Кровная месть в системе правосудия Скандинавии по материалам исландских саг

Актуальность исследования отношений кровной мести и обычного права важна не только с исторической точки зрения. В данном случае мы имеем дело также с социологическим аспектом истории, поскольку изучение мировоззрения и мировосприятия человека определенного исторического периода, несомненно, необходимо для более полного понимания развития социальных отношений данного временного отрезка, а вместе с этим — и для общего развития общества. Положение человеческой личности в обществе в значительной мере определяется и регулируется действующим в этом обществе правом, а в отношении общества к праву кроется и отношение общества к личности. Рассмотрение же скандинавского мировоззрения, его развития и изменений, произошедших в нем, в целом весьма важно, поскольку показывает путь постепенной интеграции скандинавов в европейское сообщество, от которого они были отрезаны и даже противопоставлены ему, как в географическом, так и в религиозно-мировоззренческом отношениях на всем протяжении эпохи викингов. Также, значимость данного исследования обусловлена тем, что в Исландии в протяжении длительного времени сохранялось родовое общество на поздней стадии его развития. Принятие христианства прошло здесь мирно, и языческие корни не были отторгнуты и вычеркнуты из истории, в отличие от многих европейских стран. Впоследствии это обстоятельство немало способствовало тому, что развившаяся грамотность позволила зафиксировать в письменном виде, сохранить и донести до нас в сагах и иных произведениях (скальдических стихотворениях, например) многие сведения о самых различных сторонах жизни древних скандинавов.

Основным объектом нашего исследования является древнескандинавское (исландское) общество. Большую часть исландцев составляли переселенцы из Норвегии, но черты этого общества можно рассматривать, как характерные для всего скандинавского социума до образования государства, различия между ним и скандинавским обществом догосударственного периода незначительные. Предмет исследования включает в себя правовые отношения, а также кровную месть, как часть социальных отношений, мировоззрения, и отчасти — само мировоззрение как фактор, влияющий на поступки, определяющий мораль членов этого общества. Эволюция мировоззрения в процессе разложения родового общества тесно связана с эволюцией социальных отношений.

Данная работа посвящена детальному изучению правовых отношений в древнескандинавском обществе, а также такому явлению, относящемуся к обычному праву, как кровная месть. Соотношение этих двух параллельно существующих, и при этом малозависимых друг от друга явлений до сих пор не вызывало пристального внимания со стороны исследователей древнескандинавского общества. Немаловажным будет рассмотрение и выявление тех факторов скандинавского мировоззрения исследуемого временного периода (вторая половина Х века, конец эпохи викингов), которые оказывали влияние на древнего скандинава, индивида, отдельного члена общества, заставляя его выходить из рамок ограничений, установленных этой системой. Возможно, нам будет легче понять пути развития скандинавского социума, взглянув на него изнутри, и правовые отношения здесь отнюдь не второстепенный момент. Рискну утверждать, что хорошо изучив древнескандинавское право и кровную месть, современный исследователь сможет постичь менталитет исландцев конца эпохи викингов если не полностью, то, по крайней мере, в значительной его части.

Основными задачами данной работы будет изучение и анализ обычного права в Скандинавии (Исландии) по материалам саг, а также обстоятельств, сопутствовавших свершению кровной мести. Привлеченные источники, на наш взгляд, ясно обрисовывают картину правовых отношений в исландском обществе. Необходимо выявить следующие аспекты:

1. Состояние обычного права и института кровной мести в Исландии в конце эпохи викингов;

2. Категории населения, участвовавшие в правовых отношениях и осуществлении кровной мести;

3. Влияние принятия христианства на развитие кровной мести и обычного права;

4. Взаимоотношения обычного права, как системы правосудия, призванной решать конфликт без применения оружия, и института кровной мести — универсального средства защиты.

Задачи данной работы определяют необходимый для изучения временной отрезок. Принятие христианства будет верхним порогом нашего исследования, так как именно этот шаг приблизил Исландию к остальной Западной Европе, а также способствовал появлению совершенно иной морали, пришедшей на смену языческим понятиям об устройстве мира. Как бы сказали сейчас — это был шаг к интеграции в европейское сообщество. С этого момента, пожалуй, начинается разложение родового строя, а также начинается быстрое сближение Исландии и Западной Европы, приведшее к тому, что в 1262 году Исландия на долгий промежуток времени теряет независимость, оказавшись в сфере влияния остальных скандинавских стран. Установить нижний порог, пожалуй, даже более сложно, остановимся на середине X века. Как гласят источники, после 930 года поток мигрантов иссяк, и к середине века в Исландии полностью сложилось общество на основе родовых отношений, которое нас и интересует. Таким образом, хронологические рамки исследования находятся между 950 и 1005 годом. Не стоит считать ограничение слишком жестким, наоборот, для полноты исследования придется «прихватить» пару лет, а то и больше, чтобы исследование не выглядело искусственно вырванным из контекста общего развития исландского общества.

Некогда действие кровной вражды было единственным способом регулирования взаимоотношений между родами и племенами, осуществления коллективной защиты индивида. Состояние вражды в условиях родоплеменной организации воспринималось как естественное течение истории. Скандинавские мифология и эпос насыщены настроением враждебности, готовности к жестокой расправе, эпизодами яростного отмщения, наполнявшими жизнь богов целого громадного периода, сменившего золотой век — век без вражды. В догосударственном обществе человек не мог надеяться ни на чью защиту, кроме своего рода, и обычай кровной мести являлся универсальным средством защиты жизни, чести имущества сородичей (соплеменников). Соответствующим образом складывалось и мировоззрение индивида, привязывая его к его роду, сплачивая род, патриархальную семью, против любой потенциальной угрозы со стороны других индивидов или их родов. Появление государства, как аппарата, имеющего права на репрессии, не могло не вызвать изменений и в общественных отношениях.

Сюжет кровной мести, вражды, лежит в основе большинства скандинавских саг. Героем саг является индивид, выполняющий обычай мести (Скарпхедин, сын Ньяля, Кари), либо наоборот — скрывающийся от мстителей (Гисли, сын Кислого, Греттир Асмундсон). Человек, пошедший против установленных обычаев, всегда переходил в разряд легенд, которые доносили его образ через века, обычно с разными дополнениями и искажениями.

