Мировидение в творчестве Баира Дугарова

Министерство образования и науки Российской Федерации Боханский филиал ГОУ ВПО

«Бурятский государственный университет»

Мировидение в творчестве Баира Дугарова

Реферат

Выполнил: студентка заочного отделения

факультета ПИ специальности ПМНО

Богомолова Любовь

Проверил: Замбулаева Наталья Гомбоевна,

преподаватель бурятского языка

2010 г.

I. Баир Дугаров — поэт евразийского пространства

II. Творчество Баира Дугарова

III. Философский смысл произведения «Звезда кочевника»

IV. Малая Родина в произведениях Баира Дугарова

Заключение

Библиография

Приложение

Над долиной метался костер. Пахли небом могучие травы.

И вели хоровод величавый, силуэты заоблачных гор.

Баир Дугаров (из Баргуджин-Тукум)

Пространство художественной культуры во многом определяется «художественной картиной мира». Картина мира в поэзии — это картина, создаваемая творчеством одного поэта, панорамное представление о действительности тех или иных пространственно-временных диапазонов. Пространственные концепции и формы их символической репрезентации дают возможность выявить специфику функционирования традиционных культур, в том числе и этнические стереотипы пространственного поведения народов. Одна из особых разновидностей Пространства — его духовная, интеллектуальная, информационная насыщенность.

По мнению А. Ф. Лосева, «в основе каждой культуры лежит свой специфический пра-символ, из которого вырастет реальная история этой культуры». Для большинства монголоязычных народов основным носителем «пра-символа» служит кочевник, вместе с тем сам являющийся символом кочевого пространства на фоне мировой истории.

Баир Дугаров — поэт Центральной Азии, в его лирике основные символы кочевого пространства являются особым видом обобщения, важнейшим средством философизации. Мир символов — тот промежуточный мир, который постигает только обладающий особым поэтическим даром. Интуитивное, эмоционально-чувственное восприятие мира, недоговоренность символов в поэзии Баира Дугарова расширяет сферу художественного познания. Настойчивое возвращение поэта к прошлому тесно связано с идеей мудрости и гармоничности всего древнего. Для восточной культуры характерно желание постичь истину через познание своих корней.

I. Баир Дугаров — поэт евразийского пространства

Дугаров Баир Сономович родился 19 июня 1947 г. в с. Орлик Окинского района Бурятии. В настоящее время живёт в г. Улан-Удэ.

Баир Дугаров — один из лидеров современной бурятской поэзии, и вместе с тем он один из активных деятелей бурятской культуры. В деятельности Баира Дугарова плодотворно сочетается дар поэта и ученого. Народный поэт Бурятии, заслуженный работник культуры Российской Федерации и Республики Бурятия, лауреат Государственной премии Республики Бурятия в области литературы и искусства, доктор филологических наук, член Союза писателей России.

С успехом защитив диссертацию в Институте востоковедения в Москве по проблемам буддологии, более десяти лет работал научным сотрудником в отделе востоковедения Бурятского института общественных наук. Затем переходит на работу в Союз писателей Бурятии в качестве литературного консультанта, вскоре назначается заместителем председателя правления СП РБ. С 1992 г. работает председателем Бурятской писательской организации и секретарем правления Союза писателей Российской Федерации. В настоящее время является научным сотрудником ИМБТ СО РАН. Но основное призвание и стержень творческого начала Б. С. Дугарова — это поэзия, литература. Баир Дугаров — широко известный поэт, автор десяти поэтических сборников, изданных в Улан-Удэ, Иркутске, Москве, а также за рубежом — США. Его стихи печатались на страницах многих литературно-художественных журналов — «Байкал», «Сибирские огни», «Октябрь», «Смена», в альманахе «День поэзии» и других российских и зарубежных изданиях. Стихи поэта переведены на монгольский, латышский, тувинский, венгерский, болгарский, французский, английский и другие языки. Б. Дугаров активно занимается переводами бурятских и монгольских поэтов. Впервые в истории бурятской поэзии им осуществлен непосредственно с оригинала авторизованный перевод сборника стихов Владимира Намсараева «Круг вечности» (Улан-Удэ, 1983). Творческой удачей можно назвать изданный Б. Дугаровым сборник бурятской народной поэзии «Алтаргана», где он выступает в качестве составителя, автора предисловия и переводчика. Эта книга признана «Лучшей книгой Бурятии — 98».

В целом литературное творчество Баира Дугарова — интересная страница в истории бурятской поэзии ХХ века, оригинальный сплав двух культурных традиций — европейской русской и буддийской центрально-азиатской, при котором национальные истоки авторского начала очевидны и самобытны. Как ученый Б. Дугаров является автором серии статей по истории и культуре народов Центральной Азии и Южной Сибири. Особенно его привлекают вопросы этногенеза, фольклора и мифологии монгольских народов, а также общность духовных корней евразийского пространства. В течение ряда лет он занимался изучением творчества тибетского поэта и отшельника Миларайбы и опубликовал цикл статей на эту тему.

