История правовой культуры этнополитических отношений на Северо-Западном Кавказе: XVI — XIX вв

Среди гуманитарных дисциплин отечественной науки, как известно, историческое кавказоведение традиционно играло особую роль. Его не только теоретическая, но и практическая значимость в той или иной степени не подвергалась сомнению при смене социального и политического строя.

Говоря об актуальности данной работы, следует отметить, что она связана с целым рядом обстоятельств, которые, в сущности, являются и основными мотивами выбора нами данной темы исследования работы.

Здесь необходимо признать, что в кавказоведении еще с позапрошлого века объектом пристального внимания исследователей стали история права, процесс подлинно научного понимания сложнейших процессов появления и становления правовых систем, выявление закономерностей их эволюции, факторов, влияющих на генезис права, феномены правового мышления, определение общего и специфического в путях развития права и т. д.

В этом плане автор старается продолжить традицию предшественников-исследователей, научный вклад многих из которых имеет непреходящее значение.

Значение нашей темы особо осознаётся сейчас, на самом начальном этапе становления «новой России», когда происходит становление правовых основ нашего многонационального государства. Чтобы, к примеру, прогнозировать эффективность внедрения тех или иных правовых элементов на Северном Кавказе, необходимо иметь определенные представления об истории права и особенностях традиционного правосознания в этом российском регионе.

Жизнь свидетельствует о том, что у народов, проживающих на Юге России, различны особенности правового уклада, различна правовая культура, различна степень глубины восприятия, например, европейских правовых установок, западных правовых ценностей и т. д. Многие элементы правовой культуры местных народов обладают устойчивостью, можно сказать, правовых архетипов, они формировались веками. Специалисты по истории права имеют все основания руководствоваться мудростью одного из кавказских поэтов: «Если выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки».

Между окончательным присоединением Северо-Западного Кавказа к царской России (1864 г.) и падением царизма (1917 г.) прошло чуть более полувека. За это время в «национальных окраинах» империи не произошло коренных сдвигов к «европеизации» коренных народов, многие компоненты традиционного правосознания остались в законсервированном виде. В период Советской власти народы региона вошли с «багажом» правовых архаизмов, которые на уровне правосознания просуществовали (в различной степени сохранности) вплоть’до конца XX века. Яркое свидетельство тому — то, что даже сегодня, в начале XXI в., например, при оценке правового положения Чечни некоторые исследователи говорят о реальном значении «тейпового фактора», хотя тейпы принято считать достоянием родового строя. Специалисты указывают на то, что для правовой культуры многих современных народов Северного Кавказа «органически неприемлемы» некоторые правовые ценности Запада.

Нынешний этап развития такой научной дисциплины как история права (и не только ее) требует привлечения ресурсов смежных научных дисциплин, в данном случае — истории и этнографии Кавказа (без материалов, накопленных ими, невозможна сама работа исследователей истории права). Вообще современные научные изыскания неплодотворны без исследовательских усилий на стыке нескольких дисциплин.

Еще более конкретизируя высказанные положения, позволим себе сразу же обозначить следующие основные моменты:

Во-первых, исследование ' истории права народов Северного Кавказа ограничивалось изучением содержания и функционирования правовых норм во внутренней жизни этих народов. В то же время, очевидно, что без понимания исторической системы регуляции правоотношений между народами невозможно объяснить, каким образом на протяжении столетий поддерживалась стабильность во взаимоотношениях между народами в целом. Источники свидетельствуют, что такая стабильность имела место и нарушалась, как правило, лишь крупными внешними воздействиями (вторжения извне).

Во-вторых, изучение истории правовых систем, действовавших во внутренней жизни народов, будет неполным без учета внешнего воздействия, влияния правовых систем соседних народов как результата международных отношений.

Такие влияния, причем качественные, в рассматриваемом регионе (и не только здесь) имели место. Достаточно указать, например, на институты аталычества и куначества, которые под одним и тем же названием и с одним и тем же содержанием известны у целого ряда народов Северного Кавказа.

В-третьих, современное международное право в определенной мере исторически является продуктом правового творчества народов, на протяжении веков учившихся способу мирного сосуществования, добрососедства и развития взаимовыгодных связей. Таким образом, генезис современного международного права невозможно понять без уяснения исторического опыта.

