Периодическая печать 1826-1855 гг

После восстания декабристов был принят новый цензурный устав (1826 г.), прозванный современниками «чугунным». Согласно уставу запрещалось пропускать в печать места, «имеющие двоякий смысл», если цензор заподозрил намерение автора высказать крамольные мысли. Новый устав 1828 г., хотя и отменил этот казуистический параграф, существенно ограничивал права журналистов. Разрешения на новые издания с 1832 г. утверждались Николаем I. В 1836 г., в соответствии с циркуляром министра просвещения, временно приостанавливалась выдача таких разрешений, что побудило журналистов перекупать право на издание частных журналов. Усилились позиции правительственной печати. С 1838 г. в губернских центрах России стали издаваться официальные ведомости по утвержденной правительством программе. Напуганные карательными мерами некоторые издатели частных газет и журналов открыто поддержали репрессивные действия правительства. В их числе были Ф. Булгарин и Н. Греч. После событий 14 декабря 1825 г. Булгарин сделался агентом Третьего отделения тайной полиции, призванной следить за общественным мнением. Газета «Северная пчела», которую он издавал с 1825 г., удостоилась привилегии, единственная из частных газет, публиковать политическую информацию и тем самым обеспечила себе широкий круг читателей (до 3 тыс. подписчиков). В 1829 г. журнал Греча «Сын отечества» слился с журналом Булгарина «Северный архив», а с 1831 г. они стали совместно издавать «Северную пчелу» и сделались монополистами в журналистике.

Русская периодическая печать испытывает в этот период тенденцию к разносторонности, энциклопедичности содержания. Раньше других запросы времени почувствовал Н. Полевой. Он объявляет целью своего журнала «Московский телеграф» «споспешествовать к усилению деятельности просвещения,… к сближению средних состояний с европейскою образованностию». В распространении просвещения, или в росте «невещественного капитала», заинтересованы «обладатели капиталов» и «производители капитала» [27]. Все большее число читателей, представителей умножающегося «третьего сословия» проявляет интерес к энциклопедическим знаниям. В осуществлении этой программы Н. Полевой видит высокий долг прессы и собственное предназначение.

Приступая в 1825 г. к изданию «Московского телеграфа», Н. Полевой учитывал опыт европейской периодики, традиции отечественной печати и современные общественные потребности. Первые полтора-два года «Московский телеграф» имел научно-литературный характер, а затем стал энциклопедическим, благодаря усилению общественно-экономической проблематики, разнообразию и популярности изложения материала, интересу к практическим знаниям.

Типологическое родство «Московского телеграфа» с «Revue Encyclopedique» отмечал секретарь редакции французского журнала Э. Геро. В отзыве об издании Н. Полевого, перепечатанном «Московским телеграфом», Э. Геро признавал функциональную общность обоих изданий, которая открывала возможность французам делать «выгодные займы для пополнения… картин сравнительного просвещения» [28].

«Московский телеграф» включал в себя следующие отделы: «Науки и искусства», «Словесность», «Библиография и критика», «Известия и Смесь», «Моды». Структура журнала соответствовала его главной цели, заявленной Н. Полевым в официальном прошении об издании: «…сообщение отечественной публике статей, касающихся до нашей истории, географии, статистики и словесности, которые бы иностранцам показывали благословенное отечество наше в истинном его виде; сообщение также всего, что любопытного найдется в лучших иностранных журналах и новейших сочинениях или что неизвестно еще на нашем языке касательно наук, искусств, художеств вообще и словесности древних и новых народов».

Просветительская по своей сути программа была обширной, разнообразной и ориентированной на популяризацию научных знаний. В первом отделе журнала присутствовали история, археология, география, статистика, эстетика, изящные искусства. Во втором — новейшие произведения русских и иностранных писателей, переводы с арабского, китайского, английского, итальянского языков. В третьем — известия о новых русских и иностранных книгах, критические разборы и обозрения. В четвертом — коммерческие известия, научные открытия, заседания ученых обществ, жизнеописания знаменитых современников. Нацеленность на новые знания и их практическое применение нашла отражение в названии «Московского телеграфа» и рисунке на обложке. В России телеграфа еще не существовало, на обложке журнала был представлен известный европейцам семафорный оптический телеграф в виде башни с сигнальным устройством, возвышающейся на скале вблизи озера.

