Средовая запущенность. 
Психологические основы педагогической реабилитации

Среда неформального общения воздействует на человека через сферу эмоциональных отношений. Желание быть принятым, приветствуемым, одобряемым заставляет искать расположения окружающих, а страх быть изгнанным — избегать явного расхождения с общественным мнением. Преобладание чувственного тона в мотивах группового поведения существенно отличает характер взаимодействия людей в среде неформального общения от взаимоотношений в коллективе, где на передний план выдвигается официальный статус человека. Вот почему, несколько схематизируя проблему, можно сказать, что несовершеннолетний нуждается в коллективе для самоутверждения в качестве представителя общества, гражданина, а в неформальной группе для проявления индивидуальности в мире стихийно складывающихся симпатий, антипатий, вкусов, выборов и предпочтений. И та, и другая формы самоутверждения необходимы в определенной пропорции, нарушение которой влечет за собой дискомфорт и возникновение проблем средовой адаптации.

В тех случаях, когда у учащихся не возникает проблем общения в коллективе как основной среде обитания, неформальная среда дополняет воспитание настолько, насколько это соответствует нормальным социальным потребностям личности. Там ребенок или подросток получает возможность безбоязненно ошибаться и ставить различного рода социальные эксперименты в среде себе подобных, будучи уверен, что в любой момент может «выйти из игры», так как там все в известной степени «понарошку». Однако бывают обстоятельства, когда несовершеннолетний придает среде неформального общения гораздо большее значение, чем она того заслуживает. Например, дети, воспитывающиеся в обстановке безнадзорности, вынуждены проводить там слишком много времени, и тогда вступают в силу стихийные силы педагогически неконтролируемого детского общения. Необходимость двойной адаптации: к коллективу, где нужно быть послушным, добрым, помогать товарищам, жалеть слабых, и к неорганизованной среде, где мягкость примут за слабость, а доброту — за глупость, задает ребенку очень сложную задачу. Вынужденный самостоятельно решать свои проблемы, он нередко делает выбор в пользу микросреды. Когда переживания огорчения, вызванного чувством средовой изоляции в коллективе, потеряют свою остроту, возможность проявить индивидуальность с помощью сравнительно простых приемов, не сковывая себя условностями высокой социальной культуры, действует на неокрепшую психику соблазняюще. Все это приводит к созданию ощутимой педагогической контральтернативы и неизбежно сопровождается появлением признаков трудновоспитуемости.

При оценке роли среды неформального общения в становлении характера нужно ясно представлять себе, когда она действует как дополнительная психологическая перегрузка, источник стрессов и фрустраций, а когда превращается в «зону душевного отдохновения» от проблем организованного общения. Это во многом зависит от того, насколько средовые обстоятельства соответствуют природе возрастных социальных потребностей человека.

Дошкольники самостоятельно не группируются. Их потребность в общении со сверстниками очень мало зависит от состава участников игры и ориентирована главным образом на взрослого человека — организатора межличностного взаимодействия. Предоставленные сами себе, дети не распределяют ролей, не создают правил поведения, не придают своему сообществу даже самых простых социальных контуров. Вынужденные находиться только в компании сверстников, они стремятся вернуться под протекторат взрослого или старшего, тяготятся предоставленной им свободой и чувствуют заметный психический дискомфорт.

У младших школьников неформальное общение имеет уже более сложные механизмы взаимодействия. Они стараются организовать свои отношения, моделируя ситуацию, необходимую для выполнения определенных функций: социальных, профессиональных, бытовых, творческих. Игра в общение строится уже по известным правилам. Иногда в наиболее неблагоприятных случаях семейно-педагогической запущенности неформальная среда выполняет функции психологической защиты. В ней «трудные» младшеклассники ищут покровителя из числа взрослых или подростков и зачастую находят их среди представителей далеко не лучшей части человечества. Причем даже самые предосудительные поступки, которые они порой совершают, чтобы удержать такое покровительство, еще не означают микросредовой переориентации в целом. Ребенок просто ориентируется на взрослого человека, зависит от него и готов следовать его руководящей роли — хорошей и плохой. В этом нетрудно убедиться, когда судьбой запущенного ребенка начинает всерьез заниматься опытный и добрый воспитатель. В таких случаях поражает, как быстро типичные детские реакции приходят на смену озлобленности, самостоятельности и житейской хитрости маленького человека, извлеченного из социально неблагополучной микросреды.

