Спор о титуле «вселенский»

Еще император Тиверий с 582 г., идя навстречу общему почитанию в Константинополе выдающегося аскета, постника и нищелюбца Иоанна, возвел его почти насильно на патриарший престол. Преклонялся пред Иоанном, прозванным в агиографии «Постником», и император Маврикий. По странной случайности западная церковная история рисует этого святого и смиренного подвижника как «человека, гордости которого не мог вместить целый мир» (Иоанн Диакон), или что он «под овечьей внешностью скрывал волчьи зубы» (св. Григорий Двоеслов). Все это из-за спора, поднятого папами Пелагием II и св. Григорием Великим, о титуле «вселенский» («икуменикос», «universalis»).

Многое тут объясняется впечатлительностью и темпераментностью св. Григория. Но тем характернее для него как римского папы этот пункт конфликта. Св. Григорий лично знал св. Иоанна в Константинополе, когда еще жил там сам шесть лет в качестве апокрисиария папы. Знал о святости Иоанна и постничестве. И все-таки не удержался разразиться очень острым письмом в 593 г. к Иоанну, уже будучи сам папой. Пресвитеры Афанасий и Иоанн и исаврийские монахи жаловались папе Григорию на какие-то обиды, учиненные им в Константинопольском патриархате. Папа сразу принял их сторону и вот в каком тоне писал Иоанну: «Нескольно раз уже писал я собрату моему Иоанну, но от него ответа не получал. Кто-то другой, светский, под его именем писал мне. Если бы письма выходили из-под его пера, то я бы так не тревожился, я, который был о нем иного мнения, чем он оказался на самом деле… Спрошу тебя, святейший брат, до того ли дошло воздержание, что скрыл от своего брата то, о совершении чего знал? Не было ли бы лучше, если бы эти уста ели мясо, чем источали ложь для обмана ближнего, как и Истина говорит: не то, что входит в уста, оскверняет человека, а то, что исходит из уст, это оскверняет человека, но да не будет, чтобы я думал что-нибудь подобное о Вас. Эти письма ко мне помечены Вашим именем, но не думаю, чтобы они были Ваши. Я писал блаженнейшему Иоанну, но вижу, что отвечал мне Ваш родственник — юноша, который о Боге ничему не научился, в сердце любви не имеет, в преступных делах всеми обвиняется, который, говорят, для многих тайными доносами умышляет смерть, не боясь Бога и не стыдясь людей.

Не верь ему, святейший брат, если ревнуешь об истине. Исправь скорее, чтобы, по примеру тех, которые близки к Вам, исправились и те, которые к Вам не близки. Не слушай его… Он должен поступать по воле твоей святости, а не твоя святость — полагаться на его слова. Если слушать его, то я убежден, что невозможно тогда быть в мире со своими братьями. Я заявляю, что ссоры не хочу иметь ни с кем. Напротив, жажду мира со всеми, и особенно с Вами, так как искренно люблю Вас, если только Вы остались таким же, каким я Вас знал прежде. Но если Вы каноны не соблюдаете и постановления древних ниспровергаете, то я не узнаю Вас…" Иоанн в ответ на это обидное письмо спокойно послал Григорию акты своего собора, разбиравшего спорное дело пресвитеров Афанасия и Иоанна. И папа Григорий из актов, очевидно, убедился в своей неправоте, ибо в новом письме к Иоанну 595 г. уже ни словом не упоминает прежнего дела. А он обязательно припомнил бы его, если бы сам был прав, ибо письмо это опять обличительное, и именно по поводу титула «вселенский».

Еще папа Пелагий II в 588 г. выразил этот протест, когда получил от Иоанна акты Константинопольского собора по судному делу над Антиохийским патриархом Григорием. Папа Пелагий подкрепил свой протест запрещением своему апокрисиарию в Константинополе, как раз будущему папе Григорию, сослужить с Иоанном. Так Григорий Великий получил как бы завет своего предшественника Пелагия II бороться с Иоанном. Григорий Великий в своих письмах упрекает Иоанна не столько в новаторстве употребления этого титула, сколько в дозволении другим величать его этим льстивым, «глупым и гордым словечком — stulto ас superbo vocabulo». Римско-католические ученые (Бароний, Гергенретер) стараются доказать, что раньше титул «вселенский» в Византии не употреблялся. Но протестантский византолог Гельцер и наш профессор И. Д. Андреев доказали, что действительно в актах Юстинианова времени, и в греческих текстах, и в латинских переводах (в последних, правда, не везде) константинопольские патриархи часто титулуются «вселенскими». А именно: в приложении к патриарху Иоанну II на соборе 518 г., к патриархам Епифанию, Анфиму, Иоанну Схоластику, в новеллах Юстиниана и в других случаях.

