Механизмы гетерогенной организации системы русского языка системы русского языка (на материале рефлексов праславянских сочетаний)

Проблема соотношения, функционирования и взаимодействия в истории русского языка восточнославянских и южнославянских по происхождению соотносительных рефлексов праславянского языка по-прежнему остаётся одной из актуальных. Как диагностирующие признаки церковнославянской (старославянской) и исконной языковых систем данные элементы — непременный атрибут изучения механизмов становления и развития русского литературного языка, специфики его генетической основы, характеристики литературного двуязычия древней Руси, описания памятников письменности.

Обширная научная литература, в той или иной степени затрагивающая сосуществование и закрепление генетически неоднородных элементов различных групп рефлексов, и использование фактов их сложной судьбы для построения — нередко диаметрально противоположных — концепций происхождения русского литературного языка показывают не только важность их изучения на разных исторических этапах, но и необходимость воссоздания целостной картины их взаимодействия и учёта всех аспектов одной из сложных и дискуссионных проблем русистики, более тогоразрушения устоявшихся стереотипов их описания и осмысления.

Многообразие имевшихся и сохранившихся в русском языке образований с результатами различной реализации праславянских рефлексов, сложность их усвоения и тысячелетнее совместное функционирование определили объект предлагаемого исследования, которым явились наиболее широко представленные в системе русского языка и однозначно трактуемые с генетической точки зрения явления: 1) рефлексы 2) рефлексы *сУ- 3) полногласные и неполногласные сочетания (из рефлексов*о1, *е1, *ог, *ег) и начальные ра-/рои ла-/ло- (из рефлексов *ог, *о1), а также другие — менее представленные корреляции типа начальных о и е.

В силу своей исключительной важности для изучения истории русского языка данные рефлексы были постоянно в поле зрения лингвистов Х1Х-ХХ вв. Однако до настоящего времени нет специального исследования, которое бы достаточно обстоятельно и убедительно проследило их судьбу как в церковнославянском языке (русской редакции), так и в русском языке.

Актуальность исследования обусловлена выбором объекта изучения, так как большинство из указанных групп праславянских сочетаний в системе русского языка характеризуются особо сложными отношениями южнославянских и восточнославянских по происхождению элементов и представлены значительным количеством образований на протяжении всей истории их сосуществования на русской почве, что определяет их значимость для языковой системы и дает широкие возможности изучения функционирования и взаимодействия генетически неоднородных элементов в пределах одной языковой системы. Влияние разнообразных факторов на взаимодействие, отбор и закрепление определённых по происхождению рефлексов в системе одного языка позволяет определить реципиентные свойства языковой системы и её подсистем, раскрыть механизм складывания и развития русского языка и его страт в процессе отбора коррелятов. Правильное понимание процессов становления гетерогенности в структуре древнерусского текста и системе русского языка позволит подойти к решению одной из сложнейших и актуальных проблем не только русистики, но и славистики — уточнения природы и эволюции русского литературного языка, — породившей обширную и весьма противоречивую научную литературу.

Цель работы заключается в выявлении механизмов отбора, освоения и закрепления различных групп генетически неоднородных элементов в процессе эволюционного развития системы русского языка.

В соответствии с целью исследования предполагается решить следующие конкретные задачи:

1. Выявить и описать инвентарь слов, имеющих в своем составе рефлексы праславянских сочетаний.

2. Определить факторы, обусловливающие закономерности вхождения южнославянских рефлексов в систему русского языка и соответственно восточнославянских — в церковнославянские тексты и их дальнейшую судьбу.

3. Изучить особенности функционирования, взаимодействия генетически соотносительных элементов и причины отбора определённых оппозитов в различных памятниках восточнославянского, старорусского и церковнославянского (русской редакции) языков.

4. Установить общие закономерности вхождения в языковую систему определённых по происхождению диагностирующих признаков и причины их закрепления в русском языке на каждом этапе его развития.

5. Проследить особенности представленности генетически неоднородных рефлексов в современном литературном языке и системах русских диалектов.

