Европейский парламентский дискурс: стратегия исследования
Разделение жанров на интеракциональные, аргументативные (направленные `за' или `против') и конклюзивные (выработанные окончательно). Одним из направлений исследования становится анализ тематики, определение предметных областей выносимых законодательных актов, их аргументативная база (стратегии и тактики), определение целевой аудитории, «бенефициантов» того или иного законодательного текста… Читать ещё >
Европейский парламентский дискурс: стратегия исследования (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
ФГБОУ «Пятигорский государственный лингвистический университет»
Европейский парламентский дискурс: стратегия исследования
Целью политической борьбы сегодня является не только и не столько стремление узурпировать власть, сколько доказать свою политическую состоятельность, необходимость для общества, отстоять право на пребывание на политическом ристалище. Парламентаризм призван использовать этот деятельностный потенциал в конструктивных целях создания государственной политики, определяющей судьбы национальных социумов.
Рассматривая культурологические и лингвопрагматические особенности дискурса европейского парламентаризма, необходимо представить себе «дорожную карту» возможных направлений исследования, изоморфную структуре самого предмета изучения.
Парламентский дискурс (ПД) представляется вершиной политической коммуникации, так как в институциональной (конвенциональной) форме отражает все коллизии политической борьбы в обществе.
Институциональность ПД обусловлена регламентом представления законодательных инициатив той или иной партией или парламентской группой, протоколом выступлений и дебатов и т. д. Будучи частью пространства политической коммуникации, как национальной, так и международной (мировой), парламентский дискурс отличается от политического дискурса вообще рядом признаков:
1) тематическая релевантность: далеко не все аспекты политической коммуникации как внутренней, так и международной политики характерны для ПД. Если первая состоит из публикаций в СМИ, публичных выступлений политиков, их «блоггерской» и др. коммуникативной активности, комментариев личной жизни политических «олимпийцев», то парламентский дискурс далек от многих частностей политической коммуникации, хотя последняя иногда сама по себе становится предметом парламентского дискурса;
2) регламентированность полемики: участники ПД ведут политическую борьбу на парламентской сцене в форме парламентских дебатов и деклараций (заявлений). Публичность и институциональная ответственность накладывает в большинстве случаев отпечаток на коммуникативный (иллокутивный) модус существования в рамках парламентского института той или иной политической группы или отдельного политика;
2) скрупулезность аргументации: та же институциональность требует от парламентариев определенной культуры рассуждений, суждений, выводов и доказательств. Есть доминирующие стратегические приемы и стереотипы аргументации, призванные исключать из аргументативного поля манипуляторские действия типа аргумента ad hominem и т. п. Хотя, конечно, каждая норма сталкивается с девиациями, и ПД не является исключением [Алферов, Шамугия, 2013];
3) дискурсивная когерентность и интертекстуальность: протокольная дискурсивная практика призвана обеспечить последовательность и ответственность парламентской коммуникации, когда любое выступление любого политика, все инициативы той или иной партийной группы протокольно фиксируются и могут рассматриваться как, практически, юридические прецеденты, что и обеспечивает институциональность ПД.
Тем не менее парламентский дискурс не находится в коммуникативном вакууме. Все свойства политической коммуникации в той или иной мере проявляются и в ПД. Такими чертами являются оценочность, эмоциональность (особенно в устных протокольных формах — дебаты, консультации, выступления и т. п.), зависимость от контекста (ситуативность) и т. д. Другими словами, парламентский дискурс представляет собой «компромисс между конституциональными и регулятивными принципами, с одной стороны, и менее нормированным обыденным речевым взаимодействием, с другой» [Правикова, 2005].
Таким образом, исследование ПД необходимо становится многоплановым, включающим в себя анализ а) пропозиционального плана (содержание, тематика) дискурса; б) иллокутивного плана (типология речевых актов, иллокутивные и интерперсональные стратегии) парламентского дискурса; в) аргументативного плана (аргументативные приемы и стратегии); г) дискурсивного плана (закономерности построения, регламентированность, протокольность ПД).