Название нашего исследования говорит, что в качестве одного из основных источников мы будем рассматривать саги. Исследователи много спорят о достоверности сведений, сообщаемых сагами. Наиболее правильным здесь, пожалуй, будет тщательный подбор фактов с их параллельной проверкой по другим источникам, в том числе и археологическим. В прежние времена изучение эпохи викингов в первую очередь основывалось на сохранившихся письменных источниках. Была проделана огромная работа по розыску их в архивах и других местах, по их описанию, истолкованию, комментированию и изданию. Вместе с тем, в обстоятельных исследованиях начала 1900;х годов и более позднего времени постоянно подчеркивается, что многие увлекательные истории (то есть саги), восходящие к эпохе викингов, — это своего рода исторические романы, которые были записаны спустя долгое время после описываемых в них событий. Это, в частности, относится ко многим исландским родовым сагам (написанным на исландском языке в 1200—1400-е годы). Сюда можно также причислить фундаментальный труд Снорри Стурлусона «Хеймскрингла» или «Круг Земной». Он был создан примерно в 1230 году и посвящен истории норвежских королей от древнейших времен до 1177 года.

Вместе с тем, отнюдь не все сведения о викингах, записанные позднее, следует полностью отвергнуть или подвергать сомнению. Так, например, ирландские «Ульстерские анналы», относящиеся к 1400-м годам, являются достоверной версией первоначальных анналов, восходящих к эпохе викингов. В них сообщается немало сведений о походах скандинавов. Представляется также, что многие скальдические стихи, большая часть которых была создана знаменитыми скальдами для возвеличивания прославленных викингских руководителей, донесли до нас относительно достоверные сведения через поколения, хотя и были записаны после эпохи викингов. Большинство дошедших до нас скальдических стихов относится к 1100-м или 1200-м годам, и они связаны с исландскими сагами. Многое дошло до нас благодаря труду Снорри Стурлусона «Круг Земной». Он, сам будучи скальдом, предваряет свой труд несколькими вескими аргументами в пользу правдивости изображаемых событий. Он сообщает, что важнейшими источниками для него послужили древние стихи скальдов и исторические труды его соотечественника Ари Торгильссона. Причем он отмечает, что Ари «узнавал все от старых и мудрых людей». Ари «был жаден до знаний и к тому же обладал хорошей памятью». И все-таки наиболее достоверные сведения он почерпнул из стихов скальдов, которые нужно было лишь «правильно понять и истолковать». Снорри также сообщает, что скальды были еще при короле Харальде Прекрасноволосом (то есть в Норвегии около 900 года) и что «народ и поныне знает их стихи о нем и о других королях, которые правили Норвегией после него». Далее Снорри отмечает: «Наверняка в обычае скальдов было превозносить того, кто находился перед ними, однако никто не дерзнул бы рассказывать человеку о подвигах, которых он на самом деле не совершал. Ведь все слушающие скальда знали бы, что это не более, чем ложь и бахвальство. А такое восхваление больше походило бы на издевку».

Некоторые из стихотворений о богах и героях древности, так называемые эддические стихи, также восходят к эпохе викингов, хотя возраст многих из них до сих пор вызывает споры. Стихи Эдды известны главным образом по рукописи под названием «Codex Regius», переписанной в Исландии в конце 1200-х годов из несколько более ранней рукописи. Это собрание стихотворений часто называют «Эддой Старшей» в отличие от книги Снорри Стурлусона об искусстве стихосложения, которую он сам озаглавил «Эдда» и которую теперь называют «Снорриева Эдда» или «Эдда Младшая». Многие скандинавские стихотворения, хотя и записанные позднее, дают нам сведения о личностях, событиях и культурно-исторических условиях эпохи викингов, одновременно являясь образцами своеобразной, сложной и увлекательной поэзии скальдов. В известной степени удачей является то, что многие из сохранившихся скальдических стихов повествуют о событиях, происходивших в Норвегии, поскольку других письменных источников об этой стране, относящихся к тому периоду, почти не сохранилось. Правда, некоторые записанные в средние века законодательные акты содержат уложения, относящиеся к эпохе викингов, или уложения, налагающие запрет на действия, связанные с традициями языческих времен. Зачастую, однако, эти уложения, восходящие к прошлому, невозможно выделить, поскольку законы, относящиеся ко времени записи, (а мы впервые знакомимся с ними в этом виде), отражают общественные отношения, возникшие спустя сотни лет после эпохи викингов, когда многое в обществе претерпело изменения и христианство уже долгое время оказывало свое влияние. Тем не менее, хотя «саги об исландцах» были написаны больше чем через двести лет после введения христианства, влияние христианской идеологии в них ничтожно. Большая часть персонажей «саг об исландцах» не обнаруживает никакого влияния христианской идеологии. В основе того, как трактуются судьбы персонажей саг, лежит фаталистическая концепция, характерная для языческой религии. Счастье трактуется в «сагах об исландцах» как своего рода жизненная сила, внутренне присущая человеку, а несчастье — как ее отсутствие, ведущее человека к преступлению, бедам и гибели. Даже о тех исландцах века саг, которые были христианами, как например о Ньяле и его сыновьях, рассказывается с точки зрения языческой. В «Саге о Ньяле» рассказывается, что после смерти Гуннара его сын Хёгни хотел «отдать» Гуннару его копье, чтобы оно было с ним в Валгалле и он бы мог там сражаться им, а когда Хёгни и Скарпхедин отправились мстить за Гуннара, то два ворона (птица Одина) всю дорогу летели за ними.