В-четвертых, наиболее значимые и яркие образцы возникновения основ международного права дают примеры наиболее многонациональных регионов мира. Образно говоря, опыт умения ужиться со многими соседями, видимо, содержательнее умения сосуществовать с одним соседом.

В-пятых, изучение истории права в северокавказском регионе представляет большую ценность и потому, что история права этого региона составляет важный и неотъемлемый компонент истории права России.

Добавим, что «международный» в настоящем исследовании соответствует своему прямому и изначальному в русском языке значению — это слово нами используется как производное от словосочетания «между народами» (в современной политической практике «международный» чаще всего выступает синонимом «межгосударственный»). Но при освещении форм международных союзов мы ограничиваемся рассмотрением взаимоотношений правящих (т.е. определяющих характер и содержание международных отношений) элит. Иными словами, нами рассматривается только политико-правовой (а не этнокультурный и пр.) аспект истории международных взаимосвязей.

Степень изученности проблемы. Важную роль в освещении проблемы играют работы Ф. И. Леонтовича, который составил сборник норм обычного права, опубликованный двумя выпусками (в 1882—1883 гг. в Одессе) и впервые переизданный недавно в Нальчике1. К вопросам обычного права в XIX в. обра-щалисьтакие историки-исследователи как М. Пейсонель2, Л.Я. Люлье3, С.М. Броневский4, И. Дебу5, К. Сталь6 и др. Однако для них характерен сугубо информационный, а не исследовательский подход. Некоторые нормы балкарских.

7 8 адатов отражены в публикациях просветителей М. К. Абаева и Б. А. Шаханова (последнему принадлежит научное исследование). Существенное значение имеют обобщающие работы дореволюционных исследователей — М.М. Ковалевского9 и П. А. Гаврилова10.

Ценные данные по интересующей нас теме можно обнаружить в двухтомном сборнике документов «Кабардино-русские отношения в XVI — XVIII вв.» (1957 г.), в сборнике документов по истории Балкарии (издан в Нальчике в 1959 г.).

Система правоотношений у адыгских племен стала предметом специального рассмотрения еще в XIX веке, в том числе просветителями 11 12.

Ш. Б.Ногмовым, Хан-Гиреем. Но строго научные исследования были начаты, потом и продолжены уже в советское время, в особенности — в послевоенный период. Для них характерны акцентуация социально-экономического (например, работы Т.Х. Кумыкова13, И.Ф. Мужева14, З.В. Анчабадзе15, В.К.

Гарданова16, Г. Х. Мамбетова17, Т.Дж. Боцвадзе18, И.Х. Калмыкова19) и.

20 21 политического (Е.Дж. Налоевой, В. Х. Кажарова, отчасти работа Н.Г.

Волковой и др.) аспектов проблемы. Собственно правовая система, в т. ч. и в.

23 плане ее генезиса, освящена в основном в исследованиях Х. М. Думанова. Нами были рассмотрены и работы постсоветского времени.

Вопросы земельного, имущественного и наследственного права балкарцев освещались в ряде работ А.К.Азаматова24, М.Ч.Кучмезовой25. Политико-правовому строю балкарцев посвящены некоторые работы Х. Х. Малкондуева и др.

Основная заслуга в исследовании общественного быта карачаевцев принадлежит Е.Н. Студенецкой27, И. Х-Б. Тамбиеву28, В.П.Невской29 и Л.И.Лаврову30, а позднее — И.М.Шаманову31, К.М.Текееву32 и др. Некоторые общественно-правовые аспекты традиционного карачаевского общества рас.

— j о сматриваются в работах нового поколения кавказоведов Р. М. Бегеулова (его работы практически посвящены этнополитическим отношениям в позднесред-невековье народов Центрального Кавказа), Р.Т. Хатуева34 (его исследования направлены изучению проблемы — зарождения становлении, и развития политической культуры включая систему институтов и идеалоги власти карачаево-балкарцев в эпоху позднего средневековья), М.Д. Каракетова35 и др.

