысл символа социального порядка и превратило его в первейшую обязанность каждого китайца, универсальную и всеобщую норму поведения. Именно с этой целью великий мудрец Конфуций (VI — V вв. до н.э.) разработал учение о Сяо, сыновней почтительности. Он принял за образец идеальной жизни баснословную древность, правда которой давно утеряна в мире, но сохранилась в старинных книгах. Значит, чтобы исправить кошмар современности, нужно постичь древнюю культуру, явленную в слове. Этому и должен посвятить себя благородный человек, притязающий на управление другими людьми. Намереваясь устроить современное ему общество по идеальному образцу, Конфуций во множестве заимствовал архаичные обычаи и представления, часто толкуя их по-своему, наполняя их иным содержанием.

Хотя Конфуций строил свое учение в основном на базе древних обрядов, ритуалов, культа и этики, связанных, прежде всего, с верхним пластом религиозных верований, он и его последователи сделали все возможное, чтобы распространить свои принципы на возможно более широкие массы народа. До той поры распространенный, в основном, среди знати культ предков сделался основой религиозно-этических норм низших слоев, оттеснив на второй план привычные суеверия, магические практики и пр.

Кроме того, он дополнил обновленный культ предков учением о сыновней почтительности, чем фактически лишил почитание умерших родичей мистического статуса, приравняв этих последних просто к уважаемым членам общества. Зато принцип сяо был им поставлен, пожалуй, выше прочих моральных принципов его учения и уж, во всяком случае, следование ему считалось безусловным нравственным императивом.

Впрочем, о содержательной стороне понятия сяо Конфуций говорил довольно расплывчато, не старался дать ему точное определение. Скорее ему хотелось очертить круг возможных представлений о сяо — истинных и ложных. Как-то он сказал: «Ныне сыновней почтительностью именуют способность прокормить, Но ведь кормят и лошадей с собаками. Коли нет благоговения, то в чем же разница?» ²¹ Знаменитый истолкователь конфуциева наследия Чжу Си (XII век) так объясняет сказанное Учителем: «Смысл тот, что содержа скотину, человек тоже имеет основание ее кормить, и, значит, если он способен кормить своих родителей, не проявляя к ним особого чувства благоговения, то в чем будет отличие содержания родителей от содержания скотов?» Иными словами, Конфуций резко осудил бездумную, лишенную ритуальной значительности и душевного трепета заботу о родителях, каковой, видимо, грешили и знать, и простонародье. В другой раз мудрец так ответил на вопрос о сути сыновней почтительности: «При жизни служи родителям по ритуалу, умрут — похорони по ритуалу и принеси им жертвы по риткалу» .

Ритуал здесь — это ли, знаменитые «китайские церемонии, на самом деле — правила чинного, достойного поведения, регламентирующие буквально каждый шаг человека внутри социума. В данном случае речь идет о полном и беспрекословном послушании, облеченном в соответствующие внешние формы. Именно правила ли обязывали уважать родителей, заботиться о них при жизни, угождать, исполнять любой каприз без малейшего колебания или осуждения. «Ли» — важнейший организующий, дисциплинирующий и сохраняющий людей импульс. Овладевший им сможет управлять Поднебесной «так же легко, как показать ладонь» .²²

Согласно этим правилам, подробно и обстоятельно растолкованным в Лицзи, почтительный сын должен всю жизнь преданно заботиться о родителях, прислуживать и угождать им, быть готовым на все во имя их здоровья и блага, чтить их при любых обстоятельствах. Даже если отец недобродетелен, если он злодей, вор или убийца, почтительный сын обязан лишь смиренно увещевать родителя, униженно просить его вернуться на стезю добродетели. В средневековом Китае считалось нормальным и даже поощрялось законом, что сын не смеет свидетельствовать против отца, опять-таки восходит к Конфуцию, который как-то заявил, что честность и прямота не в том, чтобы предать отца, а в том, чтобы покрыть его, даже если он украл барана. Уважение к отцу и покорность ему считались условиями благоденствия каждого китайца. «На земле, — гласит китайское изречение, — нет неправых родителей». Этот моральный принцип при помощи самых различных средств столетиями внедрялся в сознание китайского народа. Так Конфуций в «Беседах и суждениях» говорил: «Служи своим родителям, мягко увещевай их. Если видишь, что они проявляют несогласие, снова прояви почтительность и не иди против их воли. Устав, не обижайся на них» .²³ «Сяо цзин» полна дидактических историй о почитании родителей. К примеру, образцовый сын зимой согревал родительскую постель даже будучи взрослым, спрашивал их согласия на любой сколько-нибудь значимый поступок, т. е. буквально растворялся в них, навсегда оставаясь в положении ребенка. Фактически вплоть до смерти отца великовозрастный сын был социально и юридически неполноправным. Даже занимая высокий пост, он по смерти кого-то из родителей должен был выйти в отставку и три года соблюдать траур. И власть обязана была содействовать (и охотно содействовала!) ему в этом.