Цель и задачи данного исследования обусловили выбор материала лингвистического анализа, которым явились: оригинальные и переводные памятники восточнославянской и старорусской письменности различной временной, территориальной и жанровой принадлежностифольклорные текстыпроизведения писателей и общественных деятелей, материалы бытовой и деловой письменности периода складывания норм национального русского языканаиболее значительные словари русского языка XI—XX вв. (Словарь древнерусского языка Х1-Х1У вв., Словарь русского языка XI—XVII вв., Словарь русского языка XVIII в., словари современного русского литературного языка, словари русских народных говоров) — памятники церковнославянского языка (русской редакции) Х1-ХУП вв., а также некоторые издания книг Священного Писания ХУШ-Х1Х вв. (всего более 3600 наименований).

В работе последовательно разделены памятники церковнославянского языка, то есть церковно-канонические тексты, первоначально переведённые на Руси, но читавшиеся и переписываемые на Руси, и памятники древнерусского литературного языка, в определении которого важным является концепция его единства, «не исключающего, но предполагающего богатство его ресурсов и разнообразие манер литературного выражения» [Горшков 1983: 92].

С целью получения достоверных результатов к исследованию привлекались различные редакции и списки памятников XI—XVII вв.

Широта отбора источников донациональной эпохи позволяет рассмотреть особенности функционально-стилевой организации языка на разных этапах его развития, а следовательно — перенести научные исследования из декларативных утверждений той или иной основы русского литературного языка в сферу механизмов адаптации генетически чуждых явлений в системах не только восточнославянского и старорусского языков, но и церковнославянского языка, а также особенностей взаимодействия восточнославянской и церковнославянской стихий в развитии русского языка во всём их разнообразии, что, безусловно, требует более детального анализа отдельных сторон проблемы, а также конкретного лингвистического материала во всём его объёме.

Предметом изучения были избраны механизмы генетической организации системы русского языка и его страт, а также текстов церковнославянского языка.

Методы исследования обусловлены целью и задачами работы. В качестве основных применялись метод и приёмы лингвогенетических исследований. Используются приёмы внутренней реконструкции форм, фономорфонологического анализа, системного описания с привлечением статистической и текстологической методик. Специфика анализируемого материала потребовала комплексного подхода к выяснению причин использования одного из имеющихся в арсенале русского языка эквивалентов с учётом возможных лингвистических и экстралингвистических факторов.

Методологической основой исследования послужили работы И. А. Бодуэна де Куртенэ, А. И. Соболевского, Н. С. Трубецкого, A.A. Шахматова, С. П. Обнорского, Г. О. Винокура, В. В. Виноградова, А. И. Горшкова, В. В. Колесова, Л. И. Баранниковой и др.

Научная новизна работы обусловливается кругом поставленных и освещаемых вопросов, особенностями подхода к объекту исследования, который впервые представлен наиболее значительными группами гетерогенных рефлексов на протяжении их тысячелетнего сосуществования, что позволяет выявить механизмы вхождения чужеродных элементов в систему языка, основные тенденции их взаимодействия с исконными оппозитами и проследить сходства и различия в судьбе отдельных групп рефлексов праславянских сочетаний.

Впервые расширен объект исследования, включающий практически все значимые генетически соотносительные элементы в русском языке, что позволяет рассмотреть особенности вхождения и закрепления тех или иных по происхождению рефлексов в каждой из анализируемых групп, определить причины расхождений в их судьбе, выявить общие закономерности отбора и закрепления конкурирующих элементов в текстах церковнославянского языка, системе русского языка и его стратах.

Исследование гетерогенных элементов с момента их столкновения на русской почве до настоящего времени на материале литературного языка, системы диалектов, фольклорных текстов с привлечением данных церковнославянского языка и учётом различных лингвистических и экстралингвистических факторов позволяет адекватно осветить сложные процессы освоения генетически разнородных явлений в языке как системе подсистем, в его стратах, на уровне текста и слова.

Принципиально новым является последовательное разграничение групп, реализующих различные рефлексы праславянских сочетаний. К первой группе относятся гетерогенные рефлексы, для которых условия на русской почве были практически идентичными. В связи с этим полногласные / неполногласные сочетания, начальные ро-/ра~, ло-/ла~, о-/е-, у-/ю-демонстрируют в определённой степени свободное варьирование, отразившееся в дальнейшем на их дифференциации и закреплении в системе русского языка. Во вторую группу входят рефлексы *tj, *dj, реализующиеся во взаимосвязанных системных образованиях — глагольных формах и отглагольных существительных, представляющих полную парадигму морфонологических чередований, а именно:

I. Спрягаемые глагольные формы: 1) 1 лицо единственного числа настоящего (простого будущего) времени (далее — 1 л. ед. ч.) — 2) имперфективы с суффиксамиаиива— 3) формы имперфекта- 4) формы аориста.

