Конфликт с Польшей 1763 г

Важнейшей темой международных отношений 1763 года в Европе было, разумеется, окончание Семилетней войны. Пресса детально освещала слухи о мире, переговоры и, наконец, заключение Парижского и Губертусбургский договоров. Однако это не лишало российскую внешнюю политику места на страницах изданий.

В первые месяцы 1763 года издания уделяли внимание и завершению Екатериной внешнеполитических вопросов предыдущего царствования. Журналисты сходились во мнении что императрица намерена продолжать укреплять союзные отношения с Пруссией, однако писали об этом без опасений, акцентируя внимание не на возможной военной угрозе, а о «безопасности и коммерческом интересе» государств — в Gentlman’s Magazine писали и о желании Екатерины заключить союз с Британией.

Интересовало прессу и будущее русско-австрийских отношений. К примеру, британские журналисты обратили внимание на обеспокоенные требования австрийского посла подтвердить, что союз с Пруссией не противоречит договорам между Петербургом и Веной .

Другой проблемой «унаследованной» Екатериной от предыдущего царствования были разногласия с Данией. В начале января в Gazette de France ещё писали что планы императрицы в отношении Гольштейна ещё неизвестны. Однако затем в газетах освещались переговоры между Екатериной и Фредериком V о компромиссе в территориальном споре, при этом подчёркивался доброжелательный тон как послов, так и самих монархов. Пресса давала читателям понять, что конфликт вокруг Гольштейна хотя бы временно закончился.

Иногда упоминались и более локальные проблемы России в международных отношениях. К примеру, рассказывалось о попытках урегулировать спор о границах в Азии, при этом репортёры утверждали, что Китай пытается склонить на свою сторону «племена калмыков и монгольские орды» .

Однако главным предметом внимания прессы и её читателей стали русско-польские отношения, пережившие в 1763 г. серьёзный кризис. Это был локальный конфликт и, разумеется, он вызывал меньше интереса чем завершение общеевропейского конфликта. Тем не менее, репортёры не только из Петербурга, но и из Варшавы, Дрездена и Гамбурга стабильно информировали публику о положении дел на востоке континента и роли Росси в нём.

Пожалуй, больше всего внимания вызвал спор о Курляндском герцогстве. Императрица стремилась усилить позиции России на Балтике, но не желала конфликтов с сильными государствами. Речь Посполитую же, чьим де-юре вассалом и являлась Курляндия, она считала относительно слабым соседом, чьи правители вряд ли станут препятствовать российским интересам.

В 1758 году сын Августа III Карл, получив согласие Елизаветы, был новым герцогом Курляндии. Предыдущий правитель — Эрнст Бирон — в это время пребывал в ссылке в Ярославле. Однако Пётр III вернул его в Петербург, а Екатерина приняла решение с его помощью расширить российскую сферу влияния.

В январе газеты описывали прибытие графа Симолин в Митаву с декларацией, согласно которой императрица восстанавливала Бирона в герцогских правах. С ним прибыл и сам Бирон, поселившийся в центре города — однако об этом прессе стало известно позже. Чуть позже пришли известия из Варшавы — российский посол объяснил «неотступность царицы в отношении Бирона», что вызвало «негодование» короля. Само письмо корреспондента так же выражало осуждение действий России. В дальнейшем, большая часть сообщений о развитии конфликта поступала именно из Польши, где автор писем всегда принимал сторону короля. Поэтому вероятней всего, у читателей сложился скорее негативный образ экспансии Екатерины в Прибалтику.

Конфликт развивался стремительно. В феврале, при помощи прибывших российских войск, Симолин провёл секвестр герцогства, по сути лишая Карла власти. В письме из Дрездена его действия охарактеризовали как «абсолютно несправедливые», из Варшавы же поступали известия о попытках урегулировать вопрос дипломатически и созвать сейм. В дальнейшем, на протяжении двух месяцев — с мая по июль — на первой странице Gazette d’Amsterdam печаталась общая сводка событий в Курляндии, что свидетельствует о большом интересе авторов и читателей к конфликту.

Эти письма писал репортёр из Варшавы и, разумеется, описывали действия русских критично. Если в начале конфликта сообщения были написаны в относительно спокойном тоне, то со временем они становились всё более враждебными, даже после фактического восстановления власти Бирона. К примеру, в одном из них, с возмущением рассказывалось, что «друг Бирона» Симолин приказал казнить магистрата Митавы за отказ подготовить празднества по поводу возвращения герцога. Описывались «дерзкие преступления» русских солдат и нежелание дипломатов компенсировать ущерб гражданскому населению.