Юридическая и дипломатическая литература Юстинианова двора, как известно, очень часто подчеркивает первенство чести и даже власти римского первосвященника. Но одновременно, как бы в порядке некоторого дипломатического лукавства, выдвигает честь и достоинство столичного Константинопольского патриарха. В одной из новелл Юстиниана есть выражение: «Constantinopolitana ecclesia omnium aliarum est caput».

И титуляция «вселенский» не без связи с этой тенденцией возвышения. Но, как во всем и всегда на греческом Востоке, в отличие от латинского Запада, все слова и титулы не имели точного юридического значения. Были полуриторикой. Вот свидетельство Анастасия Библиотекаря (IX в.), также бывшего апокрисиарием папы в Константинополе. «Когда я, находясь в Константинополе, часто осуждал греков за слово «вселенский» и упрекал их в тщеславии и гордости, они возражали, что не потому называют патриарха вселенским — икуменикос (что многие перевели словом «универсалис»), что он является епископом над всем миром, но потому, что он имеет начальственную власть над одной частью мира, в которой живут христиане. То, что греки называют вселенной — икумени, у латиниан означает не только «мир (orbis terrarum)», от которого в смысле «вселенной» и происходит название «вселенский», но также и «всякое жилище или обитаемое место». Икуменикос тут означало: «восточно-имперский, всегреческий, всевизантийский». Папа Григорий Великий воспылал гневом на патриарха Иоанна «не по адресу», не только в смысле лица, но и потому, что вкладывал в термин «вселенский» свое римское содержание. Сам католический защитник св. Григория и обвинитель св. Иоанна, кардинал Гергенретер, в конце концов признается: «Впрочем, у греков могло быть и другое понимание. Титул «вселенский» мог быть только красивым эпитетом, почетным предикатом, который не имел такого значения. Титул мог означать просто «христианский, кафолический». Так как для многих понятие вселенной совпадало с понятием Римской империи, то титул мог указывать на главного патриарха Восточной империи или, по аналогии с католикосом армянским, — на высшего иерарха, юрисдикция которого простиралась на целое, тогда как другие управляли только частями». Да, именно так: икуменический, т. е. столичный, имперский, византийский, всегреческий.

Один из полемических аргументов папы Григория такой: «Если бы кто-нибудь в Константинопольской церкви получил такое имя, которое сделало бы его судьей над всеми, в таком случае вселенская церковь (чего да не будет!) поколеблется в своем основании и впадет в заблуждение тот, кто назовется вселенским».

А впоследствии папа Николай I, Иоанн VIII, Лев IX и другие разве не развивали, догматических теорий о папе как судии над всей церковью?

Значит, папа св. Григорий Великий мыслил о высоком достоинстве папы не по-ватикански.

Таким образом, патриарх Иоанн не сделал ничего, расходящегося с его святым аскетическим характером. Он сам не именовал себя «вселенским», но не думал и протестовать против установившегося обычая. Затем и самый термин «икуменикос» в греческом понимании не был столь юридически определенным, как понимал его папа Григорий, боровшийся за реальное господство римского первосвященника под контрастным титулом «servus servorum Dei» («раб рабов Божьих»).

В этом смысле он был последователен. Когда Александрийский архиепископ Евлогий по смерти Иоанна Постника (596 г.) отказался величать его преемника Кириака «вселенским» и льстиво написал об этом папе Григорию, назвав самого Григория «вселенским», да еще прибавил, что поступил так «по повелению папы», то Григорий ему возразил: «Прошу тебя более не употреблять слова „повелел“. Знаю, кто я и кто ты: ты мой брат по сану и отец по жизни. Я ничего не повелевал. Я только советовал, и даже этот совет мой ты не строго выполнил… Я просил тебя не давать этого титула ни преемнику Константинопольскому, ни кому-либо другому, а ты приложил его ко мне. Прочь все титулы, питающие тщеславие и нарушающие любовь!».

