Перспективы формирования человеческого капитала в контексте рисков и уязвимостей

На основе предложенного определения выскажем несколько соображений относительно перспектив формирования человеческого капитала в России. Прежде всего следует учесть, что содержание человеческого капитала не имеет универсальный характер: оно изменяется во времени и пространстве, варьируется от страны к стране, специфично в конкретных культурах и цивилизациях, зависит от ментальности народа. Пам надо сохранить цивилизационную матрицу при воспроизводстве национального человеческого капитала. Сказанное, однако, не следует абсолютизировать: при всех различиях в ментальности россиян и европейцев, американцев, китайцев, конечно, необходимы методики для компаративистского сравнения человеческого капитала в разных странах. Они создаются и практически реализуются. Так, недавно в рамках двустороннего сотрудничества Института социологии РАН и Института социологии Китайской академии общественных наук было проведено исследование по проблеме «Изменения в социальной структуре обществ в условиях трансформации»^[1]. Подобные исследования тем более важны, что идут глобализационные процессы, способствующие не только увеличению взаимодействия народов во имя их интересов, но и распространению общих уязвимостей.

Более того, различия в национальном человеческом капитале не исключают культурных заимствований в условиях возможного диалога и партнерства цивилизаций^[2]. Это тем более важно, что идут глобализационные процессы, увеличивающие взаимодействия народов. Но мы исходим из того, что «глобализация на современном этапе развития человеческой истории не может не иметь форму глокализации«^[3]. Из этого следует, что человеческий капитал имеет глоболокалъное содержание. Однако при этом, с одной стороны, следует иметь в виду уязвимость в виде утечки «мозгов» и «мускулов», оттока людских ресурсов, которые необходимы для количественного и качественного воспроизводства человеческого капитала. С другой стороны, возникают уязвимости для человеческого капитала, обусловленные плохо контролируемыми миграционными процессами, что сказывается на этническом самосознании и этнической солидарности как русских, так и россиян иных национальностей. Данные социологического исследования свидетельствуют о том, что подавляющее большинство населения — 81% русских и 84% россиян иных национальностей согласны с установкой о том, что «насилие в межнациональных и межрелигиозных спорах недопустимо». Вместе с тем «значительная часть россиян готова к активным действиям по защите своих этнических интересов, в том числе и насильственными действиями»^[4]. Эти результаты свидетельствуют об уязвимостях, имеющих латентные формы.

Человеческим капиталом, его формированием можно и нужно управлять исходя из двух основополагающих требований: 1) это управление должно выступать как цивилизованный, рациональный и гуманистический способ взаимодействия людей с их участием. «Управление, — отмечает известный специалист в этой сфере А. В. Тихонов, — которое не выполняет в обществе гуманистическую функцию, превращается в манипулирование людьми, в технологию достижения любой, в том числе аморальной и асоциальной цели (терроризм, например). Такое „управление“ становится опасным источником социальных деформаций»^[5]; 2) управление должно учитывать нелинейность формирования человеческого капитала и динамично сложные причинно-следственные связи. Нужно, в частности, отказаться от презумпции внешней причины как источника воздействия на содержание человеческого капитала. Современный человеческий капитал обретает качества сложной системы, которая подвержена уязвимостям и «нормальным авариям».

Весьма важно учесть всевозможные латентности при формировании человеческого капитала, в прошлом недооцениваемые, акцентируя внимание на изучение человеческой деятельности в контексте возникновения ненамеренныхпоследствий, которые сопровождают рациональную активность людей. Данный постулат был всесторонне обоснован в работах выдающихся социологов Р. Мертона^[6] и Р. Будопа^[7]. Ныне он стал неотъемлемым требованием современной социологии: ведь важно показать не то, что явно видно, а то, что не очевидно, открыто не проявляется. Если достижения в областях науки и техники, искусства и живописи почти всегда рельефно видны, их функциональность/нефункциональность или дисфункциональность достаточно выражены, то результаты в сфере преодоления межчеловсческой агрессии и вражды, формирования гуманизма весьма латентны, порой определяются мировоззренческими взглядами и политическими пристрастиями, в которых зачастую присутствует уязвимость в виде нарциссизма: наш человеческий капитал, конечно, «лучше», чем иной, который свойственен другой культуре.

Соответственно необходимо учитывать латентные и отложенные риски для человеческого капитала как производные от научной и инновационной деятельности людей. Напомним, эффект «нормальных аварий» (подробнее об этом в главе 9), обоснованный Ч. Перроу, раскрывает амбивалентное влияние на человека сложных технологических систем, что проявляется в виде отложенных рисков^[8]. По нашему мнению, его следует распространить на инновационные процессы медикализации, градостроительства, новые информационные технологии, туризм, моду, диеты, имея в виду возможные отложенные риски для человеческого капитала. При этом к «нормальным авариям» необходимо относиться не как к неизбежной данности уязвимостей, а осуществлять планомерный мониторинг усложняющихся институциональных систем на предмет выявления прежде всего их дегуманизирующего влияния на человека с целью нейтрализации или по крайней мере минимизации негативных последствий для человеческого капитала.

