Вклад газеты «Наша Нива» в краеведение Беларуси рубежа ХІХ-ХХ вв. Краеведческая деятельность Е. Карского

Вклад газеты «Наша Нива» в краеведение Беларуси рубежа 19−20вв.

Краеведческая деятельность Е. Карского

Образование «Нашей Нивы»

Газета «Наша Нива» была фактическим органом политической партии Белорусской Социалистической громады (БСГ), которая была создана в 1902 году белорусскими студентами в Петербурге. Сначала она называлась Белорусской Революционной громадой. Деятельность партии быстро перекинулась в студенческую среду Москвы, а также в Беларусь — в Минск и Вильнюс. Это была революционная партия социалистического характера. От других революционных партий БСГ отличалась тем, что в центре своей деятельности она ставила экономически-социальные вопросы села. Национально-возрожденческий характер БСГ был важнейшим моментом, который отличал ее от других политических партий, ведущих деятельность в Беларуси. Центральный комитет БСГ сформировался на втором съезде в 1906 году в составе братьев Луцкевичей, Александра Бурбиса и Вацлава Иванощского. Эти члены Громады вместе с Александром Власовым стали руководителями «Нашей нивы».

Мысль о создании белорусской газеты возникла у членов БСГ в конце лета 1906. Тогда партия находилась на нелегальном положении, и ей необходимо было начать легальное дело. Антон Луцкевич вспоминал: «В конце лета 1906 года состоялась в Вильнюсе еще одна наша партийная конференция. Помню из этой конференции два очень важных момента: осуждение экспроприации, организованной в Минске без ведома и согласия Ц.К., и — постановление начать явную легальную работу». По поводу последнего, Иван Луцкевич бросил мысль о необходимости печатания легальной белорусской газетыв общественном духе. Пропозиция Ивана была принята единогласно, в результате чего через пару месяцев и родилась «Наша Доля», заменена после «Нашей Нивой» .

И вот результат пропозиции Ивана Луцкевича: 1 сентября 1906 года родилась первая белорусская газета «Наша доля». Кстати, раньше этого произойти не могло, так как право на издание газет и литературы на белорусском языке было получено только в 1905 году. Из пяти изданных номеров «Нашей доли» — четыре были конфискованы. За «призыв к вооруженному восстанию для изменения государственного строя» Виленская судебная палата постановила «издание газеты» Наша доля «запретить навсегда», а редактора газеты посадить в крепость сроком на год. Но уже через какой-то месяц (в других источниках — еще во время издания «Нашей доли») удалось начать выпуск второй белорусского газеты.

" Наша нива" вышла 10 сентября 1906 г. БСГ находилась на нелегальном положении, и поэтому издателями газеты считались частные лица. Первые четыре номера подписаны С. Вольским, но за это время и позже им не подписано ни одной статьи. Это дает основание полагать, что Вольский был человеком случайным в редакции и белорусском движении вообще. 8 декабря 1906 пятый номер «Нашей нивы» уже подписал Александр Власов — активный член БСГ.

" Наша нива" есть детище руководителей БСГ, поэтому все программы, их изменение, цели партии отражались на страницах газеты. Вот пример. После 1905 года вместо революционной идеи БСГ начало делать ставку на Государственную думу. Газета дает подробный отчет о заседании думы, надеется на реформы. В декабре 1906 печатный орган БСГ содержит программу улучшения положения малоземельных и безземельных крестьян, вкоторой перед Думой относились требования отменить все законы, которые не позволяют свободно покупать и продавать землю, ликвидировать чересполосицу путем создания хуторов и др. Редакция надеется, что Дума поможет решить проблемы. Однако через некоторое время в газете появляются статьи, которые однозначно не поддерживают Думу. В статье «Дума и народ» (№ 8, 1907) утверждается, что напрасно ждать от Думы свобод и земли, «так как она, бедняжка, одна это не сделает». Настоящих свобод и земли народ может дождаться только после избрания народного совета, поддержанной народными массами. (Кстати, эти мысли перекликаются с программой БСГ, какой она была до 1906)

Деятельность газеты. Первые порядки в редакции Вацлав Ластовский писал: «Состав редакции» Нашей нивы «в 1909 году был такой: А. Власов, братья Иван и Антон Луцкевичи, Ядвигин Ш. (Левицкий), Янка Купала, В. Ластовский и Иосиф Маньковский (Янка Оклич) да Чиж (Ольгерд Бульба), а в начале лета прибыл еще С. Полуян.

Этот состав редакции в 1909 и 1910 резко распадался на две группы, которые были охарактеризованы приехавшим из Киева С. Палуяном «верхней» и «нижней» палатами. К верхней палате принадлежали: А. Власов, братья Луцкевичи и, если бывали, Чиж и Маньковский. «Нижняя палата» состояла из Ядвигина Ш., Янки Купалы, Ластовского и Полуяна, а в конце 1909 к ней присоединился художник-маляр Я. Дроздович. Редакция в целом никогда не сходилась …

Отголоски широких планов" верхней палаты" доходили в «нижнюю «из третьих и пятых рук, часто в хаотической форме. Одно только было определенным, что там шла крупная игра со значительными ставками со стороны униатской иерархии и некоторых других, сильных в те времена политических краевых причин. От улицы же в «нижнюю» палату шла публика «черная» и «серая». Ясно, что при таком разделении, «верхняя» и «нижняя» палаты думали по-разному, жили различными идеалами, носили в себе зачатки различных направлений национальной мысли «.

Все эти направления «национальной мысли» и попадали на страницы «Нашей нивы», что давало возможность ученым потом выносить самые разные, противоположные оценки. Так, например, один из самых важных вопросов — крестьянский — на страницах газеты решался непоследовательно, высказывались самые противоречивые мнения. Все зависело от точки зрения авторов.

