Коллективизация. 
История россии. 
1917—1993 годы

Курс на преобразование сельского хозяйства на основе коренной технической реконструкции был исторической необходимостью. Однако большевики наряду с техническим переоснащением сельского хозяйства стремились провести радикальное изменение форм хозяйствования в аграрном секторе и перейти от индивидуального крестьянского хозяйства к коллективному. Этот процесс в истории нашей страны получил название коллективизации.

Первоначально предполагалось, что реконструкция сельского хозяйства будет проводиться вслед за индустриализацией. XV съезд ВКП (б), состоявшийся в декабре 1927 г. и утвердивший планы первой пятилетки, провозгласил курс на коллективизацию. На съезде речь шла о развитии всех форм кооперации, о том, что перспективная задача постепенного перехода к коллективной обработке земли будет осуществляться на основе новой техники (электрификации и т. д.), а не наоборот: от коллективизации к индустриализации, как это произошло. Ни сроков, ни тем более единых для всей страны форм и способов кооперирования крестьянских хозяйств съезд не устанавливал. Более того, на первую пятилетку планировалось первоначально объединить в колхозы (сельхозартели) 18—20% индивидуальных крестьянских хозяйств, а простейшими формами сельскохозяйственной кооперации следовало охватить до 85% хозяйств. Точно так же решение съезда о переходе к политике наступления на кулачество имело в виду последовательное ограничение эксплуататорских возможностей и устремлений кулацких хозяйств, их активное вытеснение экономическими методами, а не административными. Но планы съезда и конкретное осуществление коллективизации значительно отличались.

Среди причин форсирования темпов коллективизации прежде всего следует назвать низкий уровень товарности сельскохозяйственного производства, техническую отсталость, которые сдерживали общее экономическое развитие страны. Особое беспокойство вызвало производство товарного зерна. «Осереднячивание» деревни, произошедшее в результате революции, привело к тому, что вместо 16 млн довоенных крестьянских хозяйств в 1928 г. их стало 25—26 млн. Если прежде середняки производили 50% всего зерна, а потребляли 60%, то теперь они производили 85%, а потребляли 80%. Государственные закупки в 1927—1928 гг. составили 630 млн пудов против довоенных.

1300,6 млн. При этом следует помнить, что с началом индустриализации происходит увеличение численности городского населения. Все это оборачивалось настоящим бедствием для государства. Кризис заготовительной компании 1927—1928 гг. стал одной из причин перехода к политике массовой коллективизации. Другой причиной стала позиция сталинской группировки, которая относилась к крестьянству как временному союзнику рабочего класса, стремилась к превращению его в сельскохозяйственного пролетария. После разгрома троцкизма сталинское руководство фактически встало на его позиции, отказалось от нэпа и стало ратовать за применение насилия над крестьянством. Форсированию темпов коллективизации способствовало, как уже отмечалось выше, изменение международного положения СССР в конце 1920;х гг., появление возможности осуществить широкомасштабные закупки оборудования за границей.

Кризис хлебозаготовок 1927—1928 гг. создал угрозу проведения индустриализации. Во время поездки на Урал и в Западную Сибирь в январе — феврале 1928 г. И. В. Сталин, выступая перед партийным активом Омска, Новосибирска, Барнаула, Рубцовска, потребовал применить к крестьянам, отказывающимся сдавать хлеб государству, ст. 107 Уголовного кодекса СССР (статья предусматривала наказание за спекуляцию). За «мягкотелость» и «срастание с кулаком» были сняты с должностей и подвергнуты наказаниям 1157 местных партийных работников. По отношению к ним широко применялся п. 10 ст. 58 УК СССР (контрреволюционная агитация). Все это нагнетало обстановку нервозности и административного произвола. Началось закрытие рынков, проведение обысков по крестьянским дворам, привлечение к суду владельцев не только значительных хлебных запасов, но и умеренных излишков. Суды автоматически выносили решение о конфискации имущества. Изымали часто и инвентарь.