В отроческом возрасте потребность в общении более или менее равномерно распределяется между семьей, коллективом и друзьями. Это позволяет детям маневрировать между средами обитания, компенсируя неудачи в одной успехами в другой. Например, оказавшись в положении не привлекающих внимания в классе (а таких, по данным С. А. Беличевой, не менее 16,7% [10]), они больше тянутся к семье, где бывают, на радость родителям, хорошими помощниками, рассудительными и надежными. В компании же друзей они не чувствуют психологической зависимости от среды, легко меняют круг общения, стараются командовать. Одним словом, пока это не более чем лаборатория социальных экспериментов. Да и компании создаются, как правило, не сами по себе, а в рамках организованного коллектива, как претендующий на самостоятельность его «фрагмент», постоянно соперничающий с такими же «фрагментами» за авторитет в коллективе.

Потерпев поражение в школьном коллективе (не более 8% делинквентно ведущих себя отроков бывают довольны своим положением в классе), дети из плохих семей вынуждены компенсировать это поражение в среде неформального общения. Вместе с тем, когда далеко не главная и не основная для развития личности среда становится основным местом обитания, фрустрационное напряжение не ослабевает, ибо та не может заменить ни семьи, ни школы, а иллюзия, будто запущенные дети любят уличную среду и терпеть не могут коллектив (за что их оттуда «с треском» или тихо, но упорно изгоняют), — не более чем выдумка нерадивых педагогов. Ведь гораздо проще объявить ребенка «врагом общества», чем признать, что общество оказалось недостаточно гуманным.

Объединяясь по признаку одинаковой судьбы, запущенные в семейнопедагогическом отношении отроки образуют своеобразное «уличное племя» с чувством клановой принадлежности. Они много времени проводят вместе, у них развита взаимовыручка, новичок может всегда рассчитывать на помощь и поддержку, выделяться и командовать никому не позволяется, при защите обиженного проявляется полная солидарность. Социальные нормы создаваемой отроками микросреды очень неопределенны и весьма демократичны.

В подростковом возрасте роль среды неформального общения неизмеримо возрастает. На протяжении нескольких лет до наступления зрелости образ жизни молодежного сообщества и той малой группы, в которую войдет несовершеннолетний, будет сильно влиять на его склонности, интересы, оценки, вкусы, взгляды и манеры.

Сама по себе подростковая группа как носительница мотивообразующих влияний на поведение молодежи изучалась много и разносторонне, причем ссылки не отражают истинного размаха исследований в этом направлении, а лишь весьма приблизительно свидетельствуют о значимости проблемы. И представлены лишь обобщающие выводы, основанные на знакомстве с литературой по этой проблеме.

В известный период жизни (примерно с 14 до 17 лет) все сверстники — хорошие и плохие, воспитанные и запущенные, умелые и неловкие, смелые и робкие — испытывают сильную потребность составлять сообщества (малые группы). Семья и коллектив в рассматриваемый период отходят с переднего плана психологически значимых переживаний, что не случайно. У подростка неизбежно возникает потребность самостоятельно выбирать пути и способы самоутверждения среди людей. Он невольно отрицает подражательную форму поведения, которую требуют от него в семье и школе. Вот почему, отринув на какое-то время опыт предшествующего поколения и отказавшись от прерогатив, предоставляемых детям, подростки предпочитают, не столько осознанно, сколько интуитивно, проводить первые социальные эксперименты в среде себе подобных, где можно смело ошибаться, потому что ошибаются все. При этом они в точности повторяют весь набор ошибок своих старших товарищей, родителей, дедов, прадедов и самых отдаленных предков.