Различные аспекты рассматриваемой темы в отношении абазин были затронуты в работах Е. Н. Даниловой, Л. И. Лаврова, Л. З. Кунижевой и др., а ногайцев — Р.Х. Керейтовым39, Д.С. Кидирниязовым40 и др.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые проводится сравнительно-сопоставительное и комплексное исследование истории международных правоотношений всех народов Северо-Западного Кавказа в обозначенный период. Это позволяет выявить общие и специфические черты традиционных правовых систем исследуемых народов, а также аспект конвергенции.

Объектом исследования является весь корпус доступных исторических материалов (письменных, эпиграфических, а также этнографических источников, которые ввиду исключительной скудости письменных источников позднего средневековья или бесписьменности большинства народов рассматриваемого региона выступают исключительно ценным, и зачастую единственным источником для кавказоведческих исследований).

Предметом исследования выступают основные компоненты исторически сложившейся системы международных правоотношений (формы, механизмы обеспечения норм, их генезис, субъекты этих правоотношений и т. д.).

Целью данного исследования стало выявление исторически сложившихся:

1. систем регуляции правоотношений между различными этносами региона, содержания и ареала «единого правового поля»;

2. содержания и характера норм отраслей права, выступавших элементами международных правоотношений.

Для достижения поставленной цели нами ставятся следующие исследовательские задачи:

— выявление форм и видов праворегулирующих институтов, их полномочий и компетенции;

— обозначение ареала применения тех или иных норм международных правоотношений;

— выяснение порядка реализации тех или иных правовых норм, утвердившихся в международных отношениях;

— определение субъектов международных правоотношений;

— раскрытие роли и значения модернизации правового поля горцев в системе российской государственности;

— рассмотрение конкретной деятельности российской администрации по распространению в регионе единого общегосударственного правового поля.

Методологическая основа исследования. Сбор и систематизация доступных источников по истории права и этнополитических отношений в рассматриваемом регионебеспристрастная и непредвзятая аналитическая работа по определению качества, надежности используемых источников и литературыа также обобщающая (синтетическая) работа, базирующаяся на принципах, ныне успешно разрабатываемых кавказоведами — историками.

В процессе исследовательской работы ее общей методологической основой служит научное положение об общих закономерностях исторического процесса развития права и правоотношений, основываясь на следующих положениях: а) генезис права произволен от социогенеза и теснейшим образом связан с политогенезомб) схожесть, тем более — идентичность социального уклада соседних народов порождает схожие, нередко идентичные нормы обычного правав) консервативный характер социального уклада обусловливает консервативность права.

Хронологические рамки охватывают период с позднего средневековья до окончательного присоединения народов рассматриваемого региона к Российской империи. Нижний хронологический рубеж определен XVI векомэто продиктовано тем, что появление первых более-менее значимых (письменных) источников по данной теме относится именно к этому столетию. Мотив выбора верхнего рубежа (XIX в.), в общем-то, очевиден: после разновременного и разнохарактерного присоединения к России этносов, этнополитические отношения стали регулироваться нормами не традиционного народного права, а регулятивными установками качественно другой правовой культуры — государственной, русско-европейской.

Географические рамки исследования. Под термином «СевероЗападный Кавказ» в данной работе подразумевается регион, включающий территорию проживания конкретных этносов — кабардинцев, балкарцев, карачаевцев, абазин, кубанских ногайцев, западных адыгов (бесленеевцев, шапсугов, натухайцев и др.), отчасти — в связи с этим регионом — рассматриваются Абхазия, Сванетия и Мегрелия).

Источниковая база исследования. Документальной базой для написания диссертации послужили материалы, опубликованные в различных сборниках и изданиях, характеризующие особенности становления, развития правовых основ, с одной стороны, горцев Северного Кавказа, а с другой — государственной правовой политики России, пришедшей на смену обычного (адатного) права. Это, в первую очередь, своды норм обычного права, а также отдельные, зачастую фрагментарные, данные о таких нормах, упоминаемых в тех или иных сообщениях, заметках, обнародованных в дореволюционное время. Кроме того, автором используются материалы из государственных архивных хранилищ как федеральных, так и региональных41. Основная масса источников опубликована в дореволюционное время и впоследствии не переиздавалась. Кроме того, ценные материалы по горским правовым нормам молено извлечь из работ русских и европейских авторов позднего средневековья — Э.Д. д’Асколи42, Ксаверио Главани43.