Наконец, в некоторых формах (особенно дебаты) парламентский дискурс будет приобретать план интерперсональности в разной степени и разнообразных формах его проявлений (речевые манифестации политической борьбы — агональность — и коалиционные речевые стратегии — кооперативность, оценочная направленность и др.).
Естественно, в разных жанрах ПД (проекты документов, протоколы заседаний, выступления, декларации, заявления и проч.), типология которых будет рассматриваться в исследовании, вышеперечисленные планы представлены в большей или меньшей степени. Однако номенклатура планов представляется тем структурным инвариантом, на который должны опираться все направления исследования ПД.
Парламентская коммуникация представляется еще и многоярусным объектом исследования с точки зрения иерархической организации европейского парламентского коммуникативного пространства. Такую иерархию можно представить в виде дерева с круговоротом жизненных соков от корней к листьям и плодам и обратно:
Здесь намечаются две линии развития исследования:
1. Личностный (персональный) дискурс
2. Корпоративный/Общественный (деперсонифицированный) ПД.
Обе линии тесно взаимосвязаны, так как личность социальна, а социум личностен. Тем более что в такой области, как политика, «роль личности в истории» приобретает иногда судьбоносное значение для политического курса и устройства государства. Однако в его результативных формах (документы, акты, законодательные инициативы, конституции) ПД представляется как «пропозиция», а не как модальность. Авторство этой пропозиции — воля народа — прописывается в форме высшего институционального диктума, отражающего конституциональный строй (демократия) и законодательный статус парламентаризма (например, в Соединенном Королевстве). Тем не менее, сопоставление «корней» и «плодов» — источников политического движения нации и законодательного устройства как результата этого движения, — и является одной из культурологических задач разворачивающегося исследования.
Несомненно, такое исследование является и культурологическим, и прагмалингвистическим, и дискурсивно-лингвистическим, т. е. оно опирается на корпусы текстов (устных или письменных) как общеполитического, так и институционально-парламентского происхождения, рассматривать речеповеденческие портреты отдельных политиков или политических партий, их парламентскую и внепарламентскую риторику, а также выявлять глобальные (концептуальные) стратегии речевой парламентской практики на основе анализа многообразных взаимозависимых и разнонаправленных речевых (пропозициональных, аргументативных, иллокутивных, дискурсивных и интерперсональных) тактик, образующих плоть того дерева, которое мы называем европейской парламентской коммуникацией (ср. [Правикова, 2012]).
Культурологический аспект исследования ориентирован прежде всего на концептуальность ПД, её ценностные, метафорические (по Лакоффу [Лакофф, Джонсон, 2008]) и идеологические (мифотворческие) составляющие.