«Московский телеграф» выступал за преобразования отечественной экономики на буржуазных началах. Будучи родом из купеческой семьи, Н. Полевой общественный прогресс и благоденствие России связывал с развитием промышленности и торговли, с капитализацией государственного хозяйства. По мнению издателя, экономическое развитие страны откроет «народу иметь средства сбыть внутри государства свои произведения» и позволит «образовать, просветить народ».

В освещении литературной жизни России и зарубежья «Московский телеграф» твердо стоял на романтических позициях. Отечественные писатели-романтики, как А. Бестужев-Марлинский, печатали свои произведения, которые получали высокую оценку в критических статьях самого издателя. Из иностранных авторов предпочтение отдавалось творчеству В. Гюго. Буржуазная устремленность философии В. Кузена оказалась приемлемой для издателя. Журнал объявлял В. Гюго «философом романтизма», а В. Кузена — «романтиком в философии».

«Московский телеграф» проявил интерес к европейским событиям и прежде всего к буржуазной революции 1830 г. во Франции; увидел реализацию идеала конституционной монархии, близкого политическим взглядам самого издателя, в Июльской монархии. В обзорах международной жизни говорилось об освободительном движении в Греции, латиноамериканских странах, о личности Боливара. Эти материалы появлялись с цензурными купюрами, недомолвками и намеками. В некоторых случаях политическим бурям и «ослеплению страстей Западной Европы» противопоставлялась благоденствующая монархическая Россия, что, собственно, и позволяло состояться публикациям.

Журнал издавался раз в две недели, каждая его книжка имела объем от четырех до пяти печатных листов. В «Московском телеграфе» принимали участие писатели, историки, археологи, географы, филологи, педагоги, в том числе П. Вяземский, С. Полторацкий, С. Соболевский, Е. Баратынский, В. Одоевский, И. Киреевский, М. Максимович, П. Кеппен, А. Вельтман, А. Галахов, эпизодически А. Пушкин, В. Жуковский. В последние три года существования «Московского телеграфа» ведущую роль в нем играл брат издателя К. Полевой, а сам Н. Полевой занимался преимущественно драматургией и историей. Первоначальный тираж журнала составлял 700 экз., к третьей книжке он возрос до 1200 экз. «Московский телеграф», вызывавший беспокойство властей предержащих, был запрещен в 1834 г. за публикацию критической рецензии Н. Полевого на верноподданническую пьесу Н. Кукольника «Рука всевышнего Отечество спасла».

В числе изданий, подвергшихся гонениям, была «Литературная газета» А. Дельвига, в которой принял участие А. Пушкин в качестве автора, а в отсутствие своего друга поэта Дельвига — и редактора. В «Литературной газете» Пушкин впервые разоблачил литератора и журналиста Ф. Булгарина как агента Третьего отделения тайной полиции. Поэт использовал форму библиографической заметки, известив читателей об изданных во Франции записках начальника полицейского отряда, а до того — уголовного преступника Видока. Современники, знавшие биографию Булгарина, смогли без труда разглядеть его под личиной Видока. Правительство взяло под защиту Булгарина, запретив в печати упоминание имени Видока и даже продажу его портретов. Публикация пушкинского памфлета «О записках Видока» сказалась на судьбе газеты. В ноябре 1830 г. после опубликования на французском языке четверостишия Казимира Делавиня для памятника жертвам июльской революции 1830 г. в Париже шеф Третьего отделения А. Бенкендорф обвинил А. Дельвига в якобинстве, пригрозил Сибирью. В 1831 г. Дельвиг скончался, в том же году «Литературная газета» прекратила существование.

Пушкинское выступление против Ф. Булгарина согласовывалось с его суждениями о назначении журналистики и месте журналиста в обществе. В 1831 г. он назвал сословие журналистов «рассадником людей государственных». Пушкин считал, что журналистика управляет общим мнением публики и не признавал монопольного права «указателей общественного мнения» за официозными газетами и журналами, потому что сами эти издания не являлись голосом общественного мнения. «Спрашиваю, — писал он, — по какому праву „Северная пчела“ будет управлять общим мнением русской публики; какой голос может иметь „Северный Меркурий“?».

