Передача культуронимов Русской Православной Церкви в художественном тексте на материале перевода романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» на испанский

Министерство образования Республики Беларусь Учреждение образования «Минский государственный лингвистический университет»

Факультет испанского языка Кафедра лексикологии испанского языка Корнелюк Владислав Владимирович ПЕРЕДАЧА КУЛЬТУРОНИМОВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ

(на материале перевода романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» на испанский язык) Курсовая работа Руководитель Попок Хуан-Карлос Леонидович, доцент кафедры лексикологии испанского языка, кандидат филологических наук, доцент Работа допущена к защите

(протокол №____ заседания кафедры лексикологии испанского языка Зав. кафедрой___________ Е. А. Булат Минск, 2014

Культура в ее современном понимании охватывает огромный мир материальных и духовных элементов, включая в себя религию и язык. Мировые религии оказали значительное влияние на развитие культур мира. Образовались своеобразные ареалы, где господствующей является та или иная религия.

Между языком и религией существуют сложные взаимосвязи, так как язык и религия затрагивают неосознаваемые механизмы человеческой психологии и культуры. Несмотря на наднациональный характер религии, в частности, христианства, в рамках любой культуры складываются специфические элементы данной религии, за которыми закрепляется специфичная для данной культуры лексика. Установление ее соответствий в других языках создает наибольшие трудности.

Основные религиозные идеи каждого поколения находят свое непосредственное отражение в художественных произведениях. В размышлениях на религиозные темы авторы привлекают огромный пласт лексики, соотносящийся с определенной конфессией, и таким образом способствуют еще большему взаимопроникновению религии и культуры. Посредством слова в художественных произведениях передается национальное своеобразие религиозной мысли народа, которое при переводе на другой язык должно быть передано с максимальной точностью и ясностью. Решение подобной задачи нельзя полностью возложить лишь на теорию перевода, необходимо подключение также смежных дисциплин, таких как лингвокультурология, теория межкультурных коммуникаций.

Стоит отметить практически полное отсутствие работ и исследований, посвященных проблемам передачи лексики русского православия на испанский язык. Слабая изученность данной темы приводит к тому, что переводчик, сталкивающийся с религиозной лексикой, редко может претендовать на адекватность своего перевода. При таких обстоятельствах неизбежна потеря колорита, культурного богатства, накопленного православными народами за долгие годы своего развития.

Последние десятилетия XX века и начало XXI века характеризуются значительным расширением международных связей и усилением языковых контактов, которые осуществляются как непосредственно между носителями различных языков, так и с помощью средств массовой коммуникации. Постоянный обмен культурологической информацией между различными народами способствует появлению все большей необходимости в способах передачи культурного, а вместе с ним и религиозного опыта.

Целью данной работы является изучение современных способов передачи на испанский язык культурологических единиц русского православия на примере конкретного художественного произведения. Роман «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского выступает своеобразным слепком лексической системы, используемой в православной культуре, и широко отображает религиозную картину XIX века. Стоит подчеркнуть, что со времени написания произведения корпус словарных единиц, используемый в православии, не претерпел значительных изменений ввиду задержки в своем развитии на протяжении семи десятилетий.

Предметом исследования в работе является процесс передачи на испанский язык лексических единиц, соотносимых с Русской православной Церковью, в художественных произведениях.

Объектом исследования является испанский язык межкультурного общения в приложении к русской культуре, при этом мы ограничиваем огромное пространство этой культуры сферой Русской православной Церкви.

Работа состоит из введения, основной части, включающей в себя три главы, заключения, трех приложений и списка использованных источников. Во введении указываются цели и задачи, поставленные в работе, приводится объект исследования и объясняется его актуальность. В первой главе рассматриваются подходы в описании и классификации лексики православной церкви. Во второй главе излагаются возможные пути передачи лексических единиц, закрепленных за отдельной культурой. В третьей главе анализируются основные тенденции при переводе лексики русского православия, отмечаются плюсы и минусы применяемых подходов. В заключении подводятся итоги осуществленного исследования. В первом приложении приводится классификация исследуемых примеров группам, во втором приложении указан вид перевода для каждой единицы, а в третьем представлены исследуемые лексические единицы в русском и испанском контексте. Список источников дает информацию об использованных материалах при написании данной работы.

ГЛАВА 1 ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЕ И КЛАССИФИКАЦИОННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ОПИСАНИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ ЛЕКСИКИ

1.1 Трактовка термина «религиозная лексика»

В современной лингвистике понятие религиозная лексика трактуется неоднозначно. На данный момент известно несколько подходов к описанию языка религиозной сферы. В научной литературе встречаются термины религиозный язык (М. Войтак, А.К. Гадомский), сакральный язык, культовый язык, язык сакрума (Z. Zdybicka), молитвенный язык (Weclawski), богослужебный язык (Р. Баич, К. Кончаревич, А.Г. Кравецкий), язык Церкви, язык религии (Bajerowa), религиозный дискурс (Е.В. Бобырева, В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин), религиозный стиль (Й. Мистрик, О.А. Прохватилова), религиозно-проповеднический стиль (Л.П. Крысин, И. М. Гольберг, С. А. Гостеева, Е. В. Грудева, С. Н. Ипатова, О.А. Крылова), религиозно-просветительский язык (Л.М. Майданова), церковно-религиозный язык (О.А. Крылова), религиозное употребления языка, духовная словесность, духовная речь (А.А. Волков), религиозная коммуникация (Н.Н. Розанова), православная лингвистика (О.В. Чевела) и т. д. По мнению многих исследователей, наиболее нейтральным и часто употребляемым является термин религиозный язык, однако перечисление ряда терминов свидетельствует о сложности и неоднозначности подходов и оценок в изучении интересующего нас объекта [7, с. 10].