Вот на фоне такой-то борьбы с Константинополем, т. е. с патриархом Иоанном и императором Маврикием, папа Григорий Великий и выразил вместе с римским народом (т.е. знатью) особое благоволение к убийце Маврикия — Фоке. После кровавого воцарения Фоки папа Григорий писал ему: «Слава в вышнйх Богу! Да веселятся небеса, да торжествует земля» (Пс. 95:11). Да радуется весь народ империи, глубоко опечаленный до сего дня, твоим славным деяниям! Да радуется каждый свободе, наконец возвращенной под скипетром благочестивого императора!" В Риме с особой помпой чтились портреты Фоки и супруги его Леонтии, поставленные св. Григорием в церкви св. Кесария в Латеранском папском дворце. А на римском форуме воздвигнута колонна с почетной надписью Фоке. В своих письмах папа Григорий изливает щедрые похвалы Фоке. В благодарность за такую преданность ему Рима Фока, уже по смерти св. Григория Двоеслова (ум. в 604 г.), отдал в 607 г. папам здание римского Пантеона, обращенное с тех пор в храм Санта Мариа, запретил своим Константинопольским архиепископам именоваться «икуменикос» и писал, что «апостольская кафедра блаженного апостола Петра была главой всех церквей». Подобные заявления греческих императоров, имевших свой канонический голос в делах церкви, питали догмат папства и ставили греческую церковь позднейшего времени в глазах римлян в положение «отступницы».

Фока своим переворотом накликал на себя войну с Персией, ибо убитый император Маврикий был союзником и другом персидского царя Хозроя, которого он поддержал в гражданской войне. Фока, сознавая слабость духа своих войск, пытался вынудить у собора епископов особую меру поощрения воинам. Он просил заранее объявить мучениками и канонизовать тех, кто падет в этой войне. Добиться этого не удалось. Вальсамон сообщает о спорах епископов по этому вопросу. Многие ссылались на 13-е правило Василия Великого: «Как мы причтем к мученикам тех, которые убивали на войне, тогда как Василий Великий не допускал их, как имеющих нечистые руки, к причащению в течение трех лет?» А когда многие священники и один епископ соглашались с царем и признавались, что они сами участвовали в сражениях и убивали, то собор по 43-му правилу Василия Великого хотел запретить им священнослужение. Но многие, которые были и сами на военной службе, возражали против этой строгости святого отца и утверждали, наоборот, что воины достойны даже награды. Спор кончился ничем. Едва ли бы кончился иначе даже и в наше время…

Негодование на Фоку прорвалось на очередном празднике на ипподроме в 609 г. Упрекая Фоку в пьянстве, голоса кричали: «Опять ты нагрузился из кувшина! Опять потерял разум!» Фока распорядился отомстить. Префект одних обезглавил, других побросал в мешках в море, третьих лишил отдельных членов тела. Озлобленный народ ответил поджогами и бунтом. Восстал полководец Африкий Ираклий, прибыл с флотом в Константинополь. 5 октября 610 г. Фока был свергнут. Хронограф повествует: «После того как Фока был разбит, один вельможа — Фотин, оскорбленный Фокой в лице своей супруги, с толпой воинов вошел во дворец и, бесчестно стащив с трона окаянного Фоку, сорвал с него царскую одежду и, надев черное рубище, а на шею цепь, в таком бесчестном и жалком виде представил его Ираклию. Ираклий, посмотрев на Фоку, сказал: так-то, окаянный, ты управлял государством! А тот, как человек отчаянный, ответил: ты будешь управлять лучше. Тогда Ираклий приказал сначала отсечь Фоке руки и ноги, а потом живым резать на куски; тайные члены отсечь и привязать к копьям за безмерные осквернения, какие совершал Фока; в заключение — отсечь голову и обезображенный труп мрачной памяти Фоки сжечь на так называемом бычачьем рынке», без христианского погребения. Так кончали жизнь христианские императоры! И народ вновь умел почитать новых царей и воздавать им почти религиозное поклонение!

* * *.

Тяжко было положение хотя и способного и молодого Ираклия (610—641 гг.). Наследие власти было безотрадное: пустая казна, плохая армия и напор двух врагов: авар и персов.

Персы захватили в 611 г. Кесарию Каппадокийскую; в 613 г. — Сирию; в 614 г. — Иерусалим; взяли в плен патриарха Захарию и вывезли древо Креста Господня; в 615 г. — Египет; в 616 г. — Ливию и Киренаику; в 617 г. пришли в Халкидон, встали лицом к лицу пред Константинополем. С захватом Египта Константинополь лишился южного хлеба. Исчез для избалованных жителей столицы хлебный царский паек. Объективно говоря, положение было отчаянное. Ираклий думал, что для него неизбежно бегство в Карфаген, откуда он и пришел. Но правящая верхушка во главе с патриархом Сергием связала Ираклия клятвой в Св. Софий, что он останется. Это был 618 год. Составили программу защиты государства, и она блестяще осуществилась.

