Текстология как метод анализа подлинности документа

Исследователь, идя постепенно все время назад, к исходному пункту, но заранее зная конечный результат, старается проследить все этапы творческой истории произведения.

В этом смысле читательское восприятие произведения совсем иное, чем текстологическое. Читатель, как и текстолог, видит конечный результат, но видит только его в естественном, так сказать, порядке, а текстолог тоже знает его, но прослеживает, идя от конца к началу.

Поэтому производить сверку текстов целесообразнее всего, идя обратно хронологически — от последнего издания к предпоследнему и так постепенно восходя к первому, потом к беловой рукописи, затем к черновым, к отдельным наброскам, к первоначальному плану и т. д.; в таком случае достигается экономия труда и отчетливее выявляется творческий замысел и пути его осуществления.

Соответственно таким образом и должны фиксироваться выявленные варианты в так называемом текстологическом паспорте: в нем в хронологическом порядке, располагаясь по горизонтали, дается свод вариантов по отношению к тексту, принятому за исходный. В последних двух графах дается принятый текст и его мотивировка. Если принятый текст равен исходному, мотивировка, естественно, отсутствует.

При сверке желательно сличение хотя бы некоторых экземпляров одного и того же издания. Таким образом удается иногда обнаружить в них важные различия.

Достаточно напомнить найденное Н. Л. Степановым в 1936 г., никому не известное предисловие Гоголя к «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

Это предисловие сохранилось в единственном экземпляре Библиотеки Академии наук СССР: оно было изъято из уже готовой книги. Дело в том, что обязательный экземпляр рассылался типографией сразу же по отпечатании тиража, еще до выпуска книги в свет. Книга Гоголя была задержана, и предисловие было изъято, но в отосланном уже в Академию наук экземпляре сохранилось и заменено другим экземпляром не было. Очевидно, другие обязательные экземпляры (Публичной библиотеки, Румянцевского музея и др.) были либо разосланы позднее, либо (что менее вероятно) заменены.

Отсюда следует, что при сверке особенно важно обращаться именно к тем книгохранилищам, в которые книга поступала в качестве обязательного экземпляра. Снятое предисловие заставило Гоголя на ходу дополнить и кое в чем изменить и текст «Вия».

Сделаны уже первые попытки механизировать сличение текстов разных экземпляров одного издания. Специальным прибором произведено сличение разных экземпляров первых изданий Шекспира — основных источников его текста (рукописи, как известно, отсутствуют). В итоге машина приблизительно в 40 раз быстрее, чем это мог бы сделать человек, сравнила 75 000 страниц двухколонного текста и при этом обнаружила несколько сот неизвестных ранее разночтений.

§ 2. Изучение рукописи Значительным достижением советской текстологии следует считать методику чтения рукописи не по словам или даже частям слов (как традиционно работали редакторы), а осмысленное чтение контекста.

Эта методика настойчиво пропагандировалась в работах Б. В. Томашевского, но особенно С. М. Бонди, посвятившего несколько статей ее подробному обоснованию 3. В настоящее время она может считаться общепринятой в советской текстологической практике.

Неопытный текстолог стремится во что бы то ни стало прочесть данное слово рукописи, затем другое, следующее, или даже отдельные вразбивку и т. д. Он может в этой работе достигнуть некоторых успехов, но заранее можно сказать, что в целом его труд более или менее обречен на неудачу.

При всей изобретательности и остроумии он рискует принять желаемое или предполагаемое за истинно написанное. В. С. Люблинский совершенно правильно указал, что при напряженном ятении легко возникают миражи 1. В. В. Виноградов остроумно заметил, что «текстолог, подобно влюбленной женщине, нередко видит то, что ему хочется и чего в действительности нет»

Приступая к чтению рукописи, текстологу необходимо преодолеть еще одно препятствие, то, которое Д. С. Лихачев назвал «гипнозом чужого прочтения».

Гипноз этот так силен, что в качестве методического приема следует решительно настаивать на том, чтобы текстолог не имел перед собой трудов своих предшественников, не пользовался их расшифровками ни для справок, ни для сопоставлений. Лишь когда работа закончена, в порядке контроля можно рекомендовать обращение к другим чтениям.

К этому времени у текстолога обычно уже создается убежденность в своем прочтении, возникает возможность критической оценки работы предшественника.

Выработанные советской текстологической практикой принципы можно свести к следующим пунктам:

1. Чтение рукописей (как и сверка) преследует не формальную цель — преподнести читателю дипломатически точную копию написанного писателем, а имеет в виду нечто иное — помочь установлению основного текста.