Пушкин противопоставлял европейскую периодику русской и указывал на качества, которых лишена последняя, — широкий спектр политических направлений, свобода мнений: «Журнал в смысле, принятом в Европе, есть отголосок целой партии, периодические памфлеты, издаваемые людьми, известными сведениями и талантами, имеющие свое политическое направление, свое влияние на порядок вещей».

Ареной новых пушкинских сатирических разоблачений Булгарина стал журнал Н. Надеждина «Телескоп», где поэт напечатал в 1831 г. свои фельетоны «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов», «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем». Под ним стоял псевдоним Феофилакт Косичкин. В своих фельетонах Пушкин от имени простодушного почитателя таланта Булгарина завершил углубленную психологическую характеристику личности Ф. Булгарина, исследовал его биографию, показал сущность его литературных произведений и полицейскую деятельность в литературе, разоблачил возглавляемую им официозную прессу. Под пером Пушкина Булгарин сделался литературным типом, олицетворением корыстолюбия и доносительства. Прием литературной маски, использованный поэтом, получил дальнейшее развитие в отечественной сатирической журналистике. С именем Пушкина связано зарождение жанра фельетона в русской периодической печати.

Редактор «Телескопа» Н. Надеждин, опубликовавший пушкинские фельетоны, считал просвещение — важнейшей целью современной журналистики и отводил в этом деле особую роль энциклопедическому журналу. По его мнению, журнал «должен иметь твердую и основательную теорию, полную и цельную систему». Рассматриваемые в журнале предметы даются в строгой научной системе и в едином теоретическом ключе. Осуществить такой замысел на практике Н. Надеждин рассчитывал с помощью своих коллег, ученых Московского университета. В «Телескопе» печатались философские, юридические, исторические, филологические статьи профессоров М. Павлова, М. Погодина. М. Максимовича, А. Востокова и др.

Объявленный в 1831 г. как «журнал современного просвещения», «Телескоп» имел постоянные отделы: «Науки», «Изящная словесность», «Критика», «Современные летописи», «Смесь». Под рубрикой «Знаменитые современники» вниманию читателей предлагались биографические очерки о Канте, Манцони, Гегеле, Шатобриане, Петрарке, Берлиозе, Гизо, Талейране и др. Много места отводилось переводам из французских, немецких, английских периодических изданий — более 60 наименований, выбором которых занимался преимущественно сам Надеждин, выписывавший журналы и газеты для нужд университета.

В программной статье «Современное направление просвещения» Надеждин говорил о высоком предназначении монархической России, которая противостоит бунтарским настроениям Запада. В этой связи «Телескоп» осуждал события 1830 г во Франции, с русофильских позиций рассматривал польско-литовское восстание 1830−31 гг., находя в нем влияние идей французской революции.

Сын сельского священника, Надеждин прошел суровую жизненную школу, упорным трудом добился общественного признания и сохранил на всю жизнь неприязнь к сословному неравенству. Питая добрые чувства к терпящей нужду талантливой разночинной молодежи, он поддержал изгнанного из Московского университета Белинского, взял его в качестве переводчика в свои издания. После опубликования в газете «Молва» — приложении к «Телескопу» — статьи «Литературные мечтания», вызвавшей большой общественный резонанс, положение Белинского в изданиях Надеждина укрепилось, активизировалась их полемика с изданиями «торгового направления» в журналистике — с газетой «Северная пчела» и журналом «Библиотека для чтения».

Политическая и литературная газета «Северная пчела» имела следующие отделы: «Новости политические и заграничные»; «Новости внутренние»; «Новости не политические: о новых изданиях и предприятиях; о произведениях наук, художеств и ремесел»; «Известия обо всех выходящих в свет русских книгах»; «Нравы. Небольшие статьи о нравах; критические и нравоучительные замечания»; «Словесность. Легкие стихотворения и различные статьи в прозе»; «Смесь»; «Известия о новейших модах».

Редакторы газеты Ф. Булгарин и Н. Греч поставили издание как коммерческое предприятие, приносящее значительный доход. Они придали содержанию газеты занимательность, доступность, разнообразие, сориентировали его на вкусы и потребности широкой публики, преимущественно из «среднего состояния». В записке «О цензуре в России и о книгопечатании вообще» (1826) Булгарин рассматривал «среднее состояние» как опору правительства и относил к нему чиновников, промышленников, купцов, небогатых дворян, мещан.

