Бунт. 
История россии с древнейших времен до xvii века

Расправившись с князем, заговорщики бесцельно отомстили своему сопернику — убили любимца покойного, Прокопия. Затем начался грабеж имущества господина: похищены золото, драгоценности, жемчуг, дорогие ткани. Еще до рассвета навьючив награбленное на лошадей, воры спешно развезли добычу по домам. Похоже, отнюдь не только борьба с деспотизмом двигала разбойниками, не погнушавшимися мародерством. Опасаясь, что жители Владимира нападут на них, чтобы отомстить за князя, Амбал с товарищами разобрали оружие и стали вооружать отряд. Вызвав в городе волнение, они старались посеять рознь между горожанами, распространяя там слухи, будто бы в среде владимирцев тоже есть участники заговора, убийцы: «…ведь не одною нашей думою убит князь, есть и между вами наши сообщники». Жители отвечали: «Кто с вами в думе, пусть при вас и остается, а нам он не нужен». Впрочем, люди подвластные не смогли сплотиться против убийц и только наблюдали, как развиваются события. В отсутствие власти и под влиянием дурного примера расхитителей княжеского богатства в Боголюбове некоторое время продолжались грабежи и беспорядки. На княжий двор явились дворяне и жители Боголюбова и разграбили все подчистую, как некогда киевляне разграбили усадьбу отца Андрея — Юрия Долгорукого. Захватили даже имущество приглашенных Андреем иностранцев — церковных мастеров, убили также княжеских посадников и тиунов и разграбили их дома.

Разгул преступности прокатился по всей волости, простолюдины грабили княжеских слуг: посадников, тиунов (сборщиков податей), детских, мечников. К горожанам присоединились и сельские жители. Волну грабежей во Владимире и окрестностях удалось прекратить лишь авторитетом священнослужителей, которые с образом Пресвятой Богородицы Владимирской крестным ходом шли по городу и увещевали обезумевших и заблудших. Летописец проговаривается, объясняя бесчинства тем, что народ грабил и бил княжеских слуг, не зная, что где закон, там и обид много. Мысль понятна: простой люд не ведал справедливости при князе в подвластной ему Северо-Восточной Руси.

Меж тем, за все время народного возмущения никто не удосужился похоронить убитого. Внезапно в повествовании появляется преданный ему слуга Кузьма Киянин, который все ищет тело господина. Ему злобно отвечали: «Вон лежит выволочен в огород, да ты не смей брать его: все хотят выбросить его собакам, а если кто за него примется, тот нам враг, убьем и его». Верный Кузьма нашел тело и стал плакать над ним: «Господин мой, господин мой! Как это ты не почуял скверных и нечестивых врагов, когда они шли на тебя? Как это ты не сумел победить их, ведь ты же умел прежде побеждать полки поганых болгар».

Подошел ключник Амбал, Кузьма стал его просить «дай хоть ковер или что-нибудь подостлать и прикрыть господина нашего». Вспоминается ткань шатра, в которую был завернут смертельно раненный святой Борис, и ковер, в котором ослепленного Василька выносили из малой избы. «Ступай прочь, мы хотим бросить его собакам!» — огрызнулся Амбал. «Ах ты, еретик, собакам выбросить? А помнишь ли ты, жид, в каком платье пришел ты сюда? Теперь ты стоишь в бархате, а князь нагой лежит, но прошу тебя честью, сбрось мне что-нибудь». Выходец из степи, алан Амбал поспешно причислен к евреям, дабы был понятен пафос справедливого гнева верного слуги, здесь возможна весьма натянутая параллель Амбала с Иудой. Однако укоры возымели действие, Амбал сбросил Кузьме и ковер, и корзно (плащ). Обернув убитого, Кузьма понес его в церковь, но там все были пьяны и отказались открыть ему двери: «Брось тут в притворе, вот носится, нечего делать!». Тут верный слуга разрыдался: «Уже тебя, господин, и холопы твои знать не хотят; бывало, придет гость из Царя-града или из иной какой страны, из Руси ли, латинец, христианин или поганый, прикажешь: поведите его в церковь, в ризницу, пусть посмотрит на истинное христианство и крестится, что и бывало, крестилось много; болгары и евреи, и всякая погань, видевши славу Божию и украшение церковное, сильно плачут по тебе, а эти не пускают тебя и в церковь положить». Пришлось Кузьме оставить тело убитого князя в притворе, где оно пролежало двое суток. На третьи сутки пришел игумен Космодемьянский Арсений и гневно заявил: «Долго ли нам смотреть на старших игуменов и долго ли этому князю лежать? Отоприте церковь, отпою над ним, и положим его в гроб; когда злоба эта перестанет, придут из Владимира и понесут его туда». Боголюбские клирошане внесли, наконец, тело князя в церковь, положили в каменный гроб и отпели его.