Б. География твердой земной поверхности и геология

На первом месте стоит твердая земная поверхность. Если мы и не признаем за ней, как это делают некоторые географы (см. выше, стр. 135 и сл.), преимущества в том смысле, что она именно представляет собой настоящий предмет географии, другие же царства природы и человек должны рассматриваться лишь как придатки в их зависимости от твердой земной поверхности, то мы все-таки считаем ее основным и самым выдающимся элементом, без которого все остальные географические явления вообще не могут быть поняты. В более старых землеописаниях, а также иногда и в новое время географическое исследование ограничивалось исключительно внешней формой твердой земной поверхности, и только она одна и охватывалась описанием; изучались ее влияния, но от изучения ее причин пока отказывались. Некоторые старые географы, а именно военные географы, и до сих пор еще стоят на этой точке зрения. Но географическая наука уже в двух отношениях перешагнула через эту морфографическую концепцию твердой земной поверхности, во-первых, расширением самого содержания этой концепции. Если чередование высот и низменностей, ровных и неровных мест является важнейшим явлением, то приходится все же признать, что и материальный состав, горные породы и почвы имеют громадное влияние на орошение, на растительный и животный мир, на расселение и хозяйственную жизнь человека, а такие явления, как вулканическая деятельность, землетрясения, обвалы и т. д., играют в жизни человека тоже большую роль. Вторая поправка, внесенная в старую морфографическую концепцию твердой земной поверхности, заключалась в дополнении ее (под влиянием Пешеля и Рихтгофена) исследованием причин формирования современного рельефа^[1].

Полное научное познание возможно только в том случае, если явления не только описываются, но и истолковываются. Только исследование причин вносит порядок и некоторое единство в бесконечное многообразие непосредственных чувственных восприятий и делает возможным овладеть ими мысленно и, так сказать, духовно их освоить. Картографы, которые так долго отгораживались от причинного объяснения форм земной поверхности, также пришли теперь к убеждению, что хорошая топографическая съемка возможна только при наличии морфологического понимания местности, потому что только оно делает топографа способным правильно охватить формы поверхности. Переход от морфографии к морфологии был одним из значительнейших успехов географии. Нечего и говорить, что значение морфологии некоторое время преувеличивалось и слишком уж выдвигалось на передний план; новые завоевания науки вообще часто связаны с преувеличениями. Исполнив свою работу, морфология может теперь спокойно отойти на более скромное место; не следует только допускать преувеличений и в реакции против нее, что, по-видимому, имеет место. Для географии было бы большой потерей, если бы эта важная ее часть опять зачахла или перешла в другие руки. Кто когда-нибудь изучал в первом томе «Китая» Рихтгофена главы о почвообразовании Центральной Азии и о лессе, тот должен был убедиться, как сильно такая постановка исследования способствовала пониманию переселений и условий расселения. Обратно при чтении произведений Ратцеля постоянно ощущается недостаток в более глубоком морфологическом проникновении, которое могло бы привести и к более глубокому пониманию влияния почвы на человека. Против преувеличения значения морфологии, которое наблюдалось в течение нескольких десятилетий, следует протестовать; но теперь иногда о морфологии ничего не хотят и слышать, а это уже значит выбрасывать из ванны вместе с водой и ребенка.

В области такого в двояком отношении расширенного исследования твердой земной коры география соприкасается, с одной стороны, с геологией, с другой — с самостоятельными дисциплинами почвоведения и морфологии, а также с учением о вулканах и землетрясениях.

Практически наиболее важное значение имеет соприкосновение с геологией. Оно не всегда было дружественным; напротив было немало пограничных столкновений, потому что геологи, хотя они сами у нас в Германии очень мало сделали для морфологического понимания твердой земной поверхности, всегда считали постановку географической работы в этой области вторжением в сферу их компетенции. Они возражали против замечавшегося вначале поверхностного характера работы географов, объяснявшегося тем, что многие брались за эти проблемы без достаточной геологической подготовки; геологами пущена была тогда довольно безвкусная штука, что география — не наука о поверхности земли, а поверхностная наука о земле. Только при этом они проглядели, что величайшими своими успехами морфология обязана географам и что ими же установлена четкая концепция как форм поверхности, так и климатических и геоботанических условий строения почв. И в то время, как географы по большей части быстро заполнили пробелы своих знаний, у многих геологов и теперь еще недостает углубленного морфологического образования. Некоторые, главным образом, старые геологи, замкнувшись в своем узком кругозоре, до сих пор еще ведут себя воинственно, но в общем добрососедские отношения уже установились. Представители обеих наук признают, что в своих исследованиях они должны оказывать друг другу поддержку, но что цель их исследований различна, и что обе науки, исходя из общей основы, направлены в разные стороны.