Внутриполитический отдел газеты включал официальные распоряжения, представления к наградам, статьи для «успокоения умов», подготовленные в правительственных инстанциях. Зарубежная политическая информация, отличавшаяся оперативностью и разнообразием, не комментировалась.

Значительное место в «Северной пчеле» занимали статьи и заметки, посвященные государственному хозяйству, которые печатались под рубрикой «Наблюдения в отечестве». В поле зрения газеты находились промышленные выставки, торговые ярмарки, продукция фабрик и заводов в разных концах страны. При этом апология капиталистического прогресса сочеталась с рекламой различных товаров.

Отдел «Нравы», в котором господствовали фельетоны Булгарина, затрагивал бытовые вопросы, представлявшие всеобщий и повседневный интерес. В легкой сатирической манере автор повествовал о разного рода человеческих слабостях, жизненных невзгодах, мелких общественных недостатках, давал читателю советы и наставления, искусно вставляя в них скрытую рекламу.

Коммерческая направленность газеты Булгарина и Греча сближала ее с «Библиотекой для чтения» О. Сенковского. Эти издания дополняли друг друга: читатель энциклопедического журнала подписывался на политическую и литературную газету.

«Библиотека для чтения» была заявлена в 1834 г. как «журнал словесности, наук, художеств, промышленности, известий и мод». Программа энциклопедического журнала включала следующие отделы: «Русская словесность», «Иностранная словесность», «Науки и художества», «Промышленность и сельское хозяйство», «Критика», «Литературная летопись», «Смесь». Журнал выходил регулярно первого числа каждого месяца, объем одного номера составлял 25−30 печатных листов. «Библиотека для чтения» имела привлекательный внешний вид: отличная бумага, четкий шрифт, цветные картинки мод.

Основал «Библиотеку для чтения» известный книгоиздатель, хозяин самой популярной книжной лавки в Петербурге А. Смирдин. Редактором он пригласил О. Сенковского — университетского профессора-ориенталиста, хорошо знавшего Восток, много путешествовавшего. Эрудиция, редкая работоспособность, общительность, предприимчивость помогли Сенковскому быстро освоить новое для него дело.

«Библиотека для чтения» создавалась по европейскому образцу как коммерческое предприятие. Редактор получал значительное по тем временам жалованье — 15 тыс. руб. в год, помимо гонорара. Вводилась полистная оплата авторского труда — 200 руб., а для знаменитых писателей гонорар повышался до 1000 руб. за печатный лист. Преследуя рекламные цели, издатель платил до 1000 руб. за согласие известного писателя или поэта назвать свое имя в числе сотрудников журнала. Невысокая подписная цена — 50 руб. ассигнациями в год позволила расширить читательскую аудиторию, к концу третьего года «Библиотека для чтения» имела около 7 тыс. подписчиков.

«Библиотека для чтения» ориентировалась на средний класс населения, ставка делалась на семейное чтение, отсюда — внимание к разнообразию материалов, занимательности изложения, учету вкусов и повседневных интересов широких кругов читателей.

Художественные произведения отечественных и зарубежных авторов Сенковский перерабатывал, приспосабливая к цензурным требованиям и вкусам обывательской аудитории. В отделе «Науки и художества» приоритет отдавался естественнонаучным, экономическим статьям иностранных авторов, в которых популяризировались технические достижения. При этом редактор стремился придать им занимательную форму, исключая из них теоретические рассуждения и оставляя любопытные факты, полезные сведения. Практическую направленность имел отдел «Промышленность и сельское хозяйство», где содержались разного рода советы и рекомендации по уходу за скотом, использованию новых орудий сельского труда, приготовлению продуктов питания и пр.

Критический отдел журнала отличался фельетонным стилем, который исключал необходимость глубокого анализа содержания и художественных достоинств произведений. В своих статьях Сенковский превозносил участвовавших в журнале авторов — Н. Кукольника, А. Тимофеева и др. и бранил неугодных, например, Н. Гоголя. В «Литературной летописи» он в полной мере использовал журнальную маску барона Брамбеуса, от лица которого смешил и дурачил публику, развлекая ее анекдотами из жизни литераторов, мистификациями и пародиями на произведения современных авторов. Избегая политических и острых социальных проблем и в то же время не скрывая неприязни к революционным идеям, Сенковский развлекал публику, предлагая ей занимательное чтение и обилие полезных сведений.