Б.С. Дугаров — участник международных конференций и симпозиумов, проводимых в России и за рубежом: Болгарии, Венгрии, Китае, Монголии, США, Финляндии и Японии. Кроме того, Б. С. Дугаров — известный в Бурятии общественный деятель и просветитель, чья активность проявилась в конце 80-х — начале 90-х годов уходящего столетия — трудного и переломного времени для республики и страны в целом. Он является инициатором и организатором ряда крупных общественных акций по возрождению, сохранению и развитию традиционной культуры бурят, возвращению их исторической памяти. С 1988 по 1990 г. им были проведены круглые столы, посвященные памятникам старомонгольской литературы в связи со 125-летием со дня создания Т. Тобоевым летописи хори-бурят, а также летописям селенгинских и баргузинских бурят. Б. Дугаров является одним из организаторов проведения круга хонгодоров в Тункинском, Закаменском, Окинском районах Бурятии и Аларском районе Иркутской области. Также он является автором первого сценария национального праздника «Сагаалган» (1989 г.) для Бурятского академического театра драмы, имевшего большой общественный резонанс. Примечательным событием в культурной жизни республики стал круглый стол, посвященный истории культурных отношений Бурятии и Тибета в связи с 950-летием выдающегося тибетского поэта-философа Миларайбы (1990 г.).

Заслугой Б. С. Дугарова является создание в 1994 г. издательства писателей «Наран». Немало им сделано по сохранению и преемственности традиций в современной бурятской литературе, поддержке творческой молодежи и пропаганде литературного наследия писателей старшего поколения. Также хотелось бы отметить и музыкально-поэтический вечер «Улыбка Белой Тары», ставший уже традиционным и обозначивший новое веяние в среде творческой интеллигенции г. Улан-Удэ. Б. С. Дугаров как руководитель дирекции Гэсэриады при Министерстве культуры и массовых коммуникаций Республики Бурятия был идеологом и непосредственным организатором семилетнего цикла (1989;1995 гг.) литературно-фольклорных мероприятий, посвященного 1000-летию бурятского народного эпоса «Гэсэр», ставшего значительным событием в культурной жизни Бурятии.

По инициативе Б. С. Дугарова на его родине — в Окинском районе — в горах Восточного Саяна построен храм Гэсэра и создается природный парк «Край Гэсэра», представляющий собой соединение экологического и духовного начал.

В 2005 г. Баир Сономович блестяще защищает диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук по теме «Сакральный мир бурятской Гэсэриады: небесный пантеон и генезис героя».

II. Творчество Баира Дугарова

Баир Дугаров — поэт, сумевший обозначить те истины, которые воплощают идеи нации. Богатство «концептосферы» его лирики тесно связано с богатством культуры бурятской нации и с русским языком, основным выразителем евразийской культуры. Дугаров пишет на русском языке. Параллельно осмысливая два языковых мира, поэт сумел выразить на русском языке свою ментальную сущность.

Исследователи творчества Б. Дугарова отмечают в его произведениях поэтические традиции русского классического стиха. Он окончил московскую литературную студию по семинару Б. Слуцкого. Естественно, в поэзии Дугарова как приверженца, последователя русской классической традиции сильно влияние европейской культуры, русскоязычной поэтической традиции, но особенность национального поэта, пишущего на русском языке, — в умении сочетать традиции русской поэтической школы с национальными корнями. Здесь нет эксплуатации национальных начал, это естественное состояние души, собственное мироощущение. Можно сказать, что у него «двуязычное или билингвистическое мышление». А. Преловский отмечает, что «соединить русский классический стих с национальным бурятским поэтическим мышлением совсем не просто: слишком далеки языки по структуре, слишком различны принципы стихотворения. Но именно здесь кроется, на мой взгляд, успех Баира Дугарова. Там, где соединение несовместимых стихий осуществляется на высоком огне мысли и чувства, рождается органический сплав-поэзия умного сердца».

Баир Дугаров — прежде всего поэт по своему призванию, именно в этом статусе он обозначил свое место в бурятской культуре. Но вместе с тем он и ученый, автор научных трудов по буддизму, этнографии, фольклору, бурятскому эпосу «Гэсэр». Изучение истории монгольских и бурятских племен, шаманской мифологии и культов, буддийских философских трудов, биографии тибетского поэта отшельника Миларайбы не могли не повлиять на своеобразие его худ-го мира. В его поэзии история Центральной Азии является символом, имеющим знаковый смысл. Он открывает сокровенную суть мифов, верований, археологических памятников, то есть той истины, которая ведома только поэту.