К религиозной лексике С. В. Булавина относит единицы, называющие «основные христианские понятия, большая их часть представлена в Библии — основном источнике христианского вероучения. Религиозная лексика не соотносится с материальной стороной жизни церкви, в этом ее главное отличие от церковной лексики». Однако вряд ли можно согласиться с таким подходом, поскольку, как отмечает А. М. Четырина, все, что связано с церковью, входит в понятие религии: «Церковная лексика является частью религиозной лексики как более широкого семантического объединения». Более того, было бы ошибочным решение относить к религиозной лексике только «основные христианские понятия», поскольку христианство — это одна из мировых религий (наряду с мусульманством, буддизмом). Следовательно, христианская религиозная лексика является лишь частью всей религиозной лексики [42, с. 74]. Это также подтверждает классификация К. А. Тимофеева, приведенная ниже.

При разграничении понятий религиозная лексика и церковная лексика, считает П. А. Якимов, необходимо исходить из семантической наполненности понятий религия и церковь. Сопоставление дефиниций этих двух понятий позволяет говорить о том, что понятие религиозная лексика является семантически более емким, поскольку объединяет совокупность лексем, обозначающих понятия всех религий мира. Понятие церковная лексика объединяет совокупность лексем, обозначающих понятия какого-либо одного религиозного направления или одного из христианских направлений [42, с. 74]. Таким образом, церковная лексика является органичной частью религиозной лексики.

При разграничении понятий религиозная лексика и церковнославянская лексика необходимо исходить из функций церковнославянского языка, который на современном этапе выступает как «язык Православной русской Церкви, средство воцерковления, введения во храм православных христиан». На церковнославянский язык в IX в. был сделан перевод Священного Писания и богослужебных книг первоучителями славян, святыми Кириллом и Мефодием. В последствии на Руси церковнославянский язык стал основой книжно-славянского типа литературного языка, который функционировал на протяжении нескольких веков наряду с народно-литературным [8, с. 114]. Следовательно, функции церковно-славянской лексики более широкие, чем обслуживание религиозной сферы [42, с. 75]

Е.В. Сергеева разграничивает зачастую отождествляемые понятия библеизм и славянизм (церковнославянизм): «лексическая единица, восходящая к церковнославянскому языку, отнюдь не всегда ассоциируется у носителя современного русского языка с Библией, ее сюжетами и персонажами, и, напротив, содержательно соотносимые с Писанием номинации и микротексты не всегда связываются у языковой личности со старославянским языком» [35, с. 14].

И.А. Королева сводит религиозную лексику к тематической группе сакрально-богослужебной лексики. Она объединяет единицы, отвечающие следующим двум критериям: 1) слова, имеющие в словарях помету религиозное или церковное, и 2) слова, дефиниция которых фиксирует связь с религией, содержат указания на принадлежность к церкви или религии. К сакральной относится лексика, «базирующаяся на понятии вера». Автор выводит лексико-семантические группы, входящие в состав сакральной лексики, строящиеся по степени «обладания высшим совершенством и сверхъестественной силой». В состав богослужебной лексики И. А. Королева включает единицы, «связанные с ритуалом, с совершением религиозных обрядов служителями культа или с церковной службой». Богослужебная лексика распределяется автором в зависимости от степени «связанности с религией и церковными обрядами» [19, с. 12].

Со Ын Ён использует в исследовании термин церковно-религиозная лексика, который определяется как пласт лексики, который «регулярно функционируя в сфере церковно-религиозной общественной деятельности, приобретает стилистическую окраску, ощущаемую у этих слов и в случае их изолированного употребления» [37, с. 6].

В работе И. В. Бугаевой подробно исследуется конфессионально маркированная лексика. Отдельно выделяются богословская терминологическая лексика и религиозная лексика, которые находятся в отношении как часть к целому. Религиозная лексика включает в себя, помимо богословских терминов, обиходную религиозную лексику нетерминологического характера. Нетерминологическую богословскую лексику составляют общелитературные лексические единицы, историзмы, архаизмы, заимствования, активное употребление которых придает своеобразие и отличительный характер речи верующих. Кроме того И. В. Бугаева использует термин религиолект, под которым понимается «относительно устойчивая, социально маркированная подсистема национального языка, обслуживающая речевые потребности ограниченной социальной группы верующих людей». Однако необходимо разграничивать богословские термины и религиолектизмы. «У последних есть эквиваленты в современной русской речи, но говорящий в конкретной коммуникативной ситуации выбирает лексический или грамматический церковнославянизм, который становится религиолектизмом» (трапезная — столовая, новолетие — Новый год). Выделяя особые единицы — религиолектизмы — И. В. Бугаева определяет их как «единицы разных языковых ярусов, которые находятся в отношениях свободной дистрибуции с соответствующими единицами узуса и характеризуют речь носителей данного религиолекта».

Поскольку Ветхий Завет признается не только в иудаизме, но и в христианстве, а Новый Завет лежит в основе трех направлений христианства (православие, католичество, протестантизм), справедливо говорить о том, что библеизмы стали основой церковной православной, католической и протестантской лексики. Следовательно, если соотносить понятие «библейская лексика» с понятием «религиозная лексика», то второе будет значительно шире, поскольку включает лексику и других религий мира [42, с. 75].

1.2 Виды классификаций религиозной лексики

Если вопрос соотнесения понятия религиозная лексика с другими схожими понятиями можно решить, исходя из семантической наполненности самих терминов, то вопрос классификации религиозной лексики решить значительно сложнее. Рассмотрим некоторые классификации, представленные в современных лингвистических исследованиях.

Одной из самых распространенных является классификация К. А. Тимофеева, согласно которой выделяются три группы религиозной лексики: общерелигиозная лексика (слова, обозначающие понятия, свойственные всем монотеистическим религиям: Бог, душа, праведность, молитва); общехристианская лексика (Святая Троица, Святой Дух, Спаситель, апостол, Евангелие, Церковь, исповедь и др.); частнохристианская лексика (слова, обозначающие понятия, свойственные отдельным христианским конфессиям: батюшка, пастор, ксендз, кюре, аббат, кардинал, обедня, утреня, всенощная, месса, лития, литания, иконостас, притвор др.) [38, с. 12].