Поэтому, несмотря на все оговорки относительно правдивости изображения эпохи викингов в более поздней прозаической литературе, споры о возрасте эддической поэзии и о возможностях вычленить законодательные акты, относящиеся к эпохе викингов, представление об этой эпохе стало бы намного беднее, если бы мы с порога отвергли все эти источники. Это же соображение в равной степени касается и богатейшей древнескандинавской литературы, которая представляет собой удивительный сплав вымысла и реальности при отображении многих знаменательных событий эпохи викингов, а также культуры и истории того времени. В частности, речь идет о борьбе короля Харальда Прекрасноволосого за объединение Норвегии, о колонизации Исландии, о введении христианства в Гренландии, об открытии Америки. И конечно, сюжетом многих саг являются события, относящиеся непосредственно к нашему исследованию — это распри на почве кровной мести, сопровождаемые тяжбами на тинге, объявлениями вне закона, убийствами, поединками, поджогами и т. п.

В основе исследования нет какой-либо одной саги, вокруг которой оно могло бы быть построено, тем не менее, сразу упомянем, что наиболее, пожалуй, показательная и богатая эпизодами описаний производства обычного права в Исландии является «Сага о Ньяле», к который мы и будем постоянно обращаться. Многие моменты этой саги очень подробно описывают нам, как происходили тяжбы в действительности, какой характер они носили и какие черты и особенности наиболее им присущи. Кроме этой саги нам немало поможет «сага о Гисли», а также «Сага о Хёрде и островитянах», «Сага о Греттире», и другие саги в той или иной мере могут затрагивать предмет нашего исследования, поскольку сюжет родовой саги — всегда (или почти всегда) затрагивает проблемы индивида и правосудия. На мой взгляд, именно эти перечисленные саги наиболее полно отражают картину состояния исландского общества, а также ярко освещают моменты, относящиеся к данной работе. Возникает, вероятно, вопрос, почему в качестве основного источника используются саги, а не, допустим, сборники областных законов, во многом сохранившие те же положения, которые существовали и в дохристианском обществе? Но законы, записанные, как и саги, после принятия христианства указывают лишь общие положения дел, в то время, как в сагах встречаются конкретные описания процедуры ведения тяжб, со всеми подробностями, и, что не менее важно, именно в сагах мы видим отношение к праву и закону как со стороны общества, так и со стороны отдельных личностей, индивидуумов, что не может не повлиять на наше исследование.

Авторы саг не могли выйти за горизонт того глубоко традиционного общества, в котором жили они сами и их предки, потому персонажи саг делали и говорили, большей частью, только то, что следовало или не следовало делать или говорить древнему скандинаву в соответствии с законами и этикой родового общества, в главных своих чертах неизменного в течение столетий. Потому тот очевидный факт, что в своей конкретной, а лучше сказать, частной форме поступки и речи персонажей домыслены авторами саг, для нас не несёт отрицательной коннотации. Напротив, как это ни парадоксально, явный вымысел имеет больше ценности для историка-обществоведа, чем достоверная частность, ибо в традиционной культуре он наверняка показывает идеальную модель поведения в определённой ситуации. А что есть научное описание объекта или явления как не его идеальная, абстрагированная от частностей модель?

Две конкурирующие в литературоведении концепции отражают двойственность саги как жанра. Одна концепция, отстаивавшаяся такими видными учеными, как Андреас Хойслер и М.И. Стеблин-Каменский, видит в саге форму хранения информации в бесписьменном обществе: события произошли, и нужно отразить их для будущего в адекватной форме, чтобы они остались в памяти людей. Для Хойслера, Стеблин-Каменского и их сторонников сага, в первую очередь, продукт устного творчества. Противоположная концепция, которую в разные годы отстаивали исландские литературоведы Сигурд Нордаль, Эйнар Оулавюр Свейнссон и Йоунас Кристьяунссон, оспаривает само существование устной саги и отрицает наличие устной традиции, соединяющей время действия родовой саги с временем ее записи. Для этих ученых и их многочисленных единомышленников литературная сага, прежде всего, ретроспектива, взгляд в прошлое. Анализ саг почти всегда выявляет в их тексте анахронизмы и вставки, многие из которых выдают знакомство с письменными текстами. Те ученые, которые верят, что канон саги сложился в дописьменную эпоху, обычно настаивают на первичности родовой саги, а те ученые, которые оспаривают существование устной саги, объявляют первичными иные группы саг.

Героический облик эпохи викингов способствовал проявлению большого научного интереса ко всему, что связано с ней, и, как следствие — большому объему литературы по данной теме. В России интерес к этой теме был поднят еще со времен выдвижения норманнской теории. К концу 1830-х начинают появляться переводы скандинавских саг на русский язык, с 1840-х проводятся раскопки в регионах предполагаемого присутствия варягов на Руси. В середине XIX столетия появился переводной труд Андерса Стриннгольма «Походы викингов». Вплоть до появления в 1950;1970;х гг переводов многочисленных исландских саг, до выхода в 1960;1980;х гг книг М. И. Стеблин-Каменского, А. Я. Гуревича, Г. С Лебедева, посвященных истории викингов, «Походы Викингов» издания 1861 г. оставались единственным серьезным и всеобъемлющим историческим исследованием. «Походы викингов» замечательны как полнотой привлеченного материала, так и методикой его подачи. Необходимо обратить внимание, что автор привлек все категории письменных источников, посвященных теме викингов, и в той или иной степени использовал в своей работе большинство конкретных памятников, известных в первой половине XIX века. В числе этих памятников скандинавские (исландские) саги — родовые и королевские, законы отдельных областей и провинций раннесредневековой Швеции, многочисленные образчики скальдической поэзии, обе Эдды — Старшая и Младшая, «Книга об исландцах» Ари Мудрого, а также многочисленные латиноязычные и арабоязычные источники и др. Иными словами Стриннгольм поднял и проанализировал весь доступный к тому времени фонд письменной информации. А если мы примем во внимание, что с той поры фонд этот практически не изменился, и уж во всяком случае, не претерпел качественной трансформации, то станет понятно, почему это произведение остается актуальным и в наши дни. Для нашей работы особенно интересна вторая часть его книги, которая так и называется: «Государственное устройство, нравы и обычаи». Здесь мы найдем информацию о большинстве сторон жизни древних скандинавов, в том числе и данные о скандинавском древнейшем праве. Саги являются одним из немаловажных источников для Стриннгольма, однако, на наш взгляд, он оказывает им чрезмерное доверие и идеализирует скандинавское общество, что вряд ли может серьезно исказить общую картину, обрисованную «Походами викингов», но, тем не менее требует от современников куда более тщательного подхода к некоторым фактам, изложенным в книге.