В глазах запущенных в семейно-педагогическом отношении детей подростковая группа имеет множество преимуществ: общение в ней не регламентировано; группа не преследует цели, которые требуют систематической деятельности, труда; среди мотивов общения преобладает желание совместного времяпрепровождения; отставание в учебе не влечет за собой насмешек и порицания; ранее приобретенные преимущества интеллектуального порядка (знания, эрудиция, навыки труда и пр.) теряют ценность, тогда как преимущества эмоционально-характерологического порядка (смелость, решительность, ловкость и пр.) ценятся значительно выше. А неизбежные «издержки», такие, как необходимость подчиняться воле лидера, рисковать своей репутацией или терпеть физические лишения, не вызывают у них большой психологической перегрузки. Трудно допустить, что вчерашние дети не поддадутся соблазну прекратить работу над собой, когда у них появится перспектива «сбежать» в подростковую группу от проблем средовой адаптации в социально организованной среде.

Для педагогически правильно воспитанных детей установление связей с группой значительно сложнее. Не обладающие навыками неформального общения, теряющиеся в конфликтной ситуации, привыкшие к тому, что окружающие внимательно следят за тем, что происходит в их душе, и вследствие этого излишне самолюбивые, они нередко бывают вынуждены испытывать на себе всю силу конформного давления на личность. Поставленные перед необходимостью имитировать качества, которых нет (агрессивность, лживость, цинизм), или оказаться в средовой изоляции (ведь подростки обычно принимают эти качества за храбрость, верность другу и самостоятельность), такие дети оказываются перед альтернативой, для решения которой в пользу моральных принципов им недостает истинной смелости и социального опыта.

Когда родители и педагоги не замечают конфликта между подростком и неформальной группой (а сам подросток это обычно скрывает), его поведение начинает приобретать все признаки средовой дезадаптации. Застенчивые и скромные начинают демонстративно грубить, самолюбивые и прилежные — «равнодушно» получать двойки, откровенные — настороженно молчать. Такое перенесение конфликта из среды неформального общения в сферу официально регламентированных отношений свидетельствует, что конфронтация здесь хоть и грозит наказанием, зато не задевает личность и позволяет повысить самооценку, заслужив одобрение товарищей: «могу не хуже вас, значит, я такой же, как и вы, а то, что я хочу остаться сам по себе, — это мое дело». Именно такой психологический механизм приходится констатировать у многих внезапно совершивших правонарушения или обнаруживших гиперкомпенсаторно-невротические реакции, когда глубокий внутренний разлад с группой сверстников сочетался с внешне спокойным поведением и сильным психическим напряжением.

Противоречия, подпадающие под понятие «средовая запущенность», могут проявляться и во взаимодействии подростковая группа — социальная среда. Недостаточно контролируемые подростковые группы часто ведут себя социально неадекватно, что служит причиной возникновения многообразных конфликтных ситуаций, в которые члены группы вовлекаются как по своей воле, так и против собственного желания. В частности, в так называемых криминогенных группах согласны с групповыми установками только 46%, еще 46% согласны лишь с некоторыми групповыми решениями, а 8% внутренне придерживаются своей точки зрения [12]. Такое расхождение между мировоззренческим (знал, понимал), эмоциональным (убежден в правильности) и поведенческим (готов следовать) заставляет рассматривать группу как социальное образование, занимающее промежуточное положение между личностью подростка и обществом. В ней как в социальной среде непосредственного общения происходит усвоение правовых и моральных норм, в ее психологическом микроклимате зарождаются свои неписаные нормы и ожидания, более или менее расходящиеся с моральными установками и правовыми предписаниями макросреды.

Обстоятельством, способствующим появлению противоречий между группой и макросредовой нормой, чаще всего выступает психологический возрастной фактор: группа и создаваемые ею ожидания находятся под сильным влиянием свойственного этому возрасту побуждения испытывать на окружающей среде способы и приемы воздействия на других людей. Поисковые действия дают подростку сведения о соотношении собственных усилий и изменениях, происходящих вовне. Реакции других людей на его собственные действия способствуют изменению в ходе взаимодействия его собственных позиций и установок, а также ориентируют в действенности применяемых в разных ситуациях приемов. Подростки сами обостряют ситуацию до момента, когда появляется возможность использовать прием для «разрушения позиции противника». Сам поиск направлен на установление многочисленных вариантов таких сочетаний между стечением обстоятельств и действиями, между ситуацией и адекватным способом общения [6].

