Экономическое учение К. Менгера

Следовательно, каждая конкретная часть количества, доступного их распоряжению, конечно, имела бы тогда для них ценность.

Итак, неэкономические блага не только не имеют меновой ценности, как думали до сих пор, но не имеют и ценности вообще, а вместе с тем и ценности потребительной. После того как мы установим еще некоторые научные положения, мы ниже остановимся более подробно на отношении между потребительной и меновой ценностью. Здесь заметим лишь предварительно, что и меновая ценность, и потребительная составляют два понятия, подчиненные общему понятию ценности, следовательно, между собой они соподчиненные, и потому все, что мы выше говорили о ценности вообще, так же относится к потребительной ценности, как и к меновой.

Если же многие исследователи народного хозяйства, не приписывая неэкономическим благам меновой ценности, все же приписывают им потребительную, а некоторые новейшие английские и французские экономисты стремятся вообще изгнать понятие потребительной ценности из нашей науки и заменить его понятием полезности, то это объясняется непониманием существенного различия между обоими вышеуказанными понятиями и явлениями жизни, лежащими в их основании.

Полезность — это годность предмета служить удовлетворению человеческих потребностей и потому (именно как познанная полезность) является общим условием характера благ. И неэкономические блага полезны в той же мере, как и экономические, вследствие своей годности удовлетворять человеческие потребности, и эта их годность также должна быть познана людьми, так как иначе они не могли бы вообще стать благами. Отличие неэкономического блага от экономического заключается в том обстоятельстве, что удовлетворение человеческих потребностей не зависит от обладания нами конкретными количествами первого, но зависит от наличия в нашем распоряжении конкретных количеств второго; вследствие этого хотя блага первого рода и обладают полезностью, но лишь блага второго рода имеют для нас наряду с полезностью еще и то значение, которое мы называем ценностью.

Ошибка, лежащая в основании смешения понятия полезности с понятием потребительной ценности, разумеется, не имела влияния на практическую деятельность людей. Ни один хозяйствующий субъект до сих пор не наделил при обыкновенных условиях ценностью кубического фута воздуха или кружки воды в местностях, изобилующих водой, и всякий на практике отличает, и даже весьма хорошо, годность вещи служить удовлетворению одной из его потребностей от ее ценности. Однако вышеуказанная ошибка явилась большим препятствием для развития общих учений нашей науки.

То обстоятельство, что благо имеет для нас ценность, заключается, как мы видели, в том, что наличие его в распоряжении имеет для нас значение удовлетворения потребности, которая без того не была бы удовлетворена. Правда, наши потребности могут отчасти зависеть от нашей воли или от нашей привычки, по крайней мере поскольку идет речь об их происхождении, но раз они уже налицо, ценность, которую блага имеют для нас, уже не представляет собой ничего произвольного, но есть неизбежное следствие познания их значения для нашей жизни или нашего благосостояния. Поэтому мы напрасно старались бы не приписывать благу ценности, раз мы пришли к сознанию, что от наличия его в распоряжении зависит удовлетворение одной из наших потребностей. Напрасно было бы также стараться приписывать ценность благам, от наличия которых в нашем распоряжении мы не сознаем своей зависимости. Поэтому ценность благ не есть нечто произвольное, но всегда необходимое следствие познания человеком зависимости сохранения своей жизни, своего благосостояния или хотя бы одной части последних какой бы то ни было величины от наличия в распоряжении блага или количества блага.

Что же касается этого познания, то люди могут так же ошибаться по отношению к ценности благ, как и по отношению ко всем другим объектам человеческого познания, и потому могут приписывать ценность предметам, в действительности согласно экономическому положению вещей ею не обладающим, если только они ошибочно считают, будто от какого-нибудь блага или количества блага зависит более или менее полное удовлетворение их потребностей, тогда как на самом деле этого отношения нет; в таком случае перед нами явление воображаемой ценности.