М.И. Стеблин-Каменский опубликовал в общей сложности около полутора сотен работ, написанных просто, живо и остроумно. Полностью сохраняя новаторское значение для науки, они в то же время открывали людям, далеким от науки, увлекательный мир культуры других стран и эпох.

Научное наследие М.И. Стеблин-Каменского велико по объему и многообразно по содержанию. Выдающийся лингвист, он опубликовал многочисленные работы по скандинавскому языкознанию. Широко известны также его замечательные исследования по средневековой литературе и культуре: «Культура Исландии» (Л., 1967), «Мир саги» (Л., 1971), «Миф» (Л., 1976), «Историческая поэтика» (Л., 1978), «Древнескандинавская литература» (Л., 1979) и посмертно изданная работа «Становление литературы» (в книге «Мир саги. Становление литературы». Л., 1984). Переводы этих книг выпущены в Дании, Исландии, Норвегии, США, Чехословакии, Эстонии и Японии.

Благодаря неутомимой деятельности М.И. Стеблин-Каменского российская читающая публика познакомилась с крупнейшими памятниками древнеисландской литературы: крупнейшими родовыми сагами, поэзией скальдов, «Старшей Эддой», «Младшей Эддой», королевскими сагами («Круг земной» Снорри Стурлусона). Все эти издания выходили по его инициативе, под его редакцией, с его статьями и комментариями и во многих случаях с его переводами. Большинство саг, использованных для данной работы, также переведены М.И. Стеблин-Каменским, а его работы, упомянутые выше, сформировали точку зрения автора исследования.

Арон Яковлевич Гуревич по праву считается столпом отечественной скандинавистики. Автор свыше 300 работ, из них 23 монографии, он подробно осветил для отечественного исследователя, да и просто читателя, основные моменты эпохи викингов. Среди прочих достоинств его работ необходимо отметить, что его труды не страдают излишней идеализацией скандинавов в отличие от многих прочих исследователей. Также их нельзя упрекнуть в излишней упрощенности. По сравнению с иными работами здесь практически нет утрирования или передачи какой-либо гипотезы, как наиболее достоверной, или единственно правильной, чем, иногда бывает, страдают зарубежные издания, зачастую носящие энциклопедический характер. Нам особенно будут интересны «Круг Земной» и история Норвегии, «Эдда» и сага", «Человеческое достоинство и социальная структура. Опыт прочтения двух исландских саг», а также «Диалектика судьбы у германцев и древних скандинавов». В этих работах рассматриваются многие интересные моменты, на которые я также счел нужным обратить внимание в своей работе, например о зависимости для саги отношения между поведением героя, его поступками и социальной значимостью.

Относительно недавняя (1999 г.) статья С. Никольского, посвященная проблеме взаимосвязи наследования и кровной мести, не может остаться незамеченной нами, благодаря тому, что касается и темы нашего исследования, правда, с другой стороны. Как источник, автор статьи использует и саги и законы, устанавливая взаимосвязь кровной мести и наследования имущества в древней Скандинавии.

Среди прочих зарубежных авторов, чьи работы переведены на русский язык, нельзя не отметить книги Гвина Джонса «Викинги: потомки Одина и Тора» и «Норманны — покорители Северной Атлантики». Первая из них посвящена становлению скандинавских государств и их развитию в эпоху викингов, вторая — путешествиям древних скандинавов через Атлантику. Само скандинавское общество затронуто в работах не столь подробно, как у Стриннгольма или Гуревича, но и этих сведений хватает, чтобы получить яркое представление о традициях, обычаях и развитии социальных отношений в эпоху викингов в Скандинавии.

Большая популярность эпохи викингов у историков породила большое количество различных мнений и концепций, иногда диаметрально противоположных друг другу. Вокруг одной только «Норманнской теории» сломано немало копий за три столетия. В данной работе я бы хотел опираться непосредственно на источники, привлекая также работы авторов, пользующихся большим уважением и доверием, таких как, например, А. Я Гуревича, М.И. Стеблин-Каменского и др.

1. Исландия и исландцы

Нам было бы трудно рассуждать о каких-либо особенностях мировоззрения или даже правосудия, не будучи знакомы с историей изучаемого нами общества в определенный период. Поэтому я считаю, что сначала необходимо кратко ознакомиться с историей заселения Исландии, чтобы лучше понимать те условия, в которых образовалась и формировалась ее общественная среда.

Существует несколько версий о том, как была открыта и заселена Исландия. Согласно одному из источников — «Книге о занятии земли» (Landnamabok) — ее открыл норвежский викинг Наддод, корабль которого отнесло ветром, когда он плыл на Фарерские острова. После него упоминается экспедиция шведа Гардара, а по их следам искать Снежную страну, как назвал ее Наддод, отправились некто Флоки, Херьольв, и Торольв, причем последний, вернувшись, настолько расхваливал ее масляные травы, что его прозвали Торольв Масло. Впрочем, в древнейшей рукописи Landnamabok эти имена идут в ином порядке и первым, кто ступил на землю Исландии из скандинавов, назван Гардар.

Источники сообщают, что Гардар покинул Скандинавию не то по воле своей матери-провидицы, посоветовавшей ему искать новую землю, не то для того, чтобы вытребовать у тестя, жившего на Гебридских островах, наследство своей жены. Корабль Гардара сбился с курса, но, благодаря удаче и сильному ветру, достиг берегов Исландии у восточного мыса Хорн. Не исключено, что до Гардара и прежде доходили слухи о существовании земли на севере. Гардар двинулся вдоль побережья, обогнул почти всю Исландию, и зазимовал в заливе Скьяльфанди в Хусавике. Следующим летом он окончательно убедился, что обнаруженная им земля — остров. Недолго думая, он назвал его своим именем — Гардарсхольм (остров Гардара) — и по возвращении всячески ее расхваливал.