С самого начала существования «Нашей нивы» царские власти пристально следили за ее содержанием. Существовали специальные органы, которые контролировали издание газет и книг. В Вильнюсе этим занимался Виленский цензурный комитет. В 1906 году характеристика «Нашей нивы» содержится в специальном документе, составленном цензурным комитетом по требованию отделения полиции. Документ описывает и другие газеты (их было 57), которые выходили тогда в Вильнюсе.

Цензура не просто наблюдала за деятельностью газеты, но и писала характеристики. Если что-то казалось ей опасным, она переходила к открытым действиям. В первой половине 1907 на страницах «Нашей нивы» появились материалы «Дума и народ», «Земельная дело в Новой Зеландии» и другие, на которые сразу обратила внимание цензура и сочла их опасными для существующего государственного строя. 14 марта 1907 г. виленский инспектор по делам печати сообщал прокурору Виленской судебной палаты: «В № № 8 и 9 выходящей в гор. Вильно на белорусском языке еженедельно газеты» Наша нива «мною усматриваются нарушения Законов о печати. ??Так. Между прочим, в № 8 фельетонная статья, подписанная «Мартин», под заглавием «Дума и народ» и конец статьи (на стр. 8) под Заглавие «Земельная дело в Новой Зеландии», а также Передовая статья в № 9 и статья под заглавием «Работа думы «в том же номере напоминают подпольные прокламации, которые в состоянии сильно взволновать простого малоинтеллигентного читателя белорусской газеты и внушить ему неуважение к суду, полиции, земскому начальнику, помещику, к армии, к законам государства. Усматривая преступления в названных статьях и заметках номеров 8 и 9 упомянутой выше газеты на белорусском языке 24 ноября 1905 был наложен Арест на № 8 и № 9 газеты, издающейся в гор. Вильно на белорусском языке «Наша нива» .

Об этом имею честь донести до сведения Вашего превосходительства на предмет возбуждения Уголовного преследования против ответственного редактора-издателя газеты А. Власова.

При этом считаю своим долго поставить Ваше превосходительство в известность, что по сообщению полицмейстера, конфисковано № 8 — 668 экземпляров, а № 9 — 5 экз., а почтовой конторойзадержано № 9 — 965 экз., Присовокупляя при этом, что каждый номер газеты печатается в количестве 1500 экз. «

Кстати, А. Власов в 1908 году платил штраф, а в 1910 даже отсидел 2 месяца в тюрьме.

31-го июля 1913 года отдел столичного департамента полиции прислал в Вильнюс следующий документ-донос с грифом «Совершенно секретно». <<�Согласно полученным сведениям в г. Вильни создалась национальная группа поляков или белорусов, в состав которой входят как местные жители, так и некоторые студенты петербургских вузов. Во главе группы стоит приват-доцент Разенфельд и некий Е. Романов. В состав группы входят Санкт-Петербургские студенты Погодин, Хлебцевич (или Хлебусевич), Гриневич, Тарашкевич и Бронислав Игнатьев Эпимах-Шипило, местные жители … (идет перечисление имен), писатель Янка Купала и многие другие. Штаб-квартирой группы является редакция газеты «Наша нива» .Сходки группы проходят нелегально в городе: так, одна из сходок была на квартире Данилова, в доме № 8 по Жандармскому переулку. Темой обсуждения служит быт крестьян и необходимость борьбы за его улучшение; речи носят крайне антиправительственный характер. Группа собирается выпустить какую-то брошюру и осенью на съезде студентов раздавать ее как в высших учебных заведениях, так и среди крестьян. Иногда поднимаются разговоры о необходимости террора >>.

Начальник Виленского Жандармского управления секретно отвечал своему столичному начальству: «Лица, перечисленные в указанной записке, а именно Янка Купала, Эпимах-Шипило, Тарашкевич, Погодин, Хлебцевич в г. Вильнюсе не живут». Начальник обходит вопросы насчет террора, но признает, что газета «Наша нива «выражает идеи национального возрождения белорусов. Основная вина газеты в том, что под влиянием ее «начался заметно поворот во взглядах народных учителей на введение «простого» языка в школу «.

Полиция следила за деятельностью газеты не только с помощью цензурного комитета. Вот конкретный пример этого. В 1908 году начальник привокзальной почтовой конторы, через которую газета получала корреспонденцию, доносил следующее. «Секретно. Начальнику Виленского отделения. Сообщаю вашему Высокоблагородию, что сегодня получено закрытое письмо на имя редакции» Нашей нивы «.

Помимо цензуры и полиции, которые следили за «Нашей Нивой» по долгу службы, за ней наблюдали и церковники и доносили начальству.

Главные задачи, которые ставит газета, сводятся частично к созданию белорусского сепаратизма, частично до слияния белорусов с поляками в целях отлучения от России. Для проведения же в жизнь этих политико-националистических стремлений и решено дать белорусскому населению национальную литературу, но с заменой русского шрифта латинским.

Активную враждебную кампанию противБелорусского движения и газеты вели официальные издания «Виленский вестник», «Минское слово», «Северо-Западная жизнь», «Крестьянин» и др.; столичные издания «Окраина России», «Россия» и «Новое время» .они вели не просто дискуссию или полемику с «Нашей Нивой», а настоящую войну. Сотрудник «Нашей нивы» Максим Богданович описывал это положение так. «Русская печать, которая получала государственную помощь, травили ее («Нашу ниву «), утверждая, что она издается на польские деньги для ослабления у края великорусских позиций и для подготовки почвы для ополячивания его». Белорусскую газету обвиняли в том, что она пропагандирует сепаратизм и ополячивание Беларуси.

" Наша нива" вынуждена была приспосабливаться к обстоятельствам, обращаться к осторожным выражениям. Газета проявляла много дипломатического такта, осторожности. Поэтому идеи ее иногда кажутся противоречивыми.