Для облегчения изъятия хлеба было решено ускорить темпы объединения крестьян в колхозы. 1928 г. был объявлен годом «массового колхозного движения». Но большинство крестьян в колхозы вступать не хотели. К октябрю 1929 г. в колхозы вступили лишь 6,9% единоличных, преимущественно бедняцких, хозяйств. Ноябрьский Пленум ЦК ВКП (б) 1929 г. провозглашает политику «сплошной коллективизации». На ее проведение были мобилизованы местные партийные и комсомольские организации. Нз городов в помощь им направили 25 тыс. «наиболее сознательных рабочих» — «двадцатипятитысячников».

Создание колхозов проводилось с нарушением всех прежних планов. Во-первых, нарушался принцип добровольности вхождения. Крестьян насильно, иногда под страхом жестокой расправы заставляли вступать в колхоз. Во-вторых, грубейшие нарушения допускались при обобществлении средств производства. Товарищества по обработке земли в приказном порядке переводились на уставы сельхозартелей и коммун, в которых обобществлялись не только орудия труда и рабочий скот, но и личное подсобное хозяйство и домашняя утварь.

Это вызвало резкий протест крестьянства, проявившийся, прежде всего, в массовом забое скота. Он был настолько велик, что привел в резкому сокращению поголовья. Уровень поголовья крупного рогатого скота сократился с 60 млн в 1928 г. до 33 млн в 1930 г. Его удалось восстановить лишь к 1959 г. Масштабы забоя могли быть еще больше, если бы в январе 1930 г. не вышло специальное постановление ЦИК и СНК СССР, запрещавшее «самовольный» забой скота под страхом уголовной и административной ответственности. Другой формой пассивного протеста против насильственного вхождения в колхоз стали многочисленные письма крестьян на имя И. В. Сталина и М. И. Калинина с жалобами на произвол местного начальства. С ноября 1929 г. по январь 1930 г. в Москву поступило более 90 тыс. писем. Но 5 января 1930 г. ЦК ВКП (б) принял постановление «О темпе коллективизации и мерах помощи колхозному строительству», в котором не только не предусматривалась приостановка темпов, но, наоборот, предполагалось провести коллективизацию к весне 1932 г. Если на 1 января 1930 г. было коллективизировано 20% хозяйств, то к 1 марта эта цифра увеличилась почти в три раза и составила 59%. Плач и стон стояли по всей стране. Формой пассивного протеста можно считать также «бегство» крестьян из деревни. Не желая вступать в колхоз, многие просто бросали свое хозяйство и уходили на стройки в города. Их причисляли к категории «самораскулачившихся». Среди них оказывались не только зажиточные, но и бедняки и середняки. Массовый «исход» крестьян приобрел такой широкий масштаб, что государство в 1932 г. вынуждено было «прикрепить» их к земле, не выдавая им паспорта.

Одним из драматических сюжетов в истории коллективизации стала борьба с кулачеством. К концу 1927 г. кулаки составляли 3—5% от общей массы крестьян. Летом 1929 г. было принято решение о запрещении принимать кулаков в колхозы, что сразу отделило и противопоставило их всему крестьянству. В январе 1930 г. в передовой статье газеты «Правда» прозвучал призыв: «Объявить войну не на жизнь, а на смерть кулаку и в конце концов смести его с лица земли!». 30 января 1930 г. политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В нем предписывалось провести конфискацию у кулаков инвентаря, скота, жилых и хозяйственных построек, предприятий по переработке сельхозпродукции и семенных запасов. Четверть конфискованного имущества следовало раздать бедноте, а остальное — в колхоз. Раскулаченные делились на три категории:

1) участники антисоветских выступлений (они подлежали аресту, их семьи выселялись; 2) крупные кулаки и бывшие помещики, агитирующие против колхозов (их выселяли вместе с семьями в отдаленные, как правило, северные районы); 3) остальные кулаки, которые лояльно относились к советской власти, но могли быть ее потенциальными врагами (подлежали вместе с семьями выселению с территории колхоза в пределы той же местности). Отсутствие единых критериев кулачества порождало массовый произвол. Зачастую к ним относили просто работящих зажиточных крестьян, имеющих в хозяйстве две-три коровы и лошадь. Еще больший произвол имел место по отношению к так называемым подкулачникам. К ним причисляли даже просто сочувствующих несправедливо раскулаченным. Дальнейшая судьба семей «подкулачников» ничем не отличалась от судьбы семей кулаков. Дошло до того, что сверху по каждому району спускался план по количеству раскулаченных по каждой категории. За его невыполнение партийных работников строго наказывали. В результате за годы коллективизации раскулачиванию подверглось свыше 15% крестьянских хозяйств. В отдаленные районы были высланы 1,8 млн крестьян. Эшелоны и обозы с раскулаченными, сопровождаемые работниками ОГПУ, двигались по стране, направляясь на север, Урал и в Сибирь. За каждой из таких «отправок» стояла личная и семейная трагедия. В то же время быстро росло число заключенных в тюрьмах и лагерях.