В тематико-психологическом плане в поэзии Б. Дугарова преобладают воспоминания о прошлом азийских просторов, о природе мудрой, о любви «осенней». Созданный автором образ лирического героя — мудрый, по-восточному медлительный; вдумчивый взгляд на все окружающее рождает у него философское видение всего. В его поэзию знание восточной литературы, культуры, буддийские идеи входят органично, составляя подтекст, ненавязчиво подчеркивают особенности внутреннего зрения.

Кто есть человек, и кто он во вселенной, и каковы пути познания истины, противоборство Добра и Зла, единство Человека и Природы — эти вопросы рассматривает поэт с философской, этической и эстетической точек зрения.

Баир Дугаров — выдающийся современный бурятский поэт. Думается, что сила его творчества в таком подборе направляющих художественную ассоциацию образов, которые, индивидуально переосмысленные, являются «коллективной памятью» нации.

Использование мифологического и этнографического материала в качестве реминисценций выступает главной формой художественного обращения к прошлому. Многие значимые национальные символы («Наян-Нава», «Оленный камень», «Баргуджин-Тукум», «Саган-дали», «Алтаргана» и др.) впервые были обозначены именно в его творчестве. Его индивидуальность как бурятского художника проявилась в актуализации архаических образов символического характера. Символическое пространство поэзии Б. Дугарова вбирает в себя сложный комплекс народных представлений, которые существуют на подсознательном уровне, восстанавливая/традиционный/мир.

На просторах своей «родословной тоски и любви» он несет свое весомое Слово, выявляя наиболее значимые феномены национального духа.

В лирике Дугарова символизированное пространство наполнено традиционными восточными представлениями. Мифы и сказания монгольских народов, шаманские гимны и буддийские сутры, тишина Гоби и рокот Байкала, голос степей и «молчание гор» питают душу лирического героя. Душа, наполненная тайнами и открытиями старины, получает дар провидения, дар нравственного очищения.

Интерес к устному народному творчеству у Баира Дугарова проявился в период его редакторской, составительской, переводческой деятельности. Им изданы пять сборников под названием «Край Гэсэра» о Гэсэриаде, ее фольклорно-экологических аспектах; выпущены буклеты к юбилею знаменитых бурятских улигершинов: М. Эмегеева, П. Петрова, П. Тушемилова, П. Дмитриева, М. Алсыева, А. Тороева, сборник «Фольклор осинских бурят». Литературно-фольклорные мероприятия, проведенные по его инициативе 1000-летию бурятского народного эпоса"Гэсэр", внесли достойный вклад в восстановление забытых страниц истории. Также для развития культуры и языка бурятского народа по его инициативе были проведены мероприятия, посвященные памятникам старомонгольской письменности, бурятским летописям, для восстановления традиций по родословной бурят. Он является одним из инициаторов круга хонгодоров в ареале их исторического проживания. По его сценарию в 1989 году проведен первый театрализованный праздник «Сагаалган», ставший традиционным. Ежегодно с 1993 года по инициативе Б. Дугарова проводится в дни Сагалгана литературно-музыкальный вечер «Улыбка Белой Тары».

Неоценимым вкладом вошли в бурятскую литературу переводы поэта. Он составитель и комментатор «Бурятских народных сказок» несомненной творческой удачей являются переводы лучших образцов народной поэзии в сборнике «Алтаргана». Ему принадлежат авторизованные переводы сборников стихов В. Намсараева, Д. Доржиевой, многих бурятских, монгольских и калмыцких авторов.

Баир Дугаровпоэт чьим творчеством заинтересовался широкий круг читателей с издания первых его сборников. Библиотека конгресса США запрашивала в 70-е годы «Горный бубен», в 80-х годов библиотека Гарвардского университета США делает заявку на книгу «Городские облака». Стихи Б. Дугарова переводились на монгольский, латышский, болгарский, венгерский, английский, французский и другие языки. Интересен выбор стихотворений, изданных в иностранных журналах, в которых даются именно те тексты, которые выявляют национальную особенность, оригинальность восприятия мира. В 1996 году вышел сборник стихов «Sagan-dali, Flower of my mountain land» в США. Во французском журнале «Missives» (2001) поэма «Птица Тохорюн» анализируется как эмблема национального духа, в основе которого лежит буддийская концепция мираберегите мир не потому, что он нужен, а потому, что мы едины. Американский студент Скотт Кинни пишет дипломную работу по мифологическим мотивам в лирике Б. Дугарова (толкование на английском языке), выбирая мифы как символы, обозначающие ориентиры мирочувствования всей ментальной среды.

