Становление тувинской культуры в 1921-1944 гг

Актуальность темы

Прямое заимствование опыта русской советской культуры, однако надо понимать, что сама советская культура еще не оформилась в систему, имела массу перекосов и недостатков, которые тут же в еще более искаженном варианте внедрялись в тувинскую культуру периода ТНР. Любое заимствование из другой культуры должно быть органичным, осмысленным и принимаемым обществом. Только при этом условии заимствования обогащают культуру, без этого они остаются чуждыми национальной культуре, принятыми формально. Многое, внедряемое насильственным методом в культуру тувинцев в 30−40-х гг., было просто непонятно и неприемлемо, а потому вызывало отторжение, внутреннее сопротивление, поскольку выразить вслух свое несогласие грозило во время начинавшихся репрессий не только потерей свободы, но и самой жизни.

Крупными населенными пунктами в Туве в начале XX века являлись Чадан, Самагалтай, Тоора-Хем, Кара-холь, Эрзин, однако в 1914 году на карте Тувы появился город Белоцарск, основанный русскими поселенцами в месте слияния двух рек: Бий-Хема и Каа-Хема, называвшееся тувинцамиХем-Бельдыр (слияние рек). Именно Белоцарск, основанный после установления протектората над Тувой, стал столицей Тувы и позднее, в 1921 году, получил новое название — Кызыл (Красный). С этого момента Кызыл стал средоточием культуры и профессионального искусства Тувы.

В 1921 году, когда образовалось второе после СССР социалистическое государство — Тувинская Народная Республика, было сформировано первое правительство, в котором оказались люди различных взглядов, из разных социальных групп, с различными политическими целями. Однако в целом был принят курс на строительство социалистического государства. Этой задаче соответствовала и политика в области культуры, что явно прослеживается на примере бытования тувинских народных праздников и образования новых видов профессионального искусства. Так, в протоколе заседания ЦК ТНРП от 6 дня 11 луны 3 года (16 декабря 1923 года) говорилось: «Для чествования образования самостоятельной республики Танну-Тува установить следующие праздничные дни:

1. День создания угудар ямы (оргбюро) и объединения Танну-Тува — 8 дня 10 луны 1 года (1921 г.).

2. День образования Танну-Тувинского правительства и создание Танну Тувинской Народной Республики — 13 дня 12 луны 1 года (28.02 1.03.1922 г.).

3. День установления партии и распространения партийного влияния в стране — 25 дня 5 луны 3 года (6 июля 1923 г.).

4. Оставить празднование Нового года (Шагаа) как традиционный старинный праздник.

Кроме того, чествовать с празднованием 7 ноября — праздник Великой Октябрьской социалистической революции, давшей свободу и мирную жизнь трудящимся всех наций мира".

Первый состав правительства ТНР (многие члены которого были в прошлом хуурак — учениками лам) довольно лояльно относился к религии тувинцев. Так, в первой конституции, принятой Всетувинским учредительным съездом народного хурала ТНР, состоявшимся 13−16 августа 1921 года, в параграфе 4 было записано: «гражданам Танну-Тува предоставляется право исповедовать по своему усмотрению какую угодно религию. Духовенство и сословие ховраков, занимающиеся хлебопашеством и скотоводством, одинаково несут все общественные повинности и потому могут наравне с другими гражданами занимать общественные должности.

Все изменилось с приходом к власти С. Тока, выпускника Коммунистического Университета Трудящихся Востока, знаменитого тем, что его окончили в 20−30-е годы многие руководители стран социалистической ориентации азиатской части континента. Началась интенсивная переориентация тувинского народа с востока (Китай, Монголия, Тибет) на запад (Россия). В 20-е годы большинством населения Монголия считалась старшей сестрой, а монгольская культура близкой и родственной, так как Тува и Монголия состояли в одних государственных образованиях почти 700 лет, начиная с XIII века и до падения Маньчжурской империи в 1911 году. Еще в 1930—31-е годы П. Маслов, проводивший с группой советских ученых перепись населения ТНР, отмечал: «тувинцы считают Монголию своей старшей сестрой. Молодежь ездит в Улан-Батор учиться, кончить партийную школу в Улан-Баторе для тувинских ревсомольцев считалось до сих пор честью, которой удостаивались лишь немногие избранные. Отсюда несколько почтительное отношение к Монголии. Правда, введение тувинской письменности значительно поколебало гегемонию монгольской культуры в Туве, но некоторые традиции остались еще в силе. СССР далек и во многом непонятен, а здесь ведь те же юрты, те же кочевья, то же скотоводство». С конца же 30-х годов XX века у тувинцев уже был только один «старший брат» — великий русский народ и одна — социалистическая культура.

Первые выпускники советских вузов становились членами правительства, применяли полученные знания в идеологической работе, просвещении, медицине, промышленности, строительстве, создавали профессиональное искусство Тувы. Значительная часть населения, занимавшаяся традиционным кочевым скотоводством, вступала в колхозы.

Начала происходить переоценка ценностей — все устремления нового правительства теперь были обращены исключительно к СССР, культура которого стала и для тувинцев образцом для подражания. Уже в Резолюции по докладу о задачах культурного строительства на VIII съезде ТНРП от 10 ноября 1929 отмечалось: «Исходя из того, что выработка родной письменности и ее усовершенствование продлится ряд лет, и считаясь с тем, что изучение монгольского языка и письменности представляет для тувинцев большие трудности, в силу отсталости и некультурности монгольского языка и письменности — признать необходимым ввести во всех школах преподавание русского языка, являющегося наиболее культурным по сравнению с монгольским и открывающим доступ к подготовке квалифированных кадров работников».

Тувинская письменность на основе латиницы была введена в 1930 г., а на русскую графику переведена в 1941 г. Однако та культура, с помощью которой русифировались другие народы, была не русской национальной, а «эрзац-культурой — упрощенным набором „ценностей“, не свойственных русскому народу, как и тот эрзац-язык, фактически бюрократический жаргон, на котором эти ценности излагались».

Благодаря сталинской идеологии в первую очередь пострадала русская культура, а за нею и культура народов, входивших в состав СССР и государств-сателлитов. Поскольку Тува в Союз вступила позднее всех, процесс унификации с единой социалистической культурой должен был быть ускоренным.

Однако не следует думать, что все нововведения безропотно принимались всем тувинским обществом. Недовольство ощущалось, и наиболее ярко оно проявилось 17 марта 1930 года в Дзун-хемчикском мятеже, охватившем и Овюрский, Барун-Хемчикский, Монгун-Тайгинский кожууны. В нем участвовало 270 человек. Они требовали пересмотра политических и избирательных прав некоторых бедняков, середняков и лам. В «Истории Тувы» (том II, с. 139) этот мятеж «бывших феодальных чиновников» описан как негативный и контрреволюционный. Однако наш современник С. Монгуш оценивает это событие по-иному: «очевидец тех событий писатель Феликс Сегленмей указывает, что одной из причин мятежа явилось попрание вековых традиций и обычаев народа. Повсеместно проводились собрания под лозунгом „Арын чазар“ — „Долой стыд“ (дословный перевод: открыть лицо. — А. К.). На них у женщин и девушек отрезали косы, отбирали украшения (серьги, кольца, чавага), заставляли принародно рассказывать о сексуальных подробностях их жизни». Ф. Сегленмей также вспоминал, что женатых мужчин и замужних женщин заставляли на собраниях называть по имени свекра и тестя, что было строго запрещено многовековой традицией. Молодых людей и девушек заставляли рассказывать о своем первом сексуальном опыте и о своих ощущениях. Наиболее рьяные ревсомольцы заставляли прилюдно раздеваться догола. Ф. Сегленмей был свидетелем таких собраний в местности Ак, на р. Апаше, в верховьях Хемчика (западная часть Тувы).

Степень изученности темы. Специальных научных работ, посвященных культуре Тувы начала XX века практически нет, и поэтому в основу работы легли в основном первоисточники и монографии ученых.

Вопросы становления культуры Тувы нашли отражение в трудах таких учёных как: Л. П. Потапова, С. И. Вайнштейна, В. П. Дьяконовой, Н. А. Алексеева, М.Б. Кенин-Лопсана, Д. С. Куулара, А. К. Кужугет, Б. И. Татаринцева, Н. Г. Курбатского, З. К. Кыргыс, М. X. Маннай-оола, Ю. Л. Аранчына, Н. А. Сердобова и других. В этих работах исследованию подвергнут широкий комплекс проблем, в том числе и социально-культурные отношения в Туве.

Тувинский фольклор исследовали А. К. Калзан, Д. С. Куулар, М.Б. Кенин-Лопсан, О.-К. Дарыма, Ч. Ч. Куулар, Л. В. Гребнев, М. А. Хадаханэ, Г. Н. Курбатский, З. К. Кыргыс, В. Ю. Сузукей, СМ. Орус-оол, З. Б. Самдан, А. С. Донгак, Ж. М. Юша. Значимость работ этих ученых состоит в том, что позволяет глубже понять культурный контекст истории народной культуры тувинцев.

Весьма существенный вклад в развитие тувинский культуры внесла З. К. Кыргыс, были изучены такие работы как «Тувинское горловое пение».

Объектом исследования является становление культуры Тувы.

Предметом исследования является развитие культуры в ТНР (1921;1944гг).

Методы исследования. В работе использовались общенаучные, специально-исторические, также частно-научные: системный, логический, исторический.

Целью данной работы является изучение становления тувинской культуры в ТНР 1921;1944гг.

Исходя из вышеперечисленных целей мы, ставим следующие задачи для изучения.

— рассмотреть монастыри (хурэ) как первых очагов просвещения;

— рассмотреть обучение ученических кадров ТНР в Монголию и в Россию;

— изучить дискуссию о языковой основе письменности;

— изучить становление «книжной культуры» тувинцев;

— изучить традиционную песенную культуру тувинцев;

— рассмотреть историю становления тувинской хореографии, кинематографии, тувинского изобразительного искусства и театра.

Хронологические рамки данного исследования включает период существования Тувинской народной республики 1921;1944гг.

Практическая значимость. Работа может быть использована для подготовки лекций и семинаров по изучению культуры народов Центральной Азии в частности тувинцев.

Структура работы. Работа состоит из введения двух глав, восьми параграфов, заключения и списка литературы.

ГЛАВА 1. ПРЕДПОСЫЛКИ СОЗДАНИЯ ТУВИНСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ

В конце XIXначале XX вв. в Туве «функцию письменного языка выполнял старописьменный монгольский язык, на котором велось делопроизводство, издавалась (в период Тувинской народной Республики) в весьма ограниченном количестве литература. Но монгольский язык не мог стать литературным (письменным) языком. Старописьменным монгольским языком к концу 20-х годов ХХ века владело менее 1, 5% тувинского населения.

Языковая жизнь тувинцев в первой половине ХХ века характеризуется, как и у многих других младописьменных народов, созданием и развитием литературного языка, преодолением на этой основе диалектных различий, распространением двуязычия, в котором вторым, кроме родного, являлся русский язык.

В связи с победой советской власти в урянхайском крае и провозглашением Тувинской Народной Республики актуальной стала проблема создания тувинской национальной письменности.

1.1 Монастыри (хурэ) — первые очаги просвещения. Первые школы

В начале 1920;х гг. буддийские монастыри (хурэ) являлись фактически единственными очагами просвещения в Туве. В них изучались тибетский язык, алхимия, а также начала поэтики, ботаники, фармакологии, анатомии, медицины, философии.

Буддизм и распространение тибетского письма проник сюда из Тибета и Монголии в начале XVI в. Его исповедали как феодальная верхушка, так и рядовые тувинцы, особенно при ставках феодальных правителей, где находились монастыри — хурээ.

В 1756 г. после сокрушения Джунгарского ханства территория и население Тувы оказались присоединенными к Цинской империи Китая. В это время Тува, благодаря своим первым монгольским амбын-ноянам, стала весьма активно проникать в буддийский мир. Во времена амбын-нойона Гомбожапа на ее территории были построены первые стационарные монастыри.

Успешному становлению буддизма в первую очередь способствовали политические и социально-экономические условия, имеющиеся к этому времени в Туве. По мнению тувинского буддолога М. В. Монгуш, «буддизм не противоречил интересам основных социальных слоев Тувы. Для аратов и особенно беднейшего населения он был привлекателен тем, что предоставлял им возможность приобщиться к грамотности, получить образование в монастырской школе — это для них большие перспективы, нежели те, которые они имели».

Первоначально пропагандой буддизма занимались в основном нойоны, постоянно испытавшие буддийское влияние со стороны. Довольно настойчивой была политика амбыннояна Ламажапа по подготовке лам из числа самих тувинцев для чего он неоднократно приглашал в Туву лам-учителей из Монголии. Первым был лама Чонроп, для которого специально с 10 сумонов собрали мальчиков-хуураков, которых он начал обучать монгольскому и тибетскому языкам, чтению и письму, основам буддийских знаний.

При амбын-нояне Олзее-Очуре отмечается усиление позиций буддизма в Хемчикском кожууне. Был приглашен монгольский лама Санчай для обучения тувинских хуураков, однако тот обнаружил, что буддизм развивается здесь повсеместно, собирая вокруг себя десятки тысяч аратов. Во времена амбын-нояна Олзея-Очура тувинские ламы начали активно посещать Монголию, чтобы получить там образование. Иногда они отправлялись непосредственно в Тибет.

Наиболее активным сторонником из тувинских ноянов был Хайдып. Он начал устанавливать тесные и долгосрочные контакты с монгольскими и тибетскими ламами, предоставлял им возможность заниматься наставнической деятельностью в Туве, поощрять строительство новых храмов, отправлять на учебу в монастыри Монголии и Тибета тувинских юношей. Своего сына Севена Хайдыпа устроил в монастырь. Когда приемному сыну Хайдыпа Буяну-Бадыргы исполнилось 6 лет, он нанял для него домашних учителей. Известный монгольский лама Уржут Оскал обучал мальчика монгольскому и тибетским языкам, буддийской философии, математике и астрологии. Русский учитель Шуруку (русск. Шура) Ряхлов давал ему уроки русского языка. Позже Хайдып занялся распространением Ганджура и Данджура в Туве. Он поручил ламе Цагланаю переписывание текста, для чего закупил специальную бумагу у одного русского купца.

Буддийские монастыри стали первыми центрами просвещения среди тувинцев. Их строительство на территории Тувы стало важнейшим свидетельством распространения буддизма в стране. Первые монастыри начали строиться на территории Оюнарского хошууна. Отсюда шло проникновение и распространение буддизма среди тувинцев.

Важную роль монастыри играли в качестве общеобразовательных центров, где традиционно в обязательном порядке изучали такие дисциплины, как закон кармы, историю буддизма, медицину, астрологию. В тувинских монастырях в обязательном порядке изучали тибетский и монгольский языки, на которые с санскрита переведены сутры. Были попытки перевести сутры на тувинских язык, но тогда не хватало квалифицированных кадров.

В школах крупных монастырей, где имелось достаточное количество лам-преподавателей, список изучаемых дисциплин был значительно шире и включал буддийскую танкопись, стихосложение, каллиграфию, архитектуру и скульптуру.