Иная попытка дифференциации религиозной лексики представлена в работе Г. Н. Скляревской «Словарь православной церковной культуры». Автор выделяет следующие группы религиозных лексем: основные понятия вероисповедания и богословские понятия; единицы, относящиеся к лексике христианской морали; названия церковных таинств; наименования Небесной иерархии; наименования иерархов церкви; элементы церковного календаря (церковные праздники, богослужебный круг, суточные богослужения и т. д.); формы, элементы и предметы богослужения, части православного храма; названия священнических облачений и их частей; имена библейских персонажей, а также названия лиц, выделяемых по каким-либо качества, одобряемым или порицаемым церковью [36, с. 8].

В своем исследовании Со Ын Ён распределяет лексику церковно-религиозного пласта в четыре группы: номинации Бога; собственные имена апостолов, святых, церковных деятелей, а также названия лиц духовного звания и лиц, не имеющих его, но каким-то образом относящихся к церкви; географические названия, связанные с библейскими сюжетами, с церковной жизнью, а также наименования церковных учреждений; богословская терминология и прочая лексика, связанная с церковной жизнью и с религией [37, с. 6].

В работе «Лексика христианства в русском языке (системные отношения прямых конфессиональных и производных светских слов)» Р. И. Горюшина разделяет религиозную лексику на девять тематических групп:

1) Именования Верховного Божества, Всевышнего Творца;

2) Наименования понятий, обозначающие религиозные начала;

3) Наименования понятий, противоречащих религиозным началам, канонам, истинам;

4) Наименования предметов культа, богослужений, религиозных обрядов;

5) Именования священнослужителей христианской церковной иерархии;

6) Именования подвижников и противников христианства;

7) Наименования предметов церковной утвари и церковного назначения;

8) Наименования церковных праздников;

9) Наименования книг церковного содержания [10, с. 6].

Исследуя лексику религиозной культуры, Н. О. Косицына считает возможным распределить выявленные номинации по следующим классам:

1) «Основные религиозные понятия» (душа, дух, вера, грех, святость);

2) «Религиозные убеждения и учения» (атеизм, богомолка, богохульство);

3) «Силы света и тьмы» (ангел, архангел, небожитель, черт);

4) «Персонажи Священной истории» (Адам, Моисей);

5) «Обряд и обрядовая деятельность» (благовест, духовник, исповедь, ладан);

6) «Культовые, обрядовые сооружения» (алтарь, монастырь);

7) «Религиозная топонимика» (Голгофа, Эдем) [20, с. 8].

А.М. Четырина рассматривает религиозную лексику с антропоцентрической точки зрения. Автором разработана классификация, основанная на «взаимоотношениях Бога и человека — человека, верующего в то, что Бог есть, и человека, верующего, что Бога нет». Исследователь выделяет полевые структуры разного объема: семантические макрополя, микрополя, семантические группы и подгруппы. Семантическая классификация, предложенная А. М. Четыреной, в общем виде выглядит следующим образом:

1) Макрополе «Сфера существования Бога»

Микрополе «Божественное»

Микрополе «Богопротивные силы»

2) Макрополе «Сфера существования верующего человека»

Микрополе «Вера в Бога»

Микрополе «Верующий человек»

Микрополе «Богослужение»

3) Макрополе «Ересь, отрицание Бога, неверие»

Микрополе «Неверие»

Микрополе «Отрицание Бога и богоборчество»

Микрополе «Ересь» [29, с. 301]

Н.Б. Мечковская классифицирует религиозную лексику в соответствии с классификацией религиозных представлений человека. Автор выделяет 5 групп религиозной лексики: 1) лексика, характеризующая представления о Боге (Абсолюте или сонме богов), его истории и/или теории о Боге; 2) лексика, характеризующая представления о воле Бога, о его Завете или требованиях по отношению к людям; 3) лексика, характеризующая представления о человеке, обществе, мире (в некоторых религиях — также и о конце мира, о путях спасения, о загробном или ином потустороннем мире), зависящие от представлений о Боге; 4) лексика, характеризующая религиозно-этические и религиозно-правовые представления и нормы; 5) лексика, характеризующая представления о должном порядке культа, церковной организации, взаимоотношениях клира и мира и др., а также представления об истории развития и решения этих проблем [27, с. 33].

Существует ряд других классификаций, исходящих из различных принципов и подходов: Д. А. Звездин классифицирует церковно-религиозную лексику в соответствии с разделами богословского знания (термины историко-библейского характера; литургические; аскетические; догматические термины). Н. О. Косицына предлагает кластерный подход к группировке лексики религиозной культуры. В работе Н. М. Ивановой рассматриваются три принципа классификации религиозной лексической системы: по сфере бытования (общерелигиозная, общехристианская, конфессиональная и «иная» лексика); по семантико-аксиологическим свойствам (различаются лексемы номинативные, сигнификативные и коннотативные); по ассоциативно-тематическим свойствам (выделяются ассоциативно-тематические пространства, поля и группы).

1.3 Классификация религиозной лексики с точки зрения ее культурной ориентации

А.М. Антонова, вслед за В. В. Кабакчи и положениями теории межкультурной коммуникации, рассматривает лексику с точки зрения ее культурной ориентации. При таком подходе все слова можно разделить на нейтральные и культурно ориентированные. К нейтральной в своей культурной ориентации лексики относятся служебные части речи, а также те знаменательные части речи, которые не являются наименованиями культурных элементов и могут в равной степени участвовать в описании различных культур народов мира. В свою очередь языковые единицы, закрепленные за элементами культуры, обозначены как культуронимы, которые различным образом ориентированы на мир культур различных народов мира [3, с. 8]. При исследовании перевода религиозных лексических единиц Русской православной Церкви (РПЦ) в произведении Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» мы решили оперировать именно этим термином, исходя, опять же, из положений теории межкультурной коммуникации.