Наддод, согласно источникам, был «большим викингом», и, очевидно, что плавание по морю в поисках приключений было для него привычным занятием. Он оказался в Исландии по чистой случайности, сошел на берег, но не нашел признаков человеческого жилья и двинулся в обратный путь. Снежная буря, скрывшая Исландию густой пеленой от глаз уплывающих викингов, способствовала тому, что они назвали эту землю Снэланд — Земля Снега.

Флоки также был викингом, и к берегам Снэланда-Гардарсхольма отправился скорее всего, чтобы поселиться там. Его путь был труден, а появление благодатной земли, очевидно, расслабило Флоки и его спутников, так что их скот погиб, из-за того, что никто не потрудился заготовить на зиму сена, будучи заняты рыбалкой. Наступившая весна также была очень холодной, и Флоки, видя забитые льдами заливы Арнарфьорда, полон разочарования, дал острову имя, которым его называют и сегодня — Исланд, Земля Льда.

К тому же Флоки задержался с отплытием, и был вынужден провести еще одну зиму на острове. Его спутник Херьольв пережил опасное приключение, когда у лодки, в которой он плыл, оборвался буксирный трос. Херьольва унесло в море и он чудом не утонул в заливе Факсафлои. Тем не менее, он остался жив и, как ни странно, именно его рассказы были наиболее беспристрастны. Неизвестно, чем эта земля смогла очаровать Торольва, но, как указано выше, он получил прозвище Масла за восторженные отклики о ней и утверждение, будто каждая травинка источает там масло.

«Книга об исландцах» не упоминает первооткрывателей, а сразу говорит о норвежском пионере Ингольве Арнарссоне, который поселился в Исландии, после чего перечисляет остальных поселенцев и знатные исландские роды, произошедшие от них. «Landnamabok» уточняет, что это было в 874 году нашей эры, и поскольку более точных и достоверных данных нет, приходится принимать за основу эти даты.

Необходимо заметить, что и Ингольв Арнарсон, и его молочный брат Лейв Хродмарсон неспроста переселились в Исландию. Причиной перемены места жительства стала распря с давними союзниками — сыновьями ярла Атли Тощего из Гаулара. Очевидно, Исландия сразу стала манить тех, у кого были причины не задерживаться в пределах Скандинавии. Совершенно неслучайно основной период заселения острова совпал по времени с образованием в Норвегии единого государства под властью Харальда Прекрасноволосого. Кроме этих людей, покинувших свою родину по причинам политического характера, в Исландию эмигрировали также люди, нажившие себе врагов в родной земле, например будущий первооткрыватель Гренландии Эйрик Рыжий, изгнанный из Норвегии за совершенные им убийства.

Пожалуй, стоит отметить, что открытие Исландии, а далее — Гренландии, и плавания к берегам Северной Америки произошли не столько волею случая, сколько были обусловлены такими факторами, как «непоседливость» викингов, высокими мореходными качествами их кораблей и особенностями навигационного искусства викингов. Стремление викингов не задерживаться подолгу на одном месте объясняют по разному, скорее всего причина кроется в самом образе жизни пиратов, не имевших особых привязанностей, а вот о факторах, связанных с кораблями и, особенно, навигацией, стоит, пожалуй, упомянуть подробнее, поскольку искусство кораблестроения и навигационные познания скандинавов способствовали открытиям и заселению многих земель.

Из всех кораблей наибольшее распространение (хотя, пожалуй, не известность) получил надежный кнёрр (кнорр, кнорре), поэтому, обсуждая северное искусство кораблевождения, следует иметь в виду суда именно такого типа. Из указанных выше источников видно, что к середине IX века скандинавские мореходы располагали навигационными сведениями, позволившими сначала Наддоду вернуться в Норвегию, а потом повторить его плавание Гардару и остальным (или Наддод повторил плавание Гардара, если взять за основу древнейшую рукопись). Располагали ли скандинавы компасом находками не доказано, однако, во время археологических раскопок в Гренландии в 1951 г. был найден обломок прибора, который считают пеленгационной картушкой викингов. Будучи ориентирован относительно сторон света, он показывал курс. Основная же особенность навигации викингов заключалась в том, что главным навигационным параметром была широта. Корабельщик должен был помнить множество ориентиров. Помимо этого, ему еще надлежало знать море настолько, чтобы ориентироваться по скоплениям облаков и по цвету воды, по птицам, по ледяному отблеску, плавнику, водорослям и ветру. Интересный способ, согласно источнику, применил Флоки, взявший с собой на корабль трех воронов (ворон — священная птица Одина) и выпускавший их поочередно. Первая птица полетела назад в Норвегию, вторая поднялась высоко в небо, но, не обнаружив земли, вернулась на корабль, а третий ворон полетел прочь от корабля. Флоки последовал за ним и приплыл к побережью Исландии. Моряку, странствовавшему через Атлантику, было важнее всего определить широту. Навигационные наблюдения, пусть даже выполненные самыми примитивными методами, позволяли корректировать курс по широте. Такая ориентация способствовала тому, что основные пути скандинавского плавания лежали на запад — Фарерские острова, Исландия, Гренландия и, наконец, побережье Северной Америки. Вполне вероятно, что при прокладке курса, ориентируясь на долготу, нас ждали бы открытия, связанные с южным направлением.

Исландия была заселена скандинавами, по преимуществу выходцами из Норвегии в 870−930 гг. Первые поселенцы не встретили на острове никаких человеческих существ, кроме, как сообщает «Книга о занятии земли», нескольких ирландских монахов, которые оставили после себя книги и колокольчики, по которым поселенцы и посчитали их ирландскими монахами. Считается, что к концу заселения страны, т. е. к 930 году, в Исландии было уже несколько десятков тысяч человек.

