Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Особенности перевода газетных статей (на примере статьи «Neue Welt, altes Denken»)

КурсоваяПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Но потрясения возникают и тогда, когда происходит нечто неожиданное: события, которые мы считаем хотя и возможными, но в действительности весьма маловероятными. Подобно тому, как 9 ноября 1989 года олицетворяет собой немыслимое, так 11 сентября 2001 года является воплощением неожиданного. Да, предупреждения о террористических угрозах были. Но в таком виде их никто не ожидал. Соответственно, оба… Читать ещё >

Особенности перевода газетных статей (на примере статьи «Neue Welt, altes Denken») (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Аннотация Представленная курсовая работа посвящена рассмотрению особенностей перевода газетных статей. Сделан перевод текста. Подробно описываются виды трансформаций, используемых при переводе статьи.

Результаты данного исследования могут быть использованы в качестве иллюстративного материала на занятиях по практике перевода немецкого языка.

Содержание Перевод текста Лексико-грамматический анализ Содержательный анализ статьи: Neue Welt, altes Denken

Переводческие трансформации Библиография Приложение Перевод текста Новый мир, старое мышление.

Границы между внешней и внутренней политикой исчезают.

После 1989 года в мире произошли фундаментальные изменения, но ментальные схемы объяснения мира остались прежними. Когда политике становится не по силам справиться с неясностью ситуации, она ищет простые ответы. Наука тоже хочет интерпретировать все более усложняющиеся отношения при помощи простых дихотомий. И то, и другое с неизбежностью обречено на провал.

Сначала в Пекине умер один китаец. Смерть Ху Яобана, бывшего Генерального секретаря Коммунистической партии Китая, породила цепь событий, которые в течение нескольких месяцев изменили мир до основания. Все начиналось абсолютно несенсационно: 15 апреля 1989 года, едва публично стало известно о смерти Ху Яобана, студенты Пекинского университета возложили венки и цветы на площади Небесного мира у памятной стелы мученикам революции. Китайская молодежь осмелилась публично высказать свою поддержку сторонникам реформ в верхушке партии. «Демократия и свобода» — так звучал чуть позже лозунг студентов. И этот сигнал был понят: вскоре сотни тысяч людей заполнили площади Пекина и других крупных городов. Улицы превратились в море транспарантов и флагов, повсюду велись оживленные дискуссии, партийное руководство перешло в оборону, а западные журналисты толпами приезжали в Пекин, чтобы вести оттуда прямые репортажи.

Но надежды, появившиеся в первые недели после смерти Ху Яобана, были уничтожены в буквальном смысле слова в одну ночь. Когда пала «богиня демократии" — сооруженная студентами и ранним утром 4 июня 1989 года раздавленная танками — казалось, что бонзы Коммунистической партии уготовили жестокое и окончательное поражение этим волнениям. Но они не учли силу средств массовой информации. Мировой резонанс на использование военной силы против мирных студентов был колоссальным, в то время никто — и меньше всего коммунистические вожди Центральной и Восточной Европы — не думал, что подобное эхо вообще возможно. Также мало подготовлены к подобному развитию событий оказались и западные наблюдатели.

В обстановке всеобщего возбуждения они просмотрели еще один маленький случай, который имел колоссальные последствия. Далеко от Пекина, в небольшой федеральной земле тогда еще разделенной Германии, впервые можно было ощутить влияние пекинских событий: когда Эгона Кренца, преемника Эриха Хонеккера, 5 июня во время его визита к премьер-министру земли Саар Оскару Лафонтену спросили, что он думает о событиях в Пекине, Кренц вышел из себя: «Я совсем не знаю, чего вы хотите, — ухмыльнулся он перед работающими телекамерами. — Посмотрите же туда! Там произошло не что иное, как восстановление спокойствия и порядка». Люди в ГДР знали, что им думать об этом высказывании. Вскоре после этого на улицах Лейпцига они скандировали: «Кто хвалит Пекин, не сможет ничего изменить здесь». В международном миропорядке вдруг все переменилось, ничто не осталось таким, каким было на протяжении четырех десятилетий. Политики во всем мире должны были учиться жить с неожиданностями. Практически все, что два поколения считали незыблемыми основами мировой политики, пришло в движение.

Однако здесь следует обратить внимание на существенное историческое различие: после крупных и драматичных переломных моментов XX века вновь и вновь предпринимались попытки фундаментального изменения порядка в мировой политике, даже если успех этих попыток был в высшей степени различным. После первой мировой войны это были Версальская мирная конференция и рождение Лиги наций, после второй мировой войны — Потсдамская конференция и основание Организации Объединенных Наций. После перелома 1989 года подобной попытки не было. И поэтому движение международной политики в совершенно новую эпоху вынужденно пошло по старым рельсам, на основе старых структур, работоспособность которых и ранее была весьма ограниченной. Таким образом, будущие трудности были запрограммированы изначально врожденными недостатками.

Мечты, надежды, заблуждения После падения Берлинской стены и крушения коммунистического лагеря в умах многих сложилось убеждение: мы выиграли «холодную войну», мир сейчас более гарантирован, теперь у нас будет меньше войн. Заговорили о мирных дивидендах. Однако сегодня мы знаем: это было только одно из многих заблуждений. Лишь на короткий исторический момент человечеству показалось, что его мечты о большей безопасности станут реальностью. Но уже сегодня самый поверхностный взгляд на мир показывает, что произошло прямо противоположное: мы получили не меньше войн, а больше. И мы обнаружили, что противостояние между Востоком и Западом оказывало сдерживающее воздействие на многие региональные конфликты по всему миру. Многие из вспыхнувших с тех пор военных действий в Африке, Азии и даже в Европе, стоивших сотен тысяч жизней, были невозможны во времена «холодной войны».

После 1989 года мир верил в то, наступят золотые времена глобализации и благосостояния, поскольку демократия и рыночная экономика везде пробьют себе дорогу. И это тоже было заблуждением, поскольку вскоре оказалось, что «ножницы» между богатыми и бедными становятся только шире, и эта пропасть увеличивается еще быстрее, чем прежде.

И наконец, многие надеялись, что характерной чертой нашего мира по окончании великой двухполюсной конфронтации станет многостороннее сотрудничество. Однако после дискуссий о войне в Ираке вряд ли можно утверждать, что многосторонность в последние 15 лет стала намного эффективнее. Эффективность ООН тоже не выросла. И готовность крупных национальных государств к сотрудничеству — идет ли речь о Киотском протоколе или Международном трибунале, о валютных нормах, кооперации в сфере мировой торговли, борьбе против голода или долгосрочной защите окружающей среды — ничто на практике не функционирует так многосторонне, как это было задумало в теории мировым сообществом.