Выделяется несколько групп культурной ориентации: полионимы, идионимы и ксенонимы [3, с. 8].

Полионимы образуют самостоятельную лексическую группу, куда входят имена существительные и субстантивные словосочетания, обозначающие такие элементы окружающего нас мира, которые представлены в большей части культур народов мира. Например, siglo, espнritu, Dios, fe, divinidad.

Автор отдельно выделяет региональные полионимы, которые являются культурными универсалиями в каком-то определенном ареале, объединяющем несколько культур по какому-либо признаку, будь то религиозный или политический. В сфере Восточного христианства примерами региональных полионимов могут служить слова Patriarca, iconostasio, eparquнa и многие другие.

В свою очередь культуронимы, закрепленные за специфическими элементами культуры (в традиционной лингвистике — языковые реалии или безэквивалентная лексика), в зависимости от их ориентации на внутреннюю или одну из внешних культур автор разделяет на две группы — идионимы и ксенонимы.

Идионимы — это культуронимы, закрепленные за специфическими элементами внутренней культуры. Идионимы — это внутрикультурная лексика, возникшая в результате первичной вербализации культурного континуума. Например, Cervantes, Aranjuez, Biblia del Oso, cantaor — в испанском языке; Пушкин, Достоевский, Гагарин, перестройка, старовер — в русском языке. [5]

Ксенонимы — это культуронимы, закрепленные за специфическими элементами внешней культуры. Ксенонимы — это иноязычный способ передачи идионимов, результат вторичной вербализации культурного континуума. Важно заметить, что в основе всех возможных ксенонимических вариантов наименований стоит их идионим-этимон. Например, слово старец является идионимом русской культуры и этимоном всех его ксенонимических наименований, в частности в рамках испанского языка: starets, monje anciano.

Автором предложена следующая классификация ксенонимов РПЦ:

· концептуальная терминология РПЦ;

· персоналии:

o агионимы — имена собственные святых;

o антропонимы — имена собственные деятелей РПЦ;

· экклезионимы — названия храмов;

· названия церковных праздников (у Бугаевой И. В. — эортонимы);

· хронимы — историческая лексика;

· названия религиозных движений и сект Русского православия;

· названия церковных периодических изданий;

· названия предметов церковной утвари;

· названия предметов облачения священников;

· богослужебная лексика;

· церковное искусство:

o литература;

o архитектура;

o иконопись;

o музыка;

· внутреннее устройство храма;

· священнослужители и церковная иерархия;

· народно-религиозные традиции.

Последняя классификация будет применяться и в данной работе, так как, по нашему мнению, она наиболее соответствует поставленным в исследовании задачам и ориентирована непосредственно на лексическую сторону проблем перевода религиозно маркированных языковых единиц. Позволим себе лишь дополнить ее несколькими пунктами для удобства нашего исследования. Дополнительно нами будут выделяться:

· разновидности культовых сооружений (храмов и монастырей);

· небесная иерархия;

· библеизмы.

Помимо этого, необходимо уточнить некоторые пункты, опираясь на исследование Бугаевой И. В., в котором был сделан вывод о том, что агионимы в свою очередь является гиперонимоми по отношению ко всем сакральным именам собственным. Центром сакрального ономастического пространства являются агиоантропонимы. Все разряды имеют ядерно-периферийную репрезентацию. Но объекты периферийной зоны одного разряда могут быть ядерными для объектов другого разряда.

В основе первичного сакрального онима обычно лежит теоним (Иисус Христос) или агиоантропоним (прп. Серафим Саровский). Структурно такие онимы входят в состав вновь образованных. Они являются ядерными ономаосновами, от которых образуется цепочка имен собственных. Например: агиоантропоним (прп. Сергий Радонежский) — иконим (икона прп. Сергия Радонежского) — экклезионим (храм прп. Сергия Радонежского в Рогожской слободе) — эортоним (25 сентября/8 октября Преставление прп. Сергия Радонежского) — агиотопонимы: астионим (город Сергиев Посад), годоним (улица Сергия Радонежского, Сергиевский переулок), агороним (площадь Сергия Радонежского), комоним (село Сергиевка) [7, с. 14].

В заключение необходимо отметить, что затруднения при классификации религиозной лексики обусловлены недостаточной изученностью феномена, а также размытостью границ между некоторыми группами.

ГЛАВА 2. ВОЗМОЖНОСТИ И СТРАТЕГИИ ПРИ ПЕРЕВОДЕ КУЛЬТУРОНИМОВ

Перейдем к рассмотрению способов передачи и типов преобразований культуронимов, довольно широко описанных в литературе по переводу в основном на примерах англо-русской комбинации. Типология переводческих преобразований носит универсальный характер.

2.1 Перевод культуронимов (классический подход)

Возможности перевода культуронимов у А. В. Федорова сводятся к четырем основным случаям.

Это, во-первых, транслитерация либо транскрипция (полная или частичная), непосредственное использование данного слова, обозначающего культуроним, либо его корня в написании буквами своего языка или в сочетании с суффиксами своего языка.

Во-вторых, создание нового слова или сложного слова, или словосочетания для обозначения соответствующего предмета на основе элементов и морфологических отношений, уже реально существующих в языке. В своей основе это перевод описательный, перифрастический.

Третий способ — использование слова, обозначающего нечто близкое (хотя и не тождественное) по функции к иноязычной реалии, — иначе — уподобляющий перевод, уточняемый в условиях контекста, а иногда граничащий с приблизительным обозначением.

Четвертый способ — так называемый гипонимический или обобщенно-приблизительный перевод, при котором слова ИЯ, обозначающие видовое понятие, передаются словом ПЯ, называющим понятие родовое [40, с. 151].

2.2 Виды переводов культурологических единиц

С. Влахов и С. Флорин приводят несколько расширенную систему возможностей передачи культуронимов на другой язык, которая сводятся к двум основным приемам: транскрипция и перевод. Рассмотрим подробно каждый из них.