Нужно было избрать из двух врагов одного, а другого привлечь в союзники. Ираклий решил привлечь на свою сторону врага северного с расчетом, что эти молодые варвары могут поддаться эллинизации, что оказалось исторически благовременно. Славяне устали от толчков переселения народов и с вожделением добивались спокойной оседлости на культурной почве Ромейской империи. Ираклий открыл ворота славянам — хорватам и сербам, которые массами влились на их будущую историческую территорию и осели на ней окончательно. В тот же момент массами и крестились. Славяне в войсках аваров составляли преобладающее большинство. Принимая в пределы империи славян, Ираклий этим в корне ослаблял аварские силы и подготовлял их полный государственный конец.

Хосров Персидский, по словам хронографов, на своем знамени начертал религиозную победу над христианством. Такое знамя придавало новую силу исконному наступлению Азии на Европу. Но оно же давало в руки Ираклия и усиление лозунга самозащиты не только эллинства, византинизма, европеизма, но и самой христианской веры. Поход на персов приобрел характер крестового похода.

Ираклий взял верх над персидской армией ударом не в лоб, а обходом. Флот Ираклия сделал глубокий десант в Киликии, в тыл персам, наивно стоявшим под Константинополем. Малая Азия была очищена. Другим десантом со стороны Черного моря в Армении и Закавказье Ираклий проник в самую Персию. Северо-кавказские тюрки и хазары примкнули к Ираклию в этом походе.

Но Хосров перехитрил Ираклия дипломатически. Он подговорил авар напасть на Константинополь в отсутствие Ираклия. Летом 626 г., когда Ираклий был в Персии, аварский каган со 100-тысячным войском из разных народов, в том числе и из балканских и южнорусских славян, подошел к Константинополю с европейской стороны, а персы собрались с азиатской. Каган гордо предложил византийцам сдаться, ибо деваться им некуда: или птицами улететь ввысь, или рыбами уплыть в море. Но градоначальник германской крови Бон и патриарх Сергий (из сирийской фамилии) проявили большое мужество. Они вдохновляли народ молениями и религиозными процессиями. Наконец неприятели начали решительный штурм, который длился 9 дней: с 31 июля до 8 августа. Осаждающие надломились. Каган сжег осадные машины, и вражеское войско отступило. Вот в память этой чудесной победы и написано было и установлено императором Ираклием известное ликующее «неседальное» пение (акафист) Пресвятой Богородице.

У историка Византии Папарригопуло читаем по этому поводу такое замечание: «Прошло с лишком 1200 лет после установления при Ираклии чина этого акафиста. Византийская держава была урезана, пала, восстановлена, опять пала, и в нашем веке некоторая часть ее опять получила политическую независимость. Но, несмотря на такие перемены, после длинного ряда веков во всякой греческой стране, в Афинах и в Константинополе, в Фессалонике и Смирне, на Крите и на Хиосе, вечером в пятницу 5-й недели Великого Поста акафист Богоматери не перестает побуждать нас к благодарности Всевышнему за спасение эллинизма, соединять тех, которые разделены насилием, и наполнять сердца наши надеждами на лучшее будущее!».

Хотя наши русские предки под командой аварской азиатчины и были побеждены заступничеством Богоматери, но мы, во имя христианства, радуемся вместе с греками этой победе. Важно знамя борьбы, а не то, какая народная масса гонится в качестве пушечного мяса. И теперь этот соблазн нередко повторяется.

После этой победы Ираклий спокойно мог воевать в Персии и добился победного мира от сына Хосрова, Сироя, в 628 г. Все до рек Аракса и Евфрата возвращено было Византии. Святой Крест был возвращен, и его несли перед Ираклием при триумфальном входе последнего в Константинополь. В 629 г. Ираклий сам отвез в Иерусалим древо Креста Господня и сам 14 сентября водрузил его на прежнее место.

Дело восстановления сил империи Ираклием было достигнуто. Но следующее десятилетие принесло ему новые заботы. Враг с Востока возродился с новой силой — через религиозное движение ислама. Опять опасности, опять заботы о целости империи. Опять вторжение императоров в дела веры ради политических целей. Это и породило новую очередную ересь — монофелитство.

Вообще жизнь Восточной церкви, все более удалявшейся от связи с Западом, ориентализировалась по своим интересам. На Востоке произошли у кафолической церкви громадные потери. Армения, Сирия, Египет отпали в массах от православия. Это была форма тогдашних национальных самоопределений. Эти отпадения и забота об их «исцелении» составляют главный нерв церковно-государственных интересов Восточной церкви VI и VII вв.