Сопротивление крестьян носило не только пассивные формы. Во многих местах были отмечены демонстрации крестьян в городах, случаи прямого обращения делегаций из села к шефским организациям на промышленных предприятиях. Участились случаи жестоких расправ над коммунистами и колхозными активистами. В 1929 г. зарегистрировано более 1300 крестьянских мятежей, а с января по март 1930 г. — более 2000 выступлений на Украине, в Сибири, на Кавказе, Кубани и во многих других районах страны. Для подавления крестьянских волнений использовались части регулярной армии. Это не могло не вызвать беспокойства у руководства. 2 марта 1930 г. в газете «Правда» вышла статья И. В. Сталина «Головокружение от успехов», в которой говорилось о «перегибах» в колхозном движении. Однако вину за них автор целиком сваливал на местное начальство, у которого, дескать, началось «головокружение от успехов». Об этом впоследствии известный советский поэт А. Т. Твардовский, родители которого, кстати, тоже оказались среди раскулаченных, в поэме «По праву памяти» писал:

Да, он умел без оговорок, Внезапно — как уж припечет —.

Любой своих ошибок ворох Перенести на чей-то счет;

На чье-то вражье искаженье Того, что возвещал завет, На чье-то головокруженье От им предсказанных побед.

Вслед за статьей 14 марта 1930 г. вышло постановление ЦК ВКП (б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении». В нем говорилось о необходимости соблюдать принцип добровольности при создании колхозов и об ответственности местных властей за «перегибы». Всем крестьянам, не желающим работать в колхозах, разрешалось выйти из них. Активисты колхозного движения были поставлены в крайне тяжелое положение. На многих обрушились суровые наказания властей вплоть до судебных репрессий. После этого постановления начинается массовый «отток» крестьян из колхозов. К августу 1930 г. колхозы объединяли лишь 21% хозяйств. Выход крестьян из колхозов был бы более масштабным, если бы крестьяне накануне вступления в колхоз не порезали скот и могли бы вернуть свою землю, попавшую в единый колхозный фонд. По уставу сельхозартели ее собственность была неделимой. Даже если крестьянам вновь давали землю, то она была намного хуже прежней и находилась вдали от колхозных угодий. К тому же на индивидуальные крестьянские хозяйства постоянно усиливался налоговый пресс, который делал их нерентабельными. Так, по официальным данным, на один колхозный двор в 1931 г. приходилось около 3 руб. сельхозналога, на одного единоличника — более 30 руб., а на кулацкое хозяйство — почти 314 руб. В колхозах было разрешено вести личное подсобное хозяйство, иметь корову, мелкий скот и птицу. Принимались меры по упорядочиванию выплаты заработной платы колхозникам в конце года. Все это убеждало крестьян в неизбежности вступления в колхоз. Когда в августе 1930 г. партийные органы вновь начинают форсировать коллективизацию, ее темпы быстро растут. Через год, в июне 1931 г., колхозы объединяли уже 53% хозяйств, в 1932 г. — 62%, а в 1937 г. — 93%.

Насильственная коллективизация, проведенная в сжатые сроки, при ожесточенном сопротивлении крестьян имела существенные последствия для дальнейшего развития страны и советского общества.

