Депутаты большевистской фракции IV Государственной думы. На царском суде и в ссылке (Мифы советской историографии и реальность)

Депутаты большевистской фракции IV государственной думы. На царском суде и в ссылке (Мифы советской историографии и реальность)

Советские историки всегда уделяли пристальное внимание вопросам политической ссылки в Сибирь. Это объяснялось пребыванием там таких видных деятелей Коммунистической партии, как В. И. Ленин, И. В. Сталин, Я. М. Свердлов, Ф. Э. Дзержинский, Г. К. Орджоникидзе, М. В. Фрунзе, В. В. Куйбышев и другие. Значительный интерес был проявлен в советской историографии и к большевистским депутатам IV Государственной думы, сосланным вместе с Л. Б. Каменевым в Туруханский край в годы первой мировой войны. При этом акцент делался не столько на самой деятельности репрессированных депутатов в местах поселения, сколько на их поведении в ходе суда, а также на совещании ссыльных большевиков в селе Монастырском летом 1915 г.

Из мемуаристов первым к данному вопросу обратился Я. Б. Шумяцкий. По его мнению, поведение депутатов в критической ситуации заслуживало одобрения [1]. Не осуждал автор и Л. Б. Каменева, который на суде, как известно, отрекся от лозунга «Поражение царского правительства в мировой войне». Однако в официальных изданиях отход от ленинской линии Л. Б. Каменеву прощен не был. Это еще в 20−30-х годах XX в. зафиксировали учебники по истории партии и Большая Советская Энциклопедия [2]. Правда, А. С. Бубнов при этом отметил и некоторые колебания Г. И. Петровского, воздав должное лишь стойкости М. К. Муранова [3].

И все же наибольший вклад в изучение вопроса внес участник рассматриваемых событий Ф. Н. Самойлов. Он посвятил им два крупных труда, которым предшествовали журнальные публикации [4]. Данные работы по своему уровню нечто большее, чем просто мемуары. Кроме личных воспоминаний, автор использовал в них следственные и судебные материалы анализируемого процесса. Они были оформлены в солидных приложениях к книгам. Часто обращался он к дореволюционной официальной периодике, опирался на статью В. И. Ленина «Что показал суд над РСДР фракцией?». Как непосредственный участник данного процесса, Ф. Н. Самойлов, видимо, посчитал неэтичным давать оценку поведения своих товарищей, но это делали за него содержащиеся в книгах материалы. По ним нетрудно было понять, что большевистские депутаты далеко не во всех случаях вели себя по геройски. историография ссылка депутат сибирь Однако на следующем этапе советской историографии были сделаны как раз противоположные выводы. Представшие перед царским судом политики были автоматически разделены на героев в лице Г. И. Петровского, А. Е. Бадаева, М. К. Муранова, Н. Р. Шагова, Ф. Н. Самойлова и антигероя — Л. Б. Каменева (Розенфельда). «Думской пятерке» большевиков в публикациях второй половины 30-х — конца 50-х годов ХХ в. «пели дифирамбы», а Л. Б. Каменева клеймили позором. Именно такая картина, судя по рассматриваемым работам, была и на совещании в Монастырском, где Л. Б. Розенфельда все называли трусом, предателем и т. д. Создавалось впечатление, будто само это мероприятие созывалось специально для организации обструкции Л. Б. Каменеву. А по мнению М. К. Ветошкина, ему на собрании ссыльных был посвящен специальный вопрос [5]. Был ли этот вопрос единственным в повестке дня, автор не указывал. В свою очередь В. Л. Швейцер утверждала, что И. В. Сталин еще до Монастырского совещания высказался о недоверии Л. Б. Каменеву [6]. Таким образом, он изначально причислялся к крайне отрицательным личностям. В наше время нетрудно догадаться, что все это имело чисто политический подтекст, связанный с фальсифицированным процессом над очередным «врагом народа». Однако непонятно, почему историки тех лет даже не обратили внимания на статью В. И. Ленина, в которой наряду с Л. Б. Розенфельдом в определенной степени осуждались и депутаты большевистской фракции. Эта статья была напечатала еще в 1915 г. в газете «Социал-демократ» и, разумеется, в рассматриваемое время была хорошо известна [7]. Видимо, избирательное отношение к высказываниям В. И. Ленина стало своеобразным методическим приемом при изучении его творческого наследия. К сожалению, данный прием использовался и в последующие годы. Правда, ради справедливости следует отметить, что в 1942 г. С. Л. Чернявская обратила внимание на «ряд колебаний и ошибок», допущенных «думской пятеркой» на царском суде [8]. Однако в остальном ее работа ничем не отличалась от всех других.