В мире вчерашнего дня доминировали две темы. На переднем плане стояла безопасность, причем она понималась в нескольких измерениях: безопасность как национально-государственная безопасность в отношении нападений извне, но также и как внутренняя безопасность — социальное обеспечение, гарантии рабочих мест, уверенность в перспективах на будущее. Второй серьезной темой было благосостояние, тоже засматривавшееся в международной и национальной перспективах, — перекосы в благосостоянии между различными государствами, между Севером и Югом, а также производство благосостояния внутри отдельных государств. Как создать благосостояние и добиться развития?

Как их защитить? Что делать с проблемами, которые возникают из отчасти драматических дисбалансов в благосостоянии? Но в какой из этих двух перспектив ни рассматривать сегодняшний мир, внешняя политика более не является внешней политикой. То, что происходит в других регионах, оказывает непосредственное и значительное воздействие на нашу внутреннюю безопасность, наш рынок труда, наше потребительское поведение, наш климат. Внешняя политика затрагивает каждого из нас, каждый день. И она давно уже перестала быть уделом лишь маленькой группы дипломатов и специалистов. Тем не менее, наши внешнеполитические дискуссии все еще несут на себе отпечаток двух сверхмощных тенденций: лихорадочных реакций на неожиданные события и использование передаваемых по наследству ментальных схем по их объяснению и преодолению.

Немыслимое и неожиданное Потрясения всегда состоят из двух элементов: из неожиданного и немыслимого. Мы бываем потрясены тогда, когда происходят вещи, которые мы считали немыслимыми. Так был потрясен Чарльз Дарвин, когда столкнулся на Галапагосских островах с такими представлениями эволюции, которые в его прежнем научном мире были немыслимы. Так были потрясены и мы, когда пала Берлинская стена, поскольку в 1989 году было просто немыслимым, что ГДР может исчезнуть с политической карты мира, а через два года такая же участь постигнет и мировую супердержаву СССР.

Но потрясения возникают и тогда, когда происходит нечто неожиданное: события, которые мы считаем хотя и возможными, но в действительности весьма маловероятными. Подобно тому, как 9 ноября 1989 года олицетворяет собой немыслимое, так 11 сентября 2001 года является воплощением неожиданного. Да, предупреждения о террористических угрозах были. Но в таком виде их никто не ожидал. Соответственно, оба события преподают нам собственные и простые уроки. Урок из падения Берлинской стены гласит: супердержавы, которые опираются только на военное превосходство, в перспективе будет иметь сложности с тем, чтобы отстаивать свой статус супердержавы. Существует сомнение в том, поняла ли сегодняшняя американская администрация этот урок. А урок 11 сентября 2001 года состоит в следующем: мы должны мыслить по-другому — и гораздо более фундаментально, чем это считалось возможным до сих пор. Когда встречаются немыслимое и неожиданное, то слишком легко возникают глубокие кризисы. Внешняя политика как раз находится в одном из таких кризисов. Все ментальные схемы, к которым мы привыкли и с помощью которых мы описывали, объясняли и делали международную политику, подвергаются испытанию на прочность.

Итак, в состоянии ли мы еще понимать мир, в котором живем? За несколько месяцев все привычные ориентиры были утрачены. Во времена «холодной войны» мы точно знали, что есть добро и зло, где наше место в мире, откуда исходят угрозы, кто наши друзья и союзники. У врагов были лица, имена и адреса. Мы воспринимали тот вчерашний мир угрожающим, но в рамках нашего собственного мышления тем не менее знакомым и близким. Сегодня то время кажется нам прямо-таки сказочно надежным — несмотря на все его опасности и постоянную угрозу ядерной войны между Востоком и Западом.

Большинство читателей без особых колебаний согласятся, что двойное событие — 9 ноября 1989 года и 11 сентября 2001 года-«Eleven-Nine and Nine-Eleven», как говорят американцы, — знаменует собой исторический рубеж.

Но может быть, это восприятие является неточным: может быть, для нас точка исторического перелома времен находится не позади, но еще только впереди! Этот перелом, хотя и сопровождается резкими, чувствительными, поглощающими внимание отдельными событиями, протекает, тем не менее, медленно и именно поэтому более действенно, чем это пытаются внушить хаотичные ежедневные репортажи в средствах массовой информации. И требует он не старой логики, характерной для политики с позиции силы, но новой логики эпохи глобализации, ускорения и взаимосвязей.

Вот в чем заключается собственно вызов. Мир фундаментально изменился, но ментальные схемы его объяснения остались прежними. Основные темы международных новостей, броские заголовки передовиц мировой прессы — это лишь вершина айсберга. Изменения в скрытых от глаз глубинных структурах гораздо существеннее, и они особенно важны, поскольку на них обращается значительно меньше внимания. Трудные ситуации превращаются в кризисы только при соответствующем их восприятии. В случае необходимости их можно приукрасить при помощи СМИ. Однако по-настоящему опасны ситуации, которые являются действительно критичными, но не воспринимаются как таковые.

Черное и белое Когда сложность политических отношений возрастает до предела, политики пытаются искать простые ответы, ведь узкий взгляд на вещи защищает от перегрузки. Но он таит в себе также искушение принять простые решения, которые не адекватны сложности стоящих перед миром проблем. Как действуют эти ментальные схемы, показывают примеры анализируемых ниже шести подходов, которые особенно у всех на слуху и которые по большей части были порождены американскими трендсеттерами и активно обсуждаются в международных кругах. Стратегия их опубликования всегда одна: сначала идея должна быть обнародована в авторитетном международном журнале с большим тиражом и ареалом распространения и вызвать соответствующий резонанс. Если данный этап проходит успешно, то в течение года после этого появляется соответствующая книга, продвигаемая четкой маркетинговой стратегией. Международное внимание и экономический успех для таким образом позиционированной публикации гарантированы. Все описанные ниже труды предлагают способ лучшего понимания мира, в котором мы живем, все они стали бестселлерами, и тем не менее, в конце концов они мало помогают.

Итак, первая попытка объяснения сегодняшнего мира: Френсис Фукуяма, «Конец истории». В самых простых чертах его аргументация сводится к следующему: конец Советского Союза — доказательство триумфа демократии, и тем самым завершилось то, к чему на протяжении двухсот лет стремилось человечество, — победное шествие демократии. Фукуяма поначалу приводит аргументы очень индивидуалистические: люди испытывают настоятельную потребность в ощущении самоценности и чувствуют себя хорошо только в таких обществах, которые гарантируют достижение подобных ощущений. Демократии делают это. Они предоставляют избирательные права, права человека, равенство перед законом. Соответственно, Фукуяма называет демократии 'the final form of human government' (конечная форма гуманистического управления). По его мнению, это развитие берет свое начало во французской и американской революциях, круг которых замыкается в 1989 году. Победив социализм, коммунизм и фашизм, демократии вступают в новую фазу.