II. Причастные формы: 1) страдательные причастия прошедшего времени с суффиксоменн- 2) действительные причастия прошедшего времени с суффиксомьш— 3) действительные причастия настоящего времени с суффиксамиач-/-уч~, -ащ-/-ущПричастия и деепричастия, образованные от имперфективов с суффиксамиаиива-.

III. Имена существительные наение, -ивание, -ание.

Следует отметить, что в указанных образованиях альтернация происходит в следующих позициях:

I. Перед окончаниему (< *jom).

II. Перед суффиксами:

1. Глагольных форм: 1) -а- (< у а) — 2) -ях-, -яш- (<*ёах < *jeax);

3) -ива-.

2. Причастных форм: 1) -ен (н) — (< < *jen) — 2) -ьш- (< *у'ь).

3. Имён существительных: 1) -ени/j/- (< *ь/ь).

III. В суффиксах действительных причастий настоящего времениач-/-уч-, -ащ-/-ущ- (<*-ont-, *-ent~).

Акцент на взаимосвязанных системных образованиях обусловлен прежде всего тем, что оппозиция русских и старославянских элементов, как правило, изучалась изолированно в системе имён, где эти явления выражены слабее, чем в системе глагола.

Последовательно осуществлённый дифференцированный подход к тем случаям, когда в языке представлена завершённая парадигма как глагольных, так и именных образований в отличие от групп слов, не образующих полной парадигмы морфонологических чередований, позволяет выявить закономерности, ускользающие из поля наблюдения исследователей.

Особое положение занимает «группа отдельных слов» [Шахматов 1941а: 75, 76], с одной стороны в силу своей «отдельности» от цепи взаимосвязанных образований примыкающая к первой группе, а с другойвследствие реализации в ней рефлексов *су в определённой степени подчиняющейся закономерностям, характерным для второй группы.

При исследовании важнейших диагностических признаков в работе введено понятие трансплантации для обозначения процессов заимствования элементов одной языковой системы и последующей их адаптации в пределах другой языковой системы. Данное понятие позволяет выявить особенности вхождения и функционирования заимствований не только в различных языковых системах, но и в пределах уровней одной языковой системы. В свою очередь, способность языков и страт включать или отторгать иноязычные включения свидетельствует об их реципиентных свойствах.

Теоретическая значимость работы определяется решением целого ряда вопросов взаимодействия южнославянских и восточнославянских элементов в истории русского языка, в свою очередь позволяющих осветить проблему генезиса русского литературного языка, определить способность различных уровней системы и её страт воспринимать иноязычные элементы, установить их реципиентные свойства и механизмы трансплантации и аутотрансплантации, выявить факторы, регулирующие процессы их адаптации, определить основные тенденции становления и развития языковой нормы в условиях гетерогенной вариантности.

Определение механизмов генетической организации системы русского языка, его страт, текста как феномена языкового употребления позволяет понять язык как саморазвивающуюся и самоорганизующуюся систему.

Многоаспектный анализ значительного по объёму материала с учётом действия различных факторов (в том числе и экстралингвистических) даёт возможность моделировать процессы включения иноязычных элементов в различного типа системы и их соотношение с исконными элементами.

Практическая ценность работы обусловлена возможностью использования в дальнейшем материалов исследования для описания памятников древнерусской письменности, при изучении специфики литературного двуязычия Киевской и Московской Руси, особенностей эволюции русского языка, особенностей генетической организации текста, системы языка и её подсистем.

Выявленные механизмы становления и развития гетерогенности могут способствовать изучению специфики развития славянских языков, развития литературной нормы в условиях сосуществования генетически неоднородных компонентов, влияния межуровневых связей на формирование гетерогенных отношений в морфонологической системе.

Разработанная методика комплексного анализа может быть применена к изучению других актуальных проблем истории русского языка, связанных с взаимодействием восточнославянской и южнославянской стихий.