Когнитивной метафорой, представляющей концептуальную модель Парламента, может выступить концепт ТЕКСТОВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. Субкатегории данной метафорической модели отражают статику и динамику, процесс и результат осуществляемой парламентской практики. Основной категориальной оппозицией в этой модели является дихотомия ЛЮДИ и ТЕКСТЫ. Люди создают тексты, тексты определяют мировоззрение и поведение людей. Таким образом, люди, с одной стороны, выступают в роли СОЗДАТЕЛЕЙ ТЕКСТОВ, а тексты, с другой стороны, призваны осуществлять две функции: когнитивно-дескриптивную и регулятивную. Парламентарии выступают в роли коллективного АВТОРА, отвечающего за адекватное отражение происходящих в действительности событий (первая функция), и прописывают СОЦИАЛЬНЫЕ НОРМЫ (ПРАВИЛА) как основной ориентир жизни и деятельности социального человека (вторая функция). Налицо прототипическая схема коммуникации Р. О. Якобсона [Якобсон, 1975]: АДРЕСАНТ — ТЕКСТ — АДРЕСАТ. Однако в отличие от многих других речевых актов (см. [Серль, Вандервекен, 1986]), в законодательных актах прописан их перлокутивный эффект — данные речевые произведения (сообщения), будучи декларативами, носят прескриптивный характер. Они призваны изменять действительность, регулировать те или иные её процессы. Их неисполнение подлежит санкциям со стороны общества (государства). Тем не менее, законодательные тексты, как и всякие знаковые сущности, подлежат интерпретации, что становится основанием для существования такой области, как юриспруденция, в филологии (науке о текстах) — юрислингвистики. Такая текстовая деятельность (ср. [Дридзе, 1984]) рождает множество противоречий, но только на уровне динамики (выработки, обсуждения, дебатов), которая основана на тех или иных интересах (прагматика воздействия текста). Как во всякой политической коммуникации, конклюзивным (решающим) адресатом является «целевая аудитория», которая в случае законодательных текстов является «бенефициантом», ведь пресуппозицией таких тестов является «общее благо». Гарантией соблюдения данной пресуппозиции и является парламентская деятельность (столкновение мнений) и принцип «решающего большинства». Тексты, прошедшие «чистилище» парламентских палат, рассматриваются уже как «статусы», с главной титульной характеристикой — закон, устав, уклад, свод положений, постановление (статика).
Из всего сказанного следует метастратегия научного исследования ПД в статике и в динамике:
1. Отбор текстового корпуса ПД с дифференциацией его жанров (законодательный акт, закон, парламентское обращение, дебаты и т. д.).
2. Разделение жанров на интеракциональные, аргументативные (направленные `за' или `против') и конклюзивные (выработанные окончательно). Одним из направлений исследования становится анализ тематики, определение предметных областей выносимых законодательных актов, их аргументативная база (стратегии и тактики), определение целевой аудитории, «бенефициантов» того или иного законодательного текста (общество в целом/социальная группа, принцип Cui prodest? и т. п.). Здесь имеет место анализ задействованных концептов и концептуальных метафор как единиц оценки содержания (пропозиции) того или иного ПД, с одной стороны, и аппарат юрислингвистики — с другой.
3. Интеракциональным элементом ПД становится жанр парламентских дебатов [Баранов, 2007; Правикова, 2005; 2012], прагмалингвистический анализ которого служит отдельной целью исследования — изучение динамики ПД.
4. Наконец, немаловажным, а может быть, и определяющим фактором исследования становится анализ речевого поведения политиков по направлениям реализации интеракциональных категорий [Алферов, 2007]:
— стратегия интерсубъективности (личностной модальности), включающая такие тактики речевого поведения, как интенциональность (направленность/ненаправленность), эгоцентричность/объективизация, эмотивность/экспрессивность (конативность), ауто-ориентация/социо-ориентация, агональность (конфликтность)/миметичность (кооперативность) и т. д.;
— аргументативная и аксиологическая стратегии (система аргументации и оценок, уловки, стратегемы, ценностные ориентиры и проч.);
— стратегия имплицитности/эксплицитности (подразумевания, скрытые пресуппозиции, логические и риторические манипуляции и т. д.;
— стратегия интертекстуальности (цитации, метафоричность, идиоматичность и т. п.);
— стратегия дискурсивной когерентности, релевантности и риторической оформленности.
Такая метастратегическая концепция исследования ПД призвана выявить взаимодействия внутри выделяемых стратегий, их сочетаемость и пертинентность, их доминирование и стратегические амальгамы и т. д.
Исследование взаимодействия категорий ЛЮДИ и ТЕКСТЫ на материале национальных ПД позволит создать речевые портреты политических лидеров и партий на фоне разножанровой европейской парламентской коммуникации. Такие исследования могут проводиться на базе уже существующих подходов:
— политическая метафора (как отражение когнитивной и воздействующей функций) в личностном парламентском дискурсе (ср. [Чудинов, Будаев, 2008]);
— сравнительное исследование речевого поведения того или иного политика в национальном и/или Европарламенте (ср. [8;12]);
— личностный и корпоративный имиджевый (мифотворческий) ПД (ср. [Гришаева, 2009]);
— межнациональное и межкультурное vs национальное и корпоративное в ПД (ср. [Гришаева, Цурикова, 2004]) и т. д.