Конечно, существуют еще и другие системы — и отсюда вырастает принципиальная дихотомия: с одной стороны, демократии, с другой — не-демократии. Но если демократические режимы являются лучшей гарантией мира и благосостояния, то сама собой напрашивается мысль, и ее легко прочесть во внешней политике администрации Буша: мир должен стать максимально демократичным — насколько это возможно. Стратегический вывод гласит: поддержка процессов демократизации является исконной, первейшей задачей Запада. Поэтому Фукуяма создает программный документ настоящей индустрии, которая пережила бум в 90-х годах и достигла своего временного апогея в войне против Ирака: Promoting and Protecting Democracies — поддержка демократии извне! Согласно подходу Фукуямы, мир делится на демократии и не-демократии.

Второй подход — «Столкновение цивилизаций» Самюэля Хантингтона — поднимает совсем другой уровень проблем, но следует в принципе все тем же самым ментальным схемам. По сути, Хантингтон утверждает, что международная политика определяется более не идеологическими линиями разлома, но культурными, которые проходят по границам цивилизаций (цивилизации он определяет в высшей степени общо — как 'the highest cultural grouping of people and the broadest level of cultural identities people have — shirt of what distinguishes humans from other species'). Хантингтон может позволить себе такие не особенно филигранные дефиниции. В целом, он различает восемь крупных цивилизаций: западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, славяно-православная, латиноамериканская, африканская. Сам Хантингтон говорит о «velvet curtain», о «бархатном занавесе» — в отличие от «железного занавеса». Его дихотомия в принципе проста: The West against the Rest (Запад против остального мира).

Роберт Каплан доказывает, что Земной шар в будущем будет делиться линиями социально-экономических разломов. Его дихотомия самая старая и самая простая вообще: бедность против богатства. Что касается бедных, то здесь он констатирует демографический взрыв как дополнительную нагрузку на них, что касается богатых — там имеет место бум технологий им во благо. Каплан также приходит к стратегическим выводам относительно основных задач международной политики. Его решение — это помощь в целях развития, техническая помощь и планирование семьи: преодолевайте кризис до того, как он вас настигнет!

Томас Фридман формулирует свою дихотомию опять-таки по-другому. Для него основная разделительная линия международной политики — это глобализация. С одной стороны, есть государства, которые втянуты в процесс глобализации, с другой — те, которые остаются как бы вне ее. В будущем речь пойдет не о танках и пусковых ракетных установках, а о количестве компьютеров на одно домашнее хозяйство. Речь пойдет о рынках, а не об институтах. И у Фридмана есть вариант терапии. Он говорит о социальных сетях безопасности, о культурной интегрированности и защите окружающей среды. Но в конце концов и его ментальный подход дихотомичен; те, кто вовлечен в сети, против невовлеченных.

Дихотомия Роберта Кагана так часто цитируется еще и потому, что она особенно раздражает европейцев. Марс и Венера образуют для него метафоры для описания принципиально различных подходов к решению центральных проблем международной политики. Его противоречие упрощенно звучит так: здесь — США с их гоббсовским реализмом, там — европейцы с их кантианским идеализмом. Одни хотят быстрых решений, другие — многосторонних процессов. Не только сам автор, но и его сторонники в части американской администрации подвержены магии столь соблазнительного ложного мифологического отношения: в конце концов, в мифе всегда побеждает Венера, поскольку Марс, уставший от военных баталий, только в ее объятиях находит покой и защищенность.

Будучи менее драматичным в своих метафорах, оперируя совсем другими аргументами, нежели Каган, Чарльз Купчан приходит к сходной основной посылке: когда весь мир ведет дискуссию об американской эмпирии и американском унилатерализме, он постулирует конец американской эры. А Европа должна быть ему благодарна. Он — единственный политолог, который на протяжении целой книги утверждает, что Европейский Союз в будущем бросит вызов США. В напряженном соотношении унилатерализма и изоляционизма со стороны Америки Купчан представляет тезис о том, что положение Европы на долгосрочную перспективу лучше. Если посмотреть попристальнее, то он опять упирается в весьма простую дихотомию «США против ЕС».

Можно ли объяснить с помощью таких дихотомий все более усложняющийся мир? Достаточно ли мыслить в черно-белых образах там, где мы, собственно, должны мыслить в таких категориях как скорость, исчезновение границ и образование сетей? Достаточно ли заниматься быстротечными феноменами, лежащими на поверхности международной политики, и из этого делать выводы, которые не переживут уже следующее неожиданное развитие? Ответ лежит на ладони: если мы хотим справиться с вызовами будущего, нам необходимо вырваться из структур бинарного мышления.

Для начала ясно одно: в таких вопросах традиционные, нормативные социальные науки с их тенденциями к сужению и абсолютизации не помогают. Требуется прямо противоположное: не социальная наука, которая нормативным образом сужает ex ante будущие пути развития (как это и происходит в нынешних исследованиях процессов трансформации и демократизации, что симптоматично), но наука, которая помогает расширить спектр вариантов действий. Здесь можно многому научиться у футурологов, которые в этаблированных социальных науках не принимаются или считаются маргинальными. Эккард Минкс, руководитель Института футурологии концерна Даймлер Крайслер АГ, формулирует в отношении мультидисциплинарной, систематической футурологии следующее: «С этим связан сложный в познавательно-теоретическом и содержательном планах процесс, в финале которого — не описание нового и единственного в своем роде состояния будущего, а пространство смысловых возможностей… Ориентированная на контекст футурология стремится показать не то, как должны бы выглядеть реальности, а то, какими они могли бы стать». Теоретически решение выглядит очень просто: максимально часто менять перспективу анализа, учитывать немыслимое и концептуально быть готовыми к неожиданностям. Но как это должно функционировать? На настоящий момент честный ответ таков: нет простых решений, нет теории или стратегии, которая все объясняет. Кто утверждает, что обладает ею, быстро вступает на шаткую почву упрощающих идеологий. Прежде всего надо научиться обращаться с целым рядом парадоксальных тенденций, которые при поверхностном наблюдении не имеют ничего общего, но в своих последствиях совпадают и ставят наше мышление перед совершенно новыми вызовами.