Конкретные результаты исследования могут быть использованы в преподавании в вузе курсов историко-лингвистического цикла («Введение в славянскую филологию», «Старославянский язык», «Историческая грамматика» и «История русского литературного языка») и современного русского языка (разделы «Словообразование», «Лексика», «Филологический анализ текста»), а также в проведении спецкурсов и спецсеминаров, затрагивающих особенности становления и развития русского языка.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Установившаяся традиция подхода к диагностирующим признакам как абсолютно функционально и результативно симметричным явлениям, во многом хрестоматийно залакированным, не позволяет раскрыть механизмы их вхождения в иноязычную среду, специфику корреляции с исконными эквивалентами, их отбор и закрепление, а следовательно, адекватно отразить языковую ситуацию в древней Руси и выдвинуть соответствующие гипотезы происхождения и генетической основы русского литературного языка.

2. Отдельные группы и подгруппы генетически соотносительных элементов имеют разную судьбу в истории русского языка и церковнославянских текстах, так как регулируются соответствующими механизмами их внедрения и адаптации.

3. Инерция семантико-стилистического критерия как основного, регулирующего отношения полногласных и неполногласных сочетаний затрудняет выявление других, более значимых и определяющих факторов отбора рефлексов восточнославянского и южнославянского происхождения в иных — не менее представленных группах, которым в той или иной степени суждено было пройти целый ряд «фильтров» в системе чужого языка.

4. Важнейшим фактором, в значительной степени определившим судьбу целого ряда групп праславянских рефлексов в истории русского языка, является степень фонетической адаптации южнославянских по происхождению элементов на восточнославянской почве. Именно он является причиной наличия исконного рефлекса в церковных текстах на фоне южнославянской гомогенности и отсутствия параллелизма в реализации рефлексов *<1] и которое наиболее ярко выступает в феномене отсутствия в формах 1 лица презенса южнославянского по происхождению альтернанта /жд/ в соответствии с реализуемым типом альтернации.

5. Особо значимым для рефлексов, реализующихся на конце корневого морфа, было прохождение позиционного фильтра, определившего сложную конкуренцию восточнославянских и южнославянских по происхождению альтернантов перед общеславянскими и исконными суффиксами в русском языке.

6. Прошедшие через фонетический и морфонологический фильтры коррелятивные пары подверглись лексико-семантической дифференциации, при этом последствия были наиболее значительными для полногласных и неполногласных лексем, где практически не было фонетических запретов или позиционной избирательности определённых по происхождению рефлексов, и в меньшей степени затронули другие группы вследствие их достаточно чёткого распределения по позиционным основаниям.

7. Различия между системными глагольными образованиями, представляющими полную парадигму морфонологических чередований, с одной стороны, и группой полногласных/неполногласных лексем, группой «отдельных слов» — с другой, были обусловлены спецификой действия механизмов их адаптации и корреляции. В связи с этим к данным группам нельзя подходить с равными критериями и переносить отношения, сложившиеся в одной группе, на другую, а тем более иллюстрировать положения концепций и гипотез природы русского литературного языка отдельными «кочующими» стандартными парами, вырванными из сложнейшей гетерогенной системы.

8. Важнейшей составляющей судьбы гетерогенных элементов является механизм их отбора и взаимодействия в тексте, что отразилось на становлении норм литературного языка. Наиболее ярким подтверждением данного положения является быстрая кодификация жд<*ф в церковных текстах с середины XVII в., которая стала причиной разрушения сложившегося смешанного типа чередования.

9. Механизмы вхождения и закрепления генетически соотносительных элементов по-разному реализуются в зависимости от реципиентных особенностей языка как системы и его страт.

10. Система диалекта, представляющая определённую степень гетерогенности, в ряде случаев на уровне слова более разнообразную, чем в литературном языке, и высокий уровень гетерогенности фольклорного текста дают основание различать процессы трансплантации и аутотрансплантации.

11. В целом судьба гетерогенных рефлексов определялась действием механизмов трансплантации и аутотрансплантации, имеющих разные результаты в системах разных языков, их подсистем и страт. В истории русского языка это способствовало не только обогащению его ресурсов, но и органичному внедрению наиболее жизнеспособных элементов в результате конкуренции и «заполнения лакун» по законам приемлющего языка.

