Император Петр III Федорович (1761—1762 гг.)

Отталкиваясь от трагедии измены ему сына, Петр Великий сломал закон о престолонаследии и отдал монарху право назначать себе преемника. Как раз этот революционный принцип и породил сплошные смуты и дворцовые перевороты в течение всего XVIII века. Спасала положение только тоненькая ниточка легитимизма.

Елизавета, вступившая в нелегитимный брак с певчим из ее придворного церковного хора, Алексеем Григорьевичем Разумовским, и не имевшая детей, должна была использовать свое новое право назначения себе наследника. Идя по легитимной линии, Елизавета имела несовершеннолетнего племянника, сына своей уже умершей сестры (дочери Петра Великого), выданной замуж за Герцога ШлезвигГолштинского, тоже вскоре умершего. Осиротевшему детищу от этого брака при воцарении Елизаветы шел уже 14-й год. Воспитывался он в глухой неметчине и лютеранстве, прозывался Карл-Петр-Ульрих. Убогая учеба генерала-педагога, сопровождавшаяся битьем дубинкой, мало что дала и без того ограниченному ученику. Его интересовала только игра в солдатики — кумиром был Фридрих Великий Прусский, при помощи которого он мечтал возвеличить свою Голштинию. Привезенный в Россию и наскоро обрусенный по языку, оправославленный по религии, с новым именем Петра Федоровича, Петр III ничуть не переработался в русского человека. Наоборот, насильственное обкармливание Петра русской пищей только усилило в нем отвращение от всего русского. Не привязал Петра к новому «отечеству» и ранний брак, который ему устроила Елизавета. Нашли удаленную от всяких наследственных претензий на трон, дочь принца Ангальт-Цербстского, генерала прусской службы, Софию-Августу-Фредерику. Ее также оправославили и обрусили, превратив в Екатерину Алексеевну. Но удачного брака ограниченного безумца с редкостно умной женщиной никто не был в силах создать. Елизавета, видя свою ошибку, впадала в слезы отчаяния и причитала: «племянник мой урод»! «Проклятый племянник»! А Екатерина, стиснув зубы и наложив на себя подвиг молчания, упорно проглатывала целые библиотеки. Она не только увлекалась всемирно модной тогда философией французских энциклопедистов, но увлекалась русроведением. Приобрела интерес и вкус к богатству русского литературного языка и даже языка народной устной литературы. Всем этим дальновидная Екатерина расчищала себе путь к русской короне. А вкусы и настроения ее «окраденного умом» супруга использовались в недолгие дни его царствования группой правителей (Воронцовых, Шуваловых и др.) для смелого проведения в жизнь давно назревших вопросов, на что у покойной Елизаветы Петровны не хватало смелости. К таким вопросам принадлежал вопрос об окончательной секуляризации церковных земельных имуществ. Нелюбивший православия, иерархии и монашества, Петр III, не без злого вдохновения, откликнулся на подсказы — ускорить отнятие церковных земель. Он подписывает ряд распоряжений, ведущих к реализации земельной реформы: а) Усиление государственного надзора за управлением церковными вотчинами, б) Сенату дается указ: — «не тратить напрасно времени и исполнить все проекты» Елизаветинского царствования об ограничении вотчинных прав духовенства, в) Устраняется участие Св. Синода на Конференциях с Сенатом по разбору жалоб на людей церковного ведомства.

Наконец, за три месяца до своего низвержения, Петр III подписывает (21.III.1762 г.) указ о полной секуляризации недвижимых церковных имуществ с передачей ведавшей их синодальной «Коллегии Экономии» в ведомство Сената. Вековой узел разрубается этим указом довольно демагогически. Как будто и советники Петра III за его спиной не без сомнений экспериментируют: что из этого выйдет? Обрабатываемые фактически участки земли отдаются крестьянам в собственность. Их зависимость от прежних церковно-монастырских владельцев ограничивается только рублевым окладом за один год в синодскую казну. Не без издевательства в указе цитируется обобранным церковным владельцам слово евангельское: «взгляните на птиц небесных… и на полевые лилии». .

Тимофей (Щербацкий), в ту пору архиепископ Московский, пишет по сему поводу своему земляку по южной России Ростовскому митр. Арсению (Мациевичу): «Всех нас печальная сия тронула перемена, которая жизнь нашу ведет к воздыханиям и болезням… До сего мы дожили по заслугам нашим». .

Землероб с волнением почуял, что плотину прорвало сверху, и начал «не зевая» хищничество. Крестьяне рубили леса, увозили сено, угоняли скот, птицу, вылавливали рыбу из прудов…

Протестовать было трудно, потому что офицеры, производившие для государственного учета описи церковных имений, сами угоняли часть лошадей и инвентаря, якобы «в казну».. Даже иностранные наблюдатели увидели, что творится что-то неладное, что развязывается смута (вскоре и наступила «пугачевщина»). Варшава ждала революции. Пруссия боялась за судьбу глупого Петра III. Посол короля Прусского писал: «Духовенство подало императору представление на русском и латинском языках, где жалуется на насилие и странные поступки с собою вследствие указа об отобрании церковных имуществ; таких поступков духовенство не могло ожидать и от варварского правительства, а теперь принуждены терпеть их от правительства православного и это тем горестнее, что духовные люди терпят насилие потому только, что они суть только служители Божии. Эта бумага, подписанная архиепископами и многими из духовенства, составлена в чрезвычайно сильном тоне: это не просьба, а скорее протест против государя». Архивы нам не сохранили такого открытого коллективного протеста иерархии. Иерархия воздыхала, но терпела. Но здесь неточно представлен действительный факт. Это — волнение пылкого Арсения Мациевича. По свидетельству одной биографической записки об Арсении, последний именно в этот момент уже писал свой протест, открыто поданный несколько позднее. Вот как тут записано (Рукопись Импер. Публичн. Библиотеки № 279 л. 1-ый): «И пришел в коллегию, уединился и писал к Его Имп. Величеству прошение, которое состояло из книг пророческих и Священного Писания, весьма жалостно и плачевно, острого и высокого рассуждения; и отправлено оное с схимоиеромонахом Лукою в СПБ, которое и вручено было Его Величеству в собрании генералитетства и прочтено с остановкою секретарем, и государь был в великом азарте, а оной схимник от страху лишился ума, был послан в Невский монастырь, где 6 недель и находился под караулом и возвращен с указом, чтобы быть безысходну из келии, за присмотром настоятеля; и никакого решения не учинено».

Екатерина II, свергшая Петра III, огульно отвергла в числе других и это его начинание. Но тотчас по занятии трона вернулась и к этому перезревшему вопросу. Исторический час для его решения пробил.