О парадоксах глобализации написано много и копий сломано немало. По сути, речь идет о вопросе, можно ли контролировать процессы глобального масштаба, и если да, то как. И именно здесь заключен двойной парадокс: глобализация состоит из большого количества единичных процессов, каждый из которых сам по себе рационален. Но во взаимодействии этих процессов возникает иррациональность, которая не снимается по-настоящему обычными, традиционными попытками контроля. Это не удается сделать посредством попыток смягчить последствия на национально-государственном уровне; уличные столкновения, забастовки или марши протеста тоже не могут сдержать эту динамику.

Технологический прогресс всегда пробивал себе дорогу в борьбе против поборников старых взглядов. Каждая отдельная попытка контроля сама по себе иррациональна и малоэффективна, поскольку функционирует под девизом: задержите мир, остановите стрелки часов! Но в своей совокупности подобные попытки контроля тем не менее обретают эффективность, поскольку они помогают развить новое сознание для глобальных проблем.

Лексико-грамматический анализ Текст озаглавлен «Neue Welt, altes Denken». Автором данной статьи является Eberhard Sandschneider. Она была издана в январе 2005 года в журнале «Internationale Politik». Главная тема этой статьи — выявление всеобщих заблуждений после события 1989 года — падения Берлинской стены. А также автор выдвигает идею того, что внутренняя жизнь страны зависит от внешних обстоятельств всего мира.

Для нашего исследования мы выбрали именно этот текст, так как он отражает современные взгляды на проблему, поднятую в статье. Также в данном тексте есть все особенности, характерные для газетных статей.

Мы полагаем, что данная статья принадлежит к публицистическому стилю. Об этом свидетельствуют следующие ярко выраженные особенности:

1. Характер статьи.

Для статьи характерны:

1) эмоциональность:

— автор использует эмоционально-окрашенную лексику для привлечения внимания реципиента, а также для выражения своего отношения к данной проблеме (die goldenen Zeiten von Globalisierung, gehetzten Reaktionen, bedrohlich, unsicheren Boden),

— также присутствует эмоционально-оценочная лексика, благодаря которой автор влияет на отношение реципиента к данной проблеме после прочтения (nur einer kleinen Gruppe von Diplomaten);

2) логичность.

Для достижения логичности в статье используется:

— членение текста на абзацы. Это позволяет упорядочить информацию для более легкого восприятия,

— ключевые слова (die Welt, Die Menschen, Dichotomie) повторяются на протяжении всего текста для достижения связности информации,

— коммуникативное членение текста — в каждом последующем предложении развивается идея предыдущего, таким образом, реципиенту легко воспринимать важную информацию.

3) актуальность.

В статье используются ссылки на труды известных авторов, приводятся примеры исторических событий с указанием дат и географических местоположений. Все это указывает на важность данной темы в сегодняшнем мире.

2. Средства достижения целей статьи

1) средства передачи информации:

а) лексические средства

— лексика письменно-литературной нормы. Статье присуще широкое использование нейтральной лексики (Heute, hoffen, Welt, Sicherheit, ergeben),

— специальная лексика, а именно слова, имеющие отношение к политической теме (Internationale Politik, Kalten Krieg, Konflikt, Debatten, Wдhrungsstandards). Тем не менее, данная лексика не вызывает трудности в понимании у некомпетентного читателя, так как не носит узкоспециальный терминологический характер. Повторение этой лексики делает ее ключевой, что облегчает понимание и определение главной темы статьи,

— вводные слова служат для достижения логичности и связности текста (am Anfang, allerdings, und schlieЯlich, der erste Erklдrungsversuch, der zweite Denkansatz, aber, doch)

3. Грамматические особенности:

1) преобладание активного залога

«Wir haben den Kalten Krieg gewonnen.» — мы выиграли «холодную войну»,

«Ьberraschungen bestehen immer aus zwei Elementen» — Потрясения всегда состоят из двух элементов.

2) употребление времен Особенностью данной статьи является употребление разных времен и инфинитива.

«Alle im Folgenden beschriebenen Bьcher verstehen sich als Angebote, die Welt, in der wir leben, besser zu verstehen» (инфинитив).

«Robert Kaplan argumentiert, dass der Globus sich kьnftig nach sozioцkonomischen Verwerfungslinien teilen werde» (будущее время).

«Am Anfang starb in Peking ein Chinese. Der Tod von Hu Yaobang, dem ehemaligen Generalsekretдr der Kommunistischen Partei Chinas, lцste eine Kette von Ereignissen aus, die innerhalb weniger Monate die Weltordnung von Grund auf verдnderten» (Prдteritum).

«Ьberraschungen entstehen aber auch dann, wenn Unerwartetes eintritt: Ereignisse, die wir zwar fьr mцglich, aber doch nicht fьr wirklich wahrscheinlich halten» (настоящее).

«Das Ende der Sowjetunion hat den Triumph der Demokratie unter Beweis gestellt» (Perfekt).

Таким образом, можно сделать вывод, что автор статьи прибегает, не только к голым фактам, но и подкрепляет свои доводы прошлым опытом человечества, а также делает различные прогнозы на будущее.

3) Характер текста Данная статья носит номинативный характер, так как на одну страницу приходится 48% существительных. Остальную часть составляют глаголы (в меньшей степени) и предлоги, артикли, союзы.

4. Синтаксическая структура текста Текст богат разными синтаксическими структурами:

«Im Spannungsfeld zwischen Unilateralismus und Isolationismus auf amerikanischer Seite vertritt Kupchan die These, dass die EU langfristig besser aufgestellt sei» -сложноподчинительное.

«Die Welt hat sich fundamental verдndert, aber die Denkmuster zu ihrer Erklдrung sind die gleichen geblieben» — сложносочинительное.

«Thomas Friedman fasst seine Dichotomie wieder anders» — простое, распространенное.

В данной статье автор часто прибегает к использованию вопросительных предложений для побуждения читателя к размышлению.

«Aber wie soll das funktionieren?», «Lдsst sich eine immer komplexer werdende Welt mit solchen Dichotomien erklдren?», «Verstehen wir also noch die Welt, in der wir leben?»

Данный способ привлечения внимания очень актуален, поскольку таким образом автор сближается с читателем, благодаря чему, у последнего возникает еще больший интерес.

Вывод Таким образом, на основе всего вышесказанного мы можем сделать вывод, что текст принадлежит к публицистическому стилю. Об этом свидетельствуют следующие факты:

— вид информации (когнитивный);

— логичность изложения достигается благодаря вводным конструкциям;

— актуальность информации достигается при помощи ссылок на труды различных авторов;

— лексические особенности, такие как использование эмоциональной и оценочной лексики.