III. Философский смысл произведения «Звезда кочевника»

Образ кочевника в творчестве Баира Дугарова воссоздаётся на архетипическом уровне. Кочевник — символ, «образ, взятый в аспекте своей знаковости, знак, наделенный своей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа». Кочевое пространство в поэзии Баира Дугарова имеет два ракурса видения: горизонтальный и вертикальный. В монголоязычном мире четырехчленная модель пространства реализуется в горизонтальной плоскости — четыре стороны света, четыре направления, но при этом выделяется еще восемь сторон, которые также сакрализованы: Дурбэн зуг, найман хизаар. Трехчленная модель мира связана с вертикальным пространством: верхний небесный — средний земной — нижний подземный.

Мифологема Пути в творчестве Дугарова естественно восходит к его поэтическому концепту кочевника. Образ путника — центральный мотив его поэзии: «И куда же на потном коне/ скачет, скачет кочевник во мне?». «Лети же всадник, никогда/ судьба твой бег не оставит», «Путь всадника в веках полузабытый/ скреплен печатью конского копыта», «Не изведал я мудрой отрады/ вековечных забот о домашнем тепле».

Образы всадника и кочевника синонимичны, стремление к движению тесно связано с идеей свободы. Символика «пути» обозначают пространство, разомкнутость, бесконечная степь земных пределов перерастает в беспредельные высшие сферы. Пространственно-временная вечность и бесконечность в поэтике Дугарова имеет чаще положительное значение. Восточная концепция бесконечности человеческого пути, гармонии всего сущего — в основе его эстетического дискурса.

В творчестве Баира Дугарова стихотворение «Звезда кочевника» программное. Когда один из лирических сборников он назвал «Звезда кочевника», сомнений не было, что автор вкладывает в это стихотворение не только свои сокровенные мысли, но и запечатлел основные символы кочевого пространства. Заглавным, эмблематическим образом, вобравшим в себя национально значимое содержание текста, становиться образ кочевника.

«Звезда кочевника» — предельно сконцентрированное стихотворение, где ощущается глубинное напряжение и внутреннее смысловая перспектива.

Каждый образ в данном стихотворении обладает символической глубиной, художественный текста расшифровывается как потенциальный код, открывающийся тем, кто сумеет постичь его потаенные духовные возможности.

Стихотворение организовано цельно и четко, написано высоким торжественным стилем, подобно наказу. Стих лаконичен, отсутствуют красочные эпитеты, каждая строка прочитывается как афоризм. Чеканный Рит строфы, возможно, приближает текст к шаманским заклинаниям. Строка совпадает с синтаксической единицей языка. Повторяющийся ритмический рисунок, фонетический и лексический повторы, синтаксический параллелизм, рифма — все эти средства создают тот эмоционально-музыкальный фон, который повышает выразительность стиха, его динамичность.

Размер стиха определяется сообразно с темой: философская медлительность сочетается с подвижностью ритма жизни кочевника. В отличии от его стихотворений, где герой любит пребывать в состоянии покойного созерцательного недеяния, этот текст поражает напором, здесь чувствуется внутренняя мощная сила кочевника, в непрерывном действии продлевающего свою жизнь и свой род.

«Звезда кочевника» привлекает емкостью образов, философской глубиной, устремленностью в будущее, связью с прошлым. В этом тексте сконцентрированы основные мотивы всего творчества Дугарова — смысл жизни, ментальная особенность кочевника, существующего в той культурной среде, согласно которой все Едино и одухотворено.

Изначальная высота человеческого духа в его поэзии предполагает гармонию мира естественной и вечной.

«Звезда кочевника» — эпиграф ушедшего тысячелетия, золотого века кочевой цивилизации, о котором так красочно писал немецкий ориенталист Бертольд Лауфер: «Мы познаем общечеловеческие и вместе с тем благородные и рыцарские черты этих необузданных сыновей степи, которые некогда стучались в двери нашего отечества такими могучими ударами меча» /Лауфер, 1927 г./

В названии стихотворения мифологема «звезда» имеет двойственное значение. «Звезда» обозначает путь кочевника в веках как восхождение к высшей цели, стремление к заветным целям. Символический образ звезды пронизывает стихотворение Дугарова, имплицитно высвечивая идею: путь кочевника в историческом пространстве как бы ограничен, но в этическом ракурсе остается актуальным во все времена.

Круг кочевого пространства в поэзии Дугарова вбирает в себя определенный ряд концептов, куда в первую очередь входят образы степи, коны, морин-хура и юрты. Образ кочевника тесно связан с образом коня, и на их двуединстве основан концепт всадника. Семантика образа коня в монгольском мире имеет свои особенности. Конь — самый близкий друг, конь — сакральное существо, конь — спаситель.