Ценность благ основана на отношении благ к нашим потребностям, а не на их сущности. С изменением этого отношения должна также возникнуть или исчезнуть ценность. Для жителей оазиса, имеющих в своем распоряжении источник, вполне покрывающий круг их потребностей в воде, определенное количество воды не имеет ценности на месте нахождения источника. Если же источник вследствие землетрясения внезапно стал бы давать настолько меньше воды, что удовлетворение потребностей жителей этого оазиса уже не было бы вполне обеспечено, так что удовлетворение каждой конкретной потребности должно было бы зависеть от наличия в распоряжении определенного количества воды, то последнее тотчас приобрело бы для жителей оазиса ценность. Однако эта ценность исчезла бы тотчас по восстановлении прежнего отношения, т. е. после того, как источник снова стал бы давать воду в прежнем изобилии. Подобное же явление имело бы место, если бы число жителей оазиса увеличилось настолько, что воды из источника не хватало бы уже более для удовлетворения всех потребностей. Такое изменение, вызванное увеличением потребителей, могло бы даже наступать с известной закономерностью периодически, во время посещения оазиса многочисленными караванами.

Итак, ценность не есть нечто присущее благам, не свойство их, но также и не самостоятельная, не сама по себе существующая вещь. Ценность — это суждение, которое хозяйствующие люди имеют о значении находящихся в их распоряжении благ для поддержания их жизни и их благосостояния, и потому вне их сознания она не существует. Поэтому также безусловно ошибочно называть благо, имеющее ценность для хозяйствующих субъектов, ценностью или же говорить о ценностях как о самостоятельных реальных предметах, как это делают экономисты, благодаря чему ценность объективируется. Объективно существуют только вещи, точнее говоря, количества их, а ценность их есть нечто, существенно от них отличное, а именно суждение, которое хозяйствующие индивиды себе составляют о значении, какое имеет наличие в их распоряжении количества благ для поддержания их жизни и благосостояния. Объективация ценности благ, по своему существу вполне субъективной, также много содействовала смешению основных понятий нашей науки.

3.

3. Учение об обмене

«Составляет ли стремление людей к мене, торговле и вообще к отдаче одной вещи за другую одно из первоначальных свойств человеческой природы или же оно — необходимое следствие разума и способности выражать свои мысли», словом, какие вообще причины приводят людей к взаимному обмену благами? Этот вопрос Адам Смитвил без ответа. Верно только то, замечает этот великий мыслитель, что удовольствие от обмена наблюдается у всех людей, и только у них, в противоположность остальным видам животного царства. [1, с. 134]

Чтобы установить прежде всего ясно самую проблему, возьмем случай, когда два соседа-земледельца после удачной жатвы обладают в большом размере избытком ячменя одного и того же рода и нет никаких препятствий к действительному обмену количеств его. В таком случае оба земледельца могли бы предаваться неограниченно удовлетворениям обмена и беспрестанно обмениваться 100 мерами или любым другим количеством своего ячменя. Но хотя нельзя понять, почему в таком случае им в самом деле не обмениваться, раз обмен сам по себе связан с удовольствием для лиц, вступающих в него, несомненно, однако, что земледельцы в предположенном нами случае воздержатся от обмена, а если бы они все же предприняли таковой, то их сочли бы, по всей вероятности, безумными именно ввиду этого удовольствия, испытываемого ими от акта мены.

Предположим теперь, что какой-нибудь охотник имеет очень много звериных шкур, т. е. много материала для одежды, но незначительный запас пищевых продуктов; потребности его в одежде поэтому вполне обеспечены, чего нельзя сказать относительно потребностей в пище; у соседа же земледельца отношение как раз обратное; предположим далее, что и здесь нет препятствий к фактическому обмену пищевых продуктов охотника на материал для одежды земледельца, и все же ясно, что в этом случае обмен между обоими указанными субъектами еще менее вероятен, чем в предыдущем. В самом деле, если бы охотник отдал свой незначительный запас средств пропитания в обмен на небольшое количество звериных шкур земледельца, то излишки охотника в материале для одежды, а земледельца — в средствах пропитания сделались бы только еще немного большими, чем это было до мены. Но так как в этом случае удовлетворение потребности охотника в пище, а земледельца — в одежде совсем не было бы обеспечено и, значит, хозяйственное положение обменивающихся ухудшилось бы, то вряд ли кто решился бы утверждать, что оба эти хозяйствующие субъекта получат удовольствие от такого обмена; наоборот, несомненно, что как охотник, так и земледелец самым решительным образом воспротивились бы такой мене, которая ясно уменьшает их благосостояние и может даже подвергнуть опасности их жизнь, и если бы все же почему-либо обмен этот последовал, единственное, что бы им оставалось сделать, это постараться вернуться снова, путем обмена к прежнему положению вещей. [6, с. 200]