Пять шестых территории Исландии оказались непригодны для жизни: это огромные пространства, опустошенные вулканическими извержениями, бесконечные лавовые поля, исторгнутая их кратеров порода. Пепел, черный песок, скалы, морены и осыпи, трясины и топи создают довольно безрадостную картину. Реки берут свое начало где-то в недоступных центральных областях, и мчат к морю свои бурные воды — многие из них нельзя ни перейти вброд, ни перекрыть мостами, как, например, Тьорсу или Йокульсу. Тем не менее, на равнинах можно было выжить и обрести убежище. На равнинах, плоскогорьях, в ущельях и на склонах холмов, обращенных к морю, в изобилии росла трава, а летними месяцами поселенцы перегоняли скот на высокогорные пастбища — хейди. Во времена поселенцев климат был мягче, и на землях, пригодных для пахоты сеяли хлеб. На берега постоянно выбрасывало много прибойного леса, озера и реки были полны рыбы, преимущественно форелью и лососем, в прибрежных водах водились тюлени и киты. Основным занятием исландцев, конечно же, было скотоводство.

«Книга о занятии земли» подробно описывает, как первопоселенцы занимали землю, и указывает, где и какой род обосновался, упоминая около четырех сотен поселенцев. Используя саги, как источники, мы пользуемся этой книгой для параллельной проверки, т.к. по существу Landnamabok является хроникой, упоминающей многие персонажи саг и их роды. Некоторые из поселенцев имели примесь кельтской крови, чаще всего — незначительную. На существование слабого кельтского влияния указывают и такие имена, как Ньяль и Кьяртан, имеющие ирландское происхождение.

Первопоселенцы образовали в Исландии общество, непохожее на то, из которого они бежали. Основная часть эпохи заселения страны совпала с правлением Харальда Прекрасноволосого, объединившего Норвегию и заложившего основы норвежской государственности. Уплывая из Норвегии, будущие жители Исландии уплывали от государства. В обществе, основанном ими в Исландии, обрели новую жизнь догосударственные институты — тинг, то есть народное собрание, вече, и годорд, то есть община родового жреца — годи, который содержал местное капище и предводительствовал на тинге. Был учрежден всеисландский тинг — альтинг. Таким образом, в отличие от всех остальных европейских стран в Исландии государственный строй обрел форму республики. С 930 по 1262 гг., до присоединения к Норвегии, в Исландии существовала Первая республика. Это была действительно республика, в которой каждый полноправный гражданин мог быть услышан на народном собрании, о чем мы подробнее еще расскажем ниже.

Согласно свидетельству источников, некоторые из поселенцев основывали капища, в которых поклонялись своим богам, чаще всего Тору, реже — Фрейру, иногда — Ньерду, Бальдру или Тюру. Приверженцев культа Одина было немного, хотя во втором поколении Одина почитал своим небесным покровителем самый, пожалуй, известный исландец, воин и скальд Эгиль сын Скаллагрима. Сохранилось также подробное описание святилища (существование которого пока не доказано раскопками), построенного Торольвом Бородачом с Мостра в Хофстадире в Брейдафьорде. Подобная непопулярность этого культа в принципе понятна, Один — Отец Мертвых, Отец Распрей, иногда его называют Предателем Воинов, и никто не мог предугадать, чем обернется милость Одина для его поклонников, ведь Один даровал смерть. Тор казался гораздо предпочтительнее, весь его образ ближе и понятнее древнему скандинаву. Чуть позже, в период краткого противостояния язычников и христиан именно рыжебородый Тор соперничал с Иисусом, молот, а не копье преграждал путь кресту. (Молот — Мьолльнир, молния — символ и оружие Тора, обнаружено большое количество оберегов, выполненных в форме молота Тора, Копье — оружие Одина). Археологами найдены весьма интересные формы для отливки из металла — с их помощью можно было изготовить как языческий Мьолльнир, так и христианский крест. Вообще же, до сих пор не найдено никаких подтверждений тому, что храмы, подобные этому красочно описанные в работах иностранцев, посещавших Скандинавию, или слышавших о путешествиях в нее, существовали в действительности. Как известно, у южногерманских народов в качестве святынь почитались обычно природные объекты, чаще всего рощи или источники. Судя по законам, принятым в начале христианской эпохи в Норвегии, Швеции и Гаутланде, законам Кнута в Англии и «закону служителей церкви» действовавшему в Нортумбрии, на территориях бывшего Данело, подобная традиция существовала и на севере. Во всех вышеназванных кодексах присутствуют запреты на исполнение ритуалов в лесах, на холмах, на бывших языческих капищах, а также вблизи камней и источников, и, судя по всему, составители этих правовых сводов имели ввиду вполне конкретные места, где раньше совершались языческие обряды. Аль-Тартуши, описывая языческий праздник в Хедебю, не упоминает ни о каком культовом сооружении, хотя обращает внимание на христианскую церковь. Кажется весьма вероятным, что подавляющее большинство строений, именуемых в сагах и позднейшей исландской традиции hof, представляли собой не храмы, посвященные тому или иному Богу, а крупные хутора, рассчитанные на проведение культовых собраний, участниками которых становились не только те, кто обитал на этом хуторе, но и большое количество посторонних людей. На севере желательно было иметь дом, где при необходимости можно провести ритуальное пиршество, притом что в остальное время здесь шла обычная жизнь. Два знаменитых исландских хутора, оба названные Хофстаднир, один из которых находится в Мюватне, а другой в Торскафьорде, судя по всему, относятся именно к этому типу построек. Неподалеку от них вырыты овальные ямы, чтобы запекать мясо, кроме того, для нужд одной семьи эти дома слишком велики.

Куда более древнее и распространенное наименование священных мест — horgr. Первоначально это слово обозначало груду камней, все равно — естественного происхождения или созданную людьми. Получается, что святилища как таковые находились чаще всего под открытым небом. Есть указания на то, что с раннего железного века сверху на каменных грудах — каирнах помещали идолов. Вероятно над ними могли ставиться какие-либо навесы, что отнюдь не превращало их в храм.