Для кочевника нет дороже коня, поэтому особо значимые поэтические символы в лирике Дугарова обозначены данной мифологемой: Мой конь заповедный — планета, / а песни мои стремена. В лирическом дискурсе образ коня восходит к эпическому фольклорному архетипу:

О гривастое чудо, мой конь!

Стременами зажженный огонь

/Дугаров, 1994 г./

В стихотворении «Морин-хур» поэт соединяет символы кочевого пространства в единое семантическое целое:

О, пой, струна волосяная, о горьком запахе становий, и всадник пыльный, замирая, коня у юрты остановит.

дугаров стихотворение творчество поэзия Строфа вызывает картину приближающегося дробного перестука копыт, выводимого струнами морин-хура, и возникают бескрайние степные просторы, синее небо, одинокая юрта. Полные поэзии и любви легенды о происхождении морин-хура тесно связаны с образом коня. Монгольская поговорка: «Когда в юрте играет морин-хур, кони у коновязи начинают ржать», подчеркивает неразрывную связь монгола, коня и морин-хура. Символическое значение имеет эмблема головы коня на хуре.

Морин-хур в монгольском мире имеет еще одно сакральное значение. Считается, что от звука морин-хур успокаиваются хозяева вод и гор, услаждают свой слух небесные небожители, потому, возможно, на первый взгляд, слезы правителя связаны с умиротворением, примирением.

Юрта-это выражение духа, то, что наполняет национальной энергией человека — представителя нации, это и навсегда потерянный мир, который хочет вернуть лирический герой. В поэзии Б. Дугарова юрта имеет и другую смысловую парадигмуэто «островок уюта» в неуютной степи, символ гостеприимства степняка: «Но жизнь есть утро. Островком уюта /в степи белеет крохотная юрта, /И конь закусывает удила».

В скупой картине степи единственной отдушиной, местом, где может отдохнуть путник, символом гостеприимства служит юрта. В восприятии человека-европейца, рожденного не в степи, степь предстает безжизненной, не приспособленной к жизни. (Но степь все та ж/ как в первый день творенья /Она по-прежнему не терпит тени/ Ни птичьей, ни звериной, ни людской. Юрта — возможность быть ближе к небу, к природе: «На самой крыше построю юрту. /Для чего? /Чтоб просто жить, быть к небу ближе, к луне, и больше ничего».

В «Звезде кочевника» подразумевается определенная эмоционально-философская парадигма жизни: «мужчине — путь, а женщине — очаг», «в мужчине дух, а в женщине душа», «мужчине — дым, а женщине — огонь». Самое личное связано с бескрайностью мироздания. Герой кажется неопределённым — он продолжает декларировать жизненно важные во все времена принципы жизни кочевых племен.

IV. Малая Родина в произведениях Баира Дугарова Творчество Баира Дугарова теснейшим образом связано с малой родиной. Кочевой образ жизни предков, их быт и нравы, традиции и обычаи становятся объектом его пристального внимания. Жизнь осмысливается через воссоздание образных картин прошлого. «Наян-Нава», «Баргуджин-Тукум», «Племя хори», «Иркиты» — данные стихотворения посвящены теме, которая для поэта особенно волнительна, жизнь настоящая не может осмысливаться им врозь от прошлого, и современность вводит его в глубокие раздумья о настоящем и будущем не только родной земли, но и всего мира. Почувствовать любовь поэта к родине, являющейся началом начал, которая вдохновляет и благословляет его на жизненном пути — значит понять самого поэта, диалектику его души. Для Баира Дугарова малая родина — это Саяны с неистовым цветением багульника, где «дым тумана плывет по реке», и нежный цветок саган-дали распускается белыми цветами на склонах гор. Саяны рождают в нем редкостные образы, как «юрта на небоскребе», как «два влюбленных горностая», пробуждая в нем чувство сыновней благодарности:

Край задумчивой выси и шири, что же снилось веками тебе под ветрами морозной Сибири на границе тайги и степей…

Я наследник родного простора, Чем горжусь и богат на века.

Здесь мой дом, коновязь моя — горы, аргамаки мои — облака

(«Край задумчивой выси и шири»)

Народ, его судьба, история — эти темы всегда находятся в центре пристального внимания поэта. Вопрос о происхождении и расселении бурятских родов и племен уходит в глубь веков и, как известно, до настоящего времени является предметом споров ученых. Тем не менее ученые, писатели, поэты постоянно обращаются к этой теме. В поэтическом сборнике поэта Баира Дугарова «Небосклон» (1986 г.) напечатано стихотворение «Племя хори», проникнутое искренним восхищением одним из крупных племен бурятского народа — хори, несмотря на превратности исторической судьбы, на скитания по просторам Центральной Азии, сохранившим имя своего племени, устное творчество.