Тенденция умалчивания отрицательных сторон поведения «думской пятерки» на суде продолжалась в исторической литературе до 70-х годов XX в. При этом в большинстве изданий цитировались выдержки из соответствующей резолюции Монастырского совещания. Правда, разглашению подлежала только та ее часть, где действия депутатов одобрялись. Единственным исключением в этом плане стала статья Н. А. Свешникова, который решился раскрыть и критическую часть резолюции [9].

В 1958 г. Г. И. Петровский попытался оправдать свое недостаточно твердое поведение на суде. В мемуарах «Из революционного прошлого» он писал: «Из текста моей речи цензура выбросила все, что призывало народ к борьбе за свое освобождение, за свободу, против грабительской кровавой войны, за превращение империалистической войны в войну гражданскую, за свержение ненавистного помещичье-капиталистического строя, который порождает империалистические войны» [10]. Этим он одновременно оправдывал и других депутатов, так как являлся в прошлом председателем большевистской фракции Государственной думы. Однако сама тактика поведения на суде, выбранная Г. И. Петровским, дает основание утверждать, что таких слов он произнести не мог.

В 70−80-е годы ХХ в. в общей массе советской литературы стала преобладать другая версия рассматриваемого вопроса. Согласно ей исследователи отмечали как положительные, так и отрицательные стороны в поведении большевистских депутатов во время процесса над ними. При этом приоритет отдавался, конечно, их положительным поступкам. На негативных факторах из сибирских историков более-менее подробно остановился, пожалуй, лишь В. С. Эмексузян. Он обратил внимание на тот отрицательный резонанс, который разразился в большевистской среде в ходе самого суда. Руководство партии, безусловно, ожидало от своих депутатов гораздо большей стойкости. Отметил также автор и то, что А. Е. Бадаеву в речи перед подпольщиками Красноярска в марте 1916 г. «удалось вполне реабилитировать поведение свое и своих товарищей» [11, 100, 118]. Другими словами, сами депутаты отнюдь не считали себя героями.

При исследовании рассматриваемого вопроса В. С. Эмексузян использовал массу новых архивных материалов, но при этом не пренебрег и мемуарами В. С. Швейцер. В результате в его трудах обнаружились явные противоречия. Например, в 1979 г. он считал, будто Л. Б. Каменев на заседании в Монастырском оправдывал свой отказ от пораженческой линии заботой о своих товарищах, находившихся на суде в подавленном состоянии. В данном случае автор как раз ссылался на воспоминания В. Л. Швейцер [11, 112]. Однако через три года ученый изменил свое мнение. На этот раз Л. Б. Розенфельд в новой книге Э. М. Эмексузяна объяснял свое поведение во время судебного разбирательства «ошибочностью тактики большевиков в войне» [42]. Разница, безусловно, очень существенная. Следует также отметить, что в 1984 г. в очерках «Из ленинской гвардии» автор не говорил ничего негативного в адрес «думской пятерки». Разумеется, это не означало отказа от версии 70−80-х годов XX в. Просто тогда в изданиях биографического характера упоминать отрицательные факты из жизни видных революционеров было не принято. Впрочем, прежняя версия рассматриваемого вопроса продолжала освещаться в некоторых обобщающих монографиях середины 80-х годов XX в. Это в первую очередь относилось к книге В. Н. Дворянова [13]. Непонятна также позиция Л. П. Сосновской в коллективном труде о большевистской печати. С одной стороны, она не отметила каких-либо отрицательных проявлений в поведении большевистских депутатов на суде, с другой — уверяла, будто меньшевики и эсеры упрекали их за измену собственным взглядам [14]. Насколько справедливы были такие высказывания, автор не объясняла.