Во-первых, ближайшим последствием коллективизации стали осуществление индустриализации и одновременное падение уровня сельскохозяйственного производства. Он составил в 1932 г. только 73% от уровня 1928 г., а в животноводстве — 47%. Условия жизни в деревне по сравнению с нэпом резко ухудшились. Это привело к обострению продовольственной проблемы и массовому голоду в 1932—1933 гг. в наиболее хлебородных районах страны (Украина, Северный Кавказ, Поволжье). 1932 г. не был неурожайным. Причина голода в значительной мере определялась политикой государства в деревне. Число погибших от голода оценивается в 3—4 млн человек. Известны даже случаи людоедства. Из голодающих деревень устремились толпы крестьян и беспризорных детей. В города они несли эпидемии сыпного тифа и других инфекционных заболеваний. Трагедия состояла в том, что официально голод в стране не признавался. Помощь голодающим не оказывалась. В печати сообщалось, что все слухи о голоде специально распространяют «кулацкие элементы», которые «в целях борьбы с советской властью нарочно голодают и умирают». Все же ряд руководителей Наркомзема «за организацию голода в стране» был расстрелян.

Во-вторых, ставшее нормой перекачивание средств из сельского хозяйства в промышленность закрепило техническую отсталость села и не позволило перейти от экстенсивных форм хозяйствования к интенсивным. В ходе коллективизации увеличился парк сельскохозяйственной техники. Только за 1930 г. численность тракторов возросла с 7102.

до 50 114. Но они принадлежали не колхозам, а государственным машинотракторным станциям (МТС). За использование техники колхозы должны были отдельно рассчитываться либо выкупать ее. И то и другое было им не под силу.

В-третьих, преобразование мелкого крестьянского хозяйства в крупное коллективное позволило перевести сельскохозяйственное производство на плановое начало, сделать его регулируемым и управляемым со стороны государства. Государство получило возможность детально устанавливать объем ежегодных поставок продукции и бесконтрольно распоряжаться ею. Фактически была восстановлена продразверстка. Хотя формально колхозное хозяйство представляло собой кооперативный тип собственности, фактически оно являлось полугосударственным. На него распространялись государственные принципы хозяйствования (жесткая централизация, директивность, плановость, уравнительность в распределении и т. д.). В первые годы существования колхозов крестьяне сопротивлялись вывозу хлеба в счет заготовок, нападали на государственные хлебные склады, громили магазины и кооперативные лавки. В ряде областей прошли «бабьи бунты». Для подавления волнений приходилось вызывать вооруженную милицию и сотрудников ГПУ. Апогея эти выступления достигли весной 1932 г., что заставило государство сократить объем хлебозаготовок и разрешить частную торговлю продуктами питания.

В-четвертых, в результате коллективизации перестал существовать крестьянин как собственник. Отчуждение непосредственного производителя от средств производства, распределения продуктов труда и управления превратило его в наемного сельскохозяйственного рабочего, экономически не заинтересованного в результате и качестве своего труда, поскольку восторжествовал принцип уравнительности в доходах. В первой пятилетке это привело к снижению производительности сельского труда, а затем за счет репрессий и совершенствования профессиональной подготовки кадров ее удалось несколько повысить.

В-пятых, поскольку экономическая заинтересованность исчезла, на смену ей пришла система внеэкономического принуждения. Юридически она была закреплена в 1932—1933 гг. паспортизацией населения, при которой колхозники паспортов не получали, следовательно, не могли уехать из села без разрешения правления. Участились случаи воровства и хищений колхозного имущества. Неумелое обращение с техникой зачастую рассматривалось как вредительство. В связи с этим в августе 1932 г. был принят закон об охране социалистической собственности, или, как его называли в народе, — «закон о пяти колосках». Он предусматривал суровое наказание (до 10 лет заключения) за хищение и порчу государственного имущества даже в незначительных размерах.

Все это нагнетало недовольство в обществе. Оно усугублялось тем, что пик кризиса пришелся на конец первой пятилетки, когда настало время подводить итоги. Население не только голодало, но и теряло веру в правильность курса советской власти. Характерный анекдот того времени записал в своем дневнике известный писатель М. М. Пришвин: «В Москве шутят: „Ну, как поживаете?“ — „Слава богу, в нынешнем году живем лучше, чем в будущем“». Мощный пропагандистский аппарат рисовал радужные картины и во всех неудачах винил многочисленных врагов и разуверившихся граждан. Сталинское руководство смогло удержаться лишь ценой жестоких репрессий.