В советский период утвердилось мнение о том, что монастырские школы имеют «антинародный, антинаучный и антипедагогический характер». Н. А. Сердобов в своей монографии «Народное образование в Туве» так пишет: «Целью ламских школ было воспитать ханжу-фанатика, способного обкрадывать, обманывать народ». Однако, необходимо учесть то, что в то время монастырские школы были единственным местом, где тувинские дети, в основном мальчики, независимо от их социального происхождения могли получить образование, причем детей из беднейших слоев в них было значительно больше, чем из зажиточных сем ей.

При некоторых хурээ имелись мастерские, где выполнялись на заказ или на продажу несложные виды печатных работ. Это были тексты на бумаге или вырезанные на дощечках. В фондах Национального музея имени Алдан-Маадыр имеются в достаточном количестве такие образцы. Многие из них поступили в музей в результате политики борьбы против «врагов народа» — лам, когда многие монастыри стали закрываться или забрасываться.

Таким образом, в данный период начинается знакомство с тибетской грамотой. Среди тувинцев стали появляться собственные писцы-бижээчи. Они переписывали религиозные тексты. По содержанию они различны, их отличает высокая каллиграфическая техника, позволяющая относить их к явлениям художественного порядка. Некоторые из религиозных текстов писались золотой или бронзовой краской на черном фоне, что придавало им весьма изысканный дизайн. Черную бумагу покупали у русских купцов. Ее плотность позволяла писать палочкой, изготовленной из твердых пород дерева. Писари-бижээчи, переписывая тибетские сутры, в то время добавляли свои мысли. Так, в 1999 г. тибетский лама Лопсан Тубтен, живущий в с 1996 г. в Туве сообщил, что у него имеется небольшая сутра, которая была написана Жителем Тувы. Свое предположение подтвердил тем, что в сутре имеются названия ряда местностей Тувы, которые почитаются как святыни.'

Бытовавшее мнение, будто старая Тува была сплошь безграмотной неверно. Из каждой тувинской семьи один из мальчиков обучался в монастырях, становились хуураками. Многие из них становились грамотными людьми по тем меркам. Среди них были, по утверждению Ф. Кона, образованные люди, некоторые из них прекрасно владели тибетским, хорошо разбирались в тибетской медицине и многие болезни лечили довольно успешно.

Некоторые из лам впоследствии становились государственными деятелями. К ним относится Куулар Дондук, бывший лама, занимавший пост председателя Совета Министров ТНР. В. Мачавариани отмечал его лучшие качества, как «одного из упорных строителей действительно независимой Тувы». Также он выделяет ламу Севена, который вместе с Дондуком работал над созданием тувинской письменности под руководством ламы Верхнечаданского хурэ Монгуша Лопсан-Чимита. Они создали тувинский алфавит, «не имеющий ничего общего с монгольским и в то же время охватывающий все звуки тувинского языка».

Ю.Л. Аранчын писал, что «церковь истребляла любое стремление масс к знаниям». Конечно, широкой массе были непонятны длинныедтвдир iMfliwra3, *едниш; как считали сами люди, знать тибетскую письменность… по их просьбе по разным причинам: отвлечь от беды, болезней и т. п. Однако самые распространенные слова народ знал, например, в Эрзинском районе есть скала, где высечены самые распространенные тибетские слова ом-ма-ни-пат-ме-хум, что в переводе означает «О, священный лотос».

Ю.Л. Аранчын, считая буддизм реакционной силой, в то же время отмечает его элементы культуры. Еще в первой трети XVI в. было завершено составление монгольского Ганчжура в 113 томах на основе перевода тибетского Ганчжура (109 томов), содержащего сведения о философии, истории, быте, научных представлениях и культуре Древнего Востока. Образованные представители монгольского общества перевели на родной язык тибетские сочинения «Светлое зерцало», «Бадмагатан», написали биографию Цзонхавы, положили начало национально-религиозной историографии. На монгольский язык были переведены произведения индийской светской литературы. В настоящее время в фондах Национального музея имени Алдан-Маадыр Республики Тыва хранятся 98 томов Ганчжура. История комплектования этой коллекции такова. В 1972 г. жители села Кунгуртук нашли в пещере сутры (около 6 мешков) и другие принадлежности буддийского монастыря. Директор тогдашнего совхоза X. Ч. Нурсат дал распоряжение немедленно передать их в республиканский музей, на свои средства отправил самолетом в Кызыл. Систематизацией и переводом этих тибетских сутр занимался тувинский лама Кенден-башкы, служивший при Иволгинском дацане Бурятии. Как отмечают буддологи России, по количеству сутр на тибетском и монгольском языках Тувинский музей занимает третье место после Бурятии и Санкт-Петербурга.

В 1980;е годы в течение нескольких лет в Туву приезжали ученые из Ленинграда (Санкт-Петербург) П. Сазыкин из сектора тюркологии и монголистики института востоковедения АН СССР и А. Терентьев из Государственного музея истории религии и атеизма. Они оказали помощь в аннотации многих источников, хранящихся в фондах музея. Ученые считают, что фонд монгольских и тибетских рукописей представляют большой научный интерес. В собраниях много ценных и редких изданий, включающих сочинение по философии, медицине, истории, астрономии и т. д. Интересны иллюстрации-миниатюры, встречающиеся в книгах.

Встречаются нотные записи тибетской музыки.

Большой вклад в распространении тибетского письма внесли монгольские ламы-просветители. Так, Агбан-Балдан создал на тибетском языке труд, где даются комментарии почти Конституционного суда всем трактатам по философии и логике древнеиндийских и тибетских авторов, к учебникам по буддийской философии. Агбан-Балдан пользовался большим авторитетом среди лам монгольских, тибетских, китайских, бурятских, калмыцких и тувинских монастырей. Он писал: «Очень важными являются возвышение народа, предостережение масс от опасности, мирная жизнь и просвещение народа, стремление сохранить и укрепить физические силы и здоровье народа, уважение их труда…».

Таким образом, с проникновением буддизма в Туву появляются буддийские монастыри — первые центры просвещения среди населения. Благодаря активным действиям амбын-ноянов и хошууных ноянов из среды аратских масс появляются свои образованные ламы, настоящие ученые, знатоки истории, астрологии, философии и медицины. Тибетское письмо, бытовавшее в Туве, является не только как исторические источники, а свидетельствуют о развитии культуры тувинцев.

Однако большое значение в жизни тувинского народа в условиях отсутствия письменной литературы и грамотности имел, конечно, фольклор, т. е. устная литература, создаваемая коллективно безымянными творцами из народа. Фольклор для тувинцев был большой народной культурной ценностью. Фольклор развивал их умственный кругозор, мировоззрение и менталитет.

Отсутствие школьного образования и науки у тувинцев восполнялось народными знаниями, приобретенными многовековым трудовым опытом жизни аратов, кочевников и охотников в природных условиях Тувы. У них были хорошие познания в области местной географии и топографии, и они прекрасно ориентировались не только на территории Тувы, но и в сопредельных районах, о чем свидетельствуют их перекочевки в XVII — XVIII вв. за пределы Тувы. На трудовой практике основывались и познания в области ботаники, зоологии. Летосчисление велось по двенадцатилетнему циклу, в котором каждый год носил название того или иного животного, следовавшего в определенном порядке. Тувинцы пользовались народными мерами длины, веса, жидкости, сыпучих тел и т. д. Изобразительное искусство тувинцев существовало, а народных формах. По археологическим и этнографическим материалам можно заключить, что оно имело прикладной характер.

В конце XI" среди образованных монголов, ученых и преподавателей в ламских школах Урги появилось реформаторско-просветительное течение. Представители разоблачали и критиковали феодальную верхушку, проповедовали очищение религии от посторонних наслоений, требовали проведение реформ преподавания в духовных школах с обязательным введением светских наук и родного языка и доступ к европейским научным знаниям. В их литературно-философских трудах феодалы-реакционеры именовались не иначе, как «чудовище для народа», «пустой колодец для знаний», «собака без хвоста», «носитель лжи» и «расхитители народного добра». К таким монгольским просветителям относятся Агбан-Хайдаб, Агбан-Балдан, Рабжа, Гулранс, Хишигбат, Дандар Аграмба и др.

Тувинцы имели некоторое представление о таких произведениях монгольских прогрессивных авторов, как «Беседа овцы, козы и коровы», «Разговор души, чувства и тела» А. Агбанхайдава (1779−1838), «Слово домашней собаки», «Слово волка», «Слово антилопы, попавшей в хаша (ловушку)» Хуульчи Сандага (конец XVIII — начало XIX в.) и др.

Идеи монгольских просветителей просачивались в Туву через некоторых лам, обучавшихся в Урге. Заслуживает внимания тот факт, что отдельные выпускники философской школы монастыря Гандандэгшлэна в начале XX в. играли заметную роль в общественной жизни тувинцев. Вместе с выпускниками монастырей распространялись знания, например, по тибетской медицине, вместе с ними пришла в Туву переводная и оригинальная литература. Наиболее популярными среди тувинцев были книги-наставления типа «Оюун тулхуур» («Ключ разума»), вкрапленные в устное народное творчество тувинцев, воспринимались как нормы поведения людей в обществе, как критерии добра и зла. Известна тувинская сказка «Уран Дойду» (мудрый попугай", взятый из монгольского сюжета.

Многие тувинцы ознакомились с выдающимися произведениями индийской и тибетской литературы. Через монгольские переводы позаимствовали оттуда немалой афоризмов, нравоучений о добре и зле, мыслей об идеальном человеке, о человеческой заботе, о стойком характере и дружбе. Некоторые заимствованные сюжеты бытовали и в устном тувинском фольклоре. Грамотные тувинцы знакомились с монгольской литературой, а также (через монгольские переводы) с литературными произведениями других народов Востока. Особенно популярные издания переписывались в рукописях, как это было, например, с «Гэсэром», а также переводились устно на тувинский язык и переписывались.

В XIX в некоторые районы (хошууны) Тувы были подчинены монгольским феодалам, но в то время между тувинским и монгольским народами существовали и соседские взаимоотношения. В тувинских песнях сложены про халха-монголов, дербетов и олетов, свидетельствующие о дружественных чувствах тувинского народа по отношению к соседским народам. В результате торгового обмена монголы совершали частые поездки в Туву (особенно из приграничных районов), а также тувинцы — в Монголию. Общение между двумя народами осуществлялось в большинстве случаев на языках монголов, которыми владела часть тувинского населения.

В буддийских монастырях Монголии проходило обучение и часть тувинских лам. В. А. Ошурков рассказывает об одном тувинцев знатного рода, который долгое время учился в монгольских монастырях, а вернувшись на родину, принял деятельное участие в административных делах, занял должность кордонного начальника. Сын этого начальника также учился в монастыре Монголии. Стремились к овладению письмом и бедные араты. По воспоминаниям пожилых людей, многие даже батрачили в хозяйстве у какого-нибудь чиновника в качестве платы за обучение грамоте.

Знание монгольского языка в значительной степени сохранилось среди тувинского ламства и позднее, уже в первые годы существования ТНР. В числе делегатов буддийского съезда, состоявшегося в Туве в 1928 г. около половины говорили по-монгольски. Но и среди простого народа имели те, которые имели способности к практическому владению языком. Двуязычие тувинцев было распространено в наибольшей мере в пограничных с Монголией районах, где оно отчасти сохранилось и до сих пор. Монгольский язык используется среди жителей южных районов в качестве разговорного языка. Это является одним из последствий насильственной монголизации этого населения монгольскими феодалами.

На территории Тувы бытовал старописьменный монгольский язык, самый древний памятник датируется XIII — XIV вв.

Известный тюрколог А. А. Пальмбах отмечает, что знание старомонгольского языка продолжало оставаться достоянием узких лиц.

В целом по ТНР к концу 20-х гг. XX в. с монгольской грамотой было знакомо примерно 1,5% населения. Летом 1924 г. в Кызыле открываются курсы монгольской письменности. В 1925 г. направляются на учебу в Москву и Улан-Батор две группы учащихся-тувинцев. Тувинская народно-революционная партия выступала пропагандистом идей марксизма-ленинизма, знания которого брали из монгольской литературы. Важным пособием для них являлся журнал «Путь к социализму», издававшийся ЦК МНРП. По просьбе ЦК ТНРП Бурятский обком ВКП (б) и ЦК ТНРП с 1924 г. регулярно присылали в Туву свои периодические издания, переводные и оригинальные работы.

Текст и мелодии партийного гимна «Интернационал» заучивался на монгольском языке. Партийная печать вела борьбу «с мелкобуржуазной феодальной идеологией, за развитие классового сознания партийных и беспартийных масс против оппортунизма».

В 1923 г. в Кызыле открылись курсы партучебы. Видимо, она не была популярной, поэтому численность слушателей курсов сократилось со 160 до 60 чел., к тому же не было средств, учебных пособий, программы и специальной литературы. Слушателям приходилось механически заучивать алфавит старомонгольской письменности, давались для чтения произведения типа «оюун тулхуур» (ключ мудрости) и т. п.

Центральный комитет ТНРП принял постановление 1 1 октября 1923 г., где было принято решение обучать грамоте молодежь, начиная с хошуунов и сумонов. А потом, когда они научатся читать и писать, их учебу организовать при правительстве для обучения их русской и монгольской грамоте.

10 ноября 1923 г. правительство ТНР приняло решение об организации школ на 400 учащихся. В том числе при Правительстве обучать 100 детей с четырьмя учителями, в кожуунах организовать школы на 50 учащихся с двумя учителями в каждой школе. До строительства школ сначала выбрать 30 человек, из которых хорошо усвоили грамоту и продолжить их образование с помощью двух учителей, чтобы в дальнейшем они смогли работать учителями в сумонах и хошуунах. В решении правительства указано о необходимости строительства школ.

6 июля 1924 г. была утверждена программа обучения учащихся на русском языке. Решено пригласить из Советского Союза учителя русского языка с педагогическим образованием.

Поднимался вопрос об обучении грамоте народоармейцев, который был закреплен Постановлением расширенного заседания ЦК ТНРП от 31 декабря 1924 г. Преподавателем и комиссаром был назначен Пульчин. Наиболее грамотные народо армейцы после демобилизации привлекались для обучения учащихся в школах кожуунов. На этом заседании было введено понятие о всеобщем народном образовании. Таким образом, это решение стало первым программным документом партии в области народного образования. Здесь отмечено, что обучение населения грамоте считать важнейшей задачей партии. Принято решение, до строительства зданий школ в кожуунах, в первую очередь построить здание школы в Кызыле. А в сельских местностях организовать отделения этой школы. Во всех отделениях школы подобрать учителей монгольской письменности. Здесь впервые был поставлен вопрос об отправке учащихся в СССР и МНР.

15 августа 1926 г. вышел первый номер газеты «Танну-Тувагийн Унэн» (Правда Танну-Тувы) — орган ЦК ТНРП, Президиума Малого Хурала и Совета Министров ТНР. Эта газета стала трибуной пропаганды идей марксизма-ленинизма, идеологическим оружием в борьбе «за реализацию задач некапиталистического развития». В третьем номере вышла статья генсека ЦК Тувинского революционного союза молодежи И. Шагдыржапа «Ленин и молодежь», в которой «в доступной форме разъяснялись ленинские идеи о месте и роли молодежи в революционном преобразовании общества, сущность ленинской национальной политики».

