Лекция тринадцатая. О ЯДАХ

СОДЕРЖАНИЕ. Важность экспериментального метода в физиологии и патологии. — Явления в живых существах, как в здоровом, так и в больном состоянии, суть следствия свойств живой материи. — Общие соображения о природе болезни. — Неудовлетворительность главных ныне принятых определений. Болезни эссенциальные. — Как можно допустить их наличие, не нарушая принципов науки. — Применение этих взглядов к экспериментальной патологии. — Опыты, которые следует производить, заключаются в том, чтобы искусственно вызывать у животных различные болезни при заранее определенных условиях. — В этом отношении яды являются наиболее удобными из всех средств экспериментирования. Их эффекты во всех отношениях подобны эффектам болезни. — Их действие на гистологические элементы. — Постоянные симптомы, следующие за их введением в организм. — Различные степени быстроты, с какой обнаруживаются их эффекты. Часто полное отсутствие видимых повреждений. — Возможность радикального излечения. — Период инкубации, предшествующей вспышке характерных симптомов. — Следовательно, явления жизни неразрывно связаны одни с другими и должны быть изучаемы одинаковыми приемами во всех случаях. — Действие ядов является фактом неизмеримой пользы для наблюдателяфизиолога. — Установленные различия между экспериментальным изучением и клиническим наблюдением. — Перечисление главных веществ, изучение действия которых предполагается дать в следующих лекциях.

Господа, экспериментальный метод, которому все естественные науки обязаны их современным прогрессом, оказал наилучшие услуги физиологии. Это он научил нас видеть в животных лишь свойства живой материи, вместо того, чтобы связывать эти свойства с таинственной деятельностью силы вне организма, управляющей всеми его действиями и называемой древними физиологической душой, или жизненной силой.

Тот же переворот должен быть произведен и в патологии, и современное направление в науке быстро ведет нас к этому. Однако изрядное количество наших современников, проникнутых идеями древней школы, обвиняет в материализме всех тех, кто отходит в этом отношении от принятых ими традиционных взглядов. Этот совершенно неосновательный упрек не должен останавливать нас в наших исследованиях; для всех естественных наук существует лишь один экспериментальный метод. Для чего же будем мы пытаться установить не менее ошибочное в теории и вредное на практике отличие для патологии? Ни один врач, истинный философ, не будет спорить с нами в этом отношении.

Что такое болезнь? Вот, без сомнения, один из первых вопросов, который представляется врачу. Ни одно из формулированных до сих пор определений не заключает в себе удовлетворительного ответа. В сущности, большая часть этих определений, формулированных a priori, не имеет никакой ценности при современном состоянии наших знаний. Синтетический метод является, несомненно, конечной целью всех наук, но нужно использовать сначала аналитический метод, который позволит позднее построить общие теории, основанные на солидном основании. Физиология до известной степени осуществила этот прогресс. Патология отстала и находится еще в области гипотез, из которой нужно ее окончательно вывести. Так, существование эссенциальных болезней, в противоположность болезням симптоматическим, долго дискутировалось врачами. Прежде, однако, чем сделать окончательный вывод по этому вопросу, важно уточнить смысл слов. Если под выражением эссенциалъная болезнь понимают, что существуют болезни без каких-либо материальных повреждений, то мы со всей энергией должны осудить подобную гипотезу, ибо аппарат организма никогда не может прекратить отправлений выпавших на его долю физиологических функций, пока полный порядок господствует во всех его частях. Предположить противное означало бы отрицать необходимую связь между причиной и следствием. Если же под словом эссенциалъный выражают лишь ту мысль, что есть повреждения, которые ускользают до сих пор от наших исследований, и что в данный момент нужно довольствоваться лишь регистрацией факта, не пытаясь его объяснить, то против такого взгляда, находящегося в полном согласии с принципами науки, нельзя ничего возразить. Несмотря на прогресс гистологии, наши знания о тканях еще очень несовершенны. На каждом шагу мы встречаем новые проблемы, решение которых принадлежит будущим поколениям. Не надо, однако, отчаиваться и прекращать дальнейшие изыскания на этом: пути, так как наука, в конце концов, есть лишь изучение отношений между естественными явлениями и их материальными причинами. Вот почему, если допустить как истину, что существуют заболевания, не имеющие причиной каких-либо изменений в органах, то все научное здание было бы сразу разрушено.