Почтение к родителям затмило все иные отношения в китайском обществе. Китайское письменное наследие — от мифов, легенд, поэм и драм до династийных историй и официальных документов — переполнено назидательными сюжетами, воспевающими сыновнюю почтительность. Некоторые из этих образцов способны эпатировать кого угодно, но отнюдь не китайца, воспитанного в сыновнем послушании и служении родителям.

Итак, у некоего добродетельного сына заболела матушка: на ноге появилась большая болезненная рана. Покойный батюшка пришел во сне к сыну и известил, что спасет матушку только человеческий жир. Пробудившись ото сна сын отрезал у себя ножом кусок мяса, вытопил из него жир и смазал рану матери. Тотчас боль у матушки прошла, и вскоре она совсем выздоровела.²⁴

Принцип сяо был настолько всемогущ в системе социальных отношений, что оправдывал любые проступки, включая преступление. Полновластно хозяйничая в семье, отец имел право распоряжаться всем имуществом и даже жизнями домочадцев. В голодные годы нередко продавали детей, чтобы родителям хватало еды — это считалось вполне естественным. Право отца и матери на жизнь детей никто не подвергал сомнению. Вот яркий пример того. Одни бедняк не мог прокормить одновременно и престарелую мать и малолетнего сына. Посоветовавшись с женой — мол, сына они могут иметь другого, а матери другой не будет — он продал сына. Потом бедняк копал яму и выкопал сосуд с золотом и надписью, гласящей, что Небо награждает его за сыновнюю почтительность.²⁵

Столь экстремальные ситуации не столь уж часты в китайских сюжетах, но все же очевидно, что сыновняя почтительность есть постоянная доминанта китайской этики и этнопсихологии. Она неизменно проявляет себя в повседневной жизни, начиная с семейного уклада (без окончательного вердикта семейного старейшины ничто не предпринимается в семье) и заканчивая высоким государственным служением (достижения на этом поприще посвящены своим живым или покойным предкам).

У Конфуция сыновняя почтительность является одной из основ философской системы, однако его замечания по этому поводу показывают, что для него это качество выходит за обычные рамки и становится незыблемым.

Общепризнано, что Конфуций в «Беседах и суждениях» дал Китаю и всему миру глубоко гуманную концепцию человека. Однако его изречения о сыновней почтительности звучат так жестко и непререкаемо, словно принадлежат другому человеку, кому-то из его последователей, изо всех сил старавшегося сохранить букву учения Конфуция и утерявшему при этом его дух.

Вполне возможно, что та особая роль, которую играла концепция сыновней почтительности в китайской мысли вообще и у Конфуция особенно, придает его высказываниям безапелляционность, отсутствующую в остальных его работах. Ведь именно потому, что китайцы считают сыновнюю почтительность чем-то «абсолютным», универсально и безоговорочно признанным, и возник стереотип высоконравственного героя или праведника.

Примеры из «Цзочтуань» рассказывают о сыновьях, совершавших очень странные поступки, слепо выполняли подчас неразумные желания своих родителей, что в конечном счете приводит двух из них к самоубийству. В древности таких жертв было немало, однако подобные рассказы о благородных сыновьях и дочерях приобрели широкую известность и были письменно зафиксированы только после объединения Китая в 221 г. до н.э. в централизованную империю. Им посвящены отдельные главы в 20 из 24 хроник династий и бесчисленные отдельные сборники, напоминающие чрезвычайно популярные в Европе до последнего времени жития святых. Возможно, сыновняя почтительность привлекла внимание только после создания империи, когда стала признаваться в качестве «имперской» добродетели и вознаграждаться стипендиями и присвоением титулов, которые давали возможность занимать высокие посты на государственной службе.