Исландское общество в целом соответствует индоевропейской схеме. Как и в остальной Скандинавии здесь мы видим рабов, свободных землевладельцев и знать в лице годи. Рабство в Исландии, как и в остальных странах Северной Европы было патриархальным. Рабы стояли на нижней ступени социальной лестницы. Отсутствие письменных законов до конца эпохи викингов не помешает нам сделать определенные выводы об их статусе. Рабом мог стать человек, приговоренный к смерти, или не уплативший долги, рабство было наследственным. Но основную массу рабов составляли военнопленные. Пленников как покупали, так и завоевывали. У раба не было прав. Бунтовщику или беглецу нечего было ждать пощады — бонды скорее пощадили бы волка, пробравшегося в овчарню. Жизнь рожденного рабом была тяжела. Воину, захваченному в плен в битве, или благородной деве, похищенной из отчего дома, подобная ситуация казалось просто невыносимой.

Однако, дурное обращение с рабами не придавало человеку положительных черт в глазах окружающих. Рабы могли рассчитывать на определенную снисходительность. В конце эпохи викингов по мере распространения христианства практика торговли и владения людьми стала вызывать все больше вопросов. Те, кто их задавал, обычно имели в виду исключительно своих соплеменников или собратьев по вере, но их голоса влияли и на общее положение дел. Глядя на ситуацию в целом, северным рабам жилось гораздо лучше, чем их товарищам по несчастью где-нибудь на Востоке или в Средиземноморье. Например, полное отсутствие политических прав не мешало рабам иметь свое имущество, в том числе и оружие.

Иногда срабатывали экономические факторы. В реальности у раба находились возможности и время, чтобы работать на себя. Поскольку северные страны не знали проектов масштабного строительства, вроде египетских пирамид, им не нужны были оросительные системы, основным занятием рабов, как можно понять из саг, была нудная, грязная и утомительная работа, вроде унавоживания грядок, за которую не желал браться никто из домашних. (Фраза об удобрении грядок навозом — клише, встречающееся как в прозе, так и в поэзии) Как уже упоминалось, у раба было имущество, собственное, либо выданное ему хозяином, и при благоприятных обстоятельствах он мог рассчитывать выкупить себя или заслужить свободу.

Быть свободным считалось очень важным. Свободные крестьяне, земледельцы-собственники, мелкие держатели, бонды — их можно называть как угодно — составляли основу общества. Класс свободных людей был по своему составу очень разнороден — в него входили и бедные землепашцы и люди, обладавшие огромным богатством и властью (особенно у себя в округе), но все они владели землей, имели законные права и были защищены законом. Это была большая и разнообразная группа, в которую помимо знати входили также бонды, крупные землевладельцы, арендаторы, охотники, сельскохозяйственные и другие наемные работники, некоторые группы ремесленников. К этой же категории свободных людей можно причислить торговцев и наемных воинов. Свободные люди имели право быть выслушанными на народном собрании — тинге, носить оружие и находиться под защитой закона. Однако на деле понятие свободы, скорее всего, было обусловлено благосостоянием и личными качествами. Законы Гулатинга гласят, что «…совершеннолетний человек,… не имеет никаких прав, пока он попрошайничает, даже если его насильно прогоняют, если он здоровый и крепкий, разве что он просил себе работу и не получил. Но как только он раздобыл себе одежду, еду или оружие, (выделено мной) или его родичи [дали ему], он сразу же становится правомочным.

Как мы увидим в главе о правосудии, чем богаче и знатнее был человек, тем увереннее он мог чувствовать себя в обществе.

Исландия была поделена на четыре четверти по сторонам света. В каждой четверти было 3 местных тинга, за исключением Северной четверти, где было четыре тинга. Четвертные тинги именовались вартингами. Вартинги объединяли от одного до трех общин-годордов каждый. Как местные, так и всеобщие тинги имели ряд общих черт в организации и проведении. Альтинг проводился на Равнине тинга у Скалы Закона в котловине самого большого озера Исландии (недалеко от современного Рейкьявика). Это юго-запад Исландии, относительно наиболее густонаселенная ее часть. Собирался тинг в июле, после весеннего клеймления скота. Альтинг длился 2 недели. Поездка на альтинг у жителей восточных фьордов — им дальше всего ехать, могла занять до 7 недель (время поездки туда-обратно+тинг). На альтинг приезжали на повозках, ставили палатки из полосатой ткани (в основании палаток были землянки с дерновыми стенами, поэтому тингманны одних и тех же родов из года в год становились на одних и тех же местах). Тинг включал в себя отнюдь не только политические и судебные функции. Праздник, ярмарка, игры, рассказывание саг и повестей о собственных путешествиях, чтение стихов, обмен новостями, жеребячьи бои («лошадиный тинг»). Время заключения брачных договоров и торговых сделок и объявления о них. Конечно, значительную часть тинга занимало прослушивание и принятие законов, проведение судебных процедур (решение тех вопросов, которые не могли быть решены на уровне местных тингов). На судебных процедурах женщины не присутствовали. По социальным функциям альтинг — временная столица страны.

На рубеже тысячелетий, где-то в 1004 (по другим сведениям 1005) году в Исландии было введено христианство (На самом деле, эта дата весьма спорна, как и дата крещения Руси, и в некоторых источниках указан 1000 год). Этому событию предшествовала миссия священника Тангбранда, состоявшаяся за год до крещения, который пытался вводить новую веру силовым путем. Он и его люди разбивали идолов и убивали тех, кто пытался им противостоять. Именно вспыльчивый нрав послужил причиной того, что саксонец был послан проповедовать новую религию на Север, где его горячность могла принести большую пользу. Несмотря на красочное описание его успехов в саге, и крещение некоторых влиятельных исландцев, миссию вряд ли можно признать удачной. Да и сага об Олаве сыне Трюггви, который, собственно и посылал Тангбранда, признает, что Тангбранд, вернувшись, жаловался на неудачи. Сага указывает, что Олав даже готовил карательную экспедицию против Исландии, но исландцы, находившиеся в Норвегии, отговорили его от этой затеи, массово приняв крещение и обещав способствовать крещению Исландии.