Вопросы межпарламентской и межкультурной коммуникации в рамках Европарламента и ПД современной Европы составляют логическую вершину и перспективную цель исследования.
Библиографический список
1. Алферов A.В. На пути к грамматике речи: интеракциональные категории высказывания // Язык и действительность. Сборник науч. трудов памяти В. Г. Гака. М.: Ленанд-УРСС, 2007. — С. 457−461.
2. Алферов А. В., Шамугия Л. Г. Репликативный дискурс парламентских дебатов (на материале скриптов заседаний Французского Парламента) // Вестник ПГЛУ, № 3, 2013. — С. 107−111.
3. Баранов A.Н.
Введение
в прикладную лингвистику. М: Эдиториал УРСС, 2007. — 360 с.
4. Гришаева Л. И., Цурикова Л. В.
Введение
в теорию межкультурной коммуникации. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2004. — 424 с.
5. Гришаева Л. И. Языковые средства конструирования имиджа субъекта в политической коммуникации: коллективная монография. Воронеж: Издательско-полиграфический центр ВГУ, 2009. — 319 с.
6. Дридзе Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. М.: Наука, 1984. 268 с.
7. Лакофф Дж., Джонсон, М. Метафоры, которыми мы живем М.: Издательство ЛКИ, 2008. — 256 с.
8. Матвеева Г. Г. Скрытые грамматические значения и идентификация социального лица («портрета») говорящего. Дис. д-ра филол. наук. СПб., 1993. — 322 с.
9. Правикова Л. В. Язык парламентских дебатов (опыт системного описания дискурса по терроризму в конгрессе США и Парламенте Великобритании). Дис. д-ра филол. наук. Пятигорск, 2005. — 425 с.
10. Правикова Л. В. Типология дискурсов, регистры и жанры // Вестник ПГЛУ, № 1, 2012. — С. 135−138.
11. Серль Дж., Вaндервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 18. М.: Прогресс, 1986. — С. 242−263.
12. Стернин И. А. Коммуникативное сознание, коммуникативное поведение и межкультурная коммуникация // Межкультурная коммуникация и проблемы национальной идентичности. Воронеж, 2002. — С. 21−28.
13. Чудинов А. П. Будаев, Э. В. Метафора в политической коммуникации. М.: Флинта, 2008. — 310 с.
14. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. — С. 193−230.
Аннотация парламентский дискурс коммуникация устный Ключевые слова: парламентский дискурс, политическая коммуникация, текстовое пространство европейского парламентаризма, аспекты парламентской коммуникации, дискурсивная структура парламентской коммуникации, институциональный дискурс, аспекты дискурсивного анализа, институциональная коммуникация, интеракциональный анализ дискурса.
В статье рассматривается стратегия исследования парламентского дискурса как производного из обширного текстового пространства политической коммуникации. Проводится анализ источников и составляющих частей парламентского дискурса, выявляются основные аспекты анализа законодательных текстов и устной парламентской коммуникации. В основе предлагаемого эпистемического подхода лежит концепция пяти аспектов речевой интеракции: пропозиционального, иллокутивного, аргументативного, интерперсонального и дискурсивного. Предлагается метастратегия интеракционального исследования институциональной коммуникации. Дискурсивное пространство парламентской коммуникации рассматривается на основе оппозиции двух концептов ЛЮДИ и ТЕКСТЫ, что позволит провести концептуально обоснованную типологию жанров и модальностей парламентского дискурса, выявить закономерности трансформации динамики разножанровой политической коммуникации в статических законодательных документах.