Наиболее ранние примеры доходящей до крайности сыновней почтительности, взяты из «Хоу Ханьшу», из главы 39, которая целиком посвящена добродетельным сыновьям и дочерям и датируется серединой IV в.²⁶

Вот типичный случай. В царствование императора Ань (который правил с 107 по 126 г.) в Шауни (южная Хэнань) жил человек по имени Сюэ Бао. Трудолюбивый и негрешный он прославился необычайной преданностью своей умершей матери в период траура. Отец Сюэ Бао женился вторично, и его новая жена, воспылавшая странной ненавистью к юноше, стала гнать его из дома. Не в состоянии покинуть родной дом он плакал день и ночь до тех пор, пока отец с мачехой не прогнали его палкой. Ему пришлось поселиться в сарае. Однако по утрам он приходил в отцовский дом, сбрызгивал пол водой и подметал. Это вызывало гнев отца, который снова и снова прогонял сына. Сын Сюэ Бао перешел жить в хижину возле ворот, но не было дня, чтобы он не пожелал отцу и мачехе доброго утра и не попрощаться с ним на ночь. Примерно через год они почувствовали стыд и приняли его обратно в дом.²⁷

Когда же отец с матерью умерли, герой этой истории в 2−3 раза продлил период траура.

Отпрыск одной из семей, основавших династию Хань, Ян Чжень в молодости стал учителем, чтобы не заниматься политикой: «Оставшись в ранние годы своей жизни без отца, он жил с матерью в большой бедности. Он возделывал взятый в аренду клочок земли и таким образом добывал пропитание. Однажды один из его учеников решил помочь ему посадить капусту, но Ян Чжень вытащил посаженную учеником рассаду и немного поодаль посадил ее сам. Соседи называли его «почтительным» .

Ян Чжень убежден, что было бы крайне непочтительным кормить свою мать капустой, посаженной не им самим, а кем-то другим" .²⁸

Одна почтительная дочь Шусянь Сюи из провинции Сычуань утопилась в том же месте, где утонул ее отец. Через 6 дней река выбросила их тела на берег, обнимающими друг друга.

Почтительный сын Цзян Сы утонул, потому что заплыл слишком далеко от берега, желая набрать матери чистой воды, так как она предпочитала пить волу из реки, а не из колодца.

В китайской мифологии, в отличие от запайной, восприятие мира намного более земное, конкретное. Поэтому, обращаясь к творцу, китайцы отказываются от метафизической отвлеченности, обычной для западного человека, и поклоняются своим подлинным «создателям» — родителям. Дети обязаны не только исполнять волю своих родителей и верно служить им, они должны любить их всем сердцем, должны быть преданы им всем своим существом.

Если человек не любит родителей, если не признает своих сыновних обязанностей, он — существо ненормальное. Не любить и не почитать родителей — это все равно, что сознательно сократить или погубить свою жизнь.

Для того, чтобы внедрить в сознание людей идеи Конфуция о сыновнем благочестии, в Китае в разные времена издавались на эту тему книги, были в ходу такого рода сентенции: «Всем добродетелям угрожает опасность, когда сыновнее благочестие поколеблено», «Недостоин имени сына тот, кто любит другого человека более, нежели своего отца», «Когда сын спасает жизнь отца, теряя свою собственность, — это самая счастливая смерть», «Любовь подданных к государю равносильна любви последнего к своим родителям», «Всякий злодей начал с того, что стал дурным сыном» и т. д.²⁹

Другим каноническим сочинением для китайцев стала «Книга о сыновней почтительности». Это один из обычных документов, относящихся к началу создания императорских династий и чрезвычайно популярный на протяжении всей китайской истории. В ней содержатся рассуждения и примеры на тему сыновней почтительности или уважения к старшим. Дети читали и заучивали ее на протяжении многих столетий.

Вот несколько примеров из нее. В главе 9 читаем: «И не может быть ничего выше в почитании отца, чем признать его посредником в обращении к небесам». Слово «посредник» (пэй) и весь контекст показывают, что авторы имеют ввиду самую раннюю известную нам религиозную практику Китая, заключавшуюся в совершении жертвоприношений предкам императора, таинственную силу и отождествляется, если не с самим Богом, то, по крайней мере, с существом, близким к нему. Таким образом, китайцы в этом отношении близки к обожествлению своих родителей. В их поведении, равно как в поступках верующих людей на Западе, проявляется стремление к всемерному возвеличиванию своих создателей, которыми в буквальном смысле являются их отцы и матери.