Итак, стремление людей к обмену должно иметь другое основание, а не удовольствие от самого акта мены, потому что если бы обмен сам по себе был связан с удовольствием, т. е. если бы он был самоцелью, а не, наоборот, деятельностью, нередко неприятной и сопряженной с опасностями и экономическими жертвами, то было бы непонятно, почему бы людям не вступать в обмен в приведенном выше и тысяче других случаев, почему бы им не продолжать мены безгранично. Между тем в жизни мы повсюду видим, что хозяйствующие люди предварительно обдумывают, вступить ли им в обмен, и что, в конце концов, для каждого данного момента есть предел, далее которого обмен между двумя индивидами не продолжается.

Мы видим, таким образом, что обмен не представляется для людей самоцелью, а тем менее доставляет им сам по себе удовольствие, и потому нашей задачей в дальнейшем будет изложить его сущность и происхождение.

Начнем с простейшего случая. Вообразим двух земледельцев, А и В; оба вели до сих пор изолированное хозяйство, и первый из них после богатейшей жатвы имеет в своем распоряжении так много хлеба, что, обеспечив самым широким образом удовлетворение всех своих потребностей, он все же не знает, как употребить для себя и своего хозяйства известную часть своего запаса. У соседа его, земледельца В, в свою очередь был такой обильный урожай винограда, что он уже почти готов ввиду недостатка в бочках и переполнения погреба вином прошлых лет вылить часть вина урожая одного из предыдущих годов, отличающегося не особенно хорошим качеством. Итак, избытку на одной стороне соответствует ощутительный недостаток на другой. Земледелец, у которого так много лишнего хлеба, должен совершенно отказаться от потребления вина, потому что у него вообще нет виноградников, а второй земледелец, не знающий куда девать свое вино, ощущает недостаток в пищевых продуктах. Словом, тогда как первый земледелец может оставить гнить на своих полях много мер зерна, одно ведро вина доставило бы ему много наслаждения, которого он теперь лишен; и наоборот, второму земледельцу, решившему уже уничтожить не одно, а много ведер вина, несколько мер хлеба очень пригодились бы в хозяйстве. Первый земледелец испытывает жажду, второй — голод, а между тем обоим можно бы помочь — хлебом, который останется гнить на полях А, и вином, которое В решил вылить. Первый земледелец мог бы тогда, как и прежде, наиболее полным образом удовлетворить потребности в пище свои и своей семьи, но, кроме того, удовлетворить и свою потребность в вине, тогда как второй, как и прежде, полно удовлетворил бы свою потребность в вине, но, кроме того, ему не пришлось бы голодать. Ясно поэтому, что здесь перед нами случай, где благодаря тому, что распоряжение конкретными благами, А перейдет к В и, наоборот, распоряжение конкретными благами В перейдет к А, потребности обоих хозяйствующих субъектов могут быть лучше удовлетворены, чем это было бы без обоюдного перехода.

Только что изложенный случай, в котором с помощью взаимного перехода благ, не имеющих никакой ценности для вступивших в обмен лиц, следовательно, без всяких экономических жертв, обе стороны достигли более полного удовлетворения потребностей, чем это было бы без такого перехода благ, этот случай уясняет нам сущность экономического отношения, проявляющегося в обмене. Но мы слишком сузили бы пределы этого отношения, если бы ограничили его только теми случаями, где субъект может распоряжаться количеством какого-нибудь блага, далеко превышающим потребности в нем, и в то же время ощущает недостаток в другом благе, тогда как другое лицо имеет с избытком количества последнего блага и нуждается в первом; мы имеем перед собой такое отношение и тогда, когда во владении какого-нибудь индивида находятся блага, определенные количества которых представляют вообще для него меньшую ценность, чем количества иного блага, имеющегося в распоряжении другого лица, между тем как у последнего субъекта отношение как раз обратное. Положим, например, что в вышеприведенном случае первый земледелец не так уж много собрал хлеба, а второй — винограда, чтобы один мог оставить часть хлеба гнить на полях, а второй — вылить часть прежнего вина, но потребности их в этих благах все же были бы вполне удовлетворены; примем, что каждый из них мог бы с пользой для себя и своего хозяйства тем или иным путем употребить все находящееся в его распоряжении количество соответствующего блага.