Игра на грани правопослушного поведения, свойственная обычным подростковым группам, оказавшимся вне должного контроля со стороны воспитательной среды, не обусловлена собственно стремлением нарушить законодательные предписания. Она представляет собой крайний вариант реакции оппозиции, когда соперничество в изображении наиболее престижных (с точки зрения возрастной психологии) качеств характера толкает несовершеннолетних на рискованные социальные эксперименты. Игровое отношение к взглядам и поступкам, переносимым из преступной подкультуры в мотивацию группового поведения, более всего отражено в тех правилах, которые подростки применяют в своей деятельности. Так, нетрудно заметить, что несовершеннолетние четко разграничивают допустимое в своей среде и в иных сферах общественных отношений.

Например, группа ревниво охраняет неприкосновенность своей территории от вторжения чужаков, что нередко сопровождается драками, однако статус чужака никогда не распространяется на детей или взрослых. Интерес к оружию, его приобретению, изготовлению и ношению значим только в подростковом сообществе, где все это придает владельцу оного известный вес и престиж, но подобный интерес никогда не обнаруживается, если подросток попадает в компанию людей другого возраста, которые это увлечение не разделяют. Удовлетворение сексуального любопытства в нравственно неприемлемой или наказуемой форме (раздевание, ощупывание и др.), если речь не идет о прямом преступном намерении, обычно реализуется как у юношей, так и у девушек в общении между собой, а не со взрослыми людьми.

Когда подростковая группа остается без контроля, у несовершеннолетних может возникнуть искушение перенести нравы, принятые в их среде, на «большое общество». Правопослушные в отдельности юноши и девушки пытаются навязать взрослым и детям свою манеру поведения: проявляют агрессивность по отношению к старшим, нарушают общественный порядок, разрушают предметы общего пользования. При этом бросается в глаза, что личных претензий к жертве своего неправильного поведения подростки не имели, она просто «попалась под руку», оказалась по тем или иным признакам доступной для преступного посягательства.

И наконец, как особый вариант средовой запущенности подростков нужно рассматривать криминальную группу, специально созданную опытным человеком для достижения преступной цели. В таком случае формирование антисоциальных взглядов, потребностей и привычек с самого начала происходит в процессе деятельности, подчиненной воле одного или нескольких человек. В соответствии с распределением ролей (доверенное лицо лидера, поощряемый актив, привлекаемые члены, вовлекаемые, присоединившиеся и т. п.) психологические возрастные особенности несовершеннолетних используются для замаскированного приобщения к антисоциальным установкам. Это и компрометация соучастием в преступлении со страхом наказания, и поддержка ложного героизма, и доступность запретных развлечений, и поощрение примитивных влечений. Противопоставление нормообразующих ценностей в подобных группах осуществляется с откровенно клановых диспозиций и формирует у несовершеннолетних чувство приобщения к преступной подкультуре. Это самый опасный вариант средовой запущенности, угрожающий появлением противоправных убеждений. Воспитательная работа с подростками, входящими в такие группы, относится к борьбе с преступностью и требует активного использования наряду с педагогическими властных мер воздействия как на одного несовершеннолетнего, так и на группу в целом.

Таким образом, понятие «условия воспитания» распадается на целый ряд ситуаций, в столкновении с которыми ребенок или подросток может испытывать растерянность, неуверенность, разочарование в себе или окружающих. Не всегда ему бывает по силам даже понять причину того, как и почему он занимает невыгодное, нежелательное или неприветствуемое положение, и ему остается либо примириться с обстоятельствами, либо вступить с ними в противоречие. При этом выбор защитных способов реагирования не столь велик. Образно говоря, личность несовершеннолетнего трансформирует многочисленные и многообразные негативные условия воспитания в несколько определенных типов защитного поведения, которые затем вновь распадаются на многообразные конкретные отклоняющиеся поступки. Чем глубже нарушение средовой адаптации, тем больше в поведении ребенка или подростка проявляется типичное, тем чаще индивидуальное, присущее личности, уступает место защитным способам реагирования. Установить названные признаки в поведении — значит связать поступок с ситуацией воспитания причинно-следственными отношениями, т. е. надежно гарантировать эффективность социальной поддержки и педагогической реабилитации.