При поддержке СССР улучшилось финансовое положение в области просвещения. Осенью 1925 г. в Кызыле организуются курсы по изучению русского языка с 38 слушателями и курсы по изучению монгольского языка со 150 слушателями. В 1927;1928 гг. начали работать 2 начальные школы — в Кызыле и Чадане. В 1929 г. уже обучалось 230 учеников и за границей 95 студентов.

Таким образом, помимо составления официальных документов, старомонгольский язык использовался в дореволюционной Туве с удовлетворением культурных запросов. С образованием ТНР монгольский язык используется в качестве идеологического орудия в целях воспитания трудящихся в духе марксизма-ленинизма.

тувинский письменность хореография обучение

1.2 Обучение ученических кадров ТНР в Монголию и в Россию

Между тем молодому государству требовались национальные кадры, в первую очередь государственных и хозяйственных руководителей, врачей и учителей. Сложность состояла в том, что в стране, вследствие низкого уровня грамотности населения и отсутствия отлаженной системы образования, обучение управленческих кадров было невозможно. Поэтому в 1925 г. на учебу за пределы Тувы направили две группы тувинцев: 10 чел-в Москву в Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ), 17 — в партшколу Улан-Батора. Таким образом, наметились две линии подготовки кадров.

В основном обучение национальных кадров осуществлялось в СССР, поскольку ТНР с первых дней оказалась связанной с ним множеством торговых, финансовых, культурных и политических связей. Немаловажным для Тувы фактором являлось и то, что на первых порах все расходы, связанные с учебой, брала на себя советская сторона.

Особую роль в деле подготовки национальных государственных кадров сыграл Коммунистический университет трудящихся Востока, организованный по постановлению ВЦИК при Народном Комиссариате по делам национальностей. В его стенах за 1925;1944 гг. прошли обучение более 200 чел. КУТВ не был обычным университетом, а представлял собой советскую партийную школу, где обучение велось на более высоком уровне по сравнению с другими совпартшколами. КУТВ готовил кадры руководящего звена для национальных республик, преимущественно из представителей коренных национальностей. Цель создания подобного университета недвусмысленно указана в самом его названиираспространение идей коммунизма на Восток. По свидетельству австрийского ученого О. Менхен-Хельфена, «сотни юных восточников: якуты, монголы, тувинцы, узбеки, корейцы, афганцы, персывоспитываются там в продолжение трех лет для того, чтобы у себя на родине взорвать все старое. В три года шаманисты становятся атеистами, поклонники Буддыпоклонниками трактора».

Отбор будущих студентов велся целенаправленно. Контингент обучавшихся в СССР в основном составляла молодежь, зачастую малограмотная или неграмотная, но обязательно состоявшая в рядах ТРСМ или ТНРП. Двумя основными поводами для отказа в приеме на учебу служили политическая неграмотность или слабое здоровье. Будущие «строители» коммунизма должны были быть крепки телом и духом, правильно понимать линию партии.

В КУТВ кадры готовили прежде всего на основном трехгодичном отделении. Кроме того, с 1929 по 1933 г. для ускоренной подготовки низовых работников при университете организовали годичные, а затем двухгодичные кожуунные курсы, на которых прошли обучение 83 чел.

Учебная программа предполагала серьезные нагрузки. На первом курсе студенты изучали общеобразовательные дисциплины: географию, биологию, математику, естествознание, историю страны и всеобщую историю, родной и русский языки. На втором курсе добавлялись обществознание, история революционного движения, животноводство, радиодело, государственное и партийное строительство, на третьем — экономика ТНР и гигиена. Ежегодно в летний период студенты-второкурсники выезжали на практику в Туву, где помогали в работе местным руководителям разных уровней, подмечая как их достижения, так и недостатки. По завершении практики студенты собирались на заключительную конференцию, на которой получали оценку своей работы от ЦК партии.

В КУТВ действовала ячейка ТНРП, которая активно проводила партийную работу среди студентов-тувинцев. Политическая пассивность или беспартийность могли послужить поводом для исключения из университета. Тувинская номенклатура готовилась по образу и подобию советской в привилегированных условиях. Так, несогласный с этим преподаватель КУТВ Х. М. Сейфулин в письме к С. К. Тока отмечал: «…в КУТВе кормят 5 раз в день, зачем это, вполне хватит три раза в день. Почему студентов нужно отправлять курьерским поездом, когда скорый поезд дешевле, почему в театре сидетъ на первом или втором ряду, вполне можно с большой пользой сидеть в 10−15 ряду и т. д.».

Из первого набора тувинцев в КУТВ, произведенного в 1925 г., полный курс обучения завершили в 1929 г. только двое, в том числе С. К. Тока, сыгравший затем важную роль в истории республики. Вторым выпускником стал Шагдыр-Сюрюн, работавший председателем Центрального совета профсоюзов, а позднее начальником Горного управления. Из-за недостатка подготовленных кадров часть учащихся после первого и второго года обучения приходилось отзывать на работу в республику. Среди них были Таня Камова-заведующая женотделом ЦК ТНРП и член правительства, Тарлажикдиректор Совтувтранса, Артапредседатель Кызылского горпо, Кировзаведующий организационно-плановым отделом ТЦК и мн. др.

Не удивительно, что выпускники Коммунистического университета после обучения занимали руководящие партийно-государственные посты: для этого их и готовили. В разные годы в КУТВ учились Соян Ойдупминистр животноводства и земледелия, Седип-оол Тановминистр культуры, Оюн Полат — министр внутренних дел, Анчымаа Хертек (с 1973 г. Анчымаа Тока), в течение многих лет избиравшаяся председателем Президиума Малого Хурала ТНР. К числу выпускников КУТВ принадлежали также Сат Лопсан — председатель правления ТЦК, Иргит Бадрасекретарь ЦК ТРСМ, Ховалыг БазырСат — секретарь ЦК ТНРП по пропаганде и агитации, Ондар Хавакчап — посол ТНР в СССР, Степан Сарыг-оол — народный писатель, Александр Чымба (Сарыг-Тонгак) — председатель Совмина ТНР, Монгуш Самбуу — министр финансов, Оюн Охемчик — секретарь Верховного суда ТНР, Оюн Ензак — начальник строительно-дорожного управления, Самба-Люндуп — редактор газеты «Шын», Салчак Парчын — заместитель министра внутренних дел и мн. др. При остром недостатке кадров выпускники КУТВ постоянно перемещались на различные должности, «бросались на прорыв», едва поработав на одном месте два-три года.

Немало тувинцев обучалось в Ойротской областной советско-партийной школе (СПШ). Так, уже в 1925 г. здесь учились 14 тувинцев. Малограмотность поступающих создавала большие проблемы в обучении студентов, поэтому в 1926 г. при образцово-показательной школе второй ступени с. Улалы (ныне — Горно-Алтайск) организовали специальный интернат для тувинских учащихся, где они получали знания в пределах школьной программы. Выпускники интерната поступали затем в СПШ с. Улалы, по окончании которой направлялись в Туву в качестве учителей или партийно-государственных работников. В 1929 г. при областной СПШ открывается специальное тувинское отделение, существовавшее до 1939 г. Готовились также и специалисты для работы в торговле — в Улалинской школе кооперативного ученичества, где в 1930 г. обучались 4 тувинца.

Помимо обучения национальных кадров для Тувы Горный Алтай направлял в республику своих учителей. Так, в 1929 г. трое учителей-алтайцев — А. И. Арбанаков, К. А. Бедреев, И. П. Анаев — приступили к работе в качестве консультантов при Министерстве культуры. В их обязанности входили также преподавание в тувинских школах и организация курсов переподготовки учителей. Близость алтайского и тувинского языков, безусловно, помогала им в работе.

Важный вклад в подготовку кадров специалистов внес Монгол-рабфак, открытый в 1930 г. в Верхнеудинске (ныне — Улан-Удэ) специально для представителей Монгольской и Тувинской республик. Такая связь неслучайна, поскольку Бурятия, Монголия и Тува имели общие культурные, прежде всего духовно-религиозные, традиции. Продолжительность обучения на рабфаке составляла 6 лет: 2 года на подготовительном отделении и 4 — на основных курсах. Преподавание велось на русском и монгольском языках. Всего на Монголрабфак были направлены две группы тувинцев (44 и 26 чел.).

За 1925;1940 гг. различные высшие и средние учебные заведения Москвы, Ленинграда, Иркутска, Новосибирска, Улан-Удэ окончили 826 чел. Активными участниками культурной революции в Туве стали учителя М.Д. Биче-оол, С. С. Бакук, СТ. Даваа, Х. Н. Даржаа, К. Туваа-Хуу, A.M. Белек-Баир, Л. Б. Чадамба, О.О. Толгар-оол и другие, кто после окончания высших учебных заведений отдал много сил воспитанию молодого поколения Тувы. Многие студенты, однако, по разным причинам не смогли пройти полный курс обучения: одних отозвали на работу, для других программа оказалась непосильной. Но почти все они работали на разных должностях во всех звеньях власти, составив новую правящую элиту Тувы. При их непосредственном участии принимались важнейшие решения, направленные на социально-политическое, экономическое и культурное развитие станы.

1.3 Дискуссии о языковой основе письменности

Создание тувинской национальной письменности длительный и сложный процесс, продолжавшийся в течение ряда лет. После создания Тувинской народной Республики (ТНР) в стране в течение ряда лет не было своей письменности. По давней традиции, здесь продолжали использовать старомонгольское письмо. Основная часть тувинского населения оставалась неграмотной, и вопрос о создании собственной, национальной письменности стоял очень остро. В 20-е годы в Тувинской народной Республике предпринимались попытки ее создать, в том числе на русской графической основе, но эти попытки не имели успеха.

II съезд ТНРП (1923 г.) поставил задачу всеобщего обучения народа грамоте, однако ее решение практически блокировалось отсутствием в то время тувинской письменности. Осознание этой проблемы, а также необходимости собственной письменности отразилось в решении IV съезда ТНРП (1925 г.), сформулировавшего задачу создания тувинской национальной письменности. Для этого предполагалось обратиться за помощью в Академию наук СССР, которая, со своей стороны, такую помощь гарантировала. Однако в полном объеме это решение руководство Тувинской народной Республики не выполнило. В частности, имелось, по всей вероятности, намерение создать письменность собственными силами, о чем свидетельствует дальнейший ход событий.

Кроме того, в руководстве начался длительный спор о том, на какой графической основе должна строиться письменность, причем достаточно активно проводилась линия на использование для этой цели либо старомонгольской письменности, обслуживавшей монгольский язык и в Туве использовавшейся, в частности, в делопроизводстве, либо письменности тибетской, находившей применение главным образом в буддийских религиозных текстах на тибетском языке. Сторонники этой линии ссылались на общность быта и религии тувинцев, монголов и тибетцев и на длительную традицию использования указанных систем письменности в Туве.

В то же время в решении IV съезда ТНРП четко говорилось о том, что тувинскую письменность следует создать на русской графической основе: «Тувинский народ должен установить свою письменность, пользуясь русскими буквами». По-видимому, такое решение обусловливалось тем, что аналогичное письмо существовало у соседних с тувинцами тюркоязычных народов — алтайцев и хакасов. В его основу был положен так называемый миссионерский алфавит, разработанный для алтайского и хакасского языков в XIX в. и предназначенный для перевода на эти языки христианских церковных книг, что, в свою очередь, было связано с обращением данных народов в православие.

В январе 1926 г. на заседании Политбюро ЦК ТНРП решили опробовать на практике и сравнить друг с другом проекты письменности, которые предстояло разработать в Туве на русской (кириллической) и старомонгольской основах. В настоящее время о реальном существовании «монгольского» проекта трудно сказать что-либо определенное и о нем можно судить лишь на основании косвенных данных.

Известно, что в 1920;х гг. в связи с расширением функций старомонгольской письменности последняя использовалась (вероятно, без какой-либо модификации) для фиксации тувинской речи. Из имеющихся документов явствует, кроме того, что состоявшаяся в апреле 1926 г. сессия Малого Хурала приняла постановление о переходе с монгольского алфавита на русский.

30 августа 1926 г. Политбюро ЦК ТНРП утвердило проект тувинской письменности на русской графической основе, разработанный Брюхановым (Сотпа) и Р. Бузыкаевым, о которых известно, что они занимались преподавательской и переводческой деятельностью. Ими был подготовлен букварь под названием «Тыва». Судя по характеру использованного в нем алфавита, авторы букваря были знакомы с упомянутыми выше алтайской или хакасской письменностями, что отразилось в рисунке букв для обозначения специфических звуков тувинского языка. Есть сведения о том, что рукопись букваря отправляли в АН СССР, но не получили там одобрения. Учитывая уровень учебника, это вполне вероятно, тем не менее в 1927 г. он все же был издан в Москве.

Современные исследователи находят в данном учебнике серьезные недостатки научно-методического характера, использованный в нем материал также в значительной мере дефектен. Однако в свое время букварь являлся первым и единственным пособием по тувинской грамоте, которое, несмотря на все недочеты, нашло применение в школьной практике и благодаря этому сыграло свою положительную роль. Букварь использовался в школах практически до введения в 1930 г. письменности на латинизированной основе, хотя официально от него отказались раньше.

Букварь «Тыва» в принципе мог быть доработан, но после выхода его в свет у руководства ТНР возникло намерение создать тувинскую письменность на иной, латинизированной основе, что в значительной мере также связано с влиянием СССР, где первый проект такой письменности (для азербайджанского языка) появился еще в начале 1920;х гг. В 1927 г. ученые Советского Союза разработали единый (унифицированный) латинизированный новотюркский алфавит, на основе которого в краткие сроки создавалась письменность в первую очередь для тюркоязычных народов СССР. Примеру последних в 1928 г. последовала и Турция, где, с учетом новотюркского алфавита, ввели свой вариант латиницы, используемый и в настоящее время.

Есть основания считать, что еще в 1927 г. руководство ТНР решило ввести в стране национальную письменность на латинизированной основе, а в начале 1928 г. ЦК ТНРП обратился с поручением ее создания к ученым-ламам, которые и приступили к его выполнению. Основную роль в разработке письменности играл настоятель Верхне-Чаданского хурэ Монгуш Лопсан-Чимит.

Вместе с тем на этот раз власти ТНР решили прибегнуть и к помощи советских ученых и через дипломатические каналы связались с АН СССР. Последняя доверила создание тувинской письменности таким крупным языковедам, как профессора Евгений Дмитриевич Поливанов и Николай Николаевич Поппе, первый из которых работал в Москве, а второй — в Ленинграде. Оба они принимали активное участие в языковом строительстве и к тому времени уже разработали проекты письменности для языков ряда народов СССР.

Вероятно, в последующем имелось в виду на основе их индивидуальных разработок создать общий проект, но Е. Д. Поливанов, подготовивший зимой 1928;1929 гг. свой проект письменности и даже написавший тувинский букварь, в 1929 году подвергся политическим репрессиям: он был смещен со всех занимаемых постов и был вынужден покинуть Москву. В 1938 г. Е. Д. Поливанов погиб. Его работы по тувинской письменности впоследствии были, вероятно утрачены.

Проекту Н. Н. Поппе повезло больше. В конце 1928 или начале 1929 года он закончил работу над проектом тувинского алфавита, получившего одобрение специалистов, после чего он в феврале 1929 г. через Наркомат иностранных дел был передан в Полпредство ТНР в Москву, о чем свидетельствует сохранившаяся в архиве сопроводительная записка со следующим текстом: «НКИД препровождает при сем составленный профессором Поппе и одобренный Советом Тюркологического кабинета (впоследствии — сектор тюркских языков Института языкознания АН СССР. — Авт.) проект тувинского алфавита, в основу которого положены латинские начертания нового унифицированного тюркского алфавита.