Трудности финансового плана Небольшая группа, которая составляла актив белорусского движения в Вильнюсе, была бедной и денег на дело не имела. Кроме братьев Луцкевичей, что были фактическими редакторами «Нашей нивы», к этой группе принадлежали Александр Власов — официальный редактор «Нашей нивы», Янка Купала, Ядвигин Ш., Вацлав Ластовский, А. Чыж, Сергей Полуян, художник Иосиф Дроздович да еще несколько человек. Это были молодые идеалисты, полны энтузиазма и энергии в работе по возрождению Беларуси. Они были вынуждены не только даром работать в газете и на других участках белорусского движения, но и порой отдавали часть своего заработка для этого движения. Один А. Власов имел имение, но с него должен жить сам, ведь других доходов не имел. Однако, работая в газете вместе с братьями Луцкевичами, он помогал оплачивать квартиру для всего штаба «Нашей нивы». Общество в Вильнюсе поддерживать газету не хотело. Исключение составляет Зигмунт Нагродски, друг Франтишка Богушевича, который оказывал небольшую поддержку.

Это потом появились цифры: 906 корреспонденций из 489 деревень за три первых года существования, 666 сообщений 427 корреспондентов из 321 достопримечательностей Беларуси за один 1910. А в начале «Наша нива» имела мало платных подписчиков. Вот что пишут редакторы газеты об их финансовом состоянии в 1906 году. Рубрика «Почтовый ящик». «Господу Устинову из деревни Буканосава. Вы пишете, что «Сельский Вестник», «Дружеские Речи «и другие подобные им газеты стоят очень дешево, — что же знайте, что они достают от правительства на подмогу деньги. Мы, не имея с правительством ничего общего, не можемдостать денег на подмогу, вот и трудно сейчас дешевле продавать «Нашу ниву». Как только у нас газета начнет давать доход, то тогда уменьшим цену за нее. А еще тяжело нам приходится, ведь печатаем газету и русскими, и польскими буквами, чтобы читали ее все белорусы, кто умеет. «

Из разных счетов и расписок М. Кухта, из типографии которого выходила в свет «Наша нива», можно узнать, как трудно приходилось редакции. В начале 1909 за набор русскими буквами и латиницей двух тысяч экземпляров газеты надо было заплатить 51 рубль. За пересылку газеты по почте — около 30 (на каждый номер наклеивалась двухкопеечная марка). В то же время за продажу всего тиража одного номера можно было выручить 100 рублей. Однако этой суммы редакция не получала: часть тиража ссылалась бесплатно автором и корреспондентом газеты. Гонораров не было. Почти через месяц после выхода четвертого № 21 в 1909 Собственнику типографии было заплачено 15 рублей, 3 марта Кухта получил еще 30, 21 — 35, 3 апреля 150 рублей. Но и после этого за редакцией «Нашей нивы» остался долг 220 рублей. И так было из месяца в месяц.

Среди других финансовых документов особый интерес представляют два счета, из которых видны расход и приход по редакции за 1911 год. Из расходного счета следует, что набор и печатание газеты стоили 2500 руб. (50 номеров * 50р.), Бумага 600 руб, пересылка по почте 2461 (2461 адресат по две копейки 50 номеров). Далее идут расчеты на содержание редакции и конторы: квартира 550 р., Освещение — 72 р., Отопление — 27 р., Канцелярские расходы — около 1200 р., Заработная плата служащим — 1010 р. Годовые расходы составляли вместе довольно значительную сумму — 7340. На втором листке сделаны подсчеты прибыли. Сначала здесь идут очень показательные цифры. Из них видно количество подписчиков, авторского актива, сколько экземпляров поступало в розницу, шло на обмен.

Как видно, «Наша нива» печаталась в 1911 году тиражом 300 экз. Вокруг редакции сгруппировался большой авторский актив — 427 человек. После этих цифр идет подсчет прибыли. Подписка давала 2572 рубля 50 копеек. От агентов редакция получала 480 рублей. Иначе говоря, газета приносила прибыли 3052,5 рублей. Таким образом, 4287,5 нужно доложить, чтобы свести концы с концами. Надо, правда, вспомнить о книжном издательстве, существовавшем при газете, которое давало чистой прибыли около 600 рублей в год. Далее идет красноречивый и печальный баланс: +2000 Долга Это долг, по-видимому, за прошедший 1910 год. Правда, кое-какой доход давали объявления. 18 августа 1908 года «заправляя» конторой «» Нашей нивы «Янук Прасеня выписал счет владельцу виленского магазина сельскохозяйственных машин за объявления, размещенные в № 33 за 1907 год и в № 16 за 08 г., на сумму 58 рублей. Давали за объявления сначала 2−3 сотни рублей в год, а после немного больше.

Чтобы выкрутиться из критического положения, редакция вынуждена была иногда идти на прекращение издания газеты латиницей. А в 1912 году после обсуждения вопроса, какими буквами целесообразнее дальше издавать газету, с 24 Кастро. выдается русскими буквами. Это давало редакции определенную экономию средств.

Как видим, с экономической точки зрения это было убыточное предприятие, и чтобы удержать его, надо было искать побочные источники. Братья Луцкевичи еще студентами давали на белорусское дело деньги со своего небольшого наследия, что оставил им отец. Иван Луцкевич взял на себя обязанность по финансированию «Нашей нивы». Вот что о нем вспоминала Цветок Верас (Юлиана Мэнке, невеста Ивана Луцкевича) вжурналу «Конадни» № 7 за 1963 год. «Просто диву даешься, как вспомнишь, как этот человек, запаханный ежедневной общественной работой, находил время и способы добывания денег на всё белорусское дело. Он метался во все стороны, при этом никогда не заботился о своих личных нуждах: что добыл, то шло в общественный котел. Он берет участвует в транзакциях с заграницей, имеет много знакомых среди евреев и в своих частых разъездах выполняет различные торговые поручения, за что имеет определенный процент. «Однако более определенный доход приносила распродажа антикварных вещей. Иван Луцкевич был хорошим знатоком древности и искусства. Везде его глаза искали старую или народную старую резьбу, иконы, старые рукописи. «Он имел какой-то специальный нюх или способности, чтобы находить эти вещи там, где, казалось бы, совсем не место им. Он находит их на рынках, на чердакам старых дворов. Приобретал он их преимущественно как бескачественные вещи, за гроши. Тогда он знал, как эти вещи отреставрировать и, если они имели белорусскую характеристику, — оставлял их в своих музейных собраниях, когда же они этой характеристики не имели — продавал по положенной им цене и так получал доходы.