Итак, курс экспериментальной патологии, как мы его понимаем, состоит в применении к изучению болезней аналитического экспериментального метода. Объединив ряд сходных болезней, составляющих один нозологический отряд, мы будем изучать их механизм, причины и их действия при помощи прямых опытов, т. е. создавая искусственными приемами аналогичные болезни у животных, организация которых наиболее приближается к нашей. Мы должны будем рассмотреть, таким образом, главные естественные группы патологии. Мы можем начать, например, с воспалительных болезней и, когда исчерпаем эту область, займемся изучением апирексии и таким образом шаг за шагом пройдем всю большую область научной нозологии.

У нас не будет времени и средств, господа, выполнить огромную намеченную нами программу. Хорошо, если нам удастся показать вам объем и план наших изучений; и чтобы закончить начатый курс, мы посвятим последние лекций побочному вопросу, который поможет нам, однако, подойти к самым важным вопросам; мы имеем в виду изучение ядов; оно приведет нас в дальнейшем к рассмотрению общих принципов терапии.

Но здесь мы сталкиваемся с одним из неудобств, препятствующих всяким научным классификациям. Нужно ли смотреть на отравления как на настоящие болезни? Или, наоборот, совершенно выделить их, создав из них отдельный класс и предмет совсем специальной науки? Это последнее мнение поддерживается более чем одним выдающимся токсикологом; мы, однако, далеки от того, чтобы разделять его. Наоборот, между симптомами обычной болезни и расстройствами, происходящими от введения в организм токсической субстанции, существует такая большая аналогия, что на действие яда можно до известной степени смотреть как на самый законный тип болезненных явлений. Такое утверждение не должно, конечно, вас удивлять — предшествующие лекции должны были вас к этому подготовить.

Мы постараемся теперь сделать доказательство этого возможно полным.

Когда изучают повреждения, производимые введением различных токсических веществ, то неизменно констатируют, что какой-нибудь специальный гистологический элемент особая ткань была задета и поражена во всех точках организма, и что прямым следствием подобного повреждения явилось полное расстройство физиологических функций в измененных элементах. А следствием внезапного прекращения их жизненных свойств являются общие расстройства. В этом отношении действие ядов вполне параллельно действию болезней. Но это еще не все; вы хорошо знаете, что характерные симптомы, следующие за введением в организм всякого яда, позволяют врачу ставить диагноз столь же точный, как и при всякой другой болезни. Разве отравление мышьяком или солями свинца не отличается так же хорошо от всякого другого токсического действия, как пневмония или тиф от всякой другой болезни? Таким образом, мы имеем здесь именно то, на что всегда смотрели как на существенный признак ясно определенной болезни. В действительности ведь мы даем это название логическому ряду болезненных симптомов, имеющих своим источником определенное анатомическое повреждение, следующих в известном порядке и завершающихся либо смертью вследствие прекращения самых важных жизненных функций, либо выздоровлением благодаря их восстановлению.

Здесь, однако, могут выдвинуть против нас кажущееся возражение: отравление, скажут нам, не есть болезнь, так как мы можем произвольно создать ее у здорового индивида, тогда как патологические агенты совершенно не в нашей власти. На этот аргумент мы отвечаем, что во многих случаях мы можем по желанию вызвать болезнь, особенно в тех случаях, где существует особый вирус. Это доказывает прививка оспы, сифилиса и т. д. Кроме того, разве мы не доказали, что возможно и простыми хирургическими повреждениями вызвать лихорадочные заболевания у совершенно здоровых животных?

Поразительная быстрота, с которой часто распространяется отравление, тоже не должна препятствовать нам рассматривать его как настоящую болезнь; ведь продолжительность болезненного яда зависит всецело от природы яда и от более или менее сильной его концентрации, которая была введена. Если безводная синильная кислота причиняет моментальную смерть, то ее токсические свойства можно уменьшить последовательным разбавлением до самых малых размеров. Значительное количество других ядов (например, металлических солей) вызывает смерть только лишь очень медленно, и когда их применяют в слабых дозах, они по своему действию могут быть сопоставлены с хроническими болезнями.