В случае необходимости правила орфографии могут быть также выработаны вышеупомянутым ученым".

В том же году была опубликована статья Поппе «Заметки по фонетике танну-тувинского языка в связи с вопросом об алфавите», где содержалась характеристика основных звуков (фонем) тувинского языка и их письменные фиксации, приводился сам алфавит, а также излагались соображения по тувинской орфографии.

Тем не менее, судьба проекта Попе сложилась непросто. Тогдашнее руководство Тувинской народной Республики, не дожидаясь его поступления в Туву, уже приняло к этому времени (в феврале 1929 г.) другой проект письменности. Он был разработан Монгушем Лопсан-Чимитом на основе алфавита и графики немецкого языка, которые лама считал наиболее совершенными. Председатель Малого Хурала Куулар Дондук писал, что Лопсан-Чимит «взял за основу немецкий алфавит, внес в него кое-какие изменения, дополнил и составил новый тувинский алфавит». В цитируемой публикации К. Дондука сообщается также, что этот алфавит был представлен на рассмотрение Малого Хурала и «утвержден им целиком» и что, по-видимому, только после этого он был направлен для рецензирования в Академию наук СССР, которая «нашла его удовлетворительным», о чем известила правительство ТНР через тувинского полпреда в СССР Чойдана.

3 февраля 1929 г. алфавит Монгуша Лопсан-Чимита получил одобрение на заседании Политбюро ЦК ТНРП, но изучение новой письменности началось гораздо раньше. Первое собрание группы по ее изучению состоялось уже 22 июня 1928 г. Отметим, что руководство ТНР поспешило ввести в действие разработку М. Лопсан-Чимита, не дожидаясь поступления альтернативного варианта из СССР. Между тем специалисты оценивали проект Лопсан-Чимита весьма критично. К примеру, воспоминания одного из участников тех событий Х. Н. Даржаа свидетельствуют о неприятии рассматриваемого проекта письменности А. И. Москалевым и А. А. Пальмбахом, которые сами в скором будущем активно занялись разработкой тувинской письменности.

Критические отзывы о проекте письменности, созданном в ТНР, содержатся и в публикациях, первой половины 1930;х гг. где говорится о ее трудности и сложности для аратства, о неадекватном отражении в ней звукового строя тувинского языка. Одним из недочетов проекта являлось то, что он строился на иной графической основе (немецкой), нежели большая часть введенных к тому времени систем письменности для других тюркских языков (основанных на НТА), что заметно обосабливало среди них тувинский язык.

Стоит, однако, отметить, что в Архиве внешней политики Российской Федерации обнаружена сопроводительная записка, отправленная, по всей вероятности, из Наркомата иностранных дел (НКИД) СССР в Тувинское полпредство в декабре 1928 г., где говорится о возвращении туда тувинского букваря на латинизированной основе, направленного «из полпредства в августе того же года на отзыв в АН СССР. (Очевидно, на отзыв направлялся не только алфавит Лопсан-Чимита, но и созданный им уже к тому времени букварь.)

Записка составлена в дипломатичных выражениях. В ней говорится о том, что определенные научные учреждения АН СССР заинтересованы этой попыткой перевести тувинскую письменность на латинскую основу и обещают всемерную поддержку данному начинанию, но «…если это представляется желательным, готовы взять на себя научную разработку и составление проекта латинизированного алфавита для тувинского языка». В заключение тувинскую сторону просили сообщить, согласна ли она на это предложение, чтобы в случае положительного ответа ускорить практическое решение проблемы.

Возможно, начало данной записки и воспринималось как «удовлетворительная оценка» проекта Лопсан-Чимита, хотя, по сути дела, проект этот явно не оценивался положительно, а предложение АН СССР взять на себя разработку тувинского латинизированного алфавита и слова о возможности ускорения этой работы могли означать близкое ее завершение Н. Н. Поппе и Е. Д. Поливановым.

Конец 1929 г. ознаменовался «обострением классовой борьбы», направленной против «феодалов» и «теократов». От проекта письменности, подготовленного Лопсан-Чимитом Монгушем, отказались в том числе по той причине, что его автор был служителем религиозного культа. Это обстоятельство сыграло немалую роль в том, что в последующем судьба Лопсана-Чимита сложилась трагично: он был обвинен в контрреволюционной деятельности и расстрелян в 1941 году.

Между тем, отношение к проекту Поппе со стороны руководства ТНР изменилось радикально к лучшему.

Готовился VIII съезд ТНРП. В связи с этим представитель Коминтерна в Туве В. А. Богданов, характеризуя ситуацию с письменностью, в своем послании в Восточный секретариат Исполкома Коминтерна от 18 июня 1929 г. констатировал, что из двух имеющихся проектов, основанных соответственно на немецком алфавите и НТА, «Великий Хурал принял проект лам. В настоящее время на месте сил для дальнейшей проработки вопросов письменности не имеется. Знатоков-языковедов среди лам нет, и их привлекать политически нецелесообразно… Предлагается вновь пересмотреть этот вопрос и принять новотюркский алфавит…».

Вопрос об основе тувинской письменности окончательно решился на VIII съезде ТНРП. В письме ЦК ТНРП в ЦК ВКП (б) отмечалось, в частности, что съезд поручил руководству ТНРП «обратиться за помощью в ЦК ВКП (б) в деле выработки тувинской письменности, в основе которой должен лежать новотюркский алфавит, принятый у тюркских народов СССР…»

В результате от местного проекта отказались, а отношение к проекту Н. Н. Поппе, напротив, изменилось в лучшую сторону. Так, в телеграмме тувинского полпреда в МИД ТНР (на имя Данжая) от 12 ноября 1929 г. сообщается, что на хошунных курсах КУТВ идут занятия «по латинизированному алфавиту Поппе».

Согласно имеющимся данным, Е. Д. Поливанов зимой 1928/29 г. создал проект тувинской письменности, а также тувинский букварь, фигурирующие в списке его ненайденных (и, по всей вероятности, утраченных) трудов, но в период работы над тувинской латинизированной письменностью, на завершающем ее этапе, разработчики располагали этими трудами или, по крайней мере, одним из них. Чтобы завершить указанное дело в короткие сроки, была образована лингвистическая комиссия при НИАНКП (Научно-исследовательской ассоциации национальных и колониальных проблем), работавшая над алфавитом, правилами орфографии и букварем. Как отмечал А. А. Пальмбах, проект алфавита составили «по первичным проектам профессоров Н. Н. Поппе и Е.Д. Поливанова» (в одной из своих рукописей он называл его также «проектом тув. алфавита Поппе и КУТВа»), хотя, по всей вероятности, в основу алфавита был положен именно проект Н. Н. Поппе, в пользу чего говорит их практическое тождество. В разработке письменности участвовали среди прочих сам А. А. Пальмбах, С. Е. Малов, Н. Ф. Яковлев (изучавший звуковой строй тувинского языка). Н. Н. Поппе, по-видимому, являлся одним из руководителей работы (при подведении итогов которой именно он выступил с докладом о тувинских алфавите и орфографии, а также написал соответствующее письмо в Тувинское полпредство) и другие ученые.

В числе авторов букваря А. А. Пальмбах называл тюрколога АИ. Москалева, работавшего совместно с переводчиком П. Сатом (Сат Бугажык) и научными сотрудниками НИАНКП A.M. Сухотиным и А. А Соколовым. Помощь комиссии оказывали также студенты-тувинцы, обучавшиеся в то время в Москве. Стоит отметить, что из восьми советских языковедов, которые «провели огромную работу по созданию алфавитов и орфографий для ранее бесписьменных языков» и имена которых называются в данной связи в первую очередь, четверо (Е.Д. Поливанов, Н. Н. Поппе, Н. Ф. Яковлев и A.M. Сухотин) приняли активное участие в создании тувинской письменности на латинизированной основе.

В июне 1930 г. в Туву прибыла специальная научная экспедиция, которую возглавлял проректор КУТВа Л. Д. Покровский и которая привезла с собой готовый проект письменности и тираж букваря для взрослых (более 4 тыс. экземпляров). После обсуждения проекта и внесения некоторых дополнений в алфавит 28 июня 1930 г. был издан декрет о введении тувинской национальной письменности. Эта дата широко отмечается общественностью Тувы, хотя история письменности на введении латиницы здесь не завершается.

1.4 Становление «книжной культуры» тувинцев

Вначале вкратце поясним значение понятия «книжная культура». Оно отражает показатель уровня технологического развития общества (полиграфической промышленности, целлюлозно-бумажных предприятий, наличие контингента инженерно-технических кадров и т. д.) и свидетельствует об интеллектуальном потенциале его членов (авторские силы, наличие каналов книгораспространения, читатели), в том числе на отдельных территориях его проживания (Очерки истории книжной…, 2000: 3−4). В данном случае мы оперируем словом «книга» в его широком значении, когда «книгой» считается различные виды печатной продукции: сами книжные издания, брошюры, газеты, журналы, буклеты, плакаты и т. д., а также рукописные книги и ксилографы, в которых зафиксирован определенный объем информации различного содержания.

Анализ имеющихся источников свидетельствует, что пласт книжной культуры ТНР был достаточно разнообразным. В ее пространстве нашли сосуществование рукописные книги и ксилографы на восточных языках, печатные книги, газеты, журналы на русском, монгольском, бурятском и тувинском языках. В то же время в книжной культуре ТНР наблюдаются тенденции различного характера, как позитивного, так и негативного.

К моменту создания республики её коренное население, тувинцы (чуть более 52 тыс. чел.), представляло собой традиционное кочевое общество, в повседневной жизни особо не нуждавшееся в печатных изданиях. Такая черта является одной из типичных составляющих общества с традиционной культурой.

Однако к тому времени в тувинском обществе всё же существовали элементы книжной культуры. Это ведение государственного делопроизводства и личной переписки на старописьменном монгольском языке, использовавшемся в тувинском обществе ещё с ХШ в. и вплоть до осени 1930 г. Тувинцы пользовались также и тибетской письменностью, что по большей части было обусловлено введением буддизма как официальной религии тувинцев. Именно буддийская религия способствовала массовому проникновению в Туву рукописных книг и ксилографов из стран Азии, в частности из Монголии и Тибета. Эти работы размещались в основном в местных буддийских монастырях, количество которых к 1930 г. превышало более двух десятков. Среди подобных работ были отдельные части эпических сказаний, медицинских трактатов, труды по буддийской философии, тексты мантр на монгольском или тибетском языках.

Если говорить о пользователях подобных работ, то их контингент был незначителен: в первую очередь, это ламы и хуураки. Наличие рукописных книг и ксилографов у тувинских чиновников или аратов было редкими случаями.

Проникновение в тувинское общество восточных рукописей и ксилографов имело большое значение не только для его книжной культуры, но и для культуры народа в целом. Через них тувинцы познакомились с достижениями многогранного богатства народов Востока, накопленного в течение многих тысячелетий. В настоящее время в хранилищах Республики Тыва сосредоточены несколько тысяч работ, в том числе и местного происхождения.

В момент образования ТНР на её территории печатные книги всё же имелись. Это были издания на русском языке, выпущенные в России. Большую их часть составляли учебники и церковно-служебная литература и они использовались в русских школах и православных церквях Тувы.

Пространство книжной культуры ТНР резко начинает меняться через год после создания республики — с 1922 г. С этого времени расширяется диапазон типов и видов, тематический ассортимент книжной продукции. Это было связано, в первую очередь, с предстоящими преобразованиями в социально-экономическом развитии молодого государства. Так, исполкомом Русской самоуправляющейся трудовой колонии (РСТК) был активизирован ввоз в Туву печатных книг из России. Например, в августе 1922 г. из Ново-Николаевска (Новосибирск) в Урянхай через Сибирский революционный комитет были доставлены политическая и школьная литература, канцелярские принадлежности весом в 100 пудов.

Кроме того, только что созданный ЦК ТРНП наладил ввоз общественно-политической, учебной литературы из Улан-Батора и Верхнеудинска (Улан-Удэ) (Танова, 1979: 19). Среди привозимых изданий были работы также на русском языке. Все эти издания (книги, брошюры, журналы, газеты и т. д.) использовались в основном на курсах по подготовке партийных кадров, по изучению монгольского и русского языков, организованных в Кызыле.

После заключения советско-тувинского договора об установлении дружественных отношений (1925 г.) стали расширяться культурные связи между странами. Для удовлетворения нужд ТНР в книжных изданиях советская сторона использовала услуги Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС). В его структуре функционировало бюро книгообмена, предназначенное для рассылки книг и брошюр в различные страны мира и заказа оттуда необходимых для ВОКС изданий. До вхождения Тувы в состав СССР через ВОКС в ТНР поступали не только книги, брошюры, но и наглядные пособия, кинофильмы, музейные экспонаты, фотовыставки и другие материалы.

В середине 20-х гг. XX в. в пространстве книжной культуры ТНР появился совершенно новый пласт — печатная продукция местного происхождения. То есть, на территории Тувы впервые было организовано книгопечатание. Первым местным печатным изданием стала газета на русском языке «Красный пахарь» — печатный орган исполкома и районного бюро РКП (б) РСТК, первый номер которой был выпущен в 1924 г.

В 1925, 1926 гг. общими усилиями ЦК ТНРП и ТРСМ, Малого хурала ТНР в Кызыле был организован выпуск газет и журналов на монгольском языке «Освобожденная Тува», «Танну-Тувинская правда», «Революционный арат» и «Задачи молодежи». Помощь в обеспечении полиграфическим оборудованием, шрифтами русского и старомонгольского алфавитов, бумагой, а также печатниками была оказана Советским Союзом.

Выпуск таких видов печатной продукции, как книги и брошюры, в ТНР впервые был налажен в 1926 г. на базе типографии монголоязычных газет и журналов. Поскольку тувинцы к тому времени все еще не имели своей письменности на родном языке, первые непериодические издания, как газеты и журналы, тоже печатались на монгольском языке, на более привычном, чем русский. Первыми тувинскими книжками стали в основном законы, инструкции, положения, партийные и ревсомольские уставы. Подобное положение было связано с задачами укрепления правовой базы всех сфер молодого тувинского государства.

Из книг другой тематики можно назвать миниатюрное издание «Книга о туберкулезе» (1929 г.), ныне хранящееся в Национальном музее Республики Тыва.

В 1929 г. произошло объединение типографий, где печатались газета «Красный пахарь» и монголоязычные издания, и на их базе была создана Государственная типография ТНР («Т?п хевилел чери»; в последующие годы стали называть «К?ртипограф»).

После принятия тувинской письменности, разработанной на основе новотюркского алфавита (июнь 1930 г.), на неё было переведено местное книгоиздание, осуществлявшееся до этого на монгольской письменности. Также были приняты меры по укреплению полиграфической базы тувинского книгоиздания: из СССР завезены печатные станки, литера шрифтов русского и новотюркского алфавитов, бумага, в основном газетная, приглашены специалисты. С этого времени намного увеличился общий объем выпуска литературы, газет и журналов по названиям, тиражу и по листам-оттискам. В репертуаре книгоиздания появились учебники, прейскуранты цен; художественная, детская литература, работы по санитарно-гигиеническому просвещению, сельскому хозяйству и т. д.