Эта критика противопоставлялась описанию почти героического поведения Карла — согласно польскому репортёру, в споре с российским генералом он заявил «Как бы мало уважения я не испытывал к приказам царицы, я обязан повиноваться решениям короля». Подчёркивались и нарушение его прав — из Польши писали, что даже предложение ренты взамен на герцогство оскорбительно для Карла — такое решение подойдёт лишь для Бирона .

Gazette de France описывала события более сдержанно, воздерживаясь от совсем открытых оценок. Тем не менее, авторы обращали внимание на нарушение прав Речи Посполитой и справедливость требований короля признать Курляндию вассалом Республики. Рассказывали на страницах газеты и о недовольстве знати, как польской, так и курляндской.

Исход конфликта был предопределён в апреле, когда Август III приказал сыну оставить герцогство. Однако тема продолжала освещаться в газетах до осени, а репортёры продолжали отстаивать легитимность того или иного претендента. Рассказывалось и о неудачной миссии графа Борча, отправленного в Москву для достижения компромисса с Екатериной — при этом в сообщениях из Варшавы критиковалось нежелание русских вступать в переговоры, а в сообщениях из Москвы — грубое поведение самого посланника и необоснованность его требований.

Примечательно, в сентябрьском письме из Дрездена Карла всё ещё называли законным герцогом, хотя к тому моменту он не только потерял титул, но и уехал из Митавы. Впрочем, в то же время парижский репортёр называл Станислава Лещинского, претендовавшего на польский трон в 1703 и 1733 гг., «королём Польши».

Письма в газеты из России довольно редко касались курляндского конфликта и, хотя в них и приводились доводы в пользу позиции императрицы, хотя бы из-за количественного соотношения с сообщениями польских репортёров они, вероятней всего, оказывали меньший эффект на мнение читателей. В мае даже был напечатан манифест Екатерины II, в котором обосновывались права Бирона и отвергались претензии Польши — однако он мерк на фоне десятка писем с противоположным посылом из Польши и Саксонии .

Новым поводом для недовольства стал проход по территории Литвы российского корпуса. Узнав о движении российских войск к польской границе в газетах с беспокойством отмечали, что их цель неизвестна и может спровоцировать новый конфликт .

Вскоре появились сообщения о попытках принца-примата «успокоить волнения» и узнать зачем и куда идёт армия. Российский фельд-маршал — чья фамилия не была указана — ответил в письме, что российские войска имеют полное право на проход по территории Польши после событий 1709 года, когда ими был восстановлен на престоле Август II и что их присутствие во время прохода к Киеву лишь вернёт в Литву утраченный порядок. Такое объяснение, судя по всему, не успокоило польскую публику, и в следующих номерах вновь была поднята тема компенсаций за ущерб от солдат в начале года.

В ответ на резкие требования компенсации Екатерина издала декларацию, в которой выражала огорчение по поводу ухудшению отношений с «древним другом и союзником» и надежду на скорое восстановление взаимопонимания. В целом, сообщения из России обычно говорили о конфликте с Речью Посполитой в скорее примирительном тоне, лишь изредка подчёркивая правоту требований императрицы. В октябре письмо из Петербурга даже утверждало, что «все разногласия с Польшей улажены». Однако уже в следующем номере и российский и польский корреспондент вновь сообщали о взаимном недовольстве и сложностях в достижении компромиссов.

Последней важной новостью из Польши в 1763 была, разумеется, смерть Августа III. Уход монархов из жизни был важной темой, поэтому сообщения об этом приходили не только из Польши, но и из других европейских столиц. Однако наибольший интерес смерть короля вызвала, разумеется, в соседних странах.

К середине века Речь Посполитая постепенно теряла возможность проводить самостоятельную политику, становясь всё более зависимой от Австрии и России. Не в последнюю очередь это произошло благодаря практике избрания короля на сейме, где решения депутатов часто зависели от влияния внешних сил. Именно так получили власть Август II и Август III. Было вполне ожидаемо, что соседи, в первую очередь — Россия, попытаются вновь повлиять на ситуацию в Польше.

Франкоязычные издания, в отличие от английских, не затрагивали эту тему напрямую. Однако некоторые детали писем репортёров довольно открыто показывают настоящее положение дел. Так, в ноябрьском письме из Вены сообщается что в Варшаву отправлен посол с целью «помочь правильно провести грядущие выборы». Ещё более откровенно об этом писали из Петербурга. Корреспондент сообщал о скорби, с которой двор встретил известия о смерти польского короля и упоминал о неких «давно приготовленных мерах для сохранения порядка в Республике во время выборов короля».