Отсутствие всякого заметного повреждения после смерти, констатируемое так часто у лиц, погибших от отравления, а также возможность полного выздоровления после удаления вредоносной субстанции суть новые доказательства в пользу нашего взгляда. Наконец, укажем на последнюю аналогию: при некоторых отравлениях мы наблюдаем период инкубации, который может быть более или менее продолжителен. Смертоносный агент не обнаруживает сразу своего разрушительного действия, он может в течение некоторого времени оставаться в организме в латентном состоянии. В общем, господа, жизненные явления, будут ли они относиться к физиологии, патологии или токсикологии, подчиняются одним и тем же естественным законам и должны быть изучаемы одновременно. Но в случае отравления наблюдатель находится в самых благоприятных условиях, какие только можно представить: он дает токсический агент в совершенно определенных дозах, он наблюдает явления с самого начала вызванного им заболевания, — то, чего никогда не происходит при клиническом наблюдении; наконец, он заранее устанавливает условия в отношении возраста животного, его величины, состояния его здоровья и, наконец, специального вида, который ему нужно избрать. Итак, он обставлен всеми возможными гарантиями для того, чтобы довести опыт до удачного конца.

Естественная склонность человеческого ума побуждает его никогда не довольствоваться одним простым наблюдением фактов, а стремиться найти первичные причины. В этом отношении существует полное сходство между врачом-наблюдателем и экспериментаторомфизиологом. Они оба пытаются группировать факты так, чтобы получить общие выводы. Говорили, что наблюдение, не применяя искусственных средств, ограничивается констатированием всего того, что происходит перед нашими глазами; экспериментирование, наоборот, состоит, по определению Лапласа, в прямом нарушении естественного хода явлений. Таким образом, в некоторых науках наблюдение является единственным возможным методом, ибо если интересующие нас явления находятся всецело вне нашей власти, то мы не можем видоизменить в научных целях их естественный ход, и экспериментальный метод не применим к их изучению. Таково положение, например, в астрономии: движения небесных тел доступны нашему наблюдению, но нам невозможно их отклонить от их пути.

С общей точки зрения, нельзя оспаривать справедливость их взглядов, однако в применении к медицинским наукам они до известной степени теряют свою непреложность. Разве клиническое наблюдение не нарушается каждую минуту вмешательством врача? А разве экспериментальная физиология не ограничивается часто одним наблюдением? Когда, например, вы делаете желудочную фистулу для наблюдения явлений пищеварения, то научный наблюдатель будет тщательно избегать всякого вмешательства, которое могло бы нарушить естественное течение наблюдаемой им функции. Однако мы можем утверждать, что это есть физиологический эксперимент. С другой стороны, в медицинской практике каждую минуту производят опыты, которые называют клиническими наблюдениями. Когда врач предписывает своему больному лекарство, действие которого до того времени неизвестно, когда он внимательно наблюдает его эффект и публикует результаты своих изысканий, разве он не производит опыта? Итак, мы полагаем, что по существу между наблюдением и экспериментированием нельзя установить абсолютного различия, потому что всякий раз, когда в исследование фактов вводят логику, когда анализируют и применяют индукцию, то этим и производят опыт.

Итак, как я уже сказал вначале, последние лекции этого курса мы посвятим изучению некоторых ядов. Мы вернемся к кураре, которое мы уже изучали, но в отношений которого мы имеем сообщить вам новые, неопубликованные еще факты; мы займемся наперстянкой, ядом анчара и несколькими другими ядами того же порядка. Во всех этих изучениях исходной точкой эксперимента будет всегда наблюдение животного в здоровом состоянии; мы будем считать его пульс и дыхательные движения, будем наблюдать проявления всех его функций. Затем, дав ему яд, мы будем внимательно следить за развитием явлений, им вызванных. Когда наступит смерть, мы поищем причины, вызвавшие ее, рассматривая последовательно все ткани со стороны их жизненных свойств. Устанавливая таким образом параллель между здоровым и патологическим состоянием, мы будем следовать по пути, который только и может объяснить нам механизм явлений и дать понятие о причине расстройства, прервавшего жизнь.