В середине 30-х гг. XX в. достижения книжной культуры ТНР и само молодое государство были признаны правительством США, крупной мировой державой. Об этом свидетельствует факт обращения Библиотеки Конгресса США в Совет Министров ТНР, в котором предлагалось начать книгообмен между двумя государствами. В данном документе американская сторона предлагала следующие условия: «…Прежде всего желательно получить издания высших правительственных учреждений ТНР (законодательных, административных, судебных), правительственный периодический орган и в частности статистический материал. В обмен Библиотека Конгресса предлагает равноценные официальные издания С.А.С.Ш. …» (орфография и стилистка сохранены. — М. С.).

Новым явлением в книжной культуре ТНР стало создание каналов книгораспространения нового типа: книжных магазинов и библиотек. Реализацию литературы вели также пункты ликбезов, школы, правления хошунов.

Постепенно заметно расширился контингент потребителей книжной продукции. Это учителя, учащиеся, руководящие работники, партийные и ревсомольские активисты, журналисты, советские специалисты и некоторые другие.

В истории книжной культуры ТНР наблюдаются и негативные тенденции. Например, постоянно ощущался дефицит бумаги, хорошего полиграфического оборудования и нехватка авторских сил.

Из-за частой смены основы тувинского книгоиздания — графики письменности (1930, 1941;1944 гг.) — каждый раз приходилось производить полное обновление шрифтового хозяйства его полиграфической базы; в авральном режиме обеспечивать пункты ликбезов, школы учебной и учебно-методической литературой, а выполнение таких задач требовали серьезных финансовых средств. В результате нехватка учебной литературы было явлением частым.

Развитию книжной культуры ТНР тяжелый урон нанесли политические репрессии. Уничтожению, кроме людей, подверглись и книги. Например, книжные собрания монастырей были разорены и уничтожены, так как их причислили к «пережиткам прошлого, атрибутам религии». Из библиотек и книготорговой сети были изъяты и тоже уничтожены «неугодные» книжные, газетные и журнальные издания. Основным мотивом при этом служили наличие в них фотографий «контрреволюционеров», публикаций о них. Такую же участь постигли даже изданий, в которых всего лишь упоминались фамилии, имена «контров» Например, только в 1940 г. из архива Комитета печати были изъяты 137 различных изданий, общее количество которых составило 4050 экз. К 1944 г. стало известно, что из 341 названий книг и брошюр, выпущенных в Кызыле в период с 1930 по 1944 гг., уцелело всего 20−30%. В дальнейшем в целях сохранения местной печатной продукции поднимался вопрос о создании Книжной палаты ТНР.

Однако, несмотря на ряд негативных факторов, в период с 1921 по 1944 гг. книжная культура ТНР в целом характеризуется подъемом на новый уровень. На территории Тувы появились совершенно новые явления: типографский способ производства книги, национальная письменность, книжное издательство, национальная литература, светские библиотеки, книготорговая сеть. Все они обеспечили создание и развитие системы образования, журналистики, науки, в конечном итоге, общее укрепление социально-экономического развития ТНР.

ГЛАВА 2. КУЛЬТУРНАЯ ПОЛИТИКА. ЗАРОЖДЕНИЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ВИДОВ ИСКУССТВА

2.1 Традиционная песенная культура тувинцев

Тувинский народ издавна создавал свою музыку, свои национальные музыкальные произведения. Высоко развито было песенное творчество (импровизации) и исполнительное мастерство. Характерной особенностью тувинской музыки было отсутствие многоголосья как в песенном, так и в инструментальном творчестве. Певец и аккомпанирующий инструмент (или несколько инструментов) исполняли мелодию в один голос (в унисон). Тувинские мастера владели древним искусством двухголосового горлового пения; упоминания о нем имеются и в фольклоре тувинцев. Различается несколько видов такого пения (сколько мы осведомлены — три вида).

На Всесоюзном смотре самодеятельности в Москве в 1954 г. один из таких мастеров-тувинцев был отмечен жюри смотра.

Музыкальные инструменты тувинцев были разнообразными: имелись смычковые («бызаанчы» и «игил»), духовые («лимби» и «шоор»), щипковые («топшулуур» и «чадаган») инструменты и вибраторы («хомус»).

Прежде на всех перечисленных инструментах играли только мужчины.

Женским и собственно даже девичьим музыкальным инструментом был «хомус» — варган. Делали «хомус» из железа («темир хомус»), из дерева («ыяш комус»).

До 1940 г. все девушки с 14 лет имели этот инструмент и играли на нем. Запрещен «хомус» был в целях предотвращения передачи инфекции (в частности туберкулез) при пользовании чужим инструментом изо рта в рот. Старики отмечают, что особенно хороши были мастерицы играть на «хомусе» в Чадане, куда тувинцы заезжали иногда специально послушать их игру. После создания ТНР был организован национальный музыкальный ансамбль из народных тувинских инструментов. Многие из инструментов были конфискованы у баев и нойонов. Со всей Тувы собирали мастеровисполнителей. Некоторых из них посылали для получения музыкального образования в МНР, как, например, товарища К. Х. Седыпа. Впоследствии ансамбль распался.

Песенное народное творчество тувинцев, очень богатое. Песни любовные молодежи, песни пастухов, охотников очень мелодичные, в прошлом отражали в основном тоску и безнадежность, царившие в окружавшей народ жизни.

Хоомей как особый жанр народного музицирования в общей системе традиционной культуры тувинцев выступает довольно автономным и весьма специфическим явлением. Для того, чтобы донести рассмотрение традиции до современности, сохранить ее живой и действенной, народу необходимо было накапливать и в течение веков передавать ее от поколения к поколению.

Впервые попытка более полного объяснения этого феномена и предварительная классификация и описание стилей горлового пения была предпринята А. Н. Аксеновым в 1964 году. А. Н. Аксеновым описал четыре вида горлового пения и соответственно четыре мелодических его стиля:

1. каргыраа;

2. борбаннадыр;

3. сыгыт;

4. эзенгилээр.

Самостоятельным монографическим исследованием, посвященным рассмотрению различных аспектов горлового пения, явилась работа З. К. Кыргыс «Тувинское горловое пение».

Разнообразие форм горлового пения, его стилей и субстилей, их связь с архаическим стихотворным строем, по ее мнению, подтверждает древность этого искусства. З. К. Кыргыс даны характеристики пяти основных стилей горлового пения (хоомей, сыгыт, борбаннадыр, эзенгилээр, каргыраа), его современных субстилей (бырланнадыр, деспен борбан, каргыраа певца Ойдупаа), а также древних субстилей (буга хоомей, опей хоомей, кожагар каргыраазы, даг каргыраазы, канзып).

Звуковая структура хоомея имеет полную аналогию со спецификой инструментальной музыки тувинцев. И в инструментальной музыке, и в музыке хоомея звуковой материал строится по принципу бурдонно-обертоновых звукосочетаний. Это принципиальное отличие традиционной инструментальной культуры тувинцев от музыки европейской и иных традиций. При обычном вокальном исполнении (пении) такое соотношение звуков физически извлечь невозможно. Очевидно то, что при исполнении хоомея голосовой аппарат человека тувинцами интерпретируется как инструмент. Можно предположить, что даже отсутствие родового названия этого феномена свидетельствует о том, что каждый вид этого искусства (сыгыт, хоомей, каргыраа и др.) функционирует в культуре подобно самостоятельным инструментам. Целью хоомейжи (исполнителей горлового пения) является достижение особого колорита звучания — игра тембрами, формирование обертоновой мелодии.

То, что за необычностью звуковых построений хоомея (в широком смысле как горлового пения) кроется неизвестная науке специфическая концепция, впервые предположил А. В. Анохин: «Горловое пение тувинцев стоит вне всех устоявшихся теорий и едва ли не составляет единственное явление в области вокального искусства».

Примечательно также замечание английского путешественника Д. Каррутерса, который услышал неповторимое своеобразие тувинской музыки: «Урянхайская музыка представляет собой интерес для исследователя-этнографа, так как является особенностью этого народа. Среди монголов нам никогда не приходилось слышать ничего похожего на эту музыку».

Основная жанровая систематика музыкального фольклора тувинцев, впервые представленная в исследовании А. Аксёнова, была уточнена З. Кыргыс. Однако, за рамками данных классификаций остались: ?ск?ст? ыры (песня сироты), алгыш (шаманский напев), тоол (эпос, сказка), х?? мей (горловое пение), хотя они также являются важными составляющими вокальной культуры народа.

Установление в 1914 году российского протектората над территорией Урянхайского края отразило геополитическую борьбу Российской и Китайской империй. Пограничное положение Тувы неоднократно делало её в первой трети ХХ века предметом спора России, Китая и Монголии. Революционные события 1917 года в России способствовали рождению независимого тувинского государства — Тувинской Народной Республики (ТНР), просуществовавшей с 1921 до 1944 годы и последней из национальных автономий принятых в состав СССР3.

Период 1930;х годов стал для Тувы временем интенсивного культурного строительства, начался процесс формирования национальной интеллигенции. Знаковыми событиями стали: выпуск грампластинок с записями тувинского фольклора, в т. ч. хоомея (1934); появление институтов новой музыкальной культуры — национального театра-студии (1936), Дома народного творчества (1950) и специальных образовательных учреждений; рождение национальной композиторской школы (1950;е годы). В данный период революционные новации причудливо соседствовали с деятельностью местных служителей буддийского культа, а в среде русских поселенцев продолжали сохраняться привнесённые с ними в Туву традиции христианства.

Музыкальные традиции существующих в Туве мировых религий — буддизма и христианства — демонстрируют различные системы мышления: как монодийные (буддийский и старообрядческий каноны), так и гармоническое многоголосие (православие, протестантизм), а также гетерофонную ткань (духовные стихи старообрядцев). Важно, что именно мировые религии привнесли в музыкально-культурную традицию Тувы письменно фиксируемые формы музыки, причём, в четырёх различных версиях: невменных — буддийской ян и российской крюковой, цифровой и пятилинейной европейских нотациях.

В 1920;х годах главными очагами музыкального просвещения были «красные уголки», юрты-передвижки (кызыл ?г), клубы. Со второй половины 1930;х годов заметную роль стала играть концертная деятельность молодого национального театра-студии. На основе архивных документов подробно исследовано развитие клубных форм музыкального просветительства в Туве и репертуар эпохи. Собранные материалы позволили обосновать значимость вклада отдельных личностей, а также ряда организаций в развитие профессионального музыкального искусства. Впервые проанализированная деятельность различных коллективов того времени оценивается как предфилармонический этап в истории музыкальной культуры Тувы. Благодаря концертам художественной самодеятельности в Туве стали развиваться и закрепляться концертные формы музыкальной жизни. Музыкально-просветительская деятельность оказала значительное влияние на формирование стилистики первых образцов авторского творчества, создаваемых первыми тувинскими композиторами в атмосфере эпохи революционных преобразований (в т. ч. и тех, что происходили в окружающей звуковой среде).

2.2 Становления тувинской хореографии

Хореографическое искусство — важная часть национальной культуры народа. И от того, какое место в ней занимают шедевры, созданные мастерами прошлого, во многом зависит пути ее развития не только сегодня, но и завтра!

Танец являлся спутником человеческого общества на протяжении многовекового его развития, представляясь древнейшей формой социальных отношений. С помощью танца из поколения в поколение передавались определенные знания, опыт, приобретались трудовые и воинские навыки, совершенствовалось и закалялось тело, с помощью танца лечили и отдыхали.

Изучение процесса трансформации танцевального искусства тувинцев представляет определенный интерес, так как он является частью исторического прошлого и настоящего тувинского народа. Танцевальная культура тувинцев неразрывно связана с жизнью народа, изменениями условий труда и быта, развитием национальных традиций. Содержание танцев, тувинский народ черпал из жизни, в них отражал эстетическое восприятие окружающей среды, трудовые процессы, характеры людей. Тувинцы отбирали из национальных игр, обрядов и трудовых процессов конкретные темы, удобные для воплощения в танце.

Существенный сдвиг в культурной жизни Тувы произошел в первой половине 1940;х годов с приездом в Туву по приглашению правительства Тувинской народной республики ряда специалистов из СССР. Это были Л. И. Израйлевич — композитор и дирижер духового оркестра, Р. Г. Миронович — флейтист и преподаватель музыкально-теоретических дисициплин, С. И. Булатов — дирижер хора, А. Н. Аксенов — композитор и преподаватель музыкально-теоретических дисициплин, пианистка Ю. Р. Рейшис, А. В. Шатин — балетмейстер.

1943 год считается началом профессионального развития тувинского танца. Александр Васильевич Шатин вошел в историю как основоположник тувинской национальной хореографии. Задача перед молодым, но уже известным в СССР хореографом, балетмейстером Большого театра, стояла сложная: не просто организовать в тувинском театре профессиональную балетную труппу, а с нуля создать тувинскую хореографию — до этого хореографии в Туве не было.

А. В. Шатин объездил практически всю Туву на лошадях, оленях, верблюдах. Он искал талантливую молодежь. Желающих учиться танцу нашлось немало. Как выявить хореографические данные фигур и музыкальность? Это оказалось сложной задачей. Девочки отказывались показать себя в особой для танца одежде, так как такие костюмы для них считались предосудительными. Надо было преодолевать вековые предрассудки человеческой психологии, обычаев и традиций. Но здесь союзником организатора балетной труппы было ярко выраженное стремление молодежи к творчеству, к искусству. Шатина интересовало все — танец орла, который исполняли борцы перед состязаниями; шаманское камлание; движения тувинских женщин в их хлопотах по хозяйству. Именно так в многочисленных наблюдениях, беседах и встречах рождались движения танцев «Юность», «Декей-оо».

А. В. Шатин блестяще справился с поставленной задачей: за два с половиной года, которые он провел в республике, создал и поставил несколько танцев, которые стали началом тувинской хореографии. Побывав весной 1943 года в Эрзинском и Тес-Хемском районах, изучив там танцы тувинских девушек, он приступил к созданию на их основе собственных композиций, первой из которых стал «Танец с флейтой» (лимби), исполненный Галиной Севильбаа (Бады-Сагаан), а второй — знаменитая «Звенящая нежность» (ээлдек шы? гырааш).

В своих воспоминаниях А. В. Шатин писал: «Когда я работал над этим танцем, постоянно обогащался народными тувинскими традициями и обычаями. Колокольчики звенят в руках девочек — это я ходил к ламам и увидел у них звонкий шан (медные тарелки, использующиеся при совершении буддийских религиозных обрядов) и попросил кузнеца сделать такие же, только маленькие, для пальцев. Эти тарелочки поют разными нотами: до-ре-ми-фа-соль-ля-си. Отсюда родилась идея о семи девочках: они должны играть по нотам, а солистка Н. Ажикмаа, прекрасно исполняющая свою партию, выразительно и артистично ведет свою роль. Каждое движение рук девочек взято из жизни: когда их руки закрывают лицо — значит, девушка стесняется». Этот танец, ставший впоследствии классикой тувинской хореографии, был поставлен на музыку композитора и исследователя тувинской музыки А. Н. Аксенова, а первыми исполнителями были Галина Севильбаа (Бады-Сагаан), Клавдия Веденеева, Аля Сельянова, Лариса Соловьева, Екатерина Харлыг, Фаина Дубовская и Наталья Ажикмаа.