Содержательный анализ статьи: Neue Welt, altes Denken

В данной статье автор затрагивает тему человеческого заблуждения по поводу свободы, демократии и благосостояния после крушения Берлинской Стены (1989 г.). Рассуждая логическим путем многие люди считают, что после такого громкого события должны произойти грандиозные перемены и непременно в лучшую сторону. Люди были убеждены, что мир станет безопаснее, однако, через короткий промежуток времени, стало ясно, что это не так.

Автор приводит примеры исторических событий, повлекших изменения жизни во всем мире. Подробно проанализировав такие события, как смерть бывшего Генерального Секретаря коммунистической партии Китая, Первая Мировая Война, война в Ираке, и даже события 11 сентября 2001 года, автор доказывает, что самые неожиданные, крупные, немыслимые потрясения влекут ряд перемен, тесно связанных между собой.

Главная мысль, на которую автор настоятельно пытается обратить внимание это то, что хотя и во времена холодных войн жилось довольно опасно, люди знали чего ожидать. А в итоге, все привычные ориентиры были утрачены за несколько месяцев. Кроме того, важно осознавать, что любое государство, будь оно даже Супердержавой, не способно жить полностью обособленно. В любом случае любые перемены в мире, даже самые отдаленные, наносят отпечаток на жизнь и политику одной страны.

Из статьи можно сделать выводы о том, что народ чувствует себя потерянным, неуверенно стоит на ногах и не знает как же вести себя в новом измененном мире. Главная задача автора заключается в том, чтобы открыть глаза читателю на многие заблуждения и подсказать, как реагировать на глобальные события, имеющие свойства потрясать мир. В данной работе имеются ссылки на труды разных авторов, благодаря которым можно познакомиться с системами, помогающими решать глобальные проблемы внешней политики.

Таким образом, благодаря данной статье читатель в курсе прошедших и настоящих событий в мире внешней политике. Автор не навязывает свое видение, но настоятельно делает акценты на важные, по его мнению, моменты. Исходя из прочитанной информации, реципиент может сделать полезные для себя выводы, а также заиметь свою точку зрения по данному вопросу.

Переводческие трансформации перевод публицистический статья трансформация При переводе текста на тему «Внешняя политика Германии» нами были сделаны следующие переводческие трансформации:

Стилистическая трансформация: синонимическая замена.

Und gerade zu zwangst lдufig hat sich internationale Politik auf der Grundlagealter, gewachsener, aber schon in der Vergangenheit nur begrenzt leistungs fдhiger Strukturen in eine vцllig neue Zeitbewegt.

И поэтому движение международной политики в совершенно новую эпоху вынужденно пошло по старым рельсам, на основе старых структур, работоспособность которых и ранее была весьма ограниченной.

Грамматическая трансформация: перестановка.

In vielen Kцpfen hatte sich nach dem Fall der Mauer und dem Zusammenbruch des kommunistischen Lagers die Ьberzeugunggebildet: Wir haben den Kalten Krieg gewonnen und jetzt ist der Friedesicherer.

После падения Берлинской стены и крушения коммунистического лагеря в умах многих сложилось убеждение: мы выиграли «холодную войну», мир сейчас более гарантирован, теперь у нас будет меньше войн.

Лексическая трансформация: описательный перевод.

Auch das ein Irrtum, weil sich bald zeigte, dass die Schere zwischen Arm und Reich nun noch weiter und noch schneller auf ging als zu vor.

И это тоже было заблуждением, поскольку вскоре оказалось, что «ножницы» между богатыми и бедными становятся только шире, и эта пропасть увеличивается еще быстрее, чем прежде.

Лексическая трансформация: описательный перевод.

Den noch sind unsere auЯen politischen Debatten immer noch geprдgt von zweigerade zu ьbermдchtigen Trends: Von gehetzten Reaktionen auf ьberraschende Ereignisse und von der Fortschreibung ьber kommen er Denkmuster zu ihrer Erklдrung und Bewдltigung.

Тем не менее, наши внешнеполитические дискуссии все еще несут на себе отпечаток двух сверхмощных тенденций: лихорадочных реакций на неожиданные события и использование передаваемых по наследству ментальных схем по их объяснению и преодолению.

Замена пассивного залога на активный залог.

Die Welt von gestern war dominiert durch zwei alles beherrschende Themen.

В мире вчерашнего дня доминировали две темы.

Прием функциональной замены.

Verstehen wir also noch die Welt, in der wir leben?

Итак, в состоянии ли мы еще понимать мир, в котором живем?

Грамматическая трансформация: перестановка.

Heute erscheint uns diese Zeittrotzihrer Gefahren und der immer vor handelnden Drohung eines Atomkriegs zwischen Ost und West als gerade zu mдrchenhaft verlдsslich.

Сегодня то время кажется нам прямо-таки сказочно надежным — несмотря на все его опасности и постоянную угрозу ядерной войны между Востоком и Западом.

Стилистическая трансформация: синонимическая замена.

Nach 1989 hat die Welt daran geglaubt, dass die goldenen Zeiten von Globalisierung und Wohlstandanbrechen wьrden, weil sich Demokratie und Marktwirtschaft ьberall durchgesetzt hдtten.

После 1989 года мир верил в то, что наступят золотые времена глобализации и благосостояния, поскольку демократия и рыночная экономика везде пробьют себе дорогу.

При переводе текста с одного языка на другой мы были вынуждены прибегнуть к различным видам трансформаций. Это связанно с тем, что структура немецкого языка заметно отличается от структуры русского, поэтому переводчику приходится использовать серьезные изменения в конструкциях предложений, чтобы читатель легко воспринимал информацию.

Библиография

1. http://www.langrus.ru/content/view/81/

2. http://multitran.ru/

3. http://ru.wikipedia.org/…/Публицистический_стиль

4. http://translations.web-3.ru/intro/equivalents/

5. http://www.stilistika.by.ru/09.shtm

6. Электронный словарь ABBYY Lingvo

Приложение

Neue Welt, altes Denken

Die Grenzen zwischen AuЯenund Innenpolitik lцsen sich auf

Seit 1989 hat sich die Welt fundamental verдndert; aber die Denkmuster zu ihrer Erklдrung sind die gleichen geblieben. Wenn Unьbersichtlichkeit die Politik ьberfordert, sucht sie nach einfachen Antworten. Mit schlichten Dichotomien will auch die Wissenschaft immer komplexere Verhдltnisse interpretieren. Beides muss zwangslдufig scheitern.