Положим, например, что первый земледелец мог бы затратить весь свой запас хлеба с пользой таким образом, что, обеспечив предварительно совершенно удовлетворение более настоятельных потребностей в этом благе, известное количество хлеба употребил бы затем на то, чтобы откормить свой скот. Второй же не имеет вина так уж много, чтобы часть его нужно было вылить, но запаса этого блага хватает как раз на то, чтобы известную часть его предоставить рабам для усиления их работоспособности; нет сомнения, что в таком случае определенное количество, скажем мера хлеба для одного и ведра вина для другого хозяина, будет представлять хотя, быть может, и незначительную, но все же ценность, потому что от этого количества будет зависеть удовлетворение известной потребности обоих земледельцев.

Но если все-таки, таким образом, определенное количество, скажем мера хлеба, представляет для первого хозяина известную ценность, то этим вовсе не исключается возможность того, чтобы ведро вина имело большую для него ценность (когда удовольствия, доставляемые ему вином, имеют для него больше значения, чем более или менее обильное откармливание своего скота хлебом); и хотя в свою очередь ведро вина представляет для второго земледельца точно так же известную ценность, это еще, однако, не значит, что мера хлеба не может иметь для него большей ценности, обеспечивая ему и его семье лучшее питание или даже устраняя муки голода.

Поэтому самое общее выражение того отношения, которое мы здесь излагаем как важнейшее основание всякого обращения благ между людьми, таково: хозяйствующий субъект, А имеет в своем распоряжении конкретные количества какого-нибудь блага, которые представляют для него меньшую ценность, чем определенные количества другого блага, находящиеся в распоряжении другого хозяйствующего субъекта В, тогда как у последнего в оценке этих же количеств данных благ существует обратное отношение, т. е. такое же количество второго блага имеет для него меньшую ценность, чем принятое по внимание количество первого блага, находящегося в распоряжении А.

Если к этому отношению присоединяются еще: a) познание его со стороны обоих этих хозяйствующих субъектов, b) возможность осуществить действительно этот переход благ, о котором мы выше. говорили, то перед нами отношение, в котором только от соглашения обоих хозяйствующих субъектов зависит позаботиться о лучшем и более полном удовлетворении своих потребностей, чем это было бы без осуществления данного отношения.

И тот же принцип, который вообще руководит людьми в их хозяйственной деятельности, — стремление как можно полнее удовлетворить свои потребности, тот принцип, который приводит людей к исследованию полезных предметов внешней природы и к подчинению их своему распоряжению, та же забота об улучшении своего хозяйственного положения ведет также к исследованию вышеуказанных отношений, где только они налицо, и к использованию их в целях лучшего удовлетворения своих потребностей, т. е. к фактическому осуществлению перехода благ, о которых мы выше говорили. Это и есть причина всех явлений хозяйственной жизни, которые мы обозначаем словом «обмен», понятие, обнимающее в том смысле, в каком оно употребляется в нашей науке, гораздо больше явлений, чем в обыденном и особенно в юридическом значении этого слова, так как в первом смысле оно охватывает и куплю, и все передачи экономических благ для пользования на время, если только они сопровождаются вознаграждением (аренда, наем и т. д.).

Объединим все сказанное и мы получим как результат предыдущего исследования, что принцип, приводящий людей к обмену, — тот самый, который руководит ими вообще во всей их экономической деятельности, т. е. стремление к возможно более полному удовлетворению своих потребностей. Удовольствие же, испытываемое людьми при экономическом обмене благ, есть то общее чувство радости, которое овладевает людьми, когда благодаря какому-либо обстоятельству удовлетворение их потребностей обеспечивается лучше, чем это было бы при отсутствии его.

Подобный результат, насколько он зависит от взаимного переноса благ, требует трех предпосылок: a) в распоряжении одного хозяйствующего субъекта должны находиться конкретные количества благ, имеющие для него меньшую ценность, чем другие конкретные количества благ, которыми распоряжается другой хозяйствующий субъект, тогда как у последнего в оценке их должно быть обратное отношение; b) оба хозяйствующих субъекта должны дойти до познания этого отношения; c) они должны обладать возможностью фактически осуществить этот обмен благ. [1, с. 137]

Если нет налицо хотя бы одной из этих трех предпосылок, то недостает основания к экономическому обмену, и он для соответствующих хозяйствующих субъектов и благ экономически невозможен.