Новые испытания связаны с началом первой мировой войны. В условиях военного положения и жесткой цензуры «Наша нива» хотя и заняла в отношении войны враждебную позицию, но вынуждена была поддерживать военные налоги и отказаться от пропаганды идеи белорусской государственности. Но, тем не менее, почти каждый номер в результате действий военной цензуры выходил с купюрами. За публикацию антиправительственных материалов особые номера «Нашей нивы» изымались. На нее запрещалось подписываться учителям и ученикам Виленского учебного округа, почтовым, военным и другим. Возможность добыть деньги у Ивана Луцкевича уменьшилась. Связь с заграницей была приостановлена, поиски антикварных вещей остановились. Много белорусов было мобилизовано в армию, среди них и сотрудники «Нашей нивы». А. Власова забрали в армию. Много подписчиков было отрезано фронтом. А фронт тем временем приближался к Вильно. Издание газеты в таких условиях становилось невозможным. 7 августа 1915;го вышел последний номер еженедельника с подписью Янки Купалы, которому грозило наказание.

В 1991 г. газета возрождается под редакцией журналиста Сергея Дубовца. Газета вновь становится главным изданием национально-демократической интеллигенции, публикуя наряду с новостями литературные произведения, эссе. В 1996 г. редакция газеты переехала в Минск, из литературно-интеллектуального издания «Наша нива» постепенно трансформируется в общественно-политическое.

«Наша Нива» была предназначена главным образом для крестьян и провинциальной интеллигенции. Выступала против социального и национального гнёта, отстаивала право белорусского народа на самостоятельное национально-историческое развитие. Однако в решении основных вопросов общественно-политической жизни «Н. н.» занимала просветительские, либерально-реформистские позиции. Как единственная легальная газета на белорусском языке была центром литературной жизни Беларуси. Газета «Наша нива» вела неустанную просветительскую работу, ставя своей целью возрождение белорусской народной культуры, обращаясь к народу на его языке побуждая в нем чувство собственного достоинства, показывая ценность собственного языка, способствовала «пробуждению» народа, выявлению его творческого потенциала, возможности стать активным творцом своей собственной судьбы, своей «доли» и своей «воли» .

Узнать о деятельности первой настоящей белорусской газеты, думаю, очень полезно для современного человека, у которого больше нет идеалов, мечтаний о счастье для всего народа. Мысли современного белоруса очень отличаются от романтических взглядов наших предшественников — сегодня вряд ли кто-то будет так бороться с обстоятельствами — цензурой, нехваткой денег, непониманием, критикой ради какой-то национальной идеи. Сегодня газеты ставят иные цели.

Ефим Карский Евфимий (Ефим) Фёдорович Камрский — филологславист, палеограф и этнограф, академик Петербургской Академии наук (1916). Почётный член Витебской губернской учёной архивной комиссии.

Исследователь языка, литературы и культуры белорусского народа, древнерусской палеографии и памятников письменности. Вместе с И. В. Волк-Леоновичем и С. М. Некрашевичем входит в число основоположников современного белорусского языка. Придерживался взглядов, близких к идеологии «западноруссизма».

Евфимий Карский родился 20 декабря 1860 года (1 января 1861) в селе Лаша Гродненского уезда Гродненской губернии. Отцом его был дьячок местной церкви Фёдор Новицкий, а матерью — девушка из причетнической семьи Карских. Под её фамилией и был записан ребёнок, так как он родился без официально зарегистрированного брака (Фёдор Новицкий на тот момент ещё не достиг 18 лет — минимального брачного возраста в большинстве губерний Российский империи). Начальное образование Ефим Карский получил в приходском училище села Ятра, в церкви которого на тот момент служил его отец.

В августе 1871 года по инициативе отца Евфимий (под отцовской фамилией, Новицкий) поступил в Минскую духовную семинарию. По окончании семинарии он поступил (уже под фамилией Карский, записанной в метриках) в Нежинский историко-филологический институт, где изучал славяно-русскую филологию под руководством профессора Романа Фёдоровича Брандта.

Окончив институт в 1885 году Карский начал преподавать во 2-ой Виленской гимназии. В это время он начал собирать этнографический материал, в этом ему помогали родители, и печататься в научных журналах. В 1877 году Евфимий Карский женился на дочери священника Софье Николаевне Сцепуржинской. В гимназии он проработал до 1893 года, когда его зачислили преподавателем русского языка вИмператорский Варшавский университет, а через год назначили экстраординарным профессором на кафедру русского и церковнославянскогоязыков.

В 1901 году он был избран членом-корреспондентом Императорской Российской Академии наук. В 1902 году Карский стал деканом историко-филологического факультета. В 1903 году Карский предпринял этнографическую экспедицию по Белоруссии, в ходе которой было собрано немало материала для исследований, и по итогам которой был издан первый том главного труда учёного — полномасштабной научной работы «Белорусы», заслужившей впоследствии название «энциклопедии белорусоведения».

В 1905 году Карский стал ректором Варшавского университета. Должность ректора Карский занимал до 1910 года. Также с 1905 по 1917 год он был главным редактором журнала «Русский филологический вестник». В 1916 году его избрали действительным членом Академии наук. В 1917 году Карский стал профессором Петроградского университета. С 1920 года он редактировал «Известия Отделения русского языка и словесности Российской Академии наук». В 1922 году стал действительным членом Института белорусской культуры, а в 1929 году — членом Чешской Академии наук. Также работал директором Музея антропологии и этнографии.