Am Anfang starb in Peking ein Chinese. Der Tod von Hu Yaobang, dem ehemaligen Generalsekretдr der Kommunistischen Partei Chinas, lцste eine Kette von Ereignissen aus, die innerhalb weniger Monate die Weltordnung von Grund auf verдnderten. Es begann vцllig unspektakulдr: Kaum war sein Tod am 15. April 1989 цffentlich bekannt geworden, legten Studenten der Universitдt Peking auf dem Platz des Himmlischen Friedens an der Gedenksдule fьr die Mдrtyrer der Revolution Blumen und Krдnze nieder. Die Jugend Chinas wagte es, in aller Цffentlichkeit ihre Unterstьtzung fьr die Reformwilligen an der Spitze der Partei zu signalisieren. «Demokratie und Freiheit» lautete wenig spдter die Parole der Studenten. Und dieses Signal wurde verstanden: Bald drдngten sich die Menschen zu Hunderttausenden auf den Plдtzen Pekings und anderer groЯer Stдdte. Die StraЯen verwandelten sich in ein Meer von Spruchbдndern und Fahnen, allerorten wurde lebhaft diskutiert, die Parteifьhrung war in der Defensive und westliche Reporter reisten scharenweise nach Peking, um live darьber zu berichten.

Doch die Hoffnungen, die in den Wochen seit dem Tod Hu Yaobangs gewachsen waren, wurden buchstдblich ьber Nacht zunichte gemacht. Als die «Gцttin der Demokratie» fiel — von Studenten erbaut und in den frьhen Morgenstunden des 4. Juni 1989 von Panzern niedergewalzt — schien es, als hдtten die Machthaber der Kommunistischen Partei dem Spuk ein grausames, aber grьndliches Ende bereitet. Sie hatten allerdings nicht mit der Macht der Medien gerechnet. Die weltweite Resonanz auf den Militдreinsatz gegen friedliche Studenten war dramatisch; niemand hatte zum damaligen Zeitpunkt ein solches Echo fьr mцglich gehalten. Am allerwenigsten die regierenden kommunistischen Parteifьhrer in Mittelund Osteuropa. Die westlichen Beobachter internationaler Politik ebenso wenig.

In der allgemeinen Aufregung ьbersahen sie einen weiteren, winzigen Vorfall, der massive Folgen haben sollte. Fernab von Peking, in einem kleinen Bundesland des damals noch geteilten Deutschlands, konnte man die Auswirkung der Ereignisse in Peking erstmals spьren: Als Egon Krenz, der designierte Nachfolger von Erich Honecker, am 5. Juni wдhrend eines Besuchs beim saarlдndischen Ministerprдsidenten Oskar Lafontaine gefragt wurde, was er von den Ereignissen in Peking hielte, platzte ihm der Kragen: «Ich weiЯ gar nicht, was Sie wollen,» schnauzte er vor laufenden Kameras. «Schauen Sie doch hin! In Peking ist nichts anderes geschehen als die Wiederherstellung von Ruhe und Ordnung.» Die Menschen in der DDR wussten, was sie von diesen Sдtzen zu halten hatten. Kurz darauf skandierten sie auf den StraЯen von Leipzig: «Wer Peking lobt, kann hier nicht wenden.»

Plцtzlich war nichts in der internationalen Weltordnung mehr so, wie es vier Jahrzehnte lang gewesen war. Politiker ьberall mussten lernen, mit Ьberraschungen zu leben. Praktisch alles, was zwei Generationen als unverrьckbare Grundlagen der Weltpolitik betrachtet hatten, geriet in Bewegung.

Allerdings gilt es, einen wesentlichen historischen Unterschied zu beachten: Nach den groЯen und katastrophalen Einschnitten des 20. Jahrhunderts hat es immer wieder Versuche zur fundamentalen Neuordnung der internationalen Politik gegeben, auch wenn diesen Versuchen hцchst unterschiedlicher Erfolg beschieden war. Nach dem Ersten Weltkrieg waren es die Versailler Friedenskonferenz und die Geburt des Vцlkerbundes, nach dem Zweiten Weltkrieg die Konferenz von Potsdam und die Grьndung der Vereinten Nationen. Nach der Wendezeit von 1989 hat es einen solchen Versuch nicht gegeben. Und geradezu zwangslдufig hat sich internationale Politik auf der Grundlage alter, gewachsener, aber schon in der Vergangenheit nur begrenzt leistungsfдhiger Strukturen in eine vцllig neue Zeit bewegt. Die Schwierigkeiten waren mit dem Geburtsfehler vorprogrammiert.

Trдume, Hoffnungen, Irrtьmer

In vielen Kцpfen hatte sich nach dem Fall der Mauer und dem Zusammenbruch des kommunistischen Lagers die Ьberzeugung gebildet: Wir haben den Kalten Krieg gewonnen und jetzt ist der Friede sicherer. Jetzt werden wir weniger Kriege haben. Von Friedensdividenden wurde geredet. Heute wissen wir: Das war nur einer von vielen Irrtьmern. Fьr einen kurzen historischen Moment trдumte die Menschheit von mehr Sicherheit. Schon ein oberflдchlicher Blick auf die Welt von heute zeigt aber, dass das genaue Gegenteil eingetreten ist: Wir haben nicht weniger Kriege bekommen — sondern mehr. Und wir haben festgestellt, dass der Ost-West-Konflikt in weiten Teilen der Welt mдЯigende Wirkung auf viele Regionalkonflikte hatte. Manches, was seither an kriegerischen Ausbrьchen in Afrika, Asien und sogar Europa aufgeflammt ist und Hunderttausende von Menschenleben gekostet hat, wдre zu Zeiten des Kalten Krieges so nicht mцglich gewesen.

Nach 1989 hat die Welt daran geglaubt, dass die goldenen Zeiten von Globalisierung und Wohlstand anbrechen wьrden, weil sich Demokratie und Marktwirtschaft ьberall durchgesetzt hдtten. Auch das ein Irrtum, weil sich bald zeigte, dass die Schere zwischen Arm und Reich nun noch weiter und noch schneller aufging als zuvor.

Und schlieЯlich hofften viele, dass multilaterale Zusammenarbeit die Welt nach der groЯen bipolaren Konfrontation prдgen wьrde. Dass die Multilateralitдt in den letzten 15 Jahren sehr viel effizienter geworden sei, lдsst sich nach den Debatten um den Irak-Krieg allerdings kaum noch behaupten. Die Leistungsfдhigkeit der Vereinten Nationen hat ebenfalls nicht wirklich zugenommen. Und die Bereitschaft groЯer Nationalstaaten zur Zusammenarbeit — ob es um das Kyoto-Protokoll geht oder um den Internationalen Strafgerichtshof, um Wдhrungsstandards, Kooperation im Welthandel, Bekдmpfung des Welthungers oder nachhaltigen Umweltschutz — nichts funktioniert in der Praxis so multilateral, wie es sich die Weltgemeinschaft in der Theorie zurechtgelegt hatte.