Приведем еще один пример сыновней почтительности. «Утвердиться в осуществлении Пути и восславить свое имя среди потомков, с тем, чтобы явить миру, каковы твой отец и мать, есть сыновняя почтительность во всей ее полноте» .³⁰

Только руководствуясь конфуцианским заветом «вверять свое тело, кожу и волосы предкам», китаец ощущает себя полноправным членом социума. Диктат старейшин в традиционном китайском обществе, конечно же, уравновешивается конфуцианским же принципом «родительское милосердие» и культом детей (особенно сыновей), но не в значительной степени и, тем более, не в полной мере.

Конфуций указывал на то, чтобы дети ценили каждую минуту, проведенную рядом с родителями. Он говорил: «Пока родители живы, не уезжай далеко» .³¹

Беседка в высоких-высоких горах, И звезды так близко горят в облаках.

А в дали смотрю, мое сердце тоскует, Любимую мать вспоминаю в слезах.

Я выехал быстро из северных врат, Смотрю на Лоян, оглянувшись назад.

Согнул свои ветки колючий терновник, К земле нарастающим ветром прижат.

И иволга вслед устремляется мне И грустно поет о родной стороне.

Смотрю на Сихэ, и завязки у шляпы От слез намокают в глухой тишине.³²

Еще один пример того, как уезжающий из дома сын тоскует о родном доме:

Кто встречавшийся мне на пути О родных не думал в печали?

Ветер угрюмо свистит, Мысли о доме меня истерзали.

Машут деревья устало листвой, Бури сильнее в чужой стороне.

Дальше и дальше дом мой родной, И все просторнее пояс на мне.

Плачу в тоске, и не счесть моих слез, Сердце — дорога, разбитая сотней колес.³³

Культ сыновней почтительности с течением времени достиг в Китае всеобщего признания, стал нормой жизни, а выдающиеся примеры сяо превратились в объект восхищения и подражания. Не могут не вызвать восхищения следующие примеры почтительности, взятые из «Сяо-цзин». «Восьмилетний мальчик в летние ночи не отгоняет от себя комаров — пусть они лучше жалят его, а то ведь станут беспокоить его родителей» .³⁴ А «Лунь-юй» содержит следующие заветы: «Ю-цзы сказал: «Мало людей, которые, будучи почтительными к родителям и уважительными к старшим братьям, любят выступать против вышестоящих. Совсем нет людей, которые не любят выступать против вышестоящих, но любят сеять смуту. Благородный муж стремится к основе. Когда он достигает славы, перед ним открывается правильный путь. Почтительность к родителям и уважительность к старшим братьям — это основа человеколюбия» .³⁵

Несмотря на все существующие нормы и обязанности детей, встречались так же случаи, когда родители были не совсем довольны своими чадами. Вот одни из таких примеров:

Уже сединою виски у меня покрылись, И мышцы, и кожа свою утратили свежесть.

Хотя в моем доме и пять сыновей взрастает, Но им не присуща любовь к бумаге и кисти.

Шу — старшему сыну исполнилось дважды восемь, По лености вряд ли соперник ему найдется.

В пятнадцать Сюаня Конфуций «стремления в книге»

Сюань же, напротив, не терпит искусства слова.

Дуаню и Юну — они близнецы — тринадцать.

Надолго обоим шестерку путать с семеркой.

А младший мой, Тун Цзы, которому скоро девять, Тот только и знает, что груши рвать да каштаны.

