Эпопея Георгия XI (или, как его называли по-персидски, ШахНаваза II) ясно показывает разительную, на первый взгляд, двойственность в положении и поведении грузин эпохи царей-мусульман. Притом это интересный, поучительный эпизод грузино-персидских отношений. Георгий добивался одно время полной независимости от Персии; в чем не успел благодаря своим же магнатам1 и тонкой дипломатии персиян.
Затем, при посредстве брата своего Левана, верховного судьи в Иране, он испросил прощение у шаха, и его услугами воспользовались на юго-восточной окраине Персии, где притязания Великого Могола и брожение страны требовали диктатуры. Персидское правительство пришло к остроумной мысли возложить эту миссию на Георгия, человека с прославленной энергией и мужеством. Одновременно этим путем достигалось умиротворение Грузии и отвлечение на другой край Персии лучших из ее бойцов.
Всякая попытка царей усилиться у себя на родине нашла бы неодолимую преграду в крупных феодалах, которым более улыбалась номинальная зависимость от далекого Испагана, чем прямая подчиненность царю-соседу. И эти феодалы вовсе не обязательно изменники родины и веры: напротив, не раз именно они защищали религию и «народность». Но отступить сознательно от выгодных им интриг и содействовать, либо не препятствовать усилению власти царей, как бы это ни было полезно для национальных идеалов — этого они никогда бы не сделали. Их образ действий последовательно вытекал из общественного строя эпохи.
Что же касается до видимой двойственности, то всмотримся ближе в этих людей, патриотизм которых не государственного, а феодального характера. Они привыкли сражаться у себя дома не только с неверными, но и с христианами-грузинами, будь то подданные другого царя, другого владетеля — или только другого князя-соседа.
Такие профессиональные рубаки уже перестают различать, с кем имеют дело — а если в Персии они следуют за своими царями и князьями и имеют столь нужную им добычу, то разве они не в своей[1]
тарелке? Этот ряд явлений составляет одну из главных струй грузинской истории и занимает видное место в отношениях грузин к Византии, к монголам, к туркам, к персиянам1.
- [1] Крузинский сообщает о нем: «…a suis Magnatibus (Eristau vocant) Persico Aurocorruptis defertus, fuga sibi consulere coactus est». Krusinski, Tragica vertentis belli Persisihistoria. Leopol. 1740. § 254. Вообще о Георгии много говорится в трудах, посвященныхперсидской истории XVIII века, потому что афганское восстание, которое ему поручили (а после помешали) усмирить, открыло двери дальнейшим персидским «революциям».