Таким образом, скрыть проявление непоследовательности, колебаний большевистских депутатов на суде в советской исторической литературе не удалось. Да и вряд ли это было целесообразно, поскольку о недостаточно твердом их поведении там существовала масса свидетельств, включая работы В. И. Ленина. Однако вопрос о сущности избранной ими тактики во время следственного и судебного процесса остался нераскрытым. Чтобы разобраться в нем, необходимо вернуться к материалам, опубликованным когда-то в мемуарах Ф. Н. Самойлова, ведь по полноте изложения проблемы и документированности доказательств им до сих пор нет равных среди исторических публикаций. Определенную помощь в рассмотрении данного вопроса может оказать монография С. В. Тютюкина, освещавшая идейную борьбу в рабочем движении России в годы первой мировой войны [15]. Несмотря на свою тематику книга концептуально отличалась от общей массы историкопартийной литературы по проблемам войны, мира и революции. Именно поэтому она была опубликована не политическим, а научным издательством. В партийной же печати монография С. В. Тютюкина получила достаточно жесткую, если не сказать враждебную, оценку [16]. Разумеется, в такой ситуации она не могла оказать сколько-нибудь значительного влияния на развитие историографии вопроса.

Итак, данные трудов Ф. Н. Самойлова и С. В. Тютюкина, а также некоторые архивные источники позволяют выявить многие важные нюансы поведения думцев-большевиков в ходе следствия и во время суда. При этом становится очевидным, что их главная тактическая линия заключалась в сокрытии связей с ленинской партией, провозгласившей лозунги пораженчества и революции. Такой метод защиты давал шансы застраховаться от обвинения по статье № 102 Уголовного уложения, которая предусматривала наказание за принадлежность к преступным сообществам, в данном случае — к нелегальным партиям, ставящим целью насильственное свержение существующего строя. Однако, с другой стороны, тактика поведения «думской пятерки» на суде давала повод для осуждения ее представителей большевистским руководством. Отсюда вытекала вся пресловутая непоследовательность в поведении рабочих депутатов во главе с Г. И. Петровским. Так, на предварительном следствии он заявлял, будто его точка зрения по вопросам войны не соответствовала тезисам В. И. Ленина. В своей же объяснительной речи на суде Г. И. Петровский от имени фракции говорил уже о ее примыкании к большевистскому течению и газете «Правда». Однако во время судебного разбирательства он уверял, что в отношении войны остается на позиции думской декларации от 26 июля 1914 г., провозглашенной совместно меньшевистскими и большевистскими депутатами. Подобным образом пытались защитить себя и другие представители фракции большевиков IV Думы. Исключение из них составил лишь М. К. Муранов. Он прямо заявил суду, что является членом партии и считает позорным скрывать свою внедумскую деятельность. Данный поступок был замечен В. И. Лениным [17] и высоко оценен советскими историками. Даже С. В. Тютюкин, имевший свою точку зрения по рассматриваемому вопросу, назвал поведение М. К. Муранова образцом для революционеров [15, 47]. Однако такой поступок принес много вреда всем обвиняемым. Во-первых, признав свое членство в РСДРП, М. К. Муранов автоматически выдал партийную принадлежность своих товарищей, лишив их возможности защищаться на суде. Во-вторых, он невольно дискредитировал других представителей «думской пятерки» в глазах революционной демократии. Именно из его речи явственно вытекал вывод об их позорном поведении во время суда, ибо они отрицали свою внедумскую деятельность. При этом поступок М. К. Муранова нельзя даже назвать безрассудным геройством, поскольку, в конечном итоге, он заявил об автономности его депутатской работы от партийного руководства.