Созданный А. В. Шатиным коллектив объездил с гастролями всю Туву. Их главной концертной площадкой были чабанские стойбища, первыми зрителями — простые араты, транспортом — лошади и грузовики. В 1945 году состоялся первый выпуск. Все выпускники остались работать артистами в театре. В этом же году Шатин вернулся в Москву, а дело продолжил его ученик Николай Кысыгбай. Он был ассистентом Шатина, а также переводчиком.

В 1946 году приехал И. А. Каренин. Он продолжил занятия с артистами балетной труппы. Пополнил репертуар театра постановками: «Половецкие пляски» из оперы «Князь Игорь» Бородина, «Вальпургиева ночь» Гуно, «Цыганская рапсодия» Листа.

Когда в октябре 1944 года Тува вошла в состав СССР, приглашенные специалисты были отозваны в Москву. А в 1949 году балета в театре не стало. Первый состав тувинской балетной труппы: Екатерина Кыдай, Галина Севильбаа, Екатерина Харлыг, Сай-Хоо Монгуш, Фаина Дубровская, Клава Веденеева, Лариса Соловьева, Лиля Севастьянова, Наталья Ажикмаа, Николай Кысыгбай, Доруг-оол, Дадар-оол, Октябрь, Сарыг-оол, Макар, Бадарчы, Кан-оол и другие.

Сай-Хоо Даржааевна Монгуш — одна из одаренных и талантливых учениц А. В. Шатина, в 1974 году выпустила книгу «Тувинские танцы», где описала четыре танца. Один из них знаменитая «Звенящая нежность» в постановке А. В. Шатина, а также «Ручеек», «Скачки», «Тетерева». Танец «Ручеек» в ее постановке до сих пор исполняется профессиональными и любительскими коллективами. До сих пор она остается первой тувинской выпускницей ГИТИСа. С. Д. Монгуш можно назвать «счастливой звездой Тувы». После окончания курсов в тувинской балетной студии, она была участницей VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов Москве в 1957 году. Затем поступила в ГИТИС, училась у самого А. В. Шатина.

В апреле 1969 года при Тувинской государственной филармонии на базе самодеятельного художественного коллектива «Чечек» (цветок) Кызылского училища искусств был создан государственный ансамбль песни и танца «Чечек». В штате ансамбля было 16 артистов хора и 17 артистов балета. Первые выпускники Фрунзенского (ныне Бишкекского) хореографического училища: Галина Чооду, Евгения Салчак, Галина Кажин-оол пополнили ряды артистов балета. С июля 1971 года ансамбль официально называется — Тувинский государственный ансамбль песни и танца «Саяны».

Евгения Минчиновна Салчак остается в истории хореографического искусства Тувы как автор и основоположник учебной дисциплины «Тувинский танец». После артистической карьеры преподает в Кызылском колледже искусств. Ее труд оценен правительственными наградами. Она — лауреат государственной премии Тувинской АССР, Заслуженная артистка Тувинской АССР, Заслуженная артистка РСФСР. Многие годы была бессменной солисткой танца «Звенящая нежность» визитной карточки тувинской хореографии.

2.3 Становление тувинской кинематографии

Сегодня, когда кинематография достигла вершин особенно отчетливо видны те изменения которые произошли в культурной жизни нашей республики.

Первая стационарная киноустановка появилась в Кызыле в 1925 г., в клубе советских граждан. Аппаратура была передана полпредством СССР в безвозмездное пользование правительству Тувинской народной республики. Первыми демонстрировали фильмы «В тылу белых» и «Красные партизаны».

В дальнейшем кинопередвижки регулярно посещают все жители. Открывшийся в городе тогда кинематограф привлек интерес тувинцев.

Приезжали смотреть «на чудо» техники с отдаленных районов. Как пишет Т. Сантьева в своей статье «На днях прибыли из далекого Хемчикского хошуна представители партийных организаций. Посетили кино, и оно произвело на них неизгладимое впечатление. Целую ночь после этого они просидели и проговорили о том, какие чудеса творит наука, и как далеко они, тувинцы, еще отстали в своем культурном развитии». Тувинцы называли кино «живыми картинами».

Как пишет И. Слепнева В 1936 г. делегация, прибывшая с СССР передала в качестве дара советского народа правительству Тувинской народной республики стационарную киноустановку, две звуковые кинопередвижки на автомашинах и фильм «Чапаев».

Приехавшие тогда с делегацией кинооператоры создали звуковой документальный фильм киножурнал «15 лет ТНР», который хранится до сих пор в архивах ЦГА Республики Тыва.

Считая, что кино является одним из могущественных средств просвещения масс тогдашнее руководство СССР уделяло значительное место пропаганде кино.

В последующие годы Тувинская народно-революционная партия приняла меры по расширению сети киноустановок. В начале 1940 г. было приобретено пять передвижных и пять звуковых стационарных киноустановок.

Значительное место в пропаганде деятельности социалистического кино является пропаганда вождя пролетариата. В основном показывали фильмы режиссера М. Шатова и Ю. Карасика «Шестое июля».

Фильмы в Туве до второй половины не снимались в основном они носили документальный характер.

Актуальным в то время, было культурно-просветительская деятельность. В июне 1922 г. было образовано райбюро РКСМ. Чрезвычайная политизация и идеологизация, заданные руководством ТНРП и Исполкомом Коминтерна, не обошли стороной и киноискусство. Женсоветы, профсоюзы, пионерия в 1930;х гг. призывали смотреть советское кино организовывались близкие политические лозунги.

В предвоенные годы, когда тувинские добровольцы собиралась на фронт тувинское кинооператоры снимали документальный фильм «Об отправке тувинских добровольцев» .

В годы Великой Отечественной войны 1941;1945 годах советское киноискусство вместе со всем нашим народом встало на борьбу с фашизмом. В Туве активно показывали свежие события с фронта. А ЦГА Республики Тыва хранятся документальные фильмы «Путь воина», «Битва за Ровно», позже экранизировали повесть «Чоннун оглу» С. К. Тока где рассказывается о Герое Советского Союза Х. Н. Чургуй-ооле героями данных документальных фильмов являются наши земляки добровольцы. Наиболее активно и своевременно откликалось на события тех дней документальное кино. На фронтах Отечественной войны работники документального кино: режиссеры, операторы — с честью несли звания бойцов и офицеров Советской Армии. С киноаппаратом, а где нужно и с оружием в руках сражались они с врагом на передовой, в составе партизанских частей проникали в тыл врага, участвовали в боевых действиях авиации и флота, несли все тяготы военной жизни. Многие из них пали смертью храбрых. Содружество писателей, деятелей художественного и документального кино дало ряд значительных произведений, составивших кинолетопись отечественной войны: «Разгром немецких войск под Москвой» (1942) режиссеров Л. В. Варламова и И. П. Копалина; «Битва за нашу Советскую Украину» (1943) режиссеров А. П. Довженко и Ю. И. Солнцевой; «Берлин» (1945) режиссера Ю. Я. Райзмана.

Героическая борьба советских людей против захватчиков отразилась и??? в художественных фильмах И. А. Пырьева, Ф. М. Эрмлера, М. С. Донского, А. М. Роома.

Научную ценность представляет документальные фильмы «Тува в годы Великой Отечественной войны в документах» (1965 г.), «Дайынчы алдар» (1973 г.).

Таким образом, в первой половине XX в. Тува как и все республики входившие в состав СССР в своих кинолентах освещали в основном пропаганду социализма.

2.4 Становление тувинского изобразительного искусства

Тувинское профессиональное изобразительное искусство едва зарождалось, когда настала пора серьезного гражданского испытания. Великая Отечественная война советского народа против фашизма, как никогда прежде, сплотила Советский Союз и Тувинскую Народную Республику. В Туве началось всенародное движение по оказанию всемерной помощи фронту. Обозы с подарками Советской Армии, эшелоны мяса и хлеба шли из Тувы в Россию, тувинские добровольцы плечом к плечу с красноармейцами мужественно сражались на фронте против общего врага. Среди них были и первые художники Тувы: добровольцем на фронт, в Красную Армию, ушел в 1942 году из театра восемнадцатилетний Сажин, сражался в рядах Советской Армии в 1943—1945 годах Суздальцев.

В эти суровые годы впервые зазвучал звонкий и сильный голос молодого изобразительного искусства Тувы. Появившиеся в Кызыле, в хошунах и сомонах республики «Окна ТувТА» (Тувинского Телеграфного Агентства) так же, как «Окна ТАСС» в городах Советского Союза, стали главной трибуной боевой политической антифашистской сатиры. Впервые в Туве значительным тиражом (до двух тысяч экземпляров) стали выходить отпечатанные плакаты, исполненные на основе рисунков и линогравюр местных художников. Молодая агитационно-массовая графика Тувы активно поддерживала патриотический почин трудящихся в деле помощи фронту, беспощадно бичевала, разила гневным оружием сатиры фашизм, звала тувинский народ к исполнению его интернационального долга, к борьбе за свободу и независимость народов СССР и ТНР.

В развитие плакатной графики были вовлечены все силы, какими располагало молодое изобразительное искусство Тувы. К созданию плакатов, гравюр рисунков для «Окон ТувТА» обратился С. И. Феоктистов. Появились в годы войны и новые имена художников, с которыми во многом связано становление тувинской советской графики и живописи. Это имя русского художника Василия Демина и тувинского художника Всеволода Тас-оола.

Демин прибыл в Туву летом 1941 года. Вместе с группой других деятелей культуры (среди них — языковед А. Пальмбах, режиссер И. Исполнев, балетмейстер А. Шатин и другие) он был направлен Комитетом по делам искусств СССР на основании приглашения правительством ТНР специалистов для помощи в деле развития искусства республики. Круг творческих и организационных вопросов, которые пришлось решать на месте только что окончившему учебу молодому московскому художнику, оказался очень широк. В него входило и создание декораций для спектаклей крепнущего с каждым годом национального театра, и занятие живописью, и оформление города и массовых народных манифестаций, и сооружение первых памятников на тувинской земле, и участие в издательском деле, в периодической печати, и обучение тувинской молодежи основам изобразительного искусства. С большим творческим, подъемом занимается Демин живописью — пишет этюды с натуры, пейзажи, виды Кызыла, портреты тувинских аратов и представителей тувинской интеллигенции. С увлечением осваивает художник новую для него тематику, стремится передать исторические приметы военных лет. На одном из его этюдов 1941 года запечатлен самолет на зеленом поле аэродрома на окраине Кызыла, на другом — центральная улица в Кызыле. Привлекают его внимание характерные местные достопримечательности: с удовольствием рисует и пишет он всадников в ярких национальных костюмах, верблюдов на мостовой.

Непосредственными этюдами с натуры являются первые портреты, созданные Деминым в начале 1940;х годов в Туве. Среди них — «Девушка с багульником» (1942), изображающий молодую смуглолицую тувинку с огромным букетом нежных сиреневато-розовых цветов. Убедительный психологический портрет много видевшего в жизни человека запечатлел Демин в небольшом этюде «Арат Кара-Муга» (1943). Образ своего ученика — молодого тувинского художника — с большой психологической тонкостью, душевным тактом и реалистической правдивостью раскрыл Демин в портрете художника В. Л. Тас-оола (1943). Скромный тувинский юноша изображен в синем рабочем халате с палитрой и кистями в руках. Подчеркнуты гордая распрямленность его фигуры, волевая собранность, серьезность, ясность и доверчивость в выражении лица.

Все эти небольшие, не претендующие на крупное обобщение, но замечательные в своей реалистической достоверности и лирической проникновенности пейзажи и портреты Демина 1941 —1944 годов были, можно сказать, первыми камнями, заложенными в фундамент реалистической живописи Тувы. Но его главным делом в Туве в военные годы стало искусство, как писал когда-то В. Маяковский — «революцией мобилизованное и призванное» — плакаты, посвященные актуальным политическим и экономическим проблемам.

Разнообразной и неравноценной по качеству была эта графическая продукция военных лет. Содержательные, порою патетические образы политического плаката («Все силы на разгром врага!», 1941; «Теплую одежду — бойцам Красной Армии!», 1941; «Пошлем третий эшелон подарков для героической Красной Армии!», 1942; «Все на охоту! Организуем выезд на охоту в интересах Отечественной войны», 1942 и другие) сочетались с жанровыми зарисовками, с пояснительными рисунками, игравшими скромную, но нужную роль наглядного пособия (как снять и разделать шкурку убитого зверя, как кормить и растить ягнят, стричь овец, как правильно ходить на лыжах и т. п.). Полиграфическая база была небогатой: дешевая бумага, отпечаток в две-три краски (красная, зеленая, коричневая)… И все же в лучших листах Демин сумел создать запоминающиеся образы. Таковы выстроившиеся плечом к плечу железной шеренгой бойцы тувинского добровольческого отряда. Таков сверкающий белозубой улыбкой тувинский охотник со связкой добытых пушных зверьков. Таковы спокойные, ясные лица тувинского арата и аратки, принесших теплые вещи в подарок красноармейцам («…Пускай всенародная наша забота согреет бойцов средь суровой зимы!»). Своеобразную лирическую окраску графике Демина придают пейзажные мотивы, обильно введенные в композицию, но не нарушающие ее лаконичной, сдержанной выразительности: тайга за спиной охотника, дальние горы и юрты, пушистая веточка кедра над головой.

Большинство плакатов Демина содержат героические образы бойцов, аратов, охваченных патриотическим энтузиазмом тувинских трудящихся. Но есть у него листы и острой сатирической направленности. Таков плакат 1941 года «Гитлер похож на Наполеона, как паршивый котенок на льва». Известное изречение претворяется в сатирическом рисунке в форму выразительной образной метафоры: рядом с надменным, старым, хищным львом в бонапартовской шляпе кажется и удивительно похожим на него и невероятно жалким и ничтожным маленький черный взъерошенный зверек с физиономией Гитлера и с белыми паучками свастики на теле.

Вместе с Деминым в годы войны над политическим плакатом начал работать до четвертого курса учившийся в Государственном художественном институте имени В. И. Сурикова молодой тувинский художник В. Л. Тас-оол (ему едва исполнилось двадцать два года). Природные способности позволили ему за короткий период учебы у Демина и совместной работы с ним достигнуть больших успехов в искусстве плаката, выработать свой самостоятельный почерк. Его листы привлекают пластичной упругостью, энергичностью рисунка, эмоциональной звучностью цвета, размахом и динамикой композиционных решений. Это заметно, например, в плакате 1942 года «Дружной подпиской на 2-й госзаем поможем Красной Армии сломать хребет фашистскому зверю!» На фоне алых знамен, обозначенных крупными лаконичными пятнами, рисуются выразительные смуглые лица молодого арата и аратки. Линейная ритмика их силуэтов как бы «рифмуется» с очертаниями отрогов дальних гор и стремительно движущихся по рельсам краснознаменных эшелонов с подарками. Красной диагональю расчерчивает светлое небо могучая эскадрилья самолетов.