При советской власти Карский не единожды терпел невзгоды из-за своих убеждений. Так, уже в 1919 году он снят с должности профессора вМинском педагогическом институте как человек с неблагополучной «политической физиономией», в этом же году он подвергся аресту. Карский скептически относился к «насильственной белорусизации» в учреждениях. Всё это привело к ухудшению положения Евфимия Фёдоровича в советской науке. В декабре 1925 года АН СССР возбудила перед Управлением делами Совнаркома СССР вопрос о «командировании академика Е. Ф. Карского в славянские земли сроком с 15 мая по 1 сентября 1926 года». Аргументировалось это тем, что Карскому как директору Музея антропологии и этнографии «необходимо ознакомиться со славянскими этнографическими музеями в целях возможного обмена коллекциями между названными музеями и музеями СССР… Командировка «в славянские земли» академика Е. Ф. Карского, одного из наиболее известных славистов, к авторитетному голосу которого будут прислушиваться с особым вниманием, представляется Академии наук делом большой важности…"Нужно сказать, что к этому времени поездки советских ученых за границу были довольно проблематичными. Возникали трудности с визами, не везде хотели видеть представителей СССР. Но Карский пользовался таким авторитетом, что ему удавалось попасть туда, куда другого бы не пустили. Он посетил Чехословакию, Польшу и Югославию. Вернувшись, написал «Отчет о научной командировке в славянские земли в 1926 г.», который был издан на правах рукописи в количестве 50 экземпляров в приложении к протоколу Общего собрания Академии наук и роздан автором ученым-славистам для ознакомления. По возвращении Карского из научной командировки 1926 года, совершённой им в славянские земли, в прессе была развязана кампания по его шельмованию. Появились статьи, в которых Карский назывался «черносотенцем», «шовинистом», «осколком царского режима», в вину ему ставилось то, что он в своём отчёте о командировке назвал Львов «старым русским городом», отмечал лучшую благоустроенность Западной Белоруссии (находившейся под властью Польши) по сравнению с Советской Белоруссией, то, что за границей он якобы входил в контакт с белогвардейцами и т. п. В 1927 году на закрытом заседании ЦК КП (б)Б было вынесено решение поставить вопрос об исключении Карского из Академии наук. Карский пытался оппонировать критикам, но его опровержения не печатали. Он подвергался давлению со стороны партийного научного сообщества, а в 1929 году был снят с должность директора Музея антропологии и этнографии.

Восстановиться на прежних позициях Карскому так и не удалось — 29 апреля 1931 года он скончался. Похоронен на Смоленском православном кладбище в Ленинграде.

Библиотека Карского, подаренная им в 1922 году Белорусскому университету, насчитывает ныне 2,5 тысячи книг и включает работы по этнографии и славяноведению русских, белорусских, польских, сербских, чешских, французских, словацких учёных. Первую мировую войнубиблиотека пережила в оккупированной немцами Варшаве и только в 1919 году её удалось перевезти в Минск. В то время в ней было более 4 тысяч экземпляров. Во время Второй мировой войны часть библиотеки подверглась уничтожению, часть вывезена в Германию. В 1945 году она была возвращена в Минск. В настоящее время ведётся изучение библиотеки, выявлено около 400 книг с авторскими дарственными надписями, создан каталог библиотек.

Основные работы

· «Обзор звуков и форм белорусской речи

· «Грамматика древнего церковнославянского языка сравнительно с русским»

· «К истории звуков и форм белорусской речи»

· «К вопросу о разработке старого западнорусского наречия»

· «Что такое древнее западнорусское наречие?»

· «О языке так называемых литовских летописей»

· «Особенности письма и языка Мстиславова Евангелия»

· «Образцы славянского кирилловского письма с Х по XVIII век»

· «Очерк славянской кирилловской палеографии».

· «Русская диалектология»

· «Славянская кирилловская палеография»

· «Наблюдения в области синтаксиса Лаврентьевского списка летописи»

· «Труды по белорусскому и другим славянским языкам»

· «Белорусы. Т. I.

Введение

в изучение языка и народной словесности"

· «Белорусы. Т. II. Язык белорусского племени».

· «Белорусы. Т. II. Язык белорусского племени. 2. Исторический очерк словообразования и словоизменения в белорусском наречии».

· «Белорусы. Т. II. Язык белорусского племени. 3. Очерки синтаксиса белорусского наречия. Дополнения и поправки».

· «Белорусы. Т. III. Очерки словесности белорусского племени.

· «Белорусы. Т. III. Очерки словесности белорусского племени. 2. Старая западнорусская литература».

· «Белорусы. Т. III. Очерки словесности белорусского племени. 3. Художественная литература на народном наречии».

Роль Ефима Карского в развитии краеведения белорусского народа В биографии Е. Карского интересно то, почему он посвятил 38 лет своей ученой деятельности изучению белорусского народа и его языка. Уроженец Гродненщины из семьи церковнослужителя, начальное образование — приходская школа, затем Минская духовная семинария, Нежинский историко-филологический институт, должность преподавателя 2-й Виленской гимназии, затем преподаватель, декан, ректор Варшавского университета — большая часть жизни ученого связана с Западным краем Российской империи.

Нужно еще прибавить интерес к белорусскому языку и народному быту во время этнографических поездок. Все это — следствие искреннего желания послужить делу народного просвещения. Сам белорус, знакомый с детства со всем белорусским, Е. Карский был выразителем того научного направления, которое по слову известного русского этнографа А. Пыпина, руководствовалось любовью к народу и одним стремлением найти историческую истину. По замыслу автора «Белорусы» должны были раскрыть перед просвещенным взором путь к распространению знаний, который был бы сообразен силе, вкусам и народным обычаям.