Die Welt von gestern war dominiert durch zwei alles beherrschende Themen. Sicherheit stand ganz im Vordergrund, und zwar in einem multidimensionalen Verstдndnis: Sicherheit als nationalstaatliche Sicherheit gegen Angriffe von auЯen, aber auch Sicherheit im Inneren — soziale Sicherheit, Sicherheit von Arbeitsplдtzen, Sicherheit von Zukunftsperspektiven. Das zweite groЯe Thema war Wohlstand — ebenfalls in einer internationalen und einer nationalen Perspektive: Wohlstandsgefдlle zwischen Nationen, zwischen Nord und Sьd, und Wohlstandserzeugung innerhalb von Nationen. Wie schafft man Wohlstand und Entwicklung? Wie verteidigt man ihn? Und wie geht man mit den Problemen um, die sich aus dem zum Teil dramatischen Wohlstandsgefдlle ergeben?

Aus welcher dieser beiden Perspektiven auch immer man heute die Welt betrachtet: AuЯenpolitik ist nicht mehr AuЯen-Politik. Was in anderen Regionen passiert, hat unmittelbare und erhebliche Auswirkungen auf unsere innere Sicherheit, unsere Arbeitsmдrkte, unser Konsumverhalten, unser Klima. AuЯenpolitik betrifft jeden von uns, jeden Tag. Und sie bleibt lдngst nicht mehr nur einer kleinen Gruppe von Diplomaten und Spezialisten ьberlassen. Dennoch sind unsere auЯenpolitischen Debatten immer noch geprдgt von zwei geradezu ьbermдchtigen Trends: Von gehetzten Reaktionen auf ьberraschende Ereignisse und von der Fortschreibung ьberkommener Denkmuster zu ihrer Erklдrung und Bewдltigung.

Undenkbares und Unerwartetes

Ьberraschungen bestehen immer aus zwei Elementen: aus Undenkbarem und Unerwartetem. Ьberrascht sind wir, wenn Dinge geschehen, die wir fьr undenkbar gehalten hatten. Ьberrascht war Charles Darwin, als er auf den Galapagos-Inseln mit Einsichten ьber die Evolution konfrontiert wurde, die in seiner bis dahin geltenden Wissenschaftswelt undenkbar waren. Ьberrascht waren auch wir, als die Berliner Mauer fiel, weil es im Jahr 1989 schlicht undenkbar war, dass die DDR von der politischen Landkarte verschwinden und ihr die Weltmacht UdSSR zwei Jahre spдter folgen wьrde.

Ьberraschungen entstehen aber auch dann, wenn Unerwartetes eintritt: Ereignisse, die wir zwar fьr mцglich, aber doch nicht fьr wirklich wahrscheinlich halten. Wie der 9. November 1989 das eigentlich Undenkbare symbolisiert, so steht der 11. September 2001 fьr das Unerwartete. Vor terroristischen Bedrohungen war gewarnt worden. In dieser Weise erwartet hatte sie niemand. Beide Ereignisse vermitteln jeweils eigene und einfache Lektionen. Die Lektion aus dem Fall der Mauer lautet: Supermдchte, die sich allein auf militдrische Ьberlegenheit stьtzen, werden es auf Dauer schwer haben, ihren Supermachtstatus zu behaupten. Ob die derzeitige amerikanische Administration diese Lektion verstanden hat, mag bezweifelt werden. Und die Lektion aus dem 11. September 2001 lautet: Wir mьssen viel grundsдtzlicher umdenken, als wir es bislang fьr mцglich gehalten haben. Wenn Undenkbares und Unerwartetes zusammentreffen, entstehen allzu leicht tief greifende Krisen. AuЯenpolitik steckt mitten in einer solchen Krise. Alle Denkmuster, an die wir gewцhnt sind und mit denen wir internationale Politik beschrieben, erklдrt und gemacht haben, stehen auf dem Prьfstand.

Verstehen wir also noch die Welt, in der wir leben? Innerhalb weniger Monate sind alle gewohnten Bezugspunkte verloren gegangen. Im Kalten Krieg wussten wir genau, was Gut und Bцse war, wo in der Welt sich unser Platz befand, woher die Bedrohungen kamen und wer unsere Freunde und Alliierten waren. Feinde hatten Gesichter, Namen und Adressen. Bedrohlich empfanden wir die Welt von gestern schon, aber in den Rahmenbedingungen fьr unser eigenes Denken dennoch vertraut. Heute erscheint uns diese Zeit trotz ihrer Gefahren und der immer vorhandenen Drohung eines Atomkriegs zwischen Ost und West als geradezu mдrchenhaft verlдsslich.

Die meisten Leser werden wohl ohne zu zцgern zustimmen, dass das Doppelereignis des 9. November 1989 und des 11. September 2001 — Eleven-Nine und Nine-Eleven, wie die Amerikaner sagen — eine Zeitenwende markiert. Aber vielleicht ist diese Wahrnehmung ungenau: Die Zeitenwende liegt nicht hinter, sie liegt noch vor uns! Sie wird zwar begleitet von einschneidenden, die Aufmerksamkeit absorbierenden Einzelereignissen, aber sie verlдuft schleichend und eben deshalb wirkungsmдchtiger, als die hektische tдgliche Medienberichterstattung es suggeriert. Und sie fragt nicht nach der alten Logik von Machtpolitik, sondern nach den neuen Logiken von Globalisierung, Beschleunigung und Vernetzung.

Hier liegt die eigentliche Herausforderung. Die Welt hat sich fundamental verдndert, aber die Denkmuster zu ihrer Erklдrung sind die gleichen geblieben. Die groЯen Themen internationaler Nachrichten, die Schlagzeilen der Weltpresse sind lediglich Oberflдchenphдnomene. Dahinter verbergen sich Tiefenstrukturen, deren Verдnderung viel wesentlicher — und viel weniger beachtet -, aber deshalb umso wichtiger ist. Schwierige Situationen werden erst durch entsprechende Wahrnehmung zu Krisen. Sie kцnnen zur Not medial schцn geredet werden. Wirklich gefдhrlich sind jedoch Situationen, die effektiv kritisch sind, aber als solche nicht wahrgenommen werden.