Следует также учитывать и то обстоятельство, что говорить на суде высокие слова М. К. Муранову было проще, чем председателю думской фракции большевиков. Ведь против Г. И. Петровского у следствия было значительно больше улик. Главной из них являлись ленинские «Тезисы о войне», найденные у него при обыске. В их тексте рукой Г. И. Петровского были внесены некоторые поправки, поэтому председатель большевистской фракции Государственной думы попал в очень сложное положение. Сначала он утверждал, что сделал их под диктовку некоего малоизвестного ему лица, затем Г. И. Петровский решил использовать эти поправки в свою пользу. В данном случае важно отметить, что среди адвокатов большевистских депутатов присутствовал будущий председатель Временного правительства А. Ф. Керенский. Судя по документам, он добросовестно выполнял свои функции, искренне пытаясь помочь своим собратьям по социалистической борьбе. В частности, А. Ф. Керенский доказывал суду, что, по крайней мере, одна из поправок Г. И. Петровского определенным образом меняла содержание рассматриваемых тезисов. Речь шла о замене вывода о необходимости поражения царской монархии в войне на утверждение об опасности ее усиления в случае победы. Суд не нашел в данных выражениях принципиальных различий. Однако с точки зрения межфракционных отношений разница была существенной, ибо большевистские взгляды подменялись меньшевистскими. Найти какое-либо объяснение этому факту было очень трудно, поэтому он чаще всего вообще не упоминался в советской историографии. В некоторых случаях вся вина за такую подмену возлагалась на А. Ф. Керенского. Так, например, И. М. Дажина писала: «Цель его „защиты“ сводилась к тому, чтобы всеми правдами и неправдами, фальсифицируя факты, отделить депутатскую фракцию в Думе от их партии, доказать ее „конфликт“ с партийным руководством — Центральным комитетом большевиков, с В.И.Лениным» [18]. Однако нет никаких сомнений в том, что будущий председатель Временного правительства проводил на суде именно ту тактическую линию, которая была избрана «думской пятеркой». Иначе подсудимые использовали бы свое право отказаться от услуг этого адвоката.

Значительно увереннее других вел себя во время всего процесса Л. Б. Каменев. Он сразу же заявил о решительном несогласии с программными документами большевистской партии по вопросам войны, ссылаясь на свидетелей из числа социал-патриотов. Судя по всему, Л. Б. Розенфельд говорил правду, поэтому его поведение на суде отличалось последовательностью. В результате даже сам прокурор назвал депутатов «людьми настроения», а Л. Б. Каменева — «человеком с твердыми убеждениями» [19]. В принципе тактика поведения на суде Л. Б. Розенфельда и обвиняемых депутатов была идентичной. Однако в отличие от первого, депутаты не только хотели избежать наказания, но и достойно выглядеть в глазах большевистского руководства. В итоге им не удалось достичь ни одной из целей. Отзывы об их поведении на судебном процессе были крайне пессимистичны. «Они вели себя плохо. Надо это прямо признать», — констатировал В. И. Ленин [20]. Еще более краток был секретарь Парижской секции большевиков Г. Я. Беленький, выразившийся по данному поводу в двух словах: «Больно и досадно» [21]. Свое недовольство в адрес подсудимых высказывал и Я. М. Свердлов, считавший, что им надо было «совершенно отбросить саму мысль о возможности получить минимальный приговор» [22]. Большевистские лидеры были явно раздосадованы тем, что депутаты от их партии не превратили суд в трибуну для пропаганды ленинских взглядов на войну. Это за них сделали сам царский суд и легальная пресса. Первый тщательно анализировал «Тезисы о войне» для предъявления соответствующих обвинений, вторая распространяла материалы судебного процесса по всей стране.