«Библиотека для чтения» Сенковского и «Северная пчела» Булгарина и Греча утверждали тенденцию к развлекательности, беспринципности, спекулятивности в журналистике.

В статье «Публика и журналист» Ф. Булгарин заявлял от имени публики, что ее интересует только новость, а если таковой нет, ее нужно придумать: «Представляйте мне как можно более необыкновенного, удивительного, редкого, странного, сверхъестественного, страшного, смешного и вздорного». Журнал «Библиотека для чтения» стал для редактора средством извлечения доходов, и в этом деле Сенковский добился значительных успехов.

Попытку рассмотреть сущность «торгового направления» в журналистике предпринял на страницах «Телескопа» В. Белинский в статье «Ничто о ничем, или Отчет г. издателю „Телескопа“ за последнее полугодие 1835 г. русской литературы» (1836). Сам факт оплаты авторского труда получает положительную оценку В. Белинского. Он рассматривает его как необходимое явление времени, несмотря на возможные отрицательные действия. Белинский воспринимает оплату труда журналиста как один из путей повышения профессионального уровня изданий и в этой связи апеллирует к опыту европейской прессы: «Разве не деньгами английские и французские журналы достигли той высокой степени совершенства, на которой мы теперь видим их?» С позиций профессионализации прессы он положительно отмечает высокую оплату труда авторов, точность выхода, умение привлечь внимание читателя, свойственные «Библиотеке для чтения». Одновременно он подчеркивает, что положительное само по себе явление может быть использовано в корыстных целях.

Изучив географию распространения издания, критик сделал вывод, что «Библиотека для чтения» пользуется успехом у провинциального читателя и слишком низко наклоняется к нему, потакая вкусам нетребовательной публики. Число подписчиков — не главное свидетельство ценности и успеха издания в обществе. «Под словом „успех“, — пишет он, — мы разумеем не число подписчиков, а нравственное влияние на публику».

Статья Белинского появилась в «Телескопе» в канун запрещения журнала. В 1836 г. за публикацию «Философического письма» П. Я. Чаадаева, отрицавшего историческую роль России среди других государств, «Телескоп» был закрыт, Надеждин отправлен в ссылку, Чаадаев объявлен сумасшедшим.

Свое отношение к «торговому направлению» в журналистике высказал А. Пушкин на страницах собственного журнала «Современник» (1836). Напечатанная анонимно в первом номере статья Н. Гоголя «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» своим острием была направлена против «Библиотеки для чтения» и «Северной пчелы». Обратившись к своему излюбленному приему журнальной маски, Пушкин поместил в третьем номере «Современника» письмо тверского жителя, отклик на названную статью, в котором указал на сметливость и аккуратность, с какой издавалась «Библиотека для чтения», отметил пользу платных объявлений, которые в английских газетах окупают издержки издания. Свою задачу Пушкин увидел в том, чтобы, используя позитивный опыт отечественной и зарубежной прессы, противопоставить коммерческой журналистике качественное издание. Для сотрудников «Современника» он установил значительный по тем временам гонорар — 200 руб. за печатный лист. Оплата авторского труда способствовала профессионализации журналистской работы, обеспечивала материальную независимость литераторов, и Пушкин активно участвовал в этом начинании.

Цель пушкинского журнала состояла в защите подлинно художественных ценностей, популяризации достижений науки и культуры, утверждении гуманистических начал в жизни общества. Среди его сотрудников были герой Отечественной войны поэт-партизан Д. Давыдов; начинающие талантливые поэты А. Кольцов и Ф. Тютчев; «кавалерист-девица» Н. Дурова, которая, переодевшись в мужское платье, воевала в 1812 г.; дипломат, популяризатор естественных наук П. Козловский; критик и публицист П. Вяземский.