Вообще-то в Исландии и до этого были христиане. Саги и другие источники говорят о христианах, которые принесли эту веру в Исландию при переселении из Норвегии, например — Ауд Мудрая, которая велела воздвигнуть кресты на холмах Кроссхолара возле Хвамма в Хваммсфьорде и ходила туда молиться. Некоторые исландцы принимали т.н. «смешанную веру», т. е. принимали неполное крещение, но и не отрекались от богов предков, например Хельги Тощий, о котором говорится, что он был крещен и верил в Христа, но перед выходом в море, а также во всех важных делах полагался на Тора. Эта смешанная религия способствовала при торговле с христианскими странами, где недолюбливали язычников. Но к своим соседям-христианам язычники относились терпимо и не мешали им в выполнении обрядов. Отчасти этому способствовало то, что христианская вера редко приживалась в чьем-либо роду более, чем на одно-два поколения. Только поездка Тангбранда и его деятельность расколола доселе слитное исландское общество на активных противников и сторонников новой веры. Это привело к распрям, и дело грозило обернуться гражданской войной, однако решилось на удивление мирно, беспрецедентным путем. Сага о Ньяле говорит, что христиане дали денег Торгейру годи со Светлого Озера, и тот на тинге вынес решение о принятии новой веры, несмотря на то, что сам был язычником, чтобы соблюдать единые законы, и не допустить вооруженного противостояния. При этом оговаривалось, что язычники могут тайно совершать обряды, и это не считалось бы нарушением закона. Спустя несколько лет была отменена и эта оговорка. Поскольку новая вера была введена законодательно, ее были вынуждены принять и сторонники язычества.

Однако массовое крещение не затронуло каких-то глубинных основ скандинавского мировоззрения. Христиане продолжали вести себя так же, как и до крещения, мало думая о смирении перед Господом. Это объяснимо, ведь новая религия была чужда мировоззрению, сложившемуся в результате более чем тысячелетия существования родового общества. Ценности, прививавшиеся десятками поколений, не могли быть отброшены и забыты в один краткий миг. Почти вся исландская литература, как поэзия IX и Х столетий, так и родовые саги, записанные в XIII веке, прямо или косвенно связана со старой религией. В дополнение к родовым сагам в Исландии сохранились так называемые саги о древних временах — повествования о древней истории Норвегии, Дании, Швеции, в которых смешаны мифы, легенды, народные сказки и псевдоисторические предания. Исландцы тщательно и бережно восстанавливали и изучали генеалогию и историю своих предков, с гордостью возводя свою собственную родословную к язычникам, поклонявшимся старым богам, а то и к самим Асам — Одину или Тору.

Тем не менее, христианизация острова стала не менее важным фактором для становления исландского народа. После принятия христианства упрочились и расширились связи Исландии с Европой: из далекого оплота язычества на Крайнем Севере она сразу же превратилась в полноправного члена христианского европейского сообщества. Вся европейская наука последующих столетий была христианской по своей сути и именно в Исландии преимущества христианской учености сказались в полной мере, зафиксировав письменно и оставив гигантское литературное наследие в виде саг, являющихся источниками, в том числе и данного исследования.

Можно упомянуть и о состоявшемся примерно в этот же период открытии сначала Гренландии, а затем — побережья Америки. Этот факт, кстати, отчасти связан с темой нашего исследования. Первооткрыватель Гренландии Эйрик Рыжий был вынужден оставить родину, будучи обвинен в убийстве и приговорен к изгнанию. Из Исландии Эйрика тоже изгнали, и по той же причине. В Исландии он оставаться не мог, вернуться в Норвегию — тоже. Он решил плыть на запад, чтобы открыть и исследовать новую землю, которую, лет этак пятьдесят назад видел один норвежец по имени Гуннбьерн, которого унесло штормом сначала на юг, а затем далеко на запад от побережья Исландии. Эйрик вышел в море у ледника горы Снэфьолль и достиг побережья Гренландии. Он направился на юг вдоль берега, и остров показался ему привлекательным. Три года он исследовал земли на побережье Гренландии, и по истечении срока изгнания поспешил в Исландию, чтобы рассказать о новой земле.

Эти события подробно описаны в «Саге об Эйрике Рыжем» и «Саге о гренландцах». Оба источника противоречат друг другу во многих пунктах, но ясно дают понять, что путешествия к американскому побережью не были чем-то исключительным. В Гренландии были даже основаны два поселения — Восточное и Западное (На самом деле по географическому расположению — северное и южное), просуществовавшие там несколько столетий. Позже связь с ними была утеряна и причина смерти их обитателей по сию пору точно неизвестна.

Кратко рассказав об истории открытия, заселения и становления Исландии и открытии Гренландии, нельзя не коснуться очень интересной темы — происхождения названия этих стран. Названия «Исландия» и «Гренландия» всегда вызывали желание задуматься над ними. Как могло случиться, что место, обычно не покрытое льдом, назвали Исландией (Ледяной землей), а суровую бесплодную арктическую пустыню — Гренландией (Зеленой землей)? Что касается Исландии, то здесь наиболее вероятны две теории: одна из них состоит в том, что викинг Флоки, который открыл этот остров (или, возможно, сделал повторное открытие) в 870-е годы, обратил внимание на прибитый к северному берегу паковый лед (редкий, но возможный случай); вторая исходит из предположения, что древние скандинавские поселенцы умышленно дали своей новой родине непривлекательное название, чтобы отвадить тех, кто совершал пиратские набеги.

Название «Гренландия» традиционно объясняют так: Эйрик Рыжий дал его открытой им земле, чтобы привлечь к ней перспективных колонистов. Но это звучит не очень убедительно. Каким бы ни был Эйрик мошенником, трудно поверить, чтобы он захотел так бессовестно и откровенно обмануть группу преданных ему воинов, среди которых он собирался жить, оставаясь их предводителем. Источником этой версии послужила работа Ари Мудрого, исландского хрониста XI века. Однако самая ранняя копия его труда, известная нам, была сделана в XIII веке, и предполагают, что ее дополняли другие авторы, которые могли внести в нее свое толкование. Во всяком случае, это объяснение названия «Гренландия» очень похоже на выдумку и к нему нужно относиться с большой осторожностью.