Ученый много сделал для белорусской этнографии: сам участвовал в собирании материалов, как филолог писал рецензии на сборники фольклора, общался с собирателями и исследователями народной словесности П. В. Шейном, М. Я. Никифоровским, Е. Р. Романовым, П. В. Владимировым и др. Специализируясь в славянской филологии, Е. Карский знал классические языки древнегреческий и латинский, а также древнееврейский, владел польским, немецким, обращался к литовскому, латышскому, и другим языкам. Широкой известностью пользовались его учебники по русскому языку и церковнославянской грамматике (19 изданий), однако звание академика ему было присвоено в первую очередь за исследования по белорусскому языку. Суммой всех его работ в этой области стали 7 выпусков «Белорусов». Первое издание было при жизни автора (с 1903 по 1922 годы). По мере выхода книг ученый вносил нужные дополнения и поправки. Второе издание вышло в советское время в Москве: был издан только 2 том «Белорусов» («Язык белорусского народа»), 3 части в двух книгах (1 выпуск — М., 1955, 2−3 выпуск — М., 1956). Текст был отредактирован в том смысле, что авторские слова «белорусское племя», «белорусское наречие», «западнорусское наречие» заменены соответственно на «белорусский народ», «белорусский язык», «западнорусский язык». В период суверенитета было предпринято новое издание «Белорусов» в серии «Беларускі кнігазбор» по-прежнему в усеченном виде. Сюда вошли 5 глав I тома и фольклорные материалы из III тома. Авторы предисловия утверждали, что исследования Е. Карского «самі сабой гаварылі пра нацыянальную адметнасць і неабвержную самабытнасць беларусскага народа і яго мовы». Показательно, что в издании нет 6 главы I тома, где говорится о воссоединении белорусов с общерусской жизнью, о сохранении внутренних связей между частями русского народа и об их взаимном родстве. Наконец, в 2005;2007 годах произошло переиздание всех выпусков «Белорусов» в 3 томах, причем основой для II тома послужило издание советских времен с его исправлениями.

Исследования Е. Карского имеют историческое значение в первую очередь потому, что в них по языковому признаку описывается территория проживания белорусов в нач. XX в. Так фиксируется их положение на определенном историческом этапе накануне больших социальных потрясений. Здесь есть та особенность, что к белорусам исследователь относит только тех, кто говорит на белорусском языке, те же, кто проживает в смешанных областях, хоть по происхождению и белорус, но на своем языке не говорит, к белорусам не причисляется. Таким образом описание дается по фактическому признаку. Белорусская речь достаточно отличается от литовской, чтобы без труда провести языковую границу на севере. От поляков на западе белорусов отличает отсутствие носовых гласных звуков, полноголосие, нет шипящего rz после согласного (польск. brzeg — берег), «ж» вместо dz (miedza-межа) и «ч» вместо c (noc-ночь). На юге граница с малорусами определяется по произношению «е», «и» — у белорусов оно мягкое (бел.: ведзешь, мілы — малор.: вядэш, мылы), также у них мягкие «дз» и «ц», твердое «р». На востоке белорусы отличаются от великорусов мягким «дз» и «ц» на месте мягких «д» и «т» (дзеці - дети), «ў» (быў, прасіў), удвоение «л» перед j (Ілля) и другими фонетическими признаками. Сюда же добавляются различия этнографические: белорусский тип одежды, своя поэзия, мировоззренческие особенности. На этнографической карте, составленной Е. Карским, северная граница белорусских говоров простиралась за Себеж и Невель, на западе за Вильну, Гродно и Белосток, на юге за Пружаны, Мозырь, Городню и на востоке до Брянска, Дорогобужа и Ржева. Можно заметить, что на юге этнографическая граница Е. Карского проходит севернее современной государственной границы, не включены Брест, Пинск, а на востоке и северо-востоке она простирается значительно дальше вглубь России.

На границе с поляками белорусы именовали себя «русь». Литовцы и латыши именуют белорусов «гудами». Украинцы называли белорусов «литвинами». На востоке великорусы говорили «полехи». Белорусских переселенцев по экономическим причинам называли «горюны» (ради горя и нужды) и «дольники». В северной части былой Витебской губернии белорусов называли «гецыками» за приставное «г» («гето» — это) и «ц» вместо «ч». Известно было там же название «цвякунов». Сами белорусы до нач. XX в. не называли себя «белорусами». «Простой народ в Белоруссии не знает этого названия, — пишет ученый, — на вопрос: кто ты? простолюдин отвечает: — русский, а если он католик, то называет себя либо католиком, либо поляком; иногда свою родину назовет Литвой, а то и просто скажет, что он „тутэйшый“ — здешний, конечно, противополагая себя лицу, говорящему по-великорусски, как пришлому в западном крае».

В своем этнографическом описании приводит Е. Карский также важные статистические данные. Он подсчитал количество белорусов, за исключением выселившихся за пределы своей родины в Сибирь и др. На 1903 г. получилось ок. 8,5 млн. человек. Большинство из них — православные. В городах и больших местечках до ѕ жителей — евреи. Согласно данным из «Виленского календаря» за 1903 г., приводимых Е. Карским, православных в 6 белорусских губерниях было свыше 5,6 млн., католиков — 3, 3 млн., иудеев — 1,6 млн., старообрядцев — 184 тыс., протестантов — 127 тыс.