2.2.1 Транскрипция культуронима

Предполагает его механическое перенесение из исходного языка (ИЯ) в переводной язык (ПЯ) графическими средствами последнего и с максимальным приближением к оригинальной фонетической форме. Необходимость применения транскрипции при передаче культуронима обусловлена тем, что таким образом переводчик получает возможность точно передать обозначаемый объект и в одновременно сохранить его колорит, культурологическую окраску. При значительном фонетическом расхождении между двумя языками (как, например, между английским и русским) воспроизведение их фонетической стороны может быть только частичным и условным и обычно представляет известный компромисс между передачей звучания и написания. Неудачный выбор между транскрипцией и переводом может вызвать трудности у читателя при восприятии текста [9, с. 77].

2.2.2 Перевод культуронима

Как прием передачи его на ПЯ применим обычно в тех случаях, когда транскрипция по тем или иным причинам невозможна или нежелательна. Приведем используемые приемы передачи культуронима при переводе.

Введение

неологизма — наиболее подходящий после транскрипции путь сохранения содержания и колорита переводимого культуронима: через создание нового слова или словосочетания иногда удается добиться почти такого же эффекта. Такими новыми словами могут выступать, в первую очередь, кальки и полукальки.

Калька является заимствованием путем буквального перевода слова или оборота. Такой вид перевода позволяет перенести в ПЯ культуроним при максимально верном сохранении семантического содержания, но далеко не всегда без утраты колорита. При переводе с русского на испанский язык чаще встречаются кальки-словосочетания, чем кальки-слова, например, красноармеец передается на испанский язык как soldado del Ejйrcito Rojo. Кальками могут передаваться и наименования некоторых праздников [9, с. 81].

Полукалька — частичное заимствование, также является новым словом либо словосочетанием, но «состоящее частью из своего собственного материала, а частью из материала иноязычного слова» [41, с. 110]. Зачастую в полукальках используется заимствованный корень, к которому присоединяются аффиксы ПЯ.

Освоение — это адаптация иноязычного культуронима, придание ему на основе иноязычного материала обличия родного слова, подчиняясь грамматическим правилам принявшего их языка.

Семантическим неологизмом обозначают условно новое слово или словосочетание, которое создает переводчик для передачи содержания культуронима. Отличие от кальки состоит в отсутствии этимологической связи с оригинальным словом.

Нужно отметить, что прием перевода культуронима неологизмами наименее употребителен, так как чаще всего творцом слова является народ, а не отдельный автор [9, с. 86].

Замена культуронима иным культуронимом из ПЯ. Такой прием неизбежно приводит к замене колорита первообраза своим колоритом, однако, как это ни парадоксально, иногда наиболее подходящим аналогом чужого для ПЯ культуронима является чужой культуроним, зачастую интернациональный, но близкий и понятный читателю и в той или иной мере лишенный колорита, а потому предпочитаемый. Следует отметить, что единственной предпосылкой таких замен является утрата колорита (в той степени, в какой это возможно) либо переводимым словом, либо его предполагаемой заменой [9, с. 89].

Приблизительный перевод культуронима применяется чаще, чем любой другой прием. Обычно этим путем удается, пусть и не очень точно, передать предметное содержание культуронима, однако колорит при этом всегда утрачивается, так как происходит замена ожидаемого коннотативного эквивалента, которого быть не может, нейтральным по стилю словом или сочетанием с нулевой коннотацией. Возможны несколько случаев такого перевода.

Конкретизация — переводческие преобразования, заключающиеся в замене той или иной единицы текста на ИЯ единицей текста на ПЯ с более узким, конкретным значением, которые могут быть обусловлены как лингвистическими, так и экстралингвистическими причинами. Различная степень дифференцированности значений лексических и грамматических единиц в испанском и русском языках вынуждает переводчика прибегать к приему конкретизации в случаях, когда в ПЯ те или иные значения выражены более дифференцированно и когда существующее различие оказывается релевантным. Особый интерес в плане приема конкретизации представляют некоторые испанские глаголы, которые описывают «разнонаправленные» действия, например, correr las cortinas — раздвинуть шторы и задернуть шторы, alquilar — сдавать внаем, снимать, брать напрокат. При переводе на русский язык используется прием конкретизации с учетом смысла текста [23, с. 118].

Родо-видовая замена либо генерализация — прием, обратный конкретизации, когда единицы ИЯ с более узким значением заменяются единицами ПЯ с более широким значением. Генерализация может быть мотивирована экстралингвистическими причинами. Выбор варианта перевода в этом случае зависит от личности адресата. Если перевод рассчитан на получателя, не знакомого с определенной тематикой, переводчик должен прибегнуть к генерализации с целью экспликации смысла [9, с. 92].

Примером может послужить перевод на испанский язык слова «лапоть» как calzado или zueco, не прибегая к имеющемуся, но малоизвестному заимствованию lбpot. Большинство культовых зданий, таких как церковь, пагода, кирха, мечеть, костел и синагога в определенном контексте можно назвать просто «храмом».

Функциональный аналог — это элемент конечного высказывания, вызывающего сходную реакцию у русского читателя. Таким образом, можно один музыкальный инструмент заменить другим, лишенным колорита ПЯ, одну снасть другой, один сосуд другим, лишь бы аналог действительно представлял функциональную замену переводимого культуронима [9, с. 93].

Описание, объяснение, толкование используется обычно в тех случаях, когда нет иного пути: понятие, которое невозможно передать транскрипцией, приходится передавать описательно. Так, удобно бывает заменить слово кулебяка описанием «кушанье из теста с начинкой», а слово arepa как «кукурузная лепешка либо пирог с мясом». Этот тип перевода много общего с родо-видовыми заменами. Например, слово лапта на испанский язык можно перевести как «juego ruso de pelota con palo», где слово juego выступает в качестве родового понятия по отношению к заимствованному культурониму laptб. Нередко объяснительный, как и описательный, перевод является, по существу, переводом не самой реалии, а ее толкованием [9, с. 94].