В собственных публикациях Пушкин откликнулся на животрепещущие проблемы общественной жизни. В публицистическом очерке «Путешествие в Арзрум» содержалась красноречивая характеристика колонизаторской политики правительства на Кавказе. Публикуя в третьем номере «Современника» статью «Джон Теннер», он преследовал более важную цель, чем изложение записок Теннера, американца, девятилетним мальчиком похищенного индейцами и прожившего с ними 30 лет. Пушкинский перевод отрывка из записок Теннера имеет небольшое вступление и совсем маленькое заключение, в котором дана глубокая оценка американской действительности, описанной в книге. Пушкин осудил политику порабощения малых народов: «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстью к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество, рабство негров посреди образованности и свободы». Книга Теннера послужила отправной точкой для публицистических размышлений Пушкина, иллюстрацией к его словам, осуждавшим рабство. Теннер приводил многочисленные примеры негуманного отношения цивилизованных американцев к индейцам, актуально звучавшие для русского читателя, который видел перед собой «белых негров» — крепостных крестьян.

Пушкинский «Современник» положил начало типу «толстого» журнала, ставшего властителем умов многих поколений читателей.

В 1840-е гг. роль и значение печати в общественной и культурной жизни России значительно возросли. В. Белинский писал: «Журналистика в наше время все: и Пушкин, и Гете, и сам Гегель были журналистами. Журнал стоит кафедры». Система печати в России претерпела глубинные изменения, которые свидетельствовали об усилении позиций демократических изданий. При этом внешняя картина, если иметь в виду число изданий и даже их названия, оставалась почти без изменений.

Лишенные возможности в силу официального запрета основать новый печатный орган, демократические журналисты добились руководящей роли в перекупленных А. Краевским «Отечественных записках», а затем закрепились в приобретенном этим же способом Н. Некрасовым и И. Панаевым «Современнике».

Журнал «Отечественные записки» А. Краевского, объявленный как энциклопедический, включал в себя отделы: «Современная хроника России», «Науки», «Словесность», «Художества», «Домоводство, сельское хозяйство и промышленность вообще», «Критика», «Современная библиографическая хроника», «Смесь». Критический отдел возглавлял Белинский, он опубликовал циклы критических статей, посвященных творчеству Пушкина, Лермонтова, Гоголя. В журнале сотрудничали Лермонтов, Тургенев, Достоевский, Даль, Герцен, Огарев и др. писатели. Западноевропейская литература была представлена именами Шекспира, Гете, Диккенса, Гейне, Ж. Санд. В. Белинский признавал существенное влияние демократических «Отечественных записок» на всю современную русскую прессу. По его словам, «в области журналистики „Отечественные записки“ играют роль какого-то центра, куда направляются удары всех прочих повременных изданий и откуда новые слова и новые мысли переходят, хотя и в искаженном виде, в прочие повременные издания».

Тенденции развития европейской прессы и русская общественно-политическая обстановка побуждали современников пристальнее вглядываться в процессы, свидетельствующие об идейном размежевании сил в журналистике. Сотрудник «Отечественных записок» К. Липперт пытался исследовать причины названного явления в статье «Современная периодическая литература во Франции, в Англии, Соединенных Штатах, Италии, Испании и Португалии». Он полагал, что «там, где общество разделено политическими мнениями, различные цвета его должны отражаться в своих органах» [29].

«Отечественные записки» публиковали художественные произведения и публицистические статьи острой социальной направленности, в которых обличалось рабство, доказывалась экономическая несостоятельность крепостного труда. В философских работах Герцена «Дилетантизм в науке», «Письма об изучении природы» защищались идеи материализма и диалектики. В выступлениях Белинского обосновывалась теория критического реализма, глубоко исследовалось творчество Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Активная общественная позиция журнала, его демократический настрой, популярность и влиятельность вызывали подозрения властей и цензурные гонения, что побуждало А. Краевского к осторожности, попыткам ослабить политическую остроту публикаций. Это обстоятельство, а также изнурительная черновая работа и скупость издателя в расчетах побудили Белинского покинуть журнал.

В 1846 г. Некрасов и Панаев приобрели основанный Пушкиным журнал «Современник», в нем Белинский возглавил отдел критики и библиографии. В журнале появилась художественная проза Тургенева, Герцена, Гончарова, а из зарубежных авторов — Диккенса, Мериме, Фильдинга и др. Публицистика Милютина, Сатина и др. отличалась антикрепостническим пафосом. В обозрениях литературы Белинский развивал идеи «натуральной школы», к которой причислял писателей, творчество которых отвечало обоснованной им теории критического реализма. Официальный редактор журнала А. Никитенко отмечал некоторую односторонность позиции «натуральной школы» во вред художественности. «Неистовый Виссарион», как называли Белинского современники, бескомпромиссно боролся с теми, кто пытался противостоять идеям социального обличения и протеста в литературе и журналистике. В нравственных и религиозных исканиях Гоголя, высказанных в «Выбранных местах из переписки с друзьями», Белинский усмотрел отступничество от прежней обличительной тенденции творчества писателя.