От своего учителя Демина Тас-оол перенял любовь к пейзажу и в годы войны создал первые живописные изображения родной земли. Это были еще скромные и неуверенные, этюдные по характеру маленькие полотна, но в них подкупали свежесть, искреннее чувство любования природой. В пейзаже «Веселый косогор» (1941) Тас-оол поэтично раскрыл своеобразие уголка Саянских гор. В небольшой картине с характерным развернутым названием «Штаб партизанского отряда Щетинкина в 1919 году на южной окраине города Кызыла в березовой роще» (около 1943 г.) Тас-оол запечатлел памятное место, связанное с революционной борьбой тувинского народа. В живописи Тас-оола проявились своеобразное видение мира, развитое чувство декоративности, цветовой гармонии.

Рано и ярко раскрылось дарование Тас-оола в области портретного искусства. Несмотря на то, что порой ему не хватало мастерства, знания человеческой анатомии, умения расположить фигуру в пространстве, уже ранние его портретные этюды с натуры привлекают точностью передачи портретного сходства и душевного состояния модели, зоркостью видения, декоративной цельностью, колористическим богатством. Интересен созданный им в 1944 году «Портрет С. Сарыг-оола», в котором тонко выявлены состояние глубокого раздумья, сложный духовный мир тувинского поэта. В 1945 году Тас-оол пишет «Тувинку», изображая молодую женщину в национальном костюме, в красной островерхой шапочке, отделанной мехом. Лицо ее освещено яркой, доверчивой улыбкой. При некоторых погрешностях в рисунке (что особенно заметно в том, как написана правая, придерживающая пояс, рука) портрет покоряет ценными живописными качествами, колористической гармонией и мягкостью, жизненностью в раскрытии образа современницы. В нем чувствуется глубокая искренность художника, переживавшего вместе со своей героиней и со всем советским народом бьющую через край радость победного 1945 года.

Новые условия для развития и подъема изобразительного искусства, для расцвета народных талантов сложились в Советской Туве в послевоенные годы.

17 августа 1944 года VII чрезвычайная сессия Малого хурала Тувинской Народной Республики приняла историческую декларацию «О вхождении ТНР в состав Союза Советских Социалистических Республик». Президиум Верховного Совета СССР, рассмотрев декларацию и выслушав прибывшую в Москву делегацию, выразившую волю тувинского народа, издал 11 октября 1944 года указ «О принятии Тувинской Народной Республики в состав Союза Советских Социалистических Республик».

Так дружба народов, закаленная еще в революционных битвах против царизма, буржуазии и феодалов, в боях гражданской войны, в строительстве социализма, в трудных испытаниях Великой Отечественной войны, вылилась в объединение тувинского народа с народами Советского Союза.

Творчество тувинских художников приобретает все более широкую известность и за пределами республики. Уже в 1940—1950;х годах тувинские художники имели возможность показывать свои работы в Красноярске на широких краевых смотрах искусства. Так, например, в 10-й краевой художественной выставке, открытой в Красноярске с декабря 1949 года по февраль 1950 года, участвовали представители Тувинской автономной области В. Ф. Демин, С. К. Ланзы, Т. Е. Левертовская. Постоянное творческое общение с мастерами такого крупного культурного центра Сибири, как Красноярск, где давно сложился сильный коллектив мастеров советского искусства (среди них — Б. Я. Ряузов, Т" В. Ряннель, А. П. Лекаренко.

2.5 Становление тувинского театра

До образования ТНР в Туве театра не было. Существовали театрализованные религиозные ламские церемонии и своеобразные «театральные» сеансы шаманских камланий. Как первые, так и вторые, являясь по содержанию религиозными церемониями, по форме представляли собой «спектакли», всегда имевшие многочисленных зрителей. При первых имелся «исполнительский коллектив» (ламы), при вторых — один исполнитель (шаман). И там, и здесь имелись специальные аксессуары — специальные костюмы, атрибуты, маски. В тех и других церемониях наличествовали элементы актерской игры, действия, предполагалось обязательным условием «перевоплощение». Нужно отметить, что ламские служения в хурэ старой Тувы привлекали массы трудящихся не столько своим религиозным содержанием (часто совсем не им), а красотой, театральностью. Сами исполнители — тувинские ламы — были далеки от понимания религиозного содержания выполняемых ими церемоний, что отличало их от монгольских лам. Тувинские ламы плохо знали молитвы, плохо понимали язык священных книг, плохо понимали ламский ритуал.

Это отмечает проф. В. В. Бунак, который пишет: «Тувинские ламы — это только плохая копия монгольских лам, которым они подражают, большей частью не понимая. На ламаистских праздниках „Майдыр“ и „Эргиил“ ни один тувинский лама не мог мне объяснить смысла обрядов, выполняемых на празднике». Простой тувинский народ, тем менее, знал и понимал ламаистские обряды и был в значительной мере равнодушен к их содержанию. Другое отношение было в народе к шаманству — исконной религии тувинцев. В камлании население не только понимало смысл происходящего, но и возгласами поощрения или сочувствия принимало участие во всех перепетиях шаманского действа. Несомненно, что и в шаманстве имелся целый ряд обрядов и действий, которые рядовой тувинец не смог бы объяснить, раскрыть их смысл, утерянный с течением времени.

Однако шаманство было значительно ближе народу, чем ламаизм, долгое время упорно насаждавшийся в Туве феодально-теократической верхушкой маньчжуро-китайских правителей. Недаром ламы вынуждены были примириться со своеобразным содружеством ламаизма и шаманства в Туве. Ведь это факт, что до революции, и даже до 1930 г., ламы и шаманы мирно «сосуществовали», а местами (в восточных районах) шаманство играло значительно большую роль, чем ламаизм. И даже в центральной территории Тувы, где ламаизм был значительно сильнее, чем на окраинах, ранее проник в гущу населения, всегда существовали «камы» и «улуг-камы» со всеми аксессуарами, проводились «сёцк-тагыр» священным горам (с шаманами и без оных).

Светский театр появился в Туве после установления революционной, народной власти. Начало театральных представлений относится к 1925 г. В это время в г. Кызыле ставились пьесы, не имевшие написанного текста, создававшиеся путем импровизации самими исполнителями. Лишь после создания письменности появились пьесы для театра с постоянным текстом.

Тувинский театр был создан в 1935 году как государственный театр Тувинской Народной Республики. В начале 1936 года открывается национальная театральная студия. С 1944 года, после вхождения Тувы в состав СССР, становится одним из советских театров.

В труппе театра работали Народные артисты Российской Федерации М. Мунзук, исполнитель роли Дерсу Узала в одноименном фильме А. Куросавы и его супруга К. Мунзук, Заслуженные артисты России Х. Конгар, В. Монгальби, Н. Олзей-оол, Б. Бады-Сагаан, Е. Кенденбиль и др. На сцене театра осуществляли постановки Заслуженные артисты России И. Забродин, С. Оюн, Заслуженные артисты Республики Тыва К. Сагды и И.Лопсан. В русской труппе работали Заслуженные артисты Республики Тыва М. Рамазанова, Г. Черников, Л. Голубева, В. Дубровская, О. Кузина, В. Кузин, И. Бершанских и др.

Уже в 1931 г. была написана первая тувинская пьеса «Девушка из колхоза» М. Тэмира. Вскоре С. К. Тока дает первые пьесы «Хэрээжен» (женщина) и «Узун-Кара и Семис-Кара», появляется пьеса В. Кок-оола «Хайыраан-бот». Позднее ряд других тувинских писателей создает пьесы для национального театра (С.А. Сарыг-оол и др.). Пьесы тувинских писателей своим содержанием имеют как изображение тяжелого прошлого народа, так и его борьбу с феодалами за свободную жизнь, за культуру, борьбу с вредными пережитками в сознании народа (первые периоды).

В последующие годы произведения тувинских писателей показывают нового человека с его мечтой о будущем. Таковы пьесы С. К. Токи («Тонгур-оол», 1936 г.), ставившие вопрос о бдительности, о воспитании партийных кадров. Из позднейших отметим пьесы С.А. Сарыг-оола «У костра» (1946), О. Саган-оола «Сумонный учитель» (1953). Большое значение для развития тувинской драматургии имела работа тувинских писателей над переводами произведений классической и советской театральной литературы. Были переведены на тувинский язык «Любовь Яровая» К. А. Тренева, «Мятеж» Д. А. Фурманова, «Русские люди» К. М. Симонова и др. Преодолевая естественные неудачи и трудности (не все пьесы тувинских писателей были удачны в постановках), развивается молодая тувинская драматургия. Наряду с мастерством драматургов растет исполнительское мастерство тувинских актеров. Значительная группа тувинской молодежи в 1955 г. окончила Ленинградский театральный институт и приступила к работе в Кызыльском областном театре. Большую помощь в развитии театра в Туве оказывает русская труппа Областного театра — актеры, режиссеры, постановщики.

Обширный репертуар произведений русской классической и советской драматургии идет на сцене Кызыльского театра на русском языке. Общение тувинских и русских театральных работников, труд их на общее дело тувинского театра значительно способствует быстрейшему развитию театральной культуры в Туве. Работа Областного театра широко демонстрируется в Области путем организации гастрольных поездок по районам и колхозам. И русская, и тувинская труппы каждое лето показывают в колхозных клубах русские и тувинские пьесы, выступают с концертами в полеводческих, животноводческих бригадах колхозов, на промышленных предприятиях и стройках Области.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Выход Тувы из-под власти павшей маньчжуро-китайской империи в 1911;1912 гг. только укрепил расширяющиеся связи между Урянхайским краем (прежнее название Тувы) и Россией. Освобожденная, но ослабленная и социально разрозненная Тува должна была выбрать

ориентир — Россию или Монголию. Монголия являла собой родственную кочевую культуру. В социально-экономическом плане она была такой же ослабленной бывшей провинцией китайской империи, которой требовалось определить ход своего дальнейшего развития. Естественным выбором для Тувы в этой ситуации стала ориентация на Россию.

Российское влияние вносило в жизнь кочевого народа тувинцев больше стимулов для дальнейшего развития. Заимствования в плане хозяйственно-экономической жизни обогащали мировоззрение, инновационные механизмы традиционной культуры, которая получила возможность существовать без жесточайшего политического и экономического пресса со стороны Китая. В этнокультурном сознании понимание этого стало изменять и политическую ситуацию. Выражая желание получить защиту России, Тува просила сохранить «установленные с давних времен порядки управления и обычаи», а также «право распространения желтой религии» (тувинское название буддизма) на своей территории. Протекторат (покровительство) России над Тувой был официально объявлен в 1914 году.

Конечно, взаимодействие Тувы и России имело не только положительные стороны. Русская торговля также носила характер несправедливого грабежа местного населения, часть земель для новоприбывших с севера приобреталась путем подкупа знати, беднейшие слои местного населения для элементарного выживания были вынуждены идти в наем на работу в крупные хозяйства разбогатевших русских поселенцев. И после установления над Тувой официальной юрисдикции России край продолжал существовать как источник сырья, теперь уже для русской промышленности.

В плане культурного взаимодействия произошло более существенное: тувинцы, соприкоснувшись с новым образом жизни, увидели пример активного и эффективного хозяйствования. Русские переселенцы, большая часть которых была обедневшими крестьянами, искавшими лучшей жизни в новых местах, — были одним из примеров классического «бегства» от государства. Они стали активной социальной группой, которая осваивала «дикое» поле с полной самоотдачей. Их пример удивлял, поражал, вдохновлял и пугал одновременно.

Сама Тува не имела достаточных внутренних резервов для дальнейшего развития. Размеренный ход кочевой жизни, огромный социальный разрыв, нищета основной массы населения и освященные религией установки на подчинение, не могли обеспечить дальнейшее существование и сохранение этнической целостности при постоянных внешних давлениях. Поэтому социальной ориентацией, получившей основание в самой культурной потребности, стала ориентация на Россию. А учитывая то, что в тувинской культуре также характерным является гостеприимство и открытость, неудивительно, что в большинстве своем контакты с представителями северной державы носили характер установления личных дружеских отношений. Это значительно облегчало прохождение процесса культурных заимствований. Значительных конфликтов на этнической почве зафиксировано не было. Такое взаимное мирное сосуществование этносов продолжается и сейчас. Конфликты в современной Туве начала 1990;х годов между тувинцами и русскими хотя и носили этническую окраску, были определены, прежде всего, социально-экономическими и политическими причинами и не являются характерными для межнациональных отношений в этом регионе в целом.

Со второго десятилетия ХХ века Туву, вовлеченную в поле жизни российского государства, потрясают волны политических и социально-экономических кризисов. Здесь также была провозглашена советская власть, проходила гражданская война. Событием большой важности стало провозглашение при поддержке Советской России в 1921 году Танну-Тувинской Народной Республики. Самостоятельная государственность была подчеркнута всеми атрибутами: конституцией, формированием органов власти. При этом вовлеченность Тувы в общероссийские процессы продолжала существовать и укрепляться. Это выражалось во всемерной поддержке проводимых в Туве реформ и было закреплено в 1944 году официальным вступлением ТНР в состав СССР.

Общественно-политическая и научная мысли не избежали идеологических влияний времени и характеризуются наличием разных оценок истории Тувы ХХ века. В советский период идеологические установки побуждали историков говорить об исключительно позитивном значении революционного скачка республики из феодальной системы в социализм с помощью братского советского народа. Во второй половине 80-х — начале 90-х годов мнения стали различаться. В связи с всеобщим процессом поиска новых ориентиров и политического становления постсоветского времени высказывались даже крайние оценки об ошибочном курсе на советизацию, приведшую к утрате тувинской государственности (1921;1944 гг.) и исчезновению самобытного уклада кочевого народа. Дискуссия все еще продолжается. Однако категоричность оценок не даст нам правильно взглянуть на прошлое, настоящее и будущее развития Тувы. Традиционное, кочевое, самобытное общество вступило в ХХ век и не могло не ощутить на себе влияния мировых тенденций — требований в ускорении развития. Оптимальным для региона, расположенного в центре азиатского материка между крупными государствами, стало решение о вхождении в состав российского пространства. Этот выбор, который руководствовался идеями территориальной безопасности, сохранения этнической и культурной целостности, улучшение образа жизни, гарантировал поддержку малому народу со стороны большой империи. И естественным является общая «ответственность» территорий, имевших один путь развития, в том числе и вместе переживавших советский период. Вопрос состоит в том, что методы управления и экономическая политика, проводившаяся по всей советской стране, где сосуществовали разнородные регионы, в том числе и Тува, игнорировали культурные особенности регионов. Весь образ жизни фактически строился по принципу унификации. Это ввергло региональные культуры в кризисы разной степени, что и стало причиной разной готовности к новым кардинальным изменениям конца ХХ века.

До 1929 года Тува начинала построение своего дальнейшего развития на основе собственной идентичности. Локальная культура тогда, не удовлетворяясь старыми социальными, экономическими и политическими образцами, искала новые формы, так же как и российская. Общество было возбуждено и готово к принятию инноваций ради сохранения и укрепления своей жизни. Фольклористами зафиксировано большое количество новых песен, частушек, загадок о новой счастливой жизни, которые появились в этот период. Идея коммуны была созвучна с традиционным коллективным трудом аратских хозяйств. С ней связывались надежды на сытость, на увеличение количества скота как показателя зажиточности. Новые поселения символизировали торжество общего труда единомышленников. Техника, отправляемая из России, называлась «железным конем», «огненной телегой». Одной из главных ценностей кочевой культуры был конь — верный друг и помощник в работе и в целом в жизни, который давал возможность постоянно расширять пространственное восприятие человека. Конь помогал человеку быть мобильным, придавал культуре черты открытости и любознательности. Теперь таким же, но уже более мощным средством открытия мира воспринимались новые технические средства: автомобили, трактора, аэропланы.