Для этого-то и надо осмыслить творческий процесс в его постепенном движении в целом. Прочесть текст — значит понять его. Вне и до этого перед нами не текст, а набор отдельных, полностью или частично прочитанных слов и фраз. Текстолог должен, настаивает С. М. Бонди, не только прочесть отдельные слова, но уловить их связь и смысл.

Чтобы расслоить рукопись на отдельные хронологические пласты, текстолог, по мнению С. М. Бонди, должен идти от понимания замысла в целом к частям, а потом снова возвратиться к целому, все время памятуя о контексте. Встречающиеся у текстолога роковые пометы «нрзб» (не разобрано), по мнению исследователя, — свидетельство недоделанной, не до конца понятой работы: «Нрзб» в транскрипции не несчастье, а позор" («Черновики Пушкина», с. 190).

Впрочем, нельзя не предостеречь молодых, начинающих исследователей: стремясь избежать страшного «нрзб», они порою, силясь прочесть трудно читаемое место, попросту его помышляют — лучше все-таки честно сознаться в своей неудаче в прочтении.

2. Необходимо строгое различение понятий черновика и беловика. С. М. Бонди особенно настаивает на том, что они и творчески, и принципиально различны.

Черновик «пишется для себя, с расчетом на то, что в дальнейшем будет расшифрован, перебелен. Беловик же отражает не процесс работы, а конечный результат ее; пишется он почти всегда для других».

Текстологу нередко приходится разрешать проблемы заглавия. Здесь необходимо проявлять особое внимание и осторожность при принятии тех или иных решений.

Не все установившиеся в нашей практике могут быть признаны правильными.

Остается не до конца проясненной история стихотворения Некрасова, начинающегося словами «Не говори, забыл он осторожность…». В целях цензурной маскировки на разных этапах творческой истории оно отсылало к Байрону, к Барбье, к Ларре.

Впервые оно было напечатано (без последней строфы) в «Отечественных записках» (1877, № 1) без заглавия.

Однако в экземпляре сборника «Последние песни», подаренном 3 апреля 1877 г. художнику И. Н. Крамскому, Некрасов зачеркнул заглавие «Пророк» и подзаголовок «Из Барбье» и надписал «Памяти Чер (нышев)

ского". Сообразив, что критик еще жив, поэт зачеркнул первое слово и исправил: «В воспоминание о Чер (нышев)

ском".

«Таким образом, перед нами твердо выраженная воля автора — заглавие и подзаголовок заменены, другими.

Несмотря на это, в Полном собрании сочинений и писем Некрасова (1948) и во всех последующих изданиях стихотворение получило заглавие «Н. Г. Чернышевский. (Пророк)».

В нем произвольна первая часть, не восходящая ни к какому тексту или автографу поэта, а вторая представляет собой отмененное автором заглавие; таким образом, перед нами незаконная контаминация двух разнородных элементов".

Еще один пример. В 1951 г. в № 57 «Литературного наследства» Б. П. Козьминым был опубликован памфлет молодого Добролюбова — его анонимное письмо к Н. И. Гречу.

Этот замечательный политический документ был подписан: «Анастасий Белинский». «Анастасий» по-гречески значит «воскресший» — смысл псевдонима очевиден.

Однако с этим документом произошла путаница.

В нескольких изданиях его сразу произвольно наименовали «Воскресший Белинский» — заглавием, не имеющим никакого права на существование.

Заключение

В известной мере то же определение задач текстологии, или иначе «критики текста», находим мы и у проникновенного исследователя текстов, от которого в значительной мере пошли новые современные методы в текстологии памятников нового времени, — Б. В. Томашевского: «Решение вопроса о подлинности и соответствии документа во всех частях тому, что он передает, называется критикой текста. Реальные результаты критики текста — устранение погрешностей документа, а потому в узком смысле критикой текста называют разыскание и установление ошибок документа и восстановление в подлинном виде переданного документом ошибочно».

Восстановление «подлинного» текста для его издания считают, в основном, целью изучения текста и западные филологи. Так, основные задачи текстологии были сформулированы Г. Посом следующим образом: «Вся наука критики текста состоит в том, чтобы из претендующего на подлинность текста реконструировать текст действительный, законный, подлинный». Задачу критики текста в определении текста для издания видит и крупнейший знаток греческих рукописей А. Дэн: «Непосредственная цель изучения рукописей, — пишет А. Дэн, — издание текстов». Иных серьезных целей А. Дэн не видит: «Редки ученые,—я все же знал таких, — которые читают рукописи только ради удовольствия чтения. Еще более редки, по-видимому, — но есть и такие, — которые ходят в библиотеки для удовольствия рассматривать миниатюры лицевых рукописей. Настоящий ценитель сокровищ наших библиотек — филолог — издатель текстов». Больше того, А. Дэн утверждает: «Весь прогресс филологической науки связан с проблемой издания текстов».