Ряд латентных и отложенных рисков связан со скоростью изменений социума, которые, конечно, сказываются на процессах формирования человеческого капитала. Далеко не все политические и экономические акторы готовы к скачкам в скорости социальных изменений, ибо решая прагматические задачи, практически не учитывают возможности развития человеческого капитала, обусловленные различиями в социальном времени и пространстве, которые свойственны разным культурам и цивилизациям. На Западе, как известно, время — деньги, на Востоке, время — хозяин. В индустриальном модерне люди одного поколения, одной культуры жили в едином историческом времени с общим ритмом жизни. В рефлексивном модерне мы сталкиваемся с латентным эффектом временного дисхроноза: в одном обществе сосуществуют люди, фактически живущие в разных темпомирахК Под влиянием этих реалий возникли новые уязвимости для человеческого капитала. С одной стороны, скорость преобразований, особенно скорость социальной мобильности, начинает играть роль нового социального капитала, который определяет не только более высокий социальный статус людей, иное качество человеческого капитала, но и выступает индикатором модернизации, культурных и научных достижений (вспомним гонку вооружений, стремление летать выше всех, дальше всех, быстрее всех, космическое соревнование). Ныне число сфер (нано-технологии, генная инженерия, развитие информационных сетей и т. д.), в которых скорость имеет смысл инновационного фактора человеческого капитала, многократно возросло. По мнению британского социолога Дж. Урри, мобильность вещей, информаций, идей и даже мобильность виртуальная являются решающим фактором для развития социальных потенций современного человека^[9][10]. Однако, с другой стороны, эти тенденции тем не менее не универсальны, автоматически не влекут за собой увеличение функциональности всего социума. Это особенно касается гуманистической составляющей человеческого капитала. Если определенная часть общества не справляется с увеличивающейся скоростью перемен, если не успевает рефлексировать относительно ненамеренных последствий изменений, отложенных рисков, то могут возникать принципиально новые уязвимости для человеческого капитала, причина которых — временной дисхроноз. В связи с этим одной из значимых уязвимостей для России является совокупность рисков производства новых маргинальных групп, а, возможно, и новых «опасных классов». По 3. Бауману, в условиях «текучего» (рефлексивного) модерна появляются новые «опасные классы»: если в индустриальном модерне существовали временно безработные или дезинтегрированные социальные группы, то ныне определенная часть людей просто не поспевает за усложняющейся социокультурной динамикой и тем самым становятся постоянно нефункциональными для общества, «они более не рассматриваются как временно исключенные из нормальной социальной жизни» и обречены на «постоянную маргинализацию»^[11]. Речь идет о тех людях, кто в принципе не может освоить технологические инновации скоростного толка.

Особенно важно учесть латентные уязвимости для человеческого капитала как производные от научной и инновационной деятельности людей, процессов медикализации, градостроительства, новых информационных технологий, туризма, моды, диеты. При этом необходимо осуществлять.

планомерный мониторинг усложняющихся институциональных систем на предмет выявления прежде всего их дегуманизирующего влияния на человека с целью нейтрализации или по крайней мере минимизации негативных последствий для человеческого капитала.

Проблема формирования человеческого капитала напрямую связана с кадрами политической и экономической элиты, от качества которых зависит легитимность власти. Социологи констатируют «недостаточно активную поддержку власти со стороны большинства. Сузилась социальная база власти — ее кадры отбираются из узкого слоя „своих“»^[12]. Это также представляет фактор уязвимости, степень которой зависит от общего состояния доверия россиян государственным и общественным институтам. Исследования, проведенные Институтом социологии РАН, свидетельствуют о росте доверия Президенту России В. В. Путину: на октябрь 2014 г. — 78%. Однако при этом зафиксирован «негативный эффект, связанный с тем, что люди все чаще начинают идентифицировать себя с лидером государства, политикой государства, а не со своими согражданами. Социальная система становится менее чувствительной к множеству разнообразных сигналов „снизу“, а следовательно, менее способной активно действовать в соответствии с объективными потребностями и объективно установленными целями своего развития»^[13]. Проблема легитимности власти усугубляется относительно низким доверием Государственной Думе России — 32%, Совету Федерации — 34%, политическим партиям — 17%, общественным и правозащитным организациям — 37%, судебной системе — 24%.