Геология по своему существу является историей земли; факты современной земной поверхности являются для нее документами, по которым она читает историю земли. При этом она долго ограничивалась изучением горных пород и окаменелостей, условий отложения и вообще геологическими процессами, как таковыми. Лишь за последнее время она включила в свой круг изучение форм; идя по следам географии, она признала, что не только многие процессы поверхностных изменений, но также и внутренние процессы, как например общие поднятия и опускания твердой земной коры, могут быть поняты лишь путем изучения поверхностных форм, и что это изучение, наряду с изучением горных пород и условий отложения, дает ценный вклад для научного познания. В общем же для геологии, поскольку держаться только чистой науки и не считаться с практическим ее применением, внутреннее строение важнее, чем поверхность, горные породы важнее, чем почва. Наряду с петрографией и стратиграфией, которая постепенно превращается в настоящую историческую геологию, тектоника, т. е. учение о внутреннем строении твердой земной коры, тоже стала излюбленной областью исследований геологии, причем исследования в области тектоники ведутся также в духе истории земли, и изучение старых образований гор ей одинаково важно, даже важнее, чем новейших. Так называемая палеогеография, т. е. географическое изображение прошедших геологических периодов, примыкает к истории земли и должна рассматриваться как ее часть; ибо хотя род познавания у нее и географический, но она не только заимствует свой материал из геологических исследований, но и служит интересам геологии.

География тоже должна исходить из внутреннего строения твердой земной коры; но для нее это строение не памятник истории земли, а основа для понимания современных форм и современных свойств твердой земной поверхности. Включать в географическое описание какой-либо местности геологическую историю ее развития — это значит делать методологическую ошибку; география принимает внутреннее строение скорее, как совершившийся факт, и не исследует его происхождения дальше, чем это безусловно необходимо для понимания. При этом она опирается на плечи геологии, с благодарностью пользуясь результатами ее исследований. Весь ее интерес и ее собственная исследовательская работа начинаются с момента образования современной поверхности в отношении форм и почв. Географию интересуют различия в твердой земной коре по разным странам и местностям, именно в силу того основного значения, которое ее формы и строение имеют для всех остальных царств природы и для человека.

Впрочем морфология^[2] в составе литературы по общему землеведению имеет еще по большей части форму систематической науки, т. е. является изучением форм, как таковых, причем вопросы об их происхождении и географическом распространении занимают в ней подчиненное место. Эти описания еще не вполне сознали стоящие перед ними собственно географические задачи. Но и в этой форме морфология имеет право на существование, как самостоятельная дисциплина, аналогичная почвоведению и имеющая значение для техники путей сообщения, военной стратегии и тактики и т. д. Для географии она является в этом своем виде наукой вспомогательной. Собственно географическое исследование, исходя из пространства, задается вопросом: какую форму имеет твердая земная поверхность в различных местах земли. Формы поверхности всегда являются для нее составными частями ландшафта и должны быть поняты как таковые, как результат геологического строения и климата и как основа растительного и животного мира и человеческой жизни.

То же самое относится конечно и к географическому рассмотрению горных пород, минералов и почв, хотя отношения географии с соответствующими дисциплинами развивались в прямо противоположном порядке; минералогия, учение о горных породах и почвоведение появились с самого начала в качестве систематических наук и лишь позже были вовлечены в сферу географии в качестве подсобных дисциплин. Заслугою Рихтгофена является основание географии почв. Точно так же должны быть вовлечены в сферу географий в большей мере, чем до сих пор, минералы и горные породы. Эти явления, относятся к физиономии и физиологии ландшафтов, будучи результатами внутреннего строения и климата, служат основой растительного мира и хозяйственной жизни, имея значение как для сельского хозяйства, так и для горной промышленности. Они не должны попадать прямо в экономико-географические исследования в качестве случайных фактов, а должны быть включены, насколько это возможно в их распределении и распространении, в физическую географию при рассмотрении твердой земной поверхности.

• [1] Получается весьма наивно, когда Дэвис упрекает немецкую географию в том, чтоона удовлетворяется описанием явлений, и приписывает себе честь почина в их истолковании.
• [2] Ср. мою книгу «Формы поверхности суши», Лейпциг 1921, стр. 3 и сл.