И. Киреевский в «Обозрении современного состояния словесности», напечатанном в «Москвитянине», констатировал усиление журналистики как отрасли словесности: «В наше время изящную словесность заменила словесность журнальная». При этом он имел в виду новый характер всей современной европейской словесности: «В самом деле, куда ни оглянешься, везде мысль подчинена текущим обстоятельствам, чувство приложено к интересам партии, форма приноровлена к требованиям минуты». Такое положение И. Киреевский объяснял активизацией различных общественных тенденций, столкновением разных взглядов на современную действительность. Он признавал руководящую роль прессы в формировании общественного мнения. По его словам, «перевес журналистики в литературе доказывает, что в современной образованности потребность наслаждаться и знать уступает потребности судить, — подвести свои наслаждения и знания под один обзор, отдать себе отчет, иметь мнение». Если прежде «литературные интересы были одною из пружин умственного движения народов», то теперь картина изменилась: «Господство журналистики в области литературы то же, что господство философских сочинений в области наук».

Однако современные русские журналы, по мысли И. Киреевского, не удовлетворяют стремления общества к определенному «мнению о предметах наук и литературы». Он считает, что в «движениях образованности нашей более потребность мнений, чем самое мнения, более чувство необходимости их вообще, чем определенная наклонность к тому или другому направлению». Поэтому он выдвигает свою концепцию социального развития по пути к «живому, полному, всечеловеческому и истинно христианскому просвещению» [30], которая содержала в себе зерно славянофильской доктрины.

Славянофилов — И. Киреевского, А. Хомякова, Ю. Самарина, братьев Аксаковых — объединяла идея особого пути развития России на основе православия и общинности. Реформы Петра I, по их мнению, помешали движению России по этому пути. Они выступали против следования западному образцу.

Им противостояли западники — Белинский, Герцен, Грановский, Кавелин, — считавшие Россию и Европу единым культурно-историческим целым. Они выступали за права человека, попранные в крепостнической России, за утверждение демократических свобод. В «Письме к Гоголю» (1847) Белинский писал: «Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отмененные телесного наказания, введение, по возможности, строгого выполнения, хотя тех законов, которые уже есть». Признавая прогрессивный характер демократических завоеваний в Европе, Белинский указывал на существующие там противоречия между трудом и капиталом, социальное неравенство.

Демократические журналисты активно выступали против защитников «официальной народности», охранительной прессы, представленной «Северной пчелой», «Сыном отечества», «Маяком» и др. изданиями. Полемика велась вокруг назначения популярных жанров той поры — физиологического очерка и фельетона.

На формирование физиологического очерка оказывали влияние западно-европейская словесность и традиции русского очерка. Ф. Булгарин обосновывал в «Северной пчеле» его неприемлемость для русской литературы. «Величайший писатель, — по его словам, — был бы утомительно скучен, если бы взялся описывать подробно житье-бытье и занятия какого-нибудь кузнеца, лавочника, извозчика». По его мнению, изображению подлежат лишь «занимательные черты» из нравов, и писатель обязан не развешивать всю ткань «на необъятном пространстве», а выставлять лишь «редкие узоры» на ней [31].

В противовес Булгарину Белинский считал, что писать о Кузьмах и Прохорах в данный момент важнее, чем о Неронах и Калигулах, и связывал будущее жанра физиологического очерка с социальным, а не антропологическим или натуралистическим подходом к человеку, что имело место в европейской журналистике.