Следует признать, что определенную трудность представляет полноценное освещение данной проблемы в отношении абазин. Как отмечают исследователи, «к сожалению, обычное право абазин не было зафиксировано во время записи адатов северокавказских народов 1840-х гг. и мы не имеем хотя бы фрагментарно опубликованных абазинских адатов"44. Адатная система абазин реконструируется из архивных материалов, обычно судебного характера, опубликованных историками-этнографами.

То же самое можно сказать об адатной системе кубанских ногайцев. Материалы по обычному праву кубанских ногайцев, к сожалению, фрагментарны, они частично отражены в работах по этнографии.

На защиту вынесены следующие основные положения исследования:

1. Многовековое сосуществование разных народов на одной территории, даже вне зависимости от уровня развития каждого из них, порождает взаимовлияние во многих сферах жизни — экономической, политической, культурной (и в материальной, и в духовной культуре). Одной из таких сфер в рассматриваемом регионе являлась сфера права, политический аспект правоотношений. Взаимовлияние правовых культур порождало своего рода «единое правовое поле» у соседних народов.

2. В «едином правовом поле» действовали нормы тех отраслей права, которые, условно говоря, были актуальны в отношениях между народами, т. е. правовое взаимовлияние диктовалось характером взаимоотношений между народами. Связи между народами Северо-Западного Кавказа касались сфер торговли, брачно-семейных отношений, землевладения и землепользования, безопасности.

3. В большинстве народов рассматриваемого региона (абазины, абхазы, часть адыгов, карачаево-балкарцы, мегрелы, ногайцы, общества Княжеской Сванетии) монополия в сфере управления находилась в руках феодалов-князей. Соответственно, главными субъектами внешнеполитических связей, влекших за собой связи и правового характера, здесь выступали князья.

В «демократических» племенах (некоторые западноадыгские племена — абадзехи, натухайцы, шапсуги, общества Вольной Сванетии, часть обществ нагорной Абхазии) основная роль в таких связях выполнялась коллегиальными общинными политическими институтами.

4. На последней стадии (конец XVIII в. — 1864 г.) многовекового процесса присоединения Кавказа к России ярким явлением общественно-политической жизни народов рассматриваемого региона стали шариатские движения. Они были направлены на вытеснение обычного права (адата) системой мусульманского права. Это явление было порождено не. факторами социального развития народов региона, не уровнем развития права, а реакцией на насильственное включение региона (Кавказская война), на протяжении нескольких веков составлявшего периферию мусульманской цивилизации, в состав христианской (по господствующему вероисповеданию) Российской империи. Курс на «шариатизацию» инициировался тремя силами — феодальной элитой (опасалась ликвидации своих прав в случае присоединения к России), мусульманским духовенством и правящими кругами соседних мусульманских держав (в первую очередь Османской империи). Неудача шариатских движений была обусловлена как внутренней неготовностью горских обществ к коренной ломке адатной системы, так и самим фактом присоединения региона к России, правящие круги которых не были заинтересованы в утверждении мусульманского права в условиях включения национальных окраин в ареал общероссийского имперского права.

С вопросом о шариатских движениях тесно связана и другая проблема. В период позднего средневековья и в новое время вплоть до первой трети XIX в. на левобережье Кубани не существовало государственных образований, у проживавших здесь народов не происходило государственно-правового строительства. Это объясняется самодостаточностью общественно-политического строя этих народов. Качественно новые изменения возникли с включением в 1828 г. этого региона в ареал Кавказской войны. Именно тогда в целях консолидации сил для сопротивления царизму и отстаивания независимости народов под флагом «шариатизации» здесь впервые были предприняты попытки создания органов управления несколькими этническими группами. Прямая, более удачная аналогия этому — появление на СевероВосточном Кавказе имамата — интернационального военно-теократического государственного образования. Более того, возникновение некоторых институтов управления, общих для нескольких народов Северо-Западного Кавказа, возникло при непосредственном воздействии имамата (управление наибов, присланных Шамилем). Результатом влияния извне были и попытки создания монархической государственности западных адыгов и причерноморских абазин (деятельность Сефер-бея Зана, опиравшегося на турецкую и британскую поддержку, — см. подробнее ниже). Иными словами, попытки государственно-правового строительства на Северо-Западном Кавказе в 1830—1850-х гг. не были результатом внутренних региональных устремлений. Консервативность общественного уклада местных народов препятствовала возникновению таких тенденций.