Начиная с 1929 года разворачивание культурной логики развития Тувы было нарушено. В Туве стали проводиться жесткие методы реформирования всего хозяйства. Основными трудностями дальнейшего развития были признаны кочевой образ жизни, разбросанность и безграмотность основной массы населения, отсутствие подготовленных кадров. В мобилизации сил на скорейшее достижение счастливой жизни, проведенной под руководством партийных верхов, не было уделено должного внимания основам традиционности — моральным устоям тувинского общества. Механический перенос внешних образцов не учитывал духовный стержень культуры. Самым большим ударом стал массовый перевод кочевников на оседлый образ жизни, завершившийся в 1950;е годы. Перестала существовать та реальная база, на которой строилась система отношений оседлости, урбанизация, разработка письменности, всеобщее образование, появление своей национальной интеллигенции изменили картину жизни региона. Социально-экономическая, политическая жизнь, образование, искусство Тувы действительно получили большое развитие. Это дает основание говорить о большом прорыве в социальном развитии.

Однако этнические культурно-антропологические традиции при этом не были поддержаны.

В Туве начала советского периода формировался идеал нового труженика, образованного, работоспособного члена коллектива, осознающего себя частью своей родины Танну-Тувы и большого советского государства. Отказ от выработанных ценностей социальных взаимоотношений, освящавшихся в прошлом мифической традицией и буддизмом, стал причиной оторванности людей от морально-этической системы культуры. Опыт предков оказался бессильным перед решением новых задач. Представления о лучшей жизни перестали связываться только со скотом, землей. Советский энтузиазм покорителя природы был несовместим с прежними установками на естественную бережливость. В итоге тувинское общество пошло вразрез со своими культурно-антропологическими традициями. В социальном плане по-прежнему большую роль играли группы, занимавшиеся земледелием и скотоводством, однако осуществлявшаяся политика образования в отрыве от народно-педагогических традиций, привела к тому, что в тувинской среде выросло поколение, лишь осознающее себя по принадлежности к тувинскому этносу, но фактически оторванное от носителей этой культуры. Это происходило потому, что ускоренная модернизация не только производила много полезных нововведений, но одновременно разрушала традиционное общество, не успевавшее заместить традиционную структуру ценностей новыми.

Этническим осталось искусство, получившее к тому же дополнительное развитие в отдельных направлениях благодаря влиянию мировых образцов, доступных в СССР. С разработкой в 1930 году советскими учеными тувинской письменности появилась своя национальная литература; был создан тувинский национальный театр, появились национальные школы живописи, музыки, хореографии. Письменность зафиксировала достижения устного народного творчества как выражения исторической памяти и мифопоэтического, творческого потенциала народа. Ее прежние фольклорные формы стали отмирающим явлением с постепенным старением и уходом из жизни поколения, которое перенимало их от своих предков. Советское образование, являющееся по сути традицией европейского просвещения, с одной стороны принесло, в жизнь тувинского народа прогрессивные знания, необходимые ему для существования в новых условиях. С другой стороны, оно разорвало цепь традиционной преемственности народных знаний, народной педагогики, игравших важную роль при формировании человека как объекта и субъекта системы морали многовековой культуры. Культурное содержание социальных сфер не поддерживалось в той мере, чтобы осуществлять развитие и одновременно сохранять культурную идентичность.

В начале 1990;х годов Тува, как и другие регионы России, была вынуждена искать новую государственную идею. Естественным стало обращение к недрам традиционной тувинской культуры. Однако и здесь не обошлось без перекосов в процессе возрождения национальных культур, который был провозглашен в национальных регионах. Тувинский этнос в попытке опереться на свои многовековые традиции и мировоззрение, стабилизировавшее и мобилизовавшее прежде общество, обнаружил, что национальная культура сохранилась только в искаженном, трансформированном виде. Ведь основа всей традиционности — образ жизни — уже был изменен. Требования полного суверенитета и возврата к национальным истокам, которые звучали в Туве начала 1990;х, как и в других территориях, не имели достаточных оснований для реализации, в целом были лишены исторического смысла, так как обращали общество, по сути, к архаике. И теперь новые модернизационные ценности становятся непосильными для принятия в обществе, прошедшего ускорение в своем развитии, но при этом трансформировавшего формы своей традиционности в советский образ жизни, без гармонизации развития и культурно-антропологической основы. В обществе с разорванной связью между поколениями и искаженными формами прежней традиционности переход от советской нормированности и социального контроля к свободному волеизъявлению граждан стал причиной глубокой социальной депрессии. Общество оказалось деструктурировано; люди были вынуждены бросить все свои силы на выживание, потеряв прежние моральные ориентиры как советского образцы, так и своей этнической культуры. Неудачно реализованная стратегия российских реформ привела к погружению Тувы в пучину внутренних проблем социальной и экономической сфер: ростом уровня безработицы и преступности, кризисом института материнства и семьи, развалом производства. Превращенной формой традиционного родового коллективизма стала клановость, особенно усложнившая ситуацию в политической сфере. Несогласованность действий политической элиты региона, сложившейся из прежних ресурсов командно-административной системы, не дала возможности сформировать оптимальный путь развития этой самобытной республики. Все это делает затруднительным осуществление социальных реформ для модернизации региона и вывода его на путь стабильного существования. В описанных процессах проявилась общая закономерность российских радикальных трансформаций: ориентируясь на слом существующей культуры, они создают ее превращенные формы и возрождают архаические начала.

Тува сейчас снова стоит перед вопросом более полувековой давности: поиском пути дальнейшего развития при сохранении своей идентичности. Как один из российских регионов Республика Тува является частью общероссийского развития, однако специфичность ее как локального, регионального образования предполагает построение тувинской составляющей общего пути, с опорой на внутреннюю логику развития — на культурные ориентиры для спасения идентичности мироощущения людей в данном обществе. Пребывая в качестве белого пятна на карте преобразований России, Тува снова, как и в начале ХХ века, опаздывает, но этим опозданием — депрессией социально-экономической сферы — показывает, что в ней возник кризис культурных установок, основанный на столкновении трансформированной этнической традиционности и новых модернизационных ценностей. Именно культурный фактор продолжает быть здесь определяющим для дальнейшего хода социальных процессов.

Рассуждая о пути дальнейшего развития Тувы, необходимо говорить о собственной, тувинской направленности развития в рамках российского пути. И главным шагом, позволяющим сделать прорыв, является, прежде всего, разрешение культурной ситуации, нахождение духовной традиции в обществе, утраченной в ХХ веке. То, что традиционность восточного типа общества может быть использована в модернизационном развитии, — доказано Юго-Восточной Азией. И хотя сейчас этот мировой регион переживает кризис, все же опыт развития стран, не отказавшихся от своей культурной идентичности, близких Туве по духовной традиции, может быть ценным для этой российской республики.

Таким образом, нынешняя ситуация с регионами России, пребывающими в тяжелом положении (депрессии), должна оцениваться не с позиции «успевающих» и «отстающих». Унификация и стандартизация жизни, происходящая в модернизирующихся регионах, с точки зрения культуры оборачивается утратой своеобразия. Проблема депрессивных регионов не в том, что они отстают от общих социально-экономических процессов, а в том, что их нынешнее состояние требует поисков оптимального пути при одновременном столкновении двух тенденций: влияния новых культурных установок и стремления к сохранению своей национальной идентичности. Она дает людям чувство родовой принадлежности и соотнесения себя со своей общностью. Поэтому вопросы дальнейшего развития таких регионов, их экономическое и социальное благополучие, могут быть решены только после анализа и разрешения культурного конфликта. Проблема состоит в том, чтобы регионам России в этом столкновении определиться в едином пути модернизации, позволяющем не ломать свои традиции, а опираться на них.

1. Алексеев H.A. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири /H.A. Алексеев. Новосибирск: Наука, 1980

2. Вайнштейн С. И. Историческая этнография тувинцев. Проблемы кочевого хозяйства. М., 1972.

3. История Тувы. В 3-х томах. Т 2/ Под общей редакцией В. А. Ламина — Новосибирск, Наука, 2007.

4. Кужугет А. К. Духовная культура тувинцев. Структура и трансформации. Кемерово, 2006

5. Ламажаа Ч. К. Поколения Тувы ХХ века // Человек. 2008, № 4.

6. Ламажаа Ч. К. Политическая культура Тувы // ПОЛИС. 2008, № 5.

7. Люди Центра Азии. Кызыл, 2003. Т. 2.

8. Кужугет А. К. Тувинский летний праздник оваа дагыыры // Учен, записки. — Выпуск XIX. — Кызыл, 2002. — 388 с.

9. Кужугет А. К Традиционная культура тувинцев глазами иностранцев (конец XIX начало XX века). — Кызыл, 2003. — 347 с.

10. Курбатский Г. Н. Тувинцы в своем фольклоре (историко-этнографические аспекты тувинского фольклора). — Кызыл: Тувинское книжное издательство, 2001. 276 с.

11. Куулар Д. С. Сказки // Очерки тувинского фольклора. Кызыл, 1976. — 486 с.

12. Куулар Д. С. Сказки // Очерки тувинского фольклора. Кызыл, 1976. — 387 с.

13. Кыргыс З. К. Тувинское горловое пение «Хоректээр» // Музыкальная академия. № 4. М., 2004. — С. 110−112. 0,3 п. л.

14. Кыргыс З. К. горловое пение и проблемы его изучения // Совещание по проблемам развития хоомея. Кызыл, 1988. 26 с. 1п. л.

15. Кыргыс З. К. Песенная культура тувинского народа. Кызыл, 1992. — 144с. 9 п. л.

16. Кыргыс З. К. Тыва чоннун эртинези (Хоомей — жемчужина Тувы). Кызыл, 1992. — 128с. 5 п. л.

17. Кыргыс З. К. Ритмы шаманского бубна. Кызыл, Новости Тувы, 1993. 48с. 2 п. л.

18. Кыргыс З. К. Тувинское горловое пение. Проблемы изучения. Новосибирск: Наука, 2002. — 235с. 16,5 п. л.

19. Кыргыс З. К. Музыкальное исполнение тувинских сказок // Тувинские народные сказки. (сост. З. Б. Самдан). Новосибирск: Наука, 1994. С.35−48. 0,7 п. л. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока). Том № 9).

20. Кыргыс З. К. О тувинских эпических напевах // Тувинские героические сказания. (Сост. С. М. Орус-оол). Новосибирск: Наука, 1994. С. 39−52. 1 п. л. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Том № 12).

21. Кыргыс З. К. Хоомей (горловое пение) — феномен культуры народов Центральной Азии // Тайна тувинского «дуэта» или свойство гортани человека формировать механизм аэродинамического свиста. Новосибирск, 1992. — С. 3−5. 0.1 п. л.

22. Кыргыс З. К. Хоомей — памятник самобытной культуры тувинского и других народов Азии // Мелодии хоомея. Кызыл, 1994. — С.13−16. 0,1 п. л.

23. Кыргыс З. К. Тувинское горловое пение. Проблемы его изучения. Кызыл, 1990. — 10с. 0,2 п. л.

24. Кыргыс З. К. Тувинская музыка наших дней // УЗ ТНИИЯЛИ, вып. 17. Кызыл, 1975. — С. 140−147. 0,1 п. л.

25. Кыргыз З. К. Тувинская музыка // Музыкальная энциклопедия. М., 1977. Т.6. — С. 627. 0,1 п. л.

26. Кыргыс З. К. Тувинская музыка // БЭС. М., 1981. Т. 5. — С. 558. 0,1 п. л.

27. Кыргыс З. К. Тувинский традиционный музыкальный инструментарий // МЭ. Киев, 1971. — С.117. 0,1 п. л.

28. Кыргыс З. К. Звукоподражания голосам животных и птиц в вокальной и инструментальной музыке тувинцев // Традиционный и современный фольклор Приуралья и Сибири. Свердловск, 1979. — С.12−32. 0,8 п. л.

29. Кыргыс З. К. Об изучении музыкальной культуры народов Центральной Азии // Эпос «Манас» и эпическое наследие народов мира. Бишкек, 1995. — С.217−229. 0,3 п. л.

30. Кыргыс З. К. Краткий структурно-типологический анализ стилей хоомея // Второй Международный музыковедческий симпозиум «Хоомей (горловое пение) — феномен культуры народов Центральной Азии». Кызыл, 1995. — 20 с. 0,7 п. л.

31. Кыргыс З. К. Роль фольклора Тувы и проблемы профессионального обучения на национальных инструментах // Перестройка среднего и начального специального образования: опыт, пути их решения. Кызыл, 1989. — С. 15−28. 0,5 п. л.

32. Кыргыс З. К. Приемы звукообразования хоомея // Конгресс национальных систем образования ЮРТА. Традиционное жилище кочевых народов Азии. Кызыл, 2004. — С.4−22. 0,7 п. л.

33. Кыргыс З. К. О существовании музыкальных культур // Международная научно-практическая конференция «Традиционная музыка тюркских народов: настоящее и будущее». Кызылгорда, Казахстан, 2006. — С. 113−116. 0,3 п. л.

34. Кыргыс З. К. «Древние формы песенной культуры тувинской фольклорной традиции» // Международный форум «Устойчивое развитие стран Арктики и Северных регионов Российской Федерации в контексте образования, науки и культуры». Якутск, 2006. — С.45−61. 0,7 п. л.

35. Маннай-оол М. Х. Тувинцы: происхождение и формирование тувинского этноса. Новосибирск, 2004.

36. Москаленко Н. П. Этнополитическая история Тувы в ХХ веке. М.,

37. Мышлявцев Б. А. Русские и тувинцы: образ «другого». Проблема взаимодействия культур. Сибирский этнографический вестник, № 14 (15). Новосибирск, 2003.

38. Мышлявцев Б. А. Современная Тува: нормативная культура (конец ХХ — начало XXI вв.). Автореферат… к.и.н. Новосибирск, 2002.

39. Молеров Н. Лицо и маски Буян-Бадорху (точка зрения историка). Молодежь Тувы. № 16.1991.

40. Мудрость народа. Тувинские пословицы и поговорки. Кызыл, 2001.

41. О народном этикете: Кужугет А. К. Традиционные нормы поведения и общения тувинцев в быту.// Культура тувинцев: традиции и современность. Кызыл, 1989. С. 65—73.

42. Потапов Л. П. Очерки народного быта тувинцев. М.1968.

43. Самдан З. Б. Идея «избранничества» в древнетюркских памятниках и исполнительской традиции тувинцев. // Самдан З. Б. Лики тувинской словесности. Ч. 1. За фольклорным жемчугом. Кызыл, 2001. С. 82—85.

44. Сердобов Н. А. История формирования тувинской нации. Кызыл. 1971.

45. Шойгу К. С. Перо черного грифа. Невыдуманные рассказы старожила Тувы о своей малой родине. Кызыл, 2001.

46. Шойгу К. С. Перо черного грифа. Невыдуманные рассказы старожила Тувы о своей малой родине. Кызыл, 2001.

47. Хомушку О. М. Религия в истории культуры тувинцев. М., 1998.