В такой ситуации правомерен вопрос: почему представители большевистской фракции Думы, в конечном итоге, вошли в историю героями? Ответ на него лежит на поверхности. Дело в том, что их непоследовательная позиция стала объектом критики со стороны не только своих соратников, но и представителей многих других партий. В разоблачении большевистских депутатов участвовали практически все оппоненты В. И. Ленина — от крайне правых до ультралевых [23]. Все это наносило существенный урон авторитету всей партии, поэтому большевики быстро перешли от осуждения к защите своих депутатов. Вскоре все они были реабилитированы, но это не коснулось Л. Б. Каменева. Чем же провинилась эта незаурядная личность перед ленинским ЦК? Ведь тактика поведения Л. Б. Каменева на суде была, по сути дела, такой же, как и у всех других обвиняемых. Думается, ответ на данный вопрос следует искать в другой плоскости. Л. Б. Розенфельд не разделял ленинских взглядов на войну, о чем поделился с правыми социал-демократами, в частности с Н. И. Иорданским. Отход от общепартийной линии у большевиков, как правило, резко пресекался, что и было сделано в отношении Л. Б. Каменева. Были, безусловно, определенные сомнения по поводу «Тезисов о войне» и у Г. И. Петровского. Об этом свидетельствовали его поправки к ним, тщательно изученные судом. Однако председатель думской фракции большевиков во всех вопросах подчинялся партийной дисциплине, поэтому в советской историографии он запечатлен в качестве положительного героя. Да и клейма «врага народа» в 30-е годы ХХ в. ему удалось избежать.

Совсем другое отношение в публикациях разных лет было сформировано к Л. Б. Каменеву. В них акцентировалось внимание на непреодолимом антагонизме между этим политиком и членами «думской пятерки» на суде и в период ссылки. Однако согласиться с такой трактовкой вопроса нельзя.

Л.Б.Розенфельд одобрил проект речи Г. И. Петровского, которая была произнесена перед судом от имени всей фракции. Уже сам этот факт подтверждает единство действий всех обвиняемых. Уважительное отношение к Л. Б. Каменеву со стороны большевистских депутатов наблюдалось как в ходе суда, так и после вынесения приговора. Видимо, не случайно царские власти квалифицировали его как «центральную фигуру процесса» [15, 47]. Следует также отметить, что в советских изданиях с большей или меньшей степенью предвзятости описывался ход совещания в селе Монастырском. Из многих работ явственно вытекал вывод о том, что главным смыслом его было одобрение поведения «думской пятерки» на суде и осуждение Л. Б. Розенфельда. Однако повестка дня данного мероприятия была более широкой. На нем решались самые актуальные вопросы текущего момента. И это не случайно, поскольку в Монастырском временно собрались репрессированные депутаты Государственной думы и большинство ссыльных членов ЦК партии. Не использовать такой шанс для координации своих действий в местах поселения большевики просто не могли.

И все же самым злободневным на совещании был вопрос о деятельности думской фракции с началом войны и судебном процессе над ней. С основным отчетом по этой теме выступил Г. И. Петровскиий, но Л. Б. Каменев был его содокладчиком. Данный факт свидетельствовал о том, что последний продолжал оставаться политическим лидером в глазах ссыльных социал-демократов. Конечно, по уже обозначенным причинам критика в его адрес была на собрании более жесткой по сравнению со ссыльными депутатами. Однако специального вопроса о поведении Л. Б. Розенфельда на суде не ставилось, не фигурировал он персонально и в резолюции совещания. По данным В. С. Эмексузяна, так получилось лишь потому, что Л. Б. Каменев заявил о своем согласии с линией ЦК и обязался дать письменные объяснения лично В. И. Ленину [11, 112]. Все это похоже на правду, но главное в другом. Есть все основания утверждать, что ссыльные большевики были не заинтересованы в дальнейшей дискредитации одного их своих руководителей. Практически не изменилось к нему и чисто человеческое отношение. Так, в Монастырском Г. И. Петровский и Л. Б. Каменев решили поселиться в одном доме, поскольку очень симпатизировали друг другу. В свою очередь, И. В. Сталин, впоследствии отправленный с места ссылки на призывную комиссию в Красноярск, большую часть времени проводил там в общении с Л. Б. Розенфельдом [24]. К «неприкасаемым» Л. Б. Каменев был отнесен лишь в советское время, когда обострилась внутрипартийная борьба за власть.

Ко всему сказанному следует добавить, что судебный процесс явился тяжелейшим испытанием для обвиняемых большевиков. Он серьезно отразился на их физическом и психическом состоянии [25]. В частности, проблемы со здоровьем возникли у А. Е. Бадаева и Ф. Н. Самойлова, а Н. Р. Шагов, впавший в глубокую депрессию еще во время следствия, сошел с ума в ссылке. Людей, которым по законам военного времени грозила смертная казнь, понять можно. Однако все это в очередной раз перечеркивает миф о «твердокаменности» большевистских лидеров.