5. Традиционное правосознание народов региона достигло уровня понимания потребности в выработке механизма, форм и путей разрешения конфликтов и иных коллизий, неизбежно возникающих между соседними народами при хозяйственном освоении приграничных территорий. Более того, осознание потребности побудило элиту этих народов выработать конкретные институты разрешения международных коллизий. Таковыми являлись международные съезды представителей правящих элит, международные третейские суды и др. Эта практика оформления международных связей на совместных форумах использовалась и после присоединения региона к Россииив царское время, и при Советской власти («съезды народов»), и в годы «перестройки» («съезд народов Чечено-Ингушетии» и т. п.) и «постперестроечное» время («съезд представителей народов Карачаево-Черкесии» и т. п.). Очевидно, такие формы международного диалога перспективны для многонационального Юга России. По этой причине существует потребность в дальнейшем изучении многовекового опыта, его популяризации с целью выработки и стимулирования общественных форм регуляции отношений между народами Северного Кавказа.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней обосновываются следующие положения: «узкоэтнический» подход в деле изучения истории права Северного Кавказа на нынешнем этапе научного развития уходит в прошлое, поскольку не дает возможность получить объективной научной картины генезиса права. Только комплексный подход, сравнительно-сопоставительные исследования, обобщающие работы призваны дать ту или иную картину об общих и локальных особенностях истории права.

Практическая значимость данного исследования заключается в том, что накопленный материал будет представлять интерес для специалистов по истории политико-правовой культуры народов России, иметь прикладное значение для более углубленных исследований в области генезиса права на Кавказе, а также представит интерес для специалистов по смежным гуманитарным научным дисциплинам.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории и политологии Карачаево-Черкесской государственной технологической академии и рекомендована к защите.

Основные положения диссертации изложены на международной научно-практической конференции во Владикавказе (декабрь 2002 г.), межрегиональной научно-практической конференции в Нижнем Архызе (июнь 2004).

По теме диссертации опубликован ряд статей в научных сборниках.

Структура данного исследования продиктована поставленными его целями и задачами диссертационной работы. Она состоит из введения, двух глав и заключения, где автор обобщает итоги своего исследования и излагает основные выводы, а также списка источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Внимательный анализ доступных нам материалов позволяет говорить о том, что практически все формы международных союзов были порождены основной проблемой эпохи позднего средневековья и нового временипроблемой безопасности.

Эту проблему порождали объективные условия жизни народов не только Северо-Западного Кавказа, но и Кавказа в целом — политическая раздробленность, разнородность региона (и этническая, и социальная), зависимость от внешних условий — экспансионистских устремлений соседних держав и т. д.

Регион был, раздираем противоречиями между правящими элитами, причем практически все народы Северо-Западного Кавказа были внутренне разобщены.

Например, Кабарда разделена на Большую и Малую, внутри Большойна две враждующие «партии», которые боролись между собой почти столетие.

Ногайцы разделились на Большую и Малую Орды, а затем раздробились еще на более мелкие политические образования, между которыми часто возникали вооруженные конфликты.

Абазины были «рассеяны» по локальным княжеским группировкам.

Карачаево-балкарцы были раздроблены на горские общества, независимые друг от друга и не связанные друг с другом ни политически, ни экономически, на княжеские группировки, иногда воюющие между собой.

Сванетия была разобщена на три части — Княжескую, Вольную и «Дадиановскую» (находилась под управлением мегрельских владетелей).

Прибрежные части Абхазии и Мегрелии находились в различной степени вассальной зависимости от Османской империи, а горные части этих княжеств жили собственной жизнью.

Западные адыги были разобщены на десятки племенных групп, между которыми нередки были кровавые усобицы.