Текстология в основном и у нас, и на Западе определялась как «система филологических приемов» к изданию памятников и как «прикладная филология». Поскольку для издания текста важен был только «первоначальный», «подлинный» текст, а все остальные этапы истории текста не представляли интереса, критика текста спешила перескочить через все этапы истории текста к тексту первоначальному, подлежащему изданию, и стремилась выработать различные «приемы», механические способы «добывания» этого первоначального текста, рассматривая все остальные его этапы как ошибочные и неподлинные, не представляющие интереса для исследователя. Поэтому очень часто исследование текста подменялось его «исправлением». Исследование велось в тех крайне недостаточных формах, которые необходимы были для «очищения» его от «ошибок», от позднейших изменений. Если текстологу удавалось восстановить первоначальное чтение того или иного места, то остальное — история данного места, а иногда и текста в целом — его уже не интересовало. С этой точки зрения текстология действительно практически оказывалась не наукой, а системой приемов к добыванию первоначального текста для его издания. Текстолог пытался достигнуть того или иного результата, «добыть» тот или иной текст без внимательного изучения всей истории текста произведения как единого целого.

Факсимильные и дипломатические издания предназначаются для продолжения исследований рукописи (для замены рукописей) и для фиксации внешнего вида рукописей (особенно тех, которые разрушаются). Те и другие издания должны сопровождаться обстоятельными пояснениями с проверкой изданий по рукописям. Обычные представления о том, что факсимильные издания полностью заменяют рукописи, ошибочны. Факсимильные издания не дают представления о материале, на котором написан текст (например, о водяных знаках на бумаге, о выделке пергамена и пр.), о цвете чернил, киновари и пр. (даже цветные воспроизведения обычно искажают цвет). В них часты ошибки ретуши. Поля рукописи я имеющиеся на них отметки могут оказаться в издании срезанными. Может исчезнуть тот или иной лист, страница.

Тыльная сторона переплета может быть принята за страницу. В факсимильных воспроизведениях может чрезмерно выступить одна часть текста и исчезнуть другая. Может выступить просвечивающий оборот листа. Трещины (в берестяных грамотах) и грязные пятна могут слиться с буквами, показаться их продолжениями. Карандашные пометы могут не выйти.

Тонкие линии могут оказаться на передержанной фотографии толстыми, а при недодержке не выйти. В факсимильных изданиях должны быть учтены дефекты фотографии, ретуши, клиширования, печатания. По существу текст факсимильных изданий остается в них непрочтенным и неустановленным. Поэтому крайне важно, чтобы факсимильные издания сопровождались изданием транскрипции текста (дипломатическим его изданием).

И наоборот: дипломатические издания наиболее эффективны, если они сопровождаются воспроизведением текста.

№ 1. Гришунин, А. Л. Исследовательские аспекты текстологии. — М.: Наука, 1998. — 346 с.

№ 2. Итальянские гуманисты XV века о церкви и религии / Пер. с лат. М. А. Гуковского.

— М.: Наука, 2007. — 456 с.

№ 3. Основы текстологии / под. ред. В. С. Нечаевой. — М., 1962. — 456 с.

№ 4. Рейсер, С. А. Палеография и текстология нового времени. — М., 1970. — 568 с.

№ 5. Современная текстология: теория и практика. — М.: Эксмо, 1997. — 312 с.

№ 6. Текстологическое изучение эпоса. — М.: Наука, 1971. — 480 с.

№ 7. Текстология. — М.: Изд-во Академия, 2009. — 346 с.

№ 8. Томашевский, Б. В. Писатель и книга. Очерк текстологии. — М.: Знание, 1959. — 346 с.

Текстология. — М.: Изд-во Академия, 2009. — С. 23.

Итальянские гуманисты XV века о церкви и религии / Пер. с лат. М. А. Гуковского. — М.: Наука, 2007.

— С. 342.

Текстология. — М.: Изд-во Академия, 2009. — С. 7.

Итальянские гуманисты XV века о церкви и религии / Пер. с лат. М. А. Гуковского. -

М.: Наука, 2007. — С. 344.

Основы текстологии / под. ред. В. С. Нечаевой. — М., 1962. — С. 23.

Томашевский, Б. В. Писатель и книга. Очерк текстологии. — М.: Знание, 1959. — С. 78.

Основы текстологии / под. ред. В. С. Нечаевой. — М., 1962. — С. 56.

Томашевский, Б. В. Писатель и книга. Очерк текстологии. — М.: Знание, 1959. — С. 88.

Томашевский, Б. В. Писатель и книга. Очерк текстологии. — М.: Знание, 1959. — С. 56.