Приблизительный перевод культуронима, как говорит и само название, довольно редко является адекватным, передает не полностью содержание соответствующей единицы, что же касается культурологической окраски, то о ней читатель может догадываться, если только переводчик сумел подсказать это своим выбором средства выражения.

Контекстуальный перевод можно противопоставить «словарному переводу». Таким образом указывается на соответствия, которые слово может иметь в контексте, в отличие от приведенных в словаре. Контекст выступает главным, определяющим фактором при переводе, и, следуя логике контекста, подбирается соответствующий перевод культуронима. Так что при этом характерно отсутствие в тексте перевода каких бы то ни было соответствий самого переводимого слова — его содержание передается при помощи трансформированного соответствующим образом контекста.

В обоих случаях — приблизительного и контекстуального перевода — получается довольно бесцветный заместитель оригинала, поскольку исчезает, сглаживается культуроним как носитель соответствующего колорита [9, с. 96].

Общая схема приемов передачи культуронимов в художественном переводе (по С. Влахову и С. Флорину):

1. Транскрипция (и транслитерация)

2. Перевод (замена)

2.1. Неологизм

2.1.1. Калька

2.1.2. Полукалька

2.1.3. Освоение

2.1.4. Семантический неологизм

2.2. Замена культуронима другим из ПЯ

2.3. Приблизительный перевод

2.3.1. Конкретизация

2.3.2. Родо-видовая замена или генерализация

2.3.3. Функциональный аналог

2.3.4. Описание, объяснение, толкование

2.4. Контекстуальный перевод

2.3. Выбор стратегии при передаче культуронимов

Выбор пути передачи культуронима каждый раз требует ответа в первую очередь на вопрос: транскрибировать или переводить. Какой из двух путей приведет к лучшему восприятию текста и его колорита, позволит наиболее полно и ненавязчиво раскрыть значение, сводя до минимума потери и обеспечив максимальные возможности их компенсации [9, с. 97].

Предпосылкой для правильной передачи культуронима является «знание самих вещей, стоящих за этими словами, верное представление о них. Если же сама вещь не названа прямо, а описана перифрастически или изображена метафорически, то задача еще более усложняется. И чем более чужда и далека сама действительность с ее отдельными деталями, тем легче возникают ошибки, неточности понимания, приблизительность перевода как в плоскости вещественного содержания, выражаемого им, так и в стилистическом разрезе» [9, с. 99].

Выбор пути определяется следующими факторами:

· языковой стиль текста,

· значимость культуронима в контексте,

· характер самого культуронима, его место в лексических системах ИЯ и ПЯ,

· особенности каждого языка — их словообразовательные возможности, литературная и языковая традиции,

· целевая аудитория, для которой выполняется перевод [9, с. 101].

Выбор в зависимости от языкового стиля необходимо делать с учетом жанровых особенностей соответствующей литературы. Строго говоря, многие форманты речевой ситуации, так или иначе, коррелируют с жанром текста. Те переводческие решения, которые оказываются уместными и даже удачными в жанре художественной литературы, могут быть совершенно недопустимы, скажем, в политических, военных, географических, юридических и других специальных текстах [23, с. 125].

В научном тексте культуроним чаще будет являться термином и переводится соответственно термином. В публицистике, где чаще прибегают к транскрипции, и в художественной литературе выбор зависит от самого характера текста. Например, в обычной прозе, транскрибируя, можно рассчитывать на пояснения в сноске, что в принципе невозможно для драматического произведения; при переводе рассказа решение может быть иным, чем при переводе романа; в детской повести следовало бы максимально воздерживаться от транскрипции, или, вводя в текст чужую реалию, тут же пояснять ее, в приключенческом романе транскрипция может оказаться хорошим решением — элемент экзотики, присущий этому жанру, — главное, чтобы это не выступало самоцелью. В научно-популярном произведении уместны будут и достаточно исчерпывающие комментарии в соответствии с познавательной направленностью произведения [9, с. 102].

Исследователи отмечают, что в сплошном художественном тексте, в авторской речи, в описаниях и рассуждениях транскрипция принимается легче, шире возможности раскрытия содержания культуронима, в то время как в прямой речи, в диалоге лучше искать иные решения.

Выбор в зависимости от значимости культуронима в контексте. Решающим в выборе между транскрипцией и переводом является та роль, которую культуроним играет в содержании, яркость его колорита, степень его освоенности, семантическая нагрузка в контексте. В зависимости от того, сосредоточено ли на нем внимание читателя, или же он является незначительной деталью в тексте подлинника, по-разному будет решаться вопрос о выборе. Это, в свою очередь, нередко зависит от того, является ли культуроним для подлинника ксенонимом или идионимом для оригинала [9, с. 103].

Ксеноним, как правило, уже выделяется из своего словесного окружения и нуждается в осмыслении: автор подлинника нередко раскрывает значение слова, обозначающего чужое для читателя понятие. Таким образом, при его передаче переводчик в значительной мере связан авторским текстом.

Идионим ставит перед переводчиком более сложные задачи в отношении как распознавания, так и выбора между транскрипцией и переводом в конкретном тексте. При транскрипции идионим, обычный и привычный для языка оригинала, становится чужеродным в ПЯ, и как следствие, привлекает к себе усиленное внимание, что нарушает соответствие формы содержанию, которым отличается адекватный перевод. При передаче же идионима иным путем теряется характерная окраска, исчезает какая-то частица колорита, авторской идеи. Поэтому логично предположить, что наиболее приемлема транскрипция культуронима будет в том случае, если и в подлиннике на нем сосредоточено внимание. Но, конечно, это не значит, что нельзя транскрибировать и менее важные культуронимы. Часто переводчик, сталкиваясь в тексте с культуронимом, берется его транскрибировать, не взвесив, как следует, стоит ли заострять на нем столько внимания, подчеркивать какую-либо маловажную деталь. И в то же время упускает решение основной, коммуникативной задачи перевода. Подчеркивая какую-либо маловажную культурологическую единицу, переводчик уводит читателя от главного содержания предложения, которое может служить предметом дальнейшего разговора в тексте [9, с. 104].

Другим соображением против введения транскрипции может быть опасность перегрузки текста избыточными нововведениями. По мнению многих теоретиков перевода, насыщенность текста подобного рода чужеродными элементами только отдаляет читателя от подлинника. Таким образом, первоначальная установка максимально приблизить читателя к оригиналу через точную передачу всех культуронимов оборачивается неудачей. По мнению А. В. Федорова, «буквализм всегда нарушает либо смысл подлинника, либо правильность языка, на который делается перевод, или же и то, и другое вместе» [40, с. 125].

Выбор в зависимости от характера культуронима. В данном случае предполагается учет ряда его особенностей как единицы в лексических системах соответствующих языков и в том числе таких показателей, как его известность/неизвестность, литературная и языковая традиция, отнесение к определенному предметному классу, времени, месту. Существует ряд ксенонимов с высокой степенью освоенности в другом языке, понимание которых не вызывает особого затруднения, как например, тореадор, матадор, коррида в русском языке, rublo, koljуs в испанском. Словарный культуроним чаще транскрибируется, но окончательное решение требует учета формы, которую приобретает в тексте перевода транскрибированный культуроним [9, с. 106].

Выбор в зависимости от ИЯ и ПЯ. Средствами любого языка можно передать любой ксеноним, однако нужно при этом добиваться и максимальной сжатости. Максимальная краткость достигается при транскрибировании, и это одно из его преимуществ, но краткость обязательна и для любого перевода, и для средства осмысления культуронима, если одной транскрипции в данном тексте мало. Поэтому не последнюю роль играет здесь и возможность языка выразить лаконично то или иное понятие. Для достижения лаконичности не последнюю роль играют возможности языка: переводя на свой язык, англичанин будет рассчитывать на односложность и богатый словарь, русский — на гибкость грамматики, неисчерпаемые ресурсы суффиксального и префиксального словотворчества и свободный порядок слов [9, с. 108].

Выбор в зависимости от читателя перевода. В экстралингвистических причинах переводческих преобразований взаимодействуют два момента, характеризующие адресата. Адресат перевода, принадлежащий к иноязычному коллективу, не располагая достаточными знаниями о быте, условиях жизни, истории другого народ, в то же время может обладать этими знаниями в силу своей эрудиции, профессии, рода занятий. Поэтому перевод, предназначенный для аудитории или читателей, знакомых с предметом речи, будет отличаться от перевода, предназначенного для адресата, не обладающего знаниями подобного рода [9, с. 109]. Так, для специалистов по испаноговорящим странам нет необходимости объяснять, что las Cortes — это испанский парламент, El Paнs — мадридская газета, sindicatos verticales — франкистские профсоюзы.

Для читателя, не знакомого с испаноговорящим миром, транскрибированные в тексте культуронимы останутся за пределами восприятия, а это значит, что коммуникативная цель перевода не достигнута. Если культуроним был передан иными средствами и утрачен колорит, то эффект тот же. Следовательно, все средства передачи культуронимов в переводе нужно увязывать и с тем, в какой степени вводимые слова знакомы читателю [9, с. 109].

Важно отметить, что ни один из всех перечисленных факторов не действует изолированно. Их отдельное рассмотрение носит условный характер и преследует цели удобства изложения материала.

религиозный лексика перевод достоевский

ГЛАВА 3. ПЕРЕВОД КУЛЬТУРОНИМОВ РПЦ В ПРОИЗВЕДЕНИИ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»

Перейдем к анализу культуронимов и способов их передачи на примере конкретного произведения. Выбор романа «Братья Карамазовы» в качестве предмета исследования обусловлен наличием в произведении длинного ряда интересующих нас лексем. Религиозные взгляды писателя наиболее полно отображены именно в этом романе, и, соответственно, при изложении этих взглядов был привлечен богатый пласт культурологически ориентированной лексики.

Следует отметить, что культуронимы РПЦ используются Ф. М. Достоевским не только для создания колорита и более полного отражения реалий русской жизни, но зачастую являются концептуальными, неотъемлемыми при передаче определенной религиозной идеи, что требует серьезного подхода при передаче таких лексем на другой язык, во избежание потери заложенного в них смысла, нарушения общей картины религиозного мировоззрения автора, воплощенного в последнем и самом важном произведении в его творчестве.

Сложности при переводе культуронимов РПЦ на испанский язык в первую очередь обусловлены различием главенствующих вероисповеданий между русскоговорящими и испаноговорящими странами. В случае последних абсолютное большинство носителей испанского языка исповедует католицизм, что находит свое отражение в языковой картине. Реалии православия, за редким исключением, не известны среди испаноговорящих, поэтому для их адекватной передачи переводчику необходим особый подход.

3.1 Анализ культуронимов в соответствии с принятой классификацией

При анализе выбранных культуронимов было выявлено, что в произведении довольно часто фигурируют лексические единицы из церковной иерархии (схимонах, иеросхимонах, иерей, послушник, оглашенный, настоятель скита, иеродиакон, инок) (Прил. А). Среди списка лексем можно встретить названия из трех структурных элементов иерархической лестницы РПЦ: иерархические степени, белое духовенство, черное духовенство, а также названия, обозначающие низших клириков, пребывающих вне трехстепенной структуры.

Упоминания предметов церковной утвари и облачения священников также нередки в произведении (Прил. А). Как известно, изначально в христианстве клирики не имели специальных одежд, но со временем получили некоторые внешние знаки отличия от других членов Церкви. Когда священник надевает священнические одежды, он читает молитвы, в которых раскрывается смысл каждой части облачения. Во времена Ф. М. Достоевского названия одежд и утвари были более близкими и понятными широким массам ввиду значительной роли церкви в жизни общества и государства.

Особое место занимает упоминание отдельных народно-религиозных традиций, названий, характеризующих верующих, посвящающих себя определенному подвигу, берущих на себя обязательства, отказывающихся от прелестей жизни (юродивый, послушник, молчальник, постник и др.) (Прил. А).

Отмечено несколько случаев употребления концептуальной терминологии (таинство исповеди), богослужебной лексики (обедня), экклезионимов (Козельская Оптина пустынь), эортонимов (Троицын день), библеизмов (Псалтырь) (Прил.А).

3.2 Перевод полионимов

На первый взгляд, полионимы не представляет особой трудности при переводе на испанский язык. Так, например, слово ангел [11, с. 22 и др.] почти всегда переводиться как бngel, вера [11, с. 12 и др.] как fe. Известно, что и в православии, и в католичестве есть учение об ангелах, это понятие является общеизвестным для двух культур, а понятие веры является основополагающим для всех направлений христианства. В свою очередь слово монах [11,с. 26] переводится в большинстве случаев как monje. Хотя традиции монашества различаются в рассматриваемых религиозных доктринах, но сам феномен как таковой, само понятие монашества как уединенный, аскетический образ жизни прекрасно осознается обеими культурами.

Вместе с тем нередки случаи лишь поверхностного соответствия. Рассмотрим пример эортонима Троицын День [11, с. 268], переведенного как Pentecostйs (Прил. В). Православные и католики вспоминают сошествие Святого Духа на пятидесятый день после праздника Пасхи. Но ввиду различий в вычислениях пасхального дня имеются и различия в дне празднования Троицыного Дня. Примем также во внимание различие в учениях о Святом Духе в православии и католицизме, концептуальные разногласия по этому поводу между Западной и Восточной церковью. Следовательно, каждая из упомянутых конфессий вкладывает различное содержание в рассматриваемый эортоним, и то содержание, которое имел ввиду автор как носитель православной культуры, неизбежно подменяется другим, приобретает другой смысловой оттенок. Конечно, за исключением тех случаев, когда человек знаком с чужой культурой.

Можно заключить, что граница между полионимоми и ксенонимоми не всегда четко прослеживается, зачастую различия между отдельными понятиями в двух культурах представлены лишь деталями, утрата которых неизбежна при переводе. Компенсировать данную утрату может лишь дополнительное знакомство читателя перевода с религиозной культурой другого народа.

3.3 Случаи заимствования

А.М. Антонова отмечает, что «заимствование наилучшим образом отвечает принципу обратимости, и поэтому является идеальным способом формирования религиозных ксенонимов РПЦ, поскольку принцип точности подачи информации является ведущим в формировании религиозной ксенонимии». Автор приходит к выводу, что заимствования «используются, в основном, в концептуальной терминологии РПЦ, экклезионимах, названиях церковных праздников, названиях религиозных движений и сект РПЦ» [3, с. 14]. Это не удивительно, так как использование здесь заимствований подчеркивает конфессиональное своеобразие РПЦ. Однако стоит отметить, что в исследуемом переводе крайне редки случаи заимствования культуронимов.

В силу многовекового самостоятельного развития РПЦ многие православные концепты приобрели несколько иной или дополнительный смысл. Например, старец изначально являлся православным региональным полионимом. На Руси «старчество» приобрело небывалый размах, что и нашло отражение в произведении Ф. М. Достоевского. В переводе «Братьев Карамазовых» используется русизм-заимствование starets (Прил. 2), которое в параллельном подключении при первичном введении в текст можно сопроводить одной из описательных ксенонимических номинаций: padre, monje anciano, eremita. В «Братьях Карамазовых» описанию старчества посвящена отдельная глава (часть 1, глава 5), поэтому переводчик просто делает отсылку к этой главе.

Необходимо заметить, что использование любой из перечисленных выше номинаций в качестве ксенонима РПЦ не могло бы быть удовлетворительным, поскольку каждая из них отражает какой-либо признак или группу признаков русского понятия о старцах, однако ни одна из них не обладает достаточной информационной мощностью, которой характеризуется идионим старец в контексте русской культуры.

При упоминании Ф. М. Достоевским времени до церковной реформы патриарха Никона используется слово раскол [11, с. 88]. В этом случает переводчик также прибегает к заимствованию — raskol — и подкрепляет его пояснением: «cisma que se produjo en la Iglesia rusa a mediados del siglo XVII».

Введение

в текст полионима cisma было бы сопряжено с потерей информации, в то время как использование ксенонима заставляет читателей обратить особое внимание, чтобы не перепутать введение никоновской реформы с другими разделениями, имевшими место в истории христианства.

При описании отдельных сект русского православия также используются заимствования, часто сопровождаемые описанием: хлысты [11, с. 57] передается как Khlysty, чему следует объяснение в ссылке «secta que apareciу en Rusia en el siglo XVII y que se entrega a ciertos ritos secretos y frenйticos», скопцы [11, с. 81] переведено как skopets, то есть «miembro de una secta de eunucos».

В отдельных случаях применяется заимствование при передаче церковной иерархии, например, иеросхимонах заимствуется как ieroskhimonakh (Прил. 2): «cierto grado de religioso profeso», и предметов облачения священников: венчик [11, с. 478] транскрибируется как vientchik — «banda de tela o de papel con imбgenes que se coloca en torno de la cabeza de los difuntos».

3.4 Кальки

Кальки, как и заимствования, довольно редко применяются в исследуемом переводе при передаче культуронимов РПЦ. В качестве одного из немногих примеров, демонстрирующий использование этого приема, может послужить слово молчальник и его перевод на испанский язык как taciturno (Прил. 2). В словаре С. А. Кузнецова молчальник определяется как «монах, отшельник, давший обет молчания из религиозных побуждений», в свою очередь taciturno используется в испанском языке лишь в качестве прилагательного, обозначающего неразговорчивого, молчаливого человека. Обозначение этим термином определенного вида монахов в лексикографических источниках не зарегистрировано.