Такие условия таили в себе постоянную угрозу нормальной жизни и хозяйствованию, как отдельных лиц, так и народов в целом. Часто вставал вопрос о выживании того или иного народа. Образно говоря, это были «джунгли» феодальной эпохи со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Раздоры давали внешним силам возможность проведения более или менее успешной экспансии в регионе. К тому же, эти внешние силы (соседние державы) в общем-то, были в военно-политическом отношении сильнее каждого в отдельности этнополитического образования региона.

С другой стороны, в рассматриваемый период среди народов региона не было безусловного лидера, могущего объединить, сплотить все это многообразие в одно политическое образование, способное к стабильному существованию и обеспечению собственной безопасности. Внутренних ресурсов для этого в регионе не обнаружилось.

В таких условиях ситуация «спасение утопающих — дело рук самих утопающих» применительно к народам рассматриваемого региона становилась парманентной. Такая глубинная мотивация активизировала их усилия по созданию системного «компромиссного соседства», в том числе и через реализацию потенциала правового творчества. И системности за столетия удалось добиться оформлением достаточно устойчивых форм и механизмов регуляции практически всех сфер соприкосновения интересов жизнедеятельности.

Складывалось своего рода единое правовое поле, которое по мере своего развития, все более нивелировало специфические черты нормативной культуры входящих в ее состав народов, имея фундаментальную тенденцию к универсализации. Феномен такого явления состоит в том, что «единое правовое поле» формировалось в отсутствие единого политического пространства (общей государственности) и без принудительных влияний со стороны каких-либо внешних сил.

Данное обстоятельство имело и другое последствие — оно делало как бы излишним центростремительные процессы в сторону образования устойчивой общей государственности.

В конце XVIII в. зародилось шариатское движения, которое, как кажется на первый взгляд, могло (как в Дагестане и Чечне, где был создан имамат) иметь определенную перспективу объединения народов в единое политическое образование. Но в отличие от Северо-Восточного Кавказа, где исламизация началась еще в VII—VIII вв., на Северо-Западном Кавказе не было базы для победы шариатского движения — реальная исламизация здесь началась тысячелетием позже. Эгалитарный («уравнительный») принцип шариата не встречал поддержки среди феодальной верхушки «аристократических» народов. Все это обрекало шариатские движения на неудачу. Следовательно, основы для создания теократического исламского государства по типу имамата, объединяющего здешние народы, на Северо-Западном Кавказе не было.

Иными словами Северо-Западный Кавказ находился в «тупиковом варианте бытия». Выходом из этого тупика объективно стало присоединение Северного Кавказа к России, мощь которой на долгие десятилетия обеспечила безопасность и гарантию стабильной жизни.

Но до этого регион шел веками. В течение же этих столетий здравомыслящей частью элит создавались определенные механизмы мирного сосуществования и гарантий безопасности. Эти механизмы неизбежно оформлялись в правовом отношении — вырабатывались нормы, порядок их реализации, инструменты обеспечения выполнения норм (санкции за нарушения, система гарантий в виде института аманатов и т. д.). Это были пути, так сказать, долгосрочной регуляции взаимоотношений.

Помимо них, существовали и краткосрочные формы развития взаимоотношений — создание временных военно-политических союзов, налаживание уз породнения, заключение династических («политических») брачных союзов и т. п.

Важным продуктом правового творчества элит региона следует признать создание международных органов — международных третейских судов, феодальных съездов и т. д. Эти органы также выступали краткосрочной, «разовой» формой развития взаимоотношений народов.

Следует признать, что наиболее развитыми в правоотношениях народов были отрасли, связанные с вопросами землевладения и землепользованияотмечались рудименты складывания региональной системы торгового права. Все это вполне объяснимо, поскольку в рассматриваемую эпоху экономические связи между народами затрагивали в основном сферу хозяйствования на земле и торговли (преимущественно натурального обмена). В земельных правоотношениях ведущее место занимал вопрос о пастбищах и сенокосахведущей формой хозяйствования в регионе было скотоводство, прежде всего отгонное (в предгорной и горной части) и кочевое (в степной части).

Автор, безусловно, не ставил своей задачей «поставить точки над «i». Необходимо подчеркнуть, что комплексное научное освоение материалов с точки зрения истории права в регионе только начинается. Можно лишь выразить надежду, что наша работа внесет определенный вклад в дело продвижения в этом направлении.