Наконец, отметим, что должна быть сохранена иррациональная составляющая в человеческом капитале. Как и рациональность, иррациональность по своим функциональным последствиям амбивалентна: может нести как уязвимости для человеческого капитала, так и укреплять его. Для нейтрализации негативных последствий иррациональности она должна быть социально и культурно структурирована, что было обосновано К. Маннгеймом. Так, неизбежный и необходимый для развития современного человека демократический процесс плюрализации ценностей с их легитимацией, если его не структурировать, может обернуться дисфункциями иррационального толка: «Рано или поздно все станут неврастениками, поскольку затруднен разумный выбор в хаосе противоречивых и непримиримых ценностей… — отмечает ученый. — Невозможно представить себе человека, живущего в полной неуверенности и с неограниченным выбором»^[14]. Более того, не структурированное противоборство политических сил, связанное с разоблачениями ложного сознания, ведет не к истине, а к иррациопализации общественной жизни вообще. «То обстоятельство, что все большее количество людей ищет спасения в скептицизме и иррационализме, отнюдь не является случайным»^[15], — с тревогой заключает социолог.

В связи с этим перед современным обществом возникает принципиально новая проблема в формировании человеческого капитала: нельзя длительно выносить «ни общий недостаток рациональности и моральности в духовном господстве над общим процессом, ни их неравномерное социальное распределение»^[16].

Вместе с тем иррациональность в виде сублимаций может действовать как мощный импульс для создания культурных ценностей или усиливать радость жизни. В этом качестве проявляются функции дружбы, любви, патриотизма, спорта и празднеств. Некоторые религиозные чувства и нормы также могут быть, но своему качеству иррациональными, но при этом они вносят свой вклад в функционирование общества в целом. Таким образом, иррациональность крайне важна для производства собственно гуманистического компонента человеческого капитала. Без иррациональности, точнее иррациональности структурированного типа, люди становятся циниками, ставят под вопрос значимость идеалов, веры, любви, дружбы — последних двух компонентов, по мнению американских исследователей, особенно не хватает в человеческом капитале западного общества, что воспроизводит сложную проблему одиночества, выражающуюся в социальной изоляции людей и распространения чувства разобщенности^[17]. Постепенно она становится актуальной и для нашего человеческого капитала^[18]. Словом, в контексте потенциальных уязвимостей необходимо иметь в виду сложное, амбивалентное воздействие как рациональности, так и иррациональности на человеческий капитал.

• [1] См.: Россия и Китай: изменения в социальной структуре общества. М.: Новый хронограф, 2012.
• [2] См.: Осипов Г. В., Кузык Б. Н., Яковец Ю. В. Перспективы социокультурной динамикии партнерства цивилизаций. М.: Институт экономических стратегий, 2007; Ерасов Б. С. Цивилизации: Универсалии и самобытность. М.: Наука, 2002; Степин В. С. Цивилизацияи культура. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2011.
• [3] 5 Кравченко С. А. Риски в нелинейном глоболокальном социуме. М.: Анкил, 2009. С. 131.
• [4] Российское общество и вызовы времени. М.: Весь мир, 2015. С. 211.
• [5] Тихонов А. В. Социология управления. М.: Каион+; РООИ «Реабилитация», 2007. С. 128.
• [6] См.: ЫеПоп R. The Unanticipated Consequences of Purposive Action // AmericanSociological Review. Vol. 1. 1936.
• [7] Cm.: Boudon R. The Unanticipated Consequences of Social Action. L.: Macmillan, 1982.
• [8] Cm.: Petrow C. Normal Accidents: Living with High-Risk Technologies. N. Y.: Basic Books, 1986; Petrow Ch. The Next Catastrophe: Reducing our Vulnerabilities to Natural, Industrial, andTerrorist Disasters. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 2011.
• [9] По Е. Н. Князевой и С. П. Курдюмову — мир, определяющей характеристикой которого является единый темп (общая скорость) развития всех входящих в него сложных структур. См.: Князева Е. II., Курдюмов С. П. Синергетика: Нелинейность времени и ландшафтыкоэволюции. М.: КомКнига, 2007.
• [10] См.: Urry J. Mobilities. Cambridge: Polity Press, 2008.
• [11] См.: Bauman Z. Liquid Times. Living in an Age of Uncertainty. Cambridge: Polity Press, 2009.
• [12] Кара-Мурза С. Г. Вызовы и угрозы России. С. 18—19.
• [13] Российское общество и вызовы времени. С. 111 — 112.
• [14] Манхейм К. Диагноз нашего времени // Манхейм К. Диагноз нашего времени: сборник.М.: Юрист, 1994. С. 436.
• [15] Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени: сборник. М.:Юрист, 1994. С. 41−42.
• [16] Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Манхейм К. Диагноз нашеговремени: сборник. С. 290.
• [17] См.: Reisman D., GlazerN., Denney R. The Lonely Crowd: A Study of the Changing AmericanCharacter. New Haven, 1961; Loneliness / cd. by Leroy S. Rouner. N. Y., 1998.
• [18] См.: Пузанова Ж. В. Проблема одиночества: социологический аспект. М., 1998.