Как известно, спустя некоторое время Россия действительно в некотором смысле поддержала упорядоченность выборов. Корпус из 7000 солдат подошёл к Варшаве чтобы гарантировать избрание Станислава Понятовского — почти так же корону получил и Август III.

Таким образом, во многом благодаря репортёрам из Польши и Саксонии, в этот период внешняя политика России представала перед французскими читателями не в лучшем виде. Екатерина II была показана ими как агрессор, открыто нарушающий законы ради экспансии. Впрочем, так как их сообщения не встретили отклика от других репортёров, эффект их критики был ограниченным.

Стоит отметить разницу между реакцией на напряжение русско-польских отношений во французских газетах и в Gentleman’s Magazine. В то время как первые живо реагировали на каждую новость из Курляндии и в целом создавали у читателей образ довольно серьёзного конфликта, авторы последнего эмоционально высказались о ситуации лишь в марте. Тогда сложившееся положение оценивалось как потенциальное «пламя новой войны», журналисты писали об общем замешательстве и «большой суровости» действий русских .

Однако спустя месяц тон резко изменился — почти флегматично отмечалось что вопрос в Курляндии ещё далёк от разрешения и предсказывалось дальнейшее развитие событий: король попытается привлечь дипломатическую поддержку и сохранить титул за своим сыном, однако его противопоставить России достаточную силу предопределяет победу Бирона. Показательно, что абзацем выше говорилось о восстановившемся в Европе спокойствии, которому содействуют правители всех крупных стран. В Annual Register, рассказывая о ситуации в Польше, Курляндию и вовсе не упомянули, ограничившись лишь перепечаткой письма российского канцлера к польскому послу в Петербурге. За полгода инцидент либо забылся, либо уже не вызывал интереса.

С другой стороны, британские журналисты больше писали о перспективах, которые открывали выборы короля. Они отмечали, что лояльность правителя Польши важна для Пруссии, Австрии и России и признавали, что эти три государства окажут влияние на сейм. Обсуждались и возможные коалиции — авторы Gentleman’s Magazine предполагали, что Фридрих II и Екатерина объединят усилия против Марии-Терезии, чтобы не позволить ей монополизировать власть над Речь Посполитой. О возможности же поляков проводить самостоятельную политику издания не писали вовсе, судя по всему, вовсе не считая это возможным.

В этих заметно разнящихся оценках проявляется косвенное влияние политики даже на независимые издания. Во Франции положение дел в Польше считалось важным вопросом. Причинами для этого были как общие политические вопросы, так и долгие попытки сделать королём «своего» претендента. К тому же, проигрывая в войне французы были озабоченны вопросами международного права, а действия Симолина и Кайзерлинга в Курляндии были почти единогласно признаны нарушением законов взаимоотношений государств .

Для Великобритании же Польша почти не представляла никакого интереса. Положение в Восточной Европе волновало политиков и общество лишь в контексте отношений крупных держав — России, Австрии и Пруссии. Поэтому освещая польскую политику, журналисты уделяли больше внимания соотношению внешних влияний и пытались прогнозировать дальнейшее развитие событий, не вдаваясь в юридические детали и мало говоря об аргументах сторон, ограничиваясь подходом realpolitik.

Это характерно для всех публикаций о российской внешней политике в рассматриваемый нами период. Сам состав упоминаемых событий оставался одним и тем же вне зависимости от издания, разве что в газетах некоторые сюжеты описывались чуть подробней, а в журналах чаще пытались предсказать дальнейшее развитие событий. Однако оценки и значимость тех или иных тем во многом определялись интересами страны, в которой проживало большинство читателей издания.

Несмотря на эту разницу в точках зрения, один аспект освещения международных отношений, оставался неизменным. Издания описывали внешнюю политику Российской империи как политику одной из важнейших сил Европы, способной контролировать положение дел не только в своём регионе, но и на всём континенте.

Несмотря на важность новостей о войне и дипломатии, издания не забывали рассказывать читателям и о жизни в других странах. В первую очередь это, разумеется, относилось к внутренней политике, особенно к тем её проявлениям, которые могли повлиять на международные дела. К таковым можно отнести не только очевидные перемещения войск, декларации о внешней политике и общение монархов с иностранными послами, но и смена высокопоставленных должностных лиц, перемены при дворе и самые крупные реформы.