Schwarz und WeiЯ

Wenn komplexe Verhдltnisse die Politik ьberfordern, sucht sie nach einfachen Antworten. Tunnelblick schьtzt vor Ьberlastung. Er verfьhrt aber auch zu simplen Lцsungen, die komplexen Herausforderungen nicht angemessen sind. Sechs besonders intensiv diskutierte Beispiele sollen hier illustrieren, wie diese Denkmuster wirken. Produziert werden sie im Wesentlichen von amerikanischen Trendsettern in der internationalen Debatte. Die Publikationsstrategie ist immer dieselbe: Als erstes muss eine Idee in einer weit verbreiteten, international renommierten Zeitschrift verцffentlicht werden und eine entsprechende Resonanz auslцsen. Gelingt dieses, sollte innerhalb des darauf folgenden Jahres das entsprechende Buch mit der begleitenden Marketingstrategie erscheinen. Internationale Aufmerksamkeit und der цkonomische Erfolg einer solchermaЯen platzierten Publikation sind gesichert. Alle im Folgenden beschriebenen Bьcher verstehen sich als Angebote, die Welt, in der wir leben, besser zu verstehen. Alle sind Bestseller geworden. Und doch helfen sie am Ende wenig weiter.

Der erste Erklдrungsversuch stammt von Francis Fukuyama1 — das «Ende der Geschichte». Seine Argumentation lautet in einfachen Zьgen wie folgt: Das Ende der Sowjetunion hat den Triumph der Demokratie unter Beweis gestellt, und damit vollendet sich, wonach die Menschheit seit 200 Jahren gestrebt hat: der Siegeszug der Demokratie. Menschen, so argumentiert Fukuyama zunдchst sehr individualistisch, sehnen sich nach Selbstwertgefьhl und fьhlen sich nur in Gesellschaften wohl, die die Erreichung dieser Gefьhle garantieren. Demokratien tun das. Sie gewдhren Wahlrecht, Menschenrechte, Gleichheit vor dem Gesetz. Fukuyama nennt Demokratien entsprechend «the final form of human government». Er sieht den Ursprung der Entwicklung in der franzцsischen und amerikanischen Revolution, deren Kreis sich 1989 schlieЯt. Nachdem die Demokratien Sozialismus, Kommunismus und Faschismus ьberwunden haben, treten sie nun in eine neue Phase ein. Es gibt natьrlich noch andere Systeme — und daraus erwдchst seine fundamentale Dichotomie: Demokratien auf der einen, Nichtdemokratien auf der anderen Seite. Aber wenn Demokratien am besten Frieden und Wohlstand garantieren, dann ist die nahe liegende Ьberlegung doch — leicht abzulesen an der AuЯenpolitik der Bush-Administration — dass die Welt mцglichst demokratisch sein sollte. Die strategische Konsequenz lautet: Die Unterstьtzung von Demokratisierungsprozessen ist ureigenes Anliegen des «Westens». Fukuyama schreibt insofern das Programmpapier einer regelrechten Industrie, die in den neunziger Jahren Hochkonjunktur hatte und mit dem Krieg gegen den Irak ihren vorlдufigen Hцhepunkt fand: Promoting and Protecting Democracies — Unterstьtzung fьr Demokratien von auЯen! Fukuyamas Denkansatz teilt die Welt in Demokratien und Nichtdemokratien.

Der zweite Denkansatz hebt auf eine vцllig andere Problemebene ab, folgt aber im Prinzip demselben Denkmuster: Samuel Huntingtons «Kampf der Kulturen"2. Huntington behauptet im Kern, dass es nicht mehr die groЯen ideologischen Bruchlinien der Weltpolitik seien, sondern kulturelle Bruchlinien, welche die internationale Politik bestimmen — entlang von Zivilisationen, die er hцchst allgemein definiert als «the highest cultural grouping of people and the broadest level of cultural identities people have — short of what distinguishes humans from other species.» Huntington kann sich solche wenig filigranen Definitionen leisten. Insgesamt unterscheidet er acht groЯe Zivilisationskreise: westlich, konfuzianisch, japanisch, islamisch, hinduistisch, slawisch-orthodox, lateinamerikanisch, afrikanisch. Huntington selbst spricht von einem «velvet curtain», einem samtenen im Gegensatz zu einem «eisernen» Vorhang. Seine Dichotomie ist im Grunde simpel: The West against the Rest.

Robert Kaplan argumentiert, dass der Globus sich kьnftig nach sozioцkonomischen Verwerfungslinien teilen werde. Seine Dichotomie ist die дlteste und einfachste ьberhaupt: Arm gegen Reich. Bei den Armen konstatiert er eine Bevцlkerungsexplosion zu ihren Lasten, bei den Reichen eine Technologieexplosion zu ihren Gunsten. Auch Kaplan kommt zu einer strategischen Konsequenz bezьglich der Hauptaufgaben fьr die internationale Politik. Er entscheidet sich fьr Entwicklungshilfe, fьr technische Hilfe und Familienplanung: Bewдltigt die Krise, bevor die Krise euch einholt!

Thomas Friedman fasst seine Dichotomie wieder anders. Fьr ihn ist Globalisierung die markante Trennlinie der internationalen Politik. Auf der einen Seite gibt es Staaten, die eingebunden sind in die Globalisierung, auf der anderen Seite die, die drauЯen bleiben. Es geht in Zukunft nicht mehr um Panzer und Raketenwerfer, sondern um PCs pro Haushalt. Es geht um Mдrkte und nicht mehr um Institutionen. Auch Friedman hat eine Therapie. Er spricht von sozialen Sicherheitsnetzen, von kultureller Integritдt und Umweltschutz. Aber letztlich ist auch sein Denkansatz dichotomisch: Die Vernetzten gegen die Abgekoppelten.

Robert Kagans Dichotomie ist nicht zuletzt deshalb so oft zitiert worden, weil sie die Europдer besonders дrgert. Mars und Venus bilden fьr ihn die Metaphern zur Beschreibung prinzipiell unterschiedlicher Zugдnge zu Lцsungen der zentralen Probleme internationaler Politik. Vereinfacht lautet sein Gegensatz: Hier die USA mit ihrem hobbesianischen Realismus, dort die Europдer mit ihrem kantianischen Idealismus. Schnelle Problemlцsungen wollen die einen, multilaterale Verfahren die anderen. Nicht nur der Autor, sondern auch seine Befьrworter in Teilen der amerikanischen Administration erliegen dem Zauber eines geradezu verfьhrerisch falschen mythologischen Bezugs: In der Sage gewinnt am Ende immer Venus, weil der vom Kriegshandwerk ermьdete Mars nur in ihren Armen Ruhe und Geborgenheit findet.

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой