Влияние постмодернизма на историческую проблематику

Распространение постмодернистских идей оказало воздействие на российских исследователей, которые все более применяли социологический и антропологический подходы к истории. Постсоветская историография активно использовала наследие французской школы «Анналов», американской «новой социальной истории» и других направлений и школ западной науки.

Антропологический подход связывают с именами А. Я. Гуревича, Ю. Л. Бессмертного, деятельностью журналов «Одиссей», «Диалог со временем». Социальная история, история ментальностей, историческая антропология изменили предмет исторических исследований, в центре которого оказались не история государства и его институтов, а изучение социальных отношений, картины мира, сферы повседневности, области воображаемого и т. д.

Историки активно заимствовали проблематику, подходы, методы и язык социологии и антропологии, пересматривали требования к историческим сочинениям, внедряли новую терминологию. Исследователи не проводили четкой грани между «исторической антропологией» и «историей ментальностей», полагая, вслед за А. Я. Гуревичем, что первая есть продолжение второй.

В первой половине 1990;х гг. состоялось несколько конференций и круглых столов историков и философов, посвященных феномену российского менталитета. Эта тематика вызвала оживленные дискуссии, в ходе которых обсуждались следующие вопросы: кого следует считать носителем определенного типа ментальности (индивида, социальную группу, парод в целом); как соотносятся в этом понятии элементы сознательного и бессознательного.

Изучение истории повседневности происходило на примере средневековой, новой истории России и истории советского общества. Героями исследований становились не народы, классы, социальные группы, а «живые», «простые» люди с обыденными взаимоотношениями, надеждами, разочарованиями, планами, с различных этажей социальной лестницы; прослеживалась эволюция жизни «простых людей», их представлений и традиций на различных. этапах развития российской цивилизации (Е. Л. Осокина, Н. Б. Лебина, М. В. Шкаровский и др.). Гендерные исследования посвящались исключительно «женской истории» (М. П. Аракелова, А. И. Евстратова и др.).

Одним из проявлений многообразия тем, поднятых историками в первой половине 1990;х гг., стгию обращение к истории русского политического масонства. Первым в наше время с серьезным исследованием масонства в России выступил В. И. Старцев.

Владимир Иванович Старцев (1931—2000) — представитель ленинградской (петербургской) исторической школы второй половины XX в. После окончания юридического факультета ЛГУ он трудился в Ленинградском архиве Октябрьской революции и социалистического строительства (ныне — ЦГА Санкт-Петербурга), учился в аспирантуре под руководством С. Н. Валка и работал в Ленинградском отделении Института истории АН СССР, по 1998 г. заведовал кафедрой истории СССР (русской истории) в Ленинградском государственном педагогическом институте имени А. И. Герцена (РГПУ). Широк и разнопланов диапазон научных интересов Старцева: история Красной гвардии и рабочей милиции Петрограда, русской буржуазии и самодержавия в 1905—1917 гг., внутренней политики Временного правительства, столицы Российской империи и др. Большое место в его творчестве занимают источниковедение и археография. Он известен как составитель и публикатор множества подборок документов и архивных материалов. Следует отметить и научно-популяризаторскую деятельность ученого, который на протяжении многих лет вел на радио Петербурга «Исторический клуб» .

Обратившись к изучению масонства, Старцев исследовал его политические аспекты и влияние на русскую политическую жизнь начала XX в. По словам Е. Р. Ольховского, «не со всеми его выводами и положениями можно согласиться, по нельзя отрицать главного: Виталий Иванович активно вмешался в споры историков XVIII—XX вв. о политическом значении масонства в истории России и высказал свой весьма нетрадиционный взгляд на эту проблему» .

В последние годы жизни, работая профессором в СанктПетербургском государственном университете, Старцев стал заниматься психологией истории, создал и возглавил Международную ассоциацию исторической психологии.

Подводя некоторые итоги развития исторической науки в России в первой половине 1990;х гг., можно констатировать, что в ней продолжались активные поиски в области теории и методологии исторического познания. Наряду с несомненными достижениями в этом направлении, имели место попытки вернуть историков к единственной монометодологии, представлявшей собой зеркальное отражение марксистской методологии. Среди представителей исторической науки официальную поддержку получали лишь те, кто придерживался либеральных взглядов, настаивал на применении цивилизационного подхода к истории, объяснял советскую историю с позиций теории тоталитаризма. Однако, несмотря на давление «сверху», существовали различные мнения, которые обусловили появление новых концепций объяснения исторического процесса.

Достижениями в развитии исторической науки того времени следует считать принятие решительных мер по наведению порядка в архивном деле и расширение доступа исследователей к архивным фондам, особенно, но новейшей истории России, широкую публикацию исторических документов. Значительное обновление Источниковой базы, применение новых методологических и концептуальных подходов позволило исследователям достичь серьезных результатов в изучении многих проблем, прежде всего истории дореволюционной России.

В первой половине 1990;х гг. научные приоритеты в отечественной историографии претерпели существенные изменения. Историки сосредоточили внимание на изучении тех проблем, которые, но идеологическим причинам не могли разрабатываться в советский период. На расширение исследовательской проблематики серьезное влияние оказали изменившиеся реалии новой России и постмодернистские тенденции.