Таким образом, концепция поведения большевистских депутатов и Л. Б. Каменева на царском суде, а также вопросы их взаимоотношений в ссылке подверглись в советской историографии явной фальсификации. Исключение в данном случае составили лишь единичные публикации. Ряд их сведений в совокупности с новыми документальными источниками, безусловно, помогут раскрыть историческую правду в отношении рассматриваемой темы. Первая попытка такого рода как раз и была предпринята в настоящей статье.

• 1. Шумяцкий Я. Туруханка. М.: Московский рабочий, 1925. С. 127, 128.
• 2. Большая Советская Энциклопедия. Т. 11. М.: Сов. энцикл., 1930. С. 411.
• 3. Бубнов А. С. ВКП (б). М.-Л.: Госсоцэкгиз, 1931. С. 472.
• 4. Самойлов Ф. Процесс большевистской фракции IV Государственной думы // Пролетарская революция. 1926. № 3. С. 145−173; Он же. Большевистская фракция IV Государственной думы в Енисейской ссылке перед Февральской революцией // Там же. 1927. № 2−3. С. 209−239; Он же. Процесс большевистской фракции IV Государственной думы. Воспоминания. Ч. 4. М.-Л.: Госиздат, 1927; Он же. По следам минувшего. Воспоминания старого большевика. М.: Старый большевик, 1934.
• 5. Ветошкин М. В сибирской ссылке // Исторический журнал. 1940. № 1. С. 70.
• 6. Швейцер В. Сталин в Туруханской ссылке. М.: Молодая гвардия. 1940. С. 23.
• 7. Ленин В. И. Что показал суд над РСДР фракцией? // Социал-демократ. 1915. № 40.
• 8. Чернявская С. Л. Большевистская фракция IV Государственной думы в сибирской ссылке. Красноярск: Краевое издво, 1944. С. 15.
• 9. Свешников Н. А. Большевистские депутаты IV Государственной думы в Енисейской ссылке // История СССР. 1960. № 2. С. 260.
• 10. Петровский Г. И. ИЗ революционного прошлого. Киев: Советская Украина, 1958. С. 88.
• 11. Эмэксузян В. По ленинскому пути. Красноярск: Книжное изд-во, 1979. С. 100, 118.
• 12. Эмэксузян В. С. Сурен Спандарян. Красноярск: Книжное изд-во, 1982. С. 79.
• 13. ДворяновВ.Н. В сибирской дальней стороне. 2-е изд. Минск: Наука и техника, 1985. С. 229.
• 14. Большевистская печать и ее роль в политическом просвещении и организации пролетариата в Сибири. Томск: Издво Томск. гос. ун-та, 1984. С. 195, 196.
• 15. Тютюкин С. В. Война, мир, революция. Идейная борьба в рабочем движении России 1914;1917 гг. М.: Мысль, 1972.
• 16. Ерыкалов Е. Ф, Черменский Е. Д. Рец.: С. В. Тютюкин. Война, мир, революция // Вопросы истории КПСС. 1974. № 5.— С. 115−121.
• 17. Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т.26. С. 172,173,175,262.
• 18. ДажинаИ.М. Несломленные. М.: Политиздат, 1986. С. 94.
• 19. Самойлов Ф. По следам минувшего. С. 437; Он же. Процесс большевистской фракции IV Государственной думы // Пролетарская революция. 1926. № 3. С. 161.
• 20. Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т.49. С. 68.
• 21. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф.2. Оп.5. Д. 539. Л.1.
• 22. СвердловЯ.М. Избранные произведения. Т.1. М.: Госполитиздат, 1957. С. 322.
• 23. РГАСПИ. Ф.2. Оп.5. Д. 535. Л.1.
• 24. Медведев Р. О Сталине и сталинизме. Исторические очерки // Знамя. 1989. № 1. С. 163.
• 25. Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф.827. Оп.1. Д. 363. Л.112.