Заключение

В результате проделанной работы были рассмотрены особенности экономического учения Карла Менгера.

При рассмотрении данного вопроса были решены следующие задачи:

Рассмотрены особенности и предпосылки возникновения австрийской школы маржинализма и учения К. Менгера;

Дана характеристика главным экономическим проблемам учения Менгера: критика классической политэкономии; теория предельной полезности, а также рассмотрено место его учения в истории экономической мысли;

Рассмотрены такие экономические проблемы теории Менгера как учение о ценности, учение о благах и обмене.

Карл Менгер (1840−1921) как ученый-экономист с мировым именем и глава австрийской школы маржинализма занимает достойное место в ряду лучших представителей экономической науки второй половины XIX в.

Разрабатывая теорию стоимости (ценности), определяемую предельной полезностью, К. Менгер как бы заново открыл «законы Госсена». Он убежден, что ценность экономических благ выявляется человеком в процессе удовлетворения потребностей, т. е. тогда, когда он сознает зависимость от их наличия в своем распоряжении; соответственно не имеют для человека никакой ценности, в том числе потребительной, только неэкономические блага. Кроме того, он поясняет, что «ценность не есть нечто присущее благам, не свойство их, но, наоборот, лишь то значение, которое мы прежде всего придаем удовлетворению наших потребностей…». Чтобы подтвердить такого рода суждение, К. Менгер приводит пример оазиса, где вода из источника, покрывающая все потребности людей в ней, не имеет ценности и, наоборот — вода приобретает для жителей оазиса ценность, когда внезапно поступление воды из источника сократится настолько, что распоряжение определенным количеством воды станет необходимым условием для удовлетворения конкретной потребности жителей оазиса.

Австралийская школа, основателем которой явился Карл Менгер, далее представлена его учениками Визером и Бем-Баверком. Австрийцы с подозрением относились к математическим методам анализа, предпочитали логическое рассуждение в словесной форме. Характерным для этой школы был также безусловный акцент на экономический либерализм. Они отвергали не только социализм в любой форме, но и любое государственное начало в экономике.

Конечно, у Менгера последующие ученые нашли массу упущений, неточностей, незавершенных идей. Но что бы делали эти ученые, если бы Менгер закрыл все вопросы? Судить нужно не по тому, что не было сделано, но по сделанному. А сделал Менгер вещь гигантского масштаба. Он выстроил контуры новой экономической теории, охватывающей поле от индивидуальных потребностей человека до хозяйства целой страны. В центре его системы оказалось решение проблемы использования ресурсов и распределения доходов.

Менгеру не дано было достичь цели своих последних лет и закончить большой трактат, который должен был увенчать его труды. Но его должно было радовать созерцание того, как его прежние свершения дают богатейший урожай, и он до конца сохранил сильное и неослабевающее чувство к выбранному объекту исследований. Человек, который мог сказать, как это передают про Менгера, что если бы у него было семь сыновей, все они занимались бы экономической теорией, был, должно быть, необычайно счастлив в своей работе. Множество незаурядных экономистов, которые считали честью называть его своим наставником, свидетельствуют о наличии у него великого дара порождать подобный энтузиазм в учениках.

Список литературы

Баликоев В. З. Общая экономическая теория: Учеб. пособ.

Новосибирск: Лада, 2005.

Борисов Е. Ф. История экономической мысли: Учеб. пособ.

М.: Контракт, Инфра-М, 2006.

Глухов В. Теории предельной полезности. — СПб: Специальная литература, 2003.

Гриценко. А К. Маржинализм и трудовая теория стоимости: возможен ли синтез?// Экономика Украины. — 1996 — № 1. — с. 27−41.

Игнатов В.Г., Бородина О. Ю. Экономическая мысль в ретроспективе — М.: Издательство Приор, 2003.

История экономических учений / Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой. — М: ИНФА-М, 2005.

История экономических учений: Курс лекций/ Под ред. А. Ю. Шарипова, Л. Ю. Руди. В 2 частях. — Новосибирск: НГАЭ и У, 2004

Классика экономической теории: Учебник/ Под ред. В. Д. Камева. — М.: ВЛАДОС, 2004.