Коль небо судьбою меня одарило этой, Осталось прибегнуть к тому, что содержит чакра.³⁶

Но несмотря на все перечисленные нюансы, семья и дом в Китае, во всяком случае среди зажиточных верхов, всегда были построены на сформулированных в «Лицзы» правилах — ли. В «Кэй цзе» написано, что почтительный сын, как и его жена, должны вставать с пением петухов, быстро умыться, причесаться, одеться и сразу же направиться к родителям. Затаив дыхание, они должны почтительно осведомиться, как те спали, не холодно ли им, удобна ли постель, не испытывают ли они еще каких-либо неудобств, не больны ли. Затем надо помочь родителям встать, умыться, позаботиться о завтраке для них и только после этого можно на время удалиться для иных дел. Это касается и живущих в доме детей подросткового возраста. Только дети младшего возраста могут поспать подольше.³⁷

Уход за родителями в доме тщательно и строго формализован. Если сын в силу служебного долга живет отдельно от родителей (что не поощрялось и считалось лишь вынужденным), он обязан по возможности часто навещать их, а в идеале — утром и вечером. Каждый шаг родителей под заботливым взглядом детей: если хотят сесть, дети подносят циновку, если прилечь — расстилают ее в нужном месте, принесут скамеечку для ног, матрасик, одеяло (а потом все это уберут в специальный чулан).

Ко всем вещам родителей и их посуде, еде младшим необходимо относиться с подчеркнутым трепетом. Только после того, как родители поели, они могут садиться за стол (присесть к циновке с едой).

Любая просьба родителей должна быть предупреждена и исполнена мгновенно, тщательно, без ужимок, зевков почесываний.

Каждые пять дней дети должны заботиться о том, чтобы выкупать родителей в теплой воде, вымыть им голову, постирать их белье. И при всем том вне дома никогда не следует говорить о домашних делах.

Дом — это святая святых. Не следует одалживать посуду у соседей, тем более пользоваться одним и тем же колодцем, баней, не говоря уже об одних циновках. Дома нельзя свистеть или тыкать пальцами, и если родители предложат съесть что-либо, что не по вкусу, не подавать виду, что недоволен. Если дадут одежду по своему вкусу — следует носить. Если сыну нравится одна его наложница, а родителям другая, вторая должна пользоваться преимуществом (речь идет о ее нравах и преимуществе в доме).

Если сыну нравится его жена, а родителям нет, он обязан развестись с ней. Если же наоборот, почитать ее. Кстати сказать, нелегко приходилось женщине в Китае. Она признавалась и ценилась лишь постольку, поскольку была необходима для ведения хозяйства.³⁸ После свадьбы наступало самое страшное — свекровь давала волю своей практически неограниченной власти над невесткой. И хотя сердце мужа могло обливаться кровью при виде издевательств над его женой, он не имел права выразить недовольство поступками матери. Если же осмеливался это сделать, то причинял еще больше страданий жене, и жизнь ее становилась совсем невыносимой. Заступничество мужа вызывало негодование его родителей, и даже соседи осуждали за непочтительность к старшим. Невестка должна была избегать личного общения с главой семьи и его сыновьями и постоянно находиться «под рукой» свекрови, которая обычно не отличалась тихим нравом. Жестокое обращение свекрови с невесткой — одна из мрачных сторон в жизни китайской семьи.³⁹

Чужого я зову отцом с тех пор…

Чужого я зову отцом с тех пор ;

А он ко мне поднять не хочет взор.

Сплелись кругом побеги конопли, Где берег ровную раскинул гладь…

От милых братьев я навек вдали.

К совсем чужой я обращаюсь — мать.

К совсем чужой я обращаюсь — мать.

Она ж меня совсем не хочет знать.

Сплелись кругом побеги конопли, Где берег взрыт рекой подобно рву…

От милых братьев я навек вдали.

Чужого старшим братом я зову…

Чужого старшим братом я зову.

Не хочет он склонить ко мне главу.⁴⁰

Достаточно интересен тот факт, что преподносимые ей подарки невестка должна была сначала предложить родителям мужа, несмотря ни на что, а если те отмахнутся и вернут их, воспринять как второй подарок. Если девушка захочет отдать этот подарок еще кому-нибудь, опять-таки необходимо было разрешение родителей.

В литературе нашли отражение случаи, когда молодую жену выгоняли. Так в стихотворении «Павлины летят на юго-восток» говорится: госпожа Ли, жена Цзяо Чжун цина, мелкого чиновника из округа Луцзян, была изгнана его матерью. Она поклялась, что не выйдет замуж, но домашние силой принудили ее к новому браку. Тогда она утопилась в озере. Чжун цин, услыхав об этом, покончил с собой, повесившись в саду на дереве.⁴¹

И обе семьи их хоронят бок о бок…

У Пика цветов закрыто два гроба.

С востока и с запада хвойные тени,