Апробация исследования. Основные положения работы опубликованы в 8 статьях во включённых в перечень рекомендованных ВАКом научных изданиях, в монографии, двух учебных пособиях и 94 статьях и тезисах, которые были представлены в виде докладов и сообщений на конференциях, совещаниях и конгрессах разного ранга:

— международных («Проблемы истории индоевропейских языков». Тверь, 1991; «Потебня — исследователь славянских взаимодействий», Харьков, 1991; «Творчество детей и про детей в отечественной и зарубежной литературе», Одесса, 1991; «Русский фольклор», Тамбов, 1991; «К 190-летию со дня рождения В.И. Даля», Луганск, 1991; совещание Института русского языка АН СССР «Соотношение синхронии и диахронии в языковой эволюции», Ужгород, 1991; «Проблемы русской морфемики», Орехово-Зуево, 1995; «Грамматические категории и единицы. Синтагматический аспект», Владимир, 1995, 1997; 1999, 2007; «Язык. Система. Личность», Екатеринбург, 1996, 1999, 2000, 2005, 2006; 2008; «Европа будущего». Оренбург-Ансбах (Германия), 1996, Оренбург-Кемниц-Ансбах (Германия), 1997; «Проблемы славянской филологии», Самара, 1996; «Семантика языковых единиц», Москва, 1999; «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании", Санкт-Петербург, 2001; «V Житниковские чтения. Межкультурные коммуникации в когнитивном аспекте», Челябинск, 2001; «Владимир Иванович Даль и современные филологические исследования», Киев, 2002; X Конгресс МАПРЯЛ, Санкт-Петербург, 2003; II и III международный конгресс исследователей русского языка, Москва, 2004, 2007; международная научно-практическая конференция, посвященная 90-летию со дня рождения проф. Л. И. Баранниковой, Саратов, 2005; «Русский язык как средство межкультурной коммуникации и консолидации современного общества», Оренбург, 2007) и др.;

— всероссийских («Слово в системных отношениях на разных уровнях языка», Свердловск, 1990, Екатеринбург, 1993; всероссийская научная конференция работников образования, Москва, 1993; «Принципы функционального описания языка», Екатеринбург, 1994; всероссийская научная конференция Института русского языка АН РФ «Закономерности эволюции словообразовательной системы русского языка», Москва-Оренбург, 1994; «Христианство и ислам на рубеже веков», Оренбург, 1998 и др.);

— региональных («Совершенствование качества подготовки учителей гуманитарных дисциплин», Уфа, 1991; «Исторические изменения в языковой системе как результат функционирования единиц языка», Москва-Калининград, 1992; «Русская нация и русская идея: история и современность», Оренбург, 1996; «Филологический класс»: Наука — ВУЗ — школа", Екатеринбург, 1999 и др.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и источников. Работа сопровождается 48 таблицами и 6 рисунками.

Выводы по пятой главе.

Современный русский язык представляет результат исторически сложившейся системы, особенностью которой было присвоение южнославянских по происхождению элементов, изначально способствовавших становлению её гетерогенности.

Сопоставительный анализ параметров адаптации южнославянских по происхождению элементов в системе русских народных говоров и современного литературного языка свидетельствует о разной степени экспансии разных групп праславянских рефлексов, что было обусловлено спецификой указанных страт и особенностями процессов трансплантации.

Высокая степень гетерогенности литературного языка, сдерживаемая формои словообразовательными возможностями и лексико-семантической востребованностью исконной системы и укрощённая кодифицированной нормой, в определённой степени отразилась не только на количественном соотношении разных групп диагностирующих признаков, но и их качественном взаимодействии в условиях «симбиоза», выразившегося в наличии гетерогенных СГ, морфонологических коррелятов и слов-трансплантатов.

Превалирование в гетерогенных словообразовательных гнёздах образований с исконными рефлексами во всех группах, кроме системных глагольных образований с рефлексами свидетельствует об определенном уровне трансплантации и её направленности. С полным основанием можно считать, что южнославянские по происхождению элементы внедрялись в исконное ядро. Особое положение системных глагольных образований с рефлексами объясняется ранней ассимиляцией южнославянского по происхождению альтернанта, поддерживаемого в системе восточнославянского языка рефлексами *Бк], а также широким употреблением в памятниках письменности действительных причастий настоящего времени, пришедших из старославянского языка. В данной группе, судя по статистическим данным, происходит адаптация в русском языке моногенного СГ с южнославянскими по происхождению рефлексами Обращает на себя внимание и практически совпадающее соотношение гетерогенных элементов в генетически неоднородном гнезде, в определённой степени отражающее порог вхождения «чужого» — чуть более 30%. Однако в группе «отдельных слов» и для рефлексов