Белорусский народ ученый называет «племенем», «народностью», а язык — «наречием». Например, говоря о литовском периоде западнорусской истории, Е. Карский пишет: «С этого времени кладется прочное начало той русской народности, которая до сих пор известна под именем белорусской. Сам язык ее, уже вполне сложившийся к этому времени в главных особенностях, может быть назван белорусским». Как известно, одним из первых обратил внимание на особенности белорусской речи русский филолог К. Калайдович в 1822 г. в статье «О белорусском наречии». Е. Карский сознательно придерживался такой терминологии: «Белорусская речь есть одно из великорусских наречий, равносильное северновеликорусскому и южновеликорусскому», — говорил ученый в тезисах своего магистерского диспута. Можно встретить утверждение, что Е. Карский следовал в данном случае какому-то официозу по цензурным соображениям, а на самом деле колебался в своих выводах о самостоятельности белорусского народа и его языка, либо боялся высказать их прямо. На это нужно сказать, что ученый был последователен до конца и даже в то время, когда ни о каких цензурных запретах на «белорусский язык» не могло быть и речи, а именно, в 1922 г., когда издавал свой последний том «Белорусов», считал правильным взгляд, что «белорусская народность» есть «разновидности русского племени» и неодобрительно отзывался об отказе от слова «наречие».

В качестве характерного примера своеобразного прочтения текста Е. Карского о белорусском языке можно привести высказывание из авторитетного учебного пособия 1984 г., написанного Л. Шакуном. «У XIX ст. выйшла вядомая праца Я. Ф. Карскага «Обзор звуков и форм белорусской речи». (…) Да беларускай мовы Я.Ф. Карскі падышоў як да самастойнай славянскай мовы: «Беларуская мова павінна лічыцца самастойнай: савакупнасць яе характэрных рыс не паўтараецца ні ў адной славянскай мове». Достаточно ознакомиться с названным «Обзором» Карского, чтобы увидеть, что его слова вырваны из контекста автором пособия. В действительности ученый пишет в заключении своего исследования: «Различное место разные ученые давали белорусскому наречию среди других частей русского языка. В настоящее время по этому вопросу ученые разделяются на три лагеря. Одни считают белорусское наречие подречием южновеликорусского говора, другие — подречием малорусского наречия, третьи, наконец, признают его таким же самостоятельным, как и великорусское и малорусское наречие (отметим наличие столь разных точек зрения во время бытовавшего якобы великодержавного цензурного официоза — А.Х.). (…) Вообще при сравнении языков необходимо рассматривать их всесторонне, чтобы, увлекшись чертами сходства, не пропустить черт различия и не предположить ближайшего родства там, где есть только случайное совпадение, или же заимствование. А если так смотреть на язык, то и белорусское наречие должно считаться самостоятельным: совокупность его характерных черт не повторяется ни в одном славянском языке. (…) Представителем третьего взгляда является М. Максимович. Он видит в белорусском наречии отдельный язык, занимающий середину между великорусским и малорусским. (…) Конечно, не принимая белорусского наречия за отдельный язык, как это делает Максимович, и не придавая ему такого значения в образовании великорусского, какое приписывает ему Надеждин, нам следует присоединиться ко взгляду М. А. Колосова, по которому старинное деление русского языка на три части не может считаться решительно ошибочным. (…) Он так и говорит о месте белорусского наречия: «Это не есть одно из разноречий южновеликорусского наречия, а напротив того, отдельный великорусский говор, стоящий рядом с северновеликорусским и южновеликорусским, отличающийся от них некоторыми архаическими особенностями». Приняв во внимание все вышесказанное, мы соотношение главнейших частей русского языка представим в следующем виде: русский язык распался на два наречия: великорусское и малорусское. Затем великорусское наречие разделилось на говоры: северновеликорусский, белорусский и южновеликорусский; белорусский говор впоследствии подвергся сильному перекресному влиянию малорусского наречия и польского языка». Из приведенного контектса видно, что Карский не разделяет мнение о самостоятельном белорусском языке, которое высказывал М. Максимович, он вполне определенно говорит, что белорусское наречие есть один из говоров великорусского языка, что позднее повторил и в I томе «Белорусов».

В своем изложении белорусской народной словесности Е. Карский объясняет свойственные ей черты особым историческим путем общества ее создававшего и теми естественными (природными) условиями, в которых протекала народная жизнь. Ученый находит вбелоруской культуре наследие прежних эпох, начиная с индоевропейской древности и времен славянского единства. Восточная ветвь славян обособилась, затем распалась на племена, которые впоследствии дали начало русским народностям. Такова общая концепция. Что касается белорусов, то они происходят от племен кривичей, радимичей и дреговичей. Однако, что представляли собой известные летописные «племена»? Сейчас в исторической науке высказывается много сомнений в том, что это были некие этнические общности, скорее территориальные объединения. Не оставляет своим вниманием ученый и ранних контактов славян и балтов. Определенный интерес для историка представляет анализ Е. Карского гидронимии белорусских рек. Так речные литовско-латышские названия в Двинском и Неманском бассейнах носили крупные реки, а славянские принадлежали мелким, а в бассейнах рек Припяти, Березины, Днепра, Сожа и Десны славянские названия носили крупные реки, а некоторые мелкие — балтские названия. Отсюда ученый делает вывод, что балты в первом случае были более ранними поселенцами, а славяне пришли сюда позднее, когда главные реки уже были заняты, во втором случае взаимопроникновение шло наоборот. Говоря о дальнейших исторических судьбах русских славян в западных областях Руси Е. Карский усматривает ранние белорусские языковые особенности в XII—XIII вв. Начало белорусской народности ученый относит ко времени объединения всех западно-русских земель под властью литовских князей, т. е. к кон. XIV в. Однако уже в XV в. стало сказываться влияние польских обычаев, которое усилилось во вт. пол. XVI в. после заключения Люблинской унии. Брестская церковная уния 1596 г. способствовала распространению польского католичества и влиянию польской культуры на простой народ. Е. Карский насчитывает для этого периода только 65 слов, заимствованных из польского в народную речь. Но последующие исследования белорусских ученых показали, что эта цифра явно уменьшена, польские заимствования того времени составляют более значительный лексический пласт. Далее Е. Карский указывает на такие важные вехи истории белорусского народа как последний раздел Речи Посполитой 1795 г. и упразднение Брестской унии на Полоцком соборе 1839 г., которые послужили усилению в белорусском крае русского элемента и ослаблению польского влияния. В частности, в разговорном языке были восстановлены церковнославянские эелементы, утраченные было во время польского владычества, а сама «белорусская народность и ее язык» на пороге XX в. испытали правительственные меры «к окончательному сравнению ее с господствующим классом населения», т. е. были причислены к титульной нации.