В названном выше стихотворении Б. Дугаров освещает переход хори-бурят из Монголии в места нынешнего проживания. У хоринцев и хонгодоров есть общее в культе лебедя. Популярны легенды о происхождении их от небесной девы-лебедицы. Близкие по основному сюжету легенды бытуют среди тункинских, окинских, закаменских и аларских хонгодоров. Все они считают себя потомками небесной девы — лебедицы. Согласно существующим легендам, прародительницей хоринских бурят является лебедица, которая оберегала их на всех этапах сложной исторической судьбы.

По интерпретации легенды, Хоредой, увидев девять девущек-лебедиц, купающихся в озере, спрятал лебяжью одежду одной из них и стал ждать. После купания все оделись, улетели, осталась лишь одна из них. Она вынуждена была стать женой Хоредой-Мэргэна. У них родилось одиннадцать детей. По прошествии многих лет жена попросила мужа показать ее лебяжью одежду. Уверенный, что после стольких лет она не оставит его, Хоредой достал одежду, а сам продолжал хлопотать у очага. Надев свой лебяжий наряд, в облике лебедицы жена вылетела в дымовое отверстие. Хоредой успел лишь схватить ее за ноги. Она вырвалась, улетела, а на ее ногах осталась черная отметина. На прощанье мать-лебедица пожелала своим одиннадцати сыновьям стать отцами. От них пошли одиннадцать хоринских родов.

В композицию стихотворения «Племя Хори» Б. Дугарова органично вводится миф о лебедице-праматери, образ которой ведет свое начало из мифов глубокой древности, когда еще господствовали в мышлении наших предков тотемистические представления о происхождении тех или иных родовых ответвлений. Лебеди как тотемные птицы хоринцев и хонгодоров являются символом памяти племен. Поклоняясь зверю, птице, лесам и горам, древний человек связывал свое происхождение с определенным зверем или птицей. Хоринцы и хонгодоры и в наши дни преклоняются перед тотемными птицами-лебедями. Весной они встречают возвращающихся на родину лебедей белым молоком.

Основная идея произведения заключена в утверждении героизма народа, сохранившего собственную историю. В анализируемом стихотворении выражено представление поэта о высшей норме человеческих отношений, а это — гармония с самим собой, почтительность и уважение к чувствам и жизненной позиции других.

Прародителем прибайкальских бурят считается мифический пороз (Буха). В некоторых источниках Буха-ноен считается исторической личностью, возглавлявшей бурятский народ в составе легендарного войска Чингисхана. В стихотворении «Виденье в грозу» образ Байкала сопутствует оживлению мифического пороза:

Или может мифический пороз священный Ожил вдруг И раскатистым ревом мгновенно Прародитель байкальских бурят Даль заполнил, как вечность назад

(«Виденье в грозу»)

Осознав и оценив жизненные ценности своего народа, поэт не остается их посторонним наблюдателем, он «кусочек дождей и полян» вместе с быком-порозом мчится в степь, неся долгожданную для суши грозу:

И все мнится: неся на хребте непогоду, Бык на сушу рванет и тогда — …

(«Виденье в грозу»)

Буха-ноен как тотемное животное бурят наделен божественными чертами — ему поныне поклоняются люди, испрашивая благоденствия. В преданиях о Буха-ноене органически соединены этические и религиозные, моральные и социальные мотивы.

Каменное изваяние в виде лежащего быка, названное «Бухын хэбтэшэ», расположено в семи километрах от села Торы Тункинского района Республики Бурятия и считается местом постоянного пребывания Буханоена. И это виденье поэта в грозу — не плод его фантазии, а работа души и мысли, живое, эмоционально насыщенное, личностное понимание мира героем. Автор, находясь вдали от родного края, или же у себя в родных просторах, постоянно размышляет о моральных принципах и требованиях к жизни.

Стихи поэта на историческую тему с опорой на материалы народного творчества стали важнейшим этапом в поэтическом постижении меняющегося мира, в улавливании движения времени, динамики исторического бытия. В них — основа сегодняшних раздумий поэта о времени и о себе. Обращение поэта к историческим корням символизирует неразрывную его связь с предыдущими и последующими поколениями, доказывая преемственность и целостность жизни.