В периодике 1840-х годов существовало несколько разновидностей фельетона: нравоописательный со скрытой рекламой (Ф. Булгарин, В. Межевич, П. Смирновский); фельетон — хроника новостей (В. Соллогуб, Э. Губер, Ф. Кони); сатирический фельетон (Н. Некрасов, А. Герцен). В. Белинский связывал перспективы развития фельетона с сатирическим направлением в русской литературе. По его мнению, фельетон должен иметь четкую направленность, остро и полемически выраженную, излагать живое слово ума в литературно-сатирической форме, носить злой, обличительный характер, скрытый под добродушной маской болтуна, уметь умолчать и в то же время дать понять читателям, что скрыто за этим умолчанием. «Что такое фельетон? — писал критик в 1847 г. — Это болтун, по-видимому, добродушный и искренний, но, в самом деле, часто злой и злоречивый, который все знает, все видит, о многом не говорит, но высказывает решительно все, колет эпиграммою и намеком, увлекает и живым словом ума, и погремушкою шутки».

Рассматривая жанры русской периодической печати, Белинский исходил из признания их историчности, связывал перспективы их развития с реалистическим отражением окружающего мира.

В русской периодике сороковых годов возрастает роль иллюстрации. Этому способствовали совершенствование типографской техники (использование при печатании иллюстрации помимо оригинальной гравюры на дереве также копии деревянной доски, отлитой из гарта, — политипажа) и утверждение энциклопедизма в журналистике, демократизации которой содействовала иллюстрация. Отмечая «типическую оригинальность» и «верность действительности» иллюстрации, Белинский рассматривал ее развитие в русле становления русского реалистического искусства. Он признавал, что на развитии русской иллюстрации негативно сказывалось воздействие низкопробных зарубежных физиологии с политипажами.

В отличие от иллюстрации предвидеть будущее фотографии не удалось в эту пору ни русской, ни зарубежной прессе. «Художественная газета» писала: «Что касается до снимка, портретов посредством дагерротипа, то нам это кажется бесполезным» [32].

Революционные события 1848 г. на Западе побудили царское правительство принять упреждающие карательные меры против оппозиционной журналистики. Николай I учредил особый комитет под председательством князя А. С. Меншикова, который ревизовал столичные издания и потребовал от редакторов «Отечественных записок» и «Современника» «давать журналам своим направление, совершенно согласное с видами нашего правительства», за ослушание им грозила участь «государственных преступников». За публикацию в «Отечественных записках» повести «Запутанное дело» в ссылку в Вятку был отправлен Салтыков-Щедрин. Цензура запретила славянофильский «Московский сборник» и его сотрудников отдали под надзор полиции. Правительство жестоко расправилось с членами кружка Петрашевского, в котором обсуждались произведения французских социалистов и пути освобождения крестьян, приговорив к расстрелу 21 человека, среди которых был начинающий писатель Ф. М. Достоевский. В последний момент смертную казнь заменили каторгой.

В записке о цензуре, представленной на рассмотрение в высшие инстанции, П. Вяземский писал, что журналистика оказывает особенное влияние на молодежь, которая «везде легковерна и уносчива», и на средний класс, который «везде враждебен установленному порядку». Суть его предложения сводилась к умножению числа массовых официальных изданий и утверждению их привилегий: «Правительство, под ведением высшего управления цензурного, должно иметь свой всеобщий журнал политический и литературный, свою всеобщую ежедневную газету литературную и политическую, куда стекались бы все сведения, все указания, которые правительство хочет распространить в народе».

Этот проект мог послужить реальным прототипом сатирического «Проекта о введении единомыслия в России» К. Пруткова, предлагавшего с целью «установления единообразной точки зрения на все общественные потребности и мероприятия правительства» учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы «руководительные взгляды на каждый предмет» и «благодетельные указания» подданным.

По подсчетам П. Вяземского, издание, имеющее 4 и 5 тыс. подписчиков, может иметь до 100 тыс. читателей, что «дает журналам и журналистам вес и значение в обществе, которое им иметь не следует». Он предлагал в «определенных границах допустить некоторый простор для выражения мнений и для рассмотрения общественных вопросов (здесь К. Прутков расходился с мнением П. Вяземского: «Истинный патриот должен быть враг всех так называемых «вопросов»!»), но оговаривал в качестве непременного условия, «чтобы эти мнения и разрешения вопросов согласовывались с началами, признанными самим правительством».

В годы «мрачного семилетия», как окрестили этот период современники, в журналистике на смену принципиальной полемике и анализу действительности пришел эмпиризм, описание частных фактов, объективизм.

Выходу русской журналистики из периода застоя содействовали важные политические события: поражение России в Крымской войне и смерть Николая I. В стране начинается общественный подъем, предшествующий крестьянской реформе 1861 г.