Характеризуя народную поэзию, отражающую народный быт, ученый указывает на большое сходство, порой доходящее до тождества, у трех частей русского народа — великорусов, малорусов и белорусов. Хотя временами они и вели изолированную друг от друга жизнь, что наложило свой отпечаток на народные произведения, когда малорусы и белорусы, например, не знают великорусских старинных былин, но «сходство очень близкое, например, в обрядовой поэзии, сказках, заговорах и под."[39]. Говоря о белорусских народных произведениях и обычаях, Е. Карский отмечает их особенности и делает свои пояснения. «Например, великорусское племя знает очень мало колядок, тогда как малорусы и отчасти белорусы очень богаты ими. Песен купальских почти нет у великорусов; не так поэтичны у них веснянки, как у малорусов и белорусов, но у последних нет старин (былин)». Отчасти этому есть объяснение в более сильном влиянии Церкви в Московской Руси. В белорусских колядках и щедровках ученый усматривает ту особенность, что в них нет указаний на жертвенную обстановку (приношение в жертву козла), песен с припевом «Ой, Овсень!», редко упоминается виноград, нет песен «подблюдных» с различными гаданиями о будущем браке. У белорусов довольно бледно справляется масленица, нет в это время кулачных боев и не возят разукрашенных деревьев или людей, изображающих масленицу, как это бывает у великорусов. Весенняя обрядность также имеет у белорусов свои особенности. Название Пасхи «Великдень» было некогда повсеместным у русских славян, но постепенно было забыто в России. В продолжение Светлой седмицы в Белоруссии принято петь великодые или волочебные песни. Это — отличительная черта белорусов. Таких песен нет даже на Украине. Празднование Купалы и купальская обрядность распространены у малорусов и белорусов больше, чем у великорусов. Приводит Е. Карский также один из вариантов известной песни «Купалінка». Представляют интерес с точки зрения этнографии составленные ученым описания бытовой обрядности и песен белорусов при родах, сватовстве, похоронах, представляющими много параллелей с соответствующими традициями великорусов и малорусов.

Нельзя не признать, что акад. Е. Карский сделал очень многое для изучения языка, литературы и этнографии белорусского народа. Однако в годы белорусского возрождения маститый ученый оказался неугодным для новых лидеров. Одной из причин послужила его откровенная прямота и бескомпромиссность в оценке тех подходов к трактовке белорусской этничности, которые демонстрировали представители нового белорусского движения. Вот характеристика Е. Карского, написанная в заключение последнего тома «Белорусов» в 1922 г.: «Белорусское движение с самого своего зарождениря (Богушевич), как это отчасти было заметно и у некоторых старых белорусских писателей (Верыга, Кондратович, Коротынский) из поляков, в известном круге своих представителей (обыкновенно католиков) питало сепаратистские тенденции. Для того чтобы отвлечь внимание недальновидных читателей от главной цели своих стремлений, более умные вожаки движения прибегали к импонирующим средствам, могущим льстить местному патриотизму: пытались создать из белорусов особую славянскую, отличную от русских нацию; старались подчеркивать „славное прошлое“ белорусского народа; выдвигали своеобразные особенности языка белорусского, избегая и преследуя название его наречием и видя в нем также не русскую разновидность. Не прочь были опереться на католическую религию и вспомнили унию, — словом, привлекали к делу все, чем, по их мнению, белорус мог отличаться от великоруса. Но этого было мало. В белорусах сильно заложены основы общерусской культуры: необходимо было их как-нибудь вытравить; средство для этого придумано настоящее — нужно было приняться за уничтожение русской школы. „У данным выпадку нам трэба карыстаць мэтодамі - руйнаванне расійскай школы і, наогул, расейскай культуры і будаваньне на гэтых руінах уласнай школы, утварэньне ўласнай культуры, устанавленьне панаваньня беларускае мовы“ (Беларусь 1920, № 10). Поступая таким образом, старались убедить всех, что стремятся к „незалежности“, которая одна может, по их мнению, спасти Белоруссию от поглощения соседями; на самом же деле все мобилизовалось затем, чтобы скрыть истинный облик белорусской народности, убить в ней сознание принадлежности к русскому племени…». В этой цитате как нельзя ясно выражены собственные взгляды Е. Карского на белорусский народ. Его как ученого не могли не возмущать манипуляции в сфере языка и культуры, направленные якобы на возрождение этнического самосознания, т. е. все то, что впоследствии было охарактеризовано в этнологии как проявление инструментализма. Ясно также и то, что акад. Е. Карский исходил в своей деятельности на ниве просвещения не из политических видов, а из целей изучить сами условия народной жизни, чтобы национальное возрождение совершалось не искусственным образом, а в соответствии с запросами и чаяниями самого белорусского народа.

беларусь краеведение карский

1. Александрович С. «История и современность». 1968

2. Беларуская Савецкая Энцыклапедыя. 1973

3. Газета «Наша Нива» 1906;1914

4. Г. Э. Щеглов. «Белорусские особенности»

5. Луцкевич А. «За двадцать пять лет (1903 — 1928)». 1928

6. Ляпунов Б. М. Очерк жизни и деятельности академика Е.Ф. Карского

7. Саченко Б. «Освобождая дух народа». 1992

8. Смолкин М. «Пятна царской цензуры» / Пламя

9. Энцыклапедыя гісторыі Беларусі

10.Электронный ресурс /Режим доступа: http://www.istmira.com — Дата доступа: 07.11.2013.

11. Электронный ресурс /Режим доступа: http://slovo.wsДата доступа: 07.11.2013.

12. Электронный ресурс /Режим доступа: http://library.byДата доступа: 07.11.2013.