Важнейшей особенностью данных произведений являются образы степи и гор. Поэт не терпит отвлеченных представлений, творя, он мыслит образами. Элементы мифических превращений использованы поэтом для реализации чувств, наполняющих его душу искренней любовью к родному краю, к самой природе:

Я хотел бы растаять дымком над поляной, Сумасшедшею птицей пронзать небосклон Камнем стать и луной. Им гореть безымянно Золотистым цветком на земле Монголожон

(«Монголожон»)

Трепетное отношение к природе, единение с окружающей средой, мысленное превращение в дымок, птицу, камень, луну, цветок, чувство сопричастности к удивительному миру народного творчества — все это говорит о напряженном поиске лирическим героем своего места в этой быстротечной жизни. Герой не мыслит себя вне привычной атмосферы, созданной еще предками, он — «кусочек дождей и полян», он — «дитя, а не царь твой, природа!» Природа для Баира Дугарова — живой организм, с которым поэт как единое целое:

Я очень прошу, заклинаю, О век мой, в котором живу, чтоб ты, этажи воздвигая, не трогал мою синеву, не трогал моей колыбели, поскольку на этой земле деревья, изюбри, метели с рожденья завещаны мне

(«В Орлике»)

Автор переживает за сохранность первозданной природы, он стоит на страже чистоты, неприкосновенности ее.

Заключение

Поэзия Бориса Дугарова представляется сложным эстетическим единством, вобравшим влияние восточной и западной культуры. Синтез древних и современных традиций, имеющих единое этногенетическое происхождение, с одной стороны, и европейская образованность — с другой, определили своебразие его поэзии. Его творчество естественно отражает внутренний процесс бурятской литературы, в которой обозначено художественное пространство Евразии, совмещающее Запад и Восток в их сакральном и профаном измерении.

Путь в поэзии Дугарова чаще обозначен как путь от мирского к священному, от эфемерного и иллюзорного к реальности и вечности.

В лирике Дугарова символизированное пространство наполнено традиционными восточными представлениями. Мифы и сказания монгольских народов, шаманские гимны и буддийские сутры, тишина Гоби и рокот Байкала, голос степей и 2молчание гор" питают душу лирического героя.

Слушая строки «Храпя летели кони в сторону заката,/ Огню и Слову поклонялись поколенья», ощущаешь великую необузданную мощь кочевого народа, гордишься и чувствуешь себя причастным к тайнам ушедших веков. Прикоснувшись к стихам Баира Дугарова, с щемящим чувством нежности как бы вновь видишь, как прекрасны «степь, былинка на тихом ветру и небесная высь», окутывают тебя, как память детства запахи полыни, аргала и ковыля.

Настоящая поэзия — это всегда обретение себя в пространстве и во времени: «Проходит через сердце нить,/ связующая/ прошлое с грядущим,/ листву с корнями./Нить. Струна»… творчество поэта продолжает обретать философски глубокую, мудрую бесконечность видения мира.

Библиография

1. Дампилова Л. С., Символика кочевого пространства в поэзии Баира Дугарова: Монография.- Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2005.-162с.

2. Ресурсы Интернета:

— www.buryatia.org/modules

— prostor.ucoz.ru/publ

Приложение Звезда кочевника Мужчине — путь, а женщине — очаг.

И чтобы род мой древний не зачах, роди — молю и заклинаю — сына.

Стрела летит, покуда жив мужчина.

Мужчине — дым, а женщине — огонь.

И чтоб в бою мой не споткнулся конь, я должен знать, что юрту греет пламя, как предками завещанное знамя.

В мужчине — дух, а в женщине — душа.

Травинка держит небо трепеща.

Без очага, без сына, без любимой, как одинокий смерч, развеюсь над равниной.

Морин-хур Хурчин Хурчин — музыкант, играющий на морин-хуре, народном музыкальном инструменте. погладит, как ребенка, свой морин-хур, простой и нежный, и поплывет напев негромко над серой плоскостью безбрежной.

И закурится дымкой синей печаль травы, травы пустынной.

Сын вспомнит мать, мать вспомнит сына, но каждый вспомнит дым полыни.

И шли столетий караваны, и тихо музыка звучала.

И чуть дрожа тайком сбегала слеза по скулам Чингисхана.

О, пой, струна волосяная, о горьком запахе становий, и всадник пыльный, замирая, коня у юрты остановит.

Струна, струна волосяная, чем в сердце родину заменишь?

Пой, пой, струна моя степная, пой так, как только ты умеешь.

Баргуджин-ТукумБаргуджин-Тукум — название территории кочевания лесных монголов, предков нынешних бурят.

Где страна Баргуджин-Тукум?

Уж не здесь ли, где синие скалы, где ржавеющих лиственниц шум и где реки несутся к Байкалу?

Где страна Баргуджин-Тукум?

Я искал ее в дымке сказаний, в шуме ветра и лунном молчанье и обрел в глубине своих дум.

Под землею прошел долгий гул.

Закачались тревожно деревья.

И в просвете столетий сверкнул, словно луч, лик Бурятии древней.

Над долиной метался костер.

Пахли небом могучие травы.

И вели хоровод величавый силуэты заоблачных гор.

И с клокочущим бубном в руке ясновидец — лицом к поднебесью -;

на гортанном степном языке пел мою золотую прапесню.

Монголжон Монголжон Монголжон — долина в горах Восточных Саян., ты — приволье, в которое верится, ты — улыбка степи на лице каменистых хребтов.

Как свободно и яро равниною стелются гривы хлесткие горных упругих ветров.

Синь, сверкая, cтекает с отрогов скалистых.

Желтым светом травы каждый дом озарен.

Сколько помыслов чистых и песен лучистых расцвело на просторе твоем, Монголжон.

С детских лет моим прадедам я благодарен, что избрали Саяны отчизной они.

От сиянья вершин белоглавых недаром наполняются светом особенным дни.

Я не раз, горизонтам седым улыбаясь, на гнедом проносился вдоль гулких лесов.

И рождалась во мне неуемная радость от качанья былинок и волн облаков.

Я хотел бы повиснуть росой над поляной, сумасшедшею птицей пронзать небосклон, камнем стать и луной. Иль гореть безымянно золотистым цветком на земле Монголжон.

Пеший всадник Я прошел по путям, где промчались монгольские кони,-;

на Восток и на Запад -;

до Хуанхэ и Балкан.

Проступали огни небоскребов на облачном фоне, и глядел мне вослед сквозь столетия сам Чингисхан.

Не по воле высокого Вечного Синего Неба -;

по желанию сердца и тайному зову крови привела меня память, сама отряхаясь от пепла, на просторы моей родословной тоски и любви.

Оглянувшись на Степь, осененную дымкой тумана, обретал я в дороге себя, и любимых, и кров.

И служили мне пайдзой Пайдза — пропуск или удостоверение в виде пластинки.

не повеленье кагана, а улыбка добра и хорошая книжка стихов.

Мне дарила Евразия саги и сны золотые.

И струился из древности хрупкий таинственный свет, и гречанка по имени Роза под небом Софии обернулась ко мне, словно знал ее тысячу лет.

Как последний кочевник, я в храмы входил и мечети, оставляя Пегаса на свежей лужайке пастись.

Лишь одна моя вера пребудет со мной на планете -;

степь, былинка на тихом ветру и небесная высь.

«Урагша» Урагша — вперед (монг.-бур.). — и, как лук, выгибалась опять эстакада, и московский таксист помогал мне, и грозный аллах, чтоб в кочевье моем огонек светофора с Арбата продолжался звездою в багдадских ночных небесах.

Поднималась не пыль от копыт на равнинном просторе -;

то вверяли свой дымный бунчук города облакам.

И на пляжном бездумном песке у Последнего моря был в душе я с тобой, мое Первое море — Байкал.

Я прошел по путям, где промчались монгольские кони.

Древо жизни шумит над опавшей листвою веков.

Здесь, на отчей земле и тревожней душе, и спокойней.

И, как в юности, снится хорошая книжка стихов.

Кочевье Иссине-светлые дали опять оживают в дымке сигареты.

И продолжается путь от Байкала и снова к Байкалу.

Утренний гул двадцать первого века встречаю в дороге.

Угол пространства меняю на круг вековечный кочевий.

Юг выбирала стрела моих предков, а седла смотрели на север.

Юрта вселенной моей упирается в небо Полярной звездою.

Я возвращаюсь к себе, как в гнездо возвращаются птицы.

Ястреб мне высь очертил, журавли — неизбывность простора.

Азия Аз — на монгольском наречье «удача и счастье».

Да, именно «счастье».

Азия, лани твои торопили мое на земле появленье.

Азбука вечных письмен, проступавших на пальмовых листьях и скалах.

Азимут веры, искавшей в пустыне опору и храмы в душе воздвигавшей.

Алангуа, из сияния лунных лучей сотворявшая всадников грозных.

Алою пылью клубились просторы, и лотос в уставшей пыли распускался.

Айсберги гор вырастали из бездны песчинок, спрессованных жизнью и смертью.

Азия — твой караван так велик, что отыщется след мой едва ли.

На берегу Байкала

Я люблю лиственичные горные склоны,

И лицо освящаю в байкальской волне.

Мои предки — кочевники шири зеленой

Голубое наследство оставили мне

Что оленные камни расскажут степям?

Что поведает путь до Последнего моря?

Пронеслись времена. И спасибо векам За озерное чудо в таежном просторе.

Проступает багульника свет по весне.

Брызжет белыми брызгами синяя вечность.

Я не знаю, откуда во мне эта нежность к набежавшей на берег упругой волне.

Не долина ли предков на дне под водою?

Крона кедров — не древних ли стрел оперенье?

Есть в двадцатом столетии счастье такое ;

слушать отчей воды неумолчное пенье.

Молоко тишины горы пьют на рассвете.

И гудит, пролетая над рельсами, ветер.

И покуда Байкал существует на свете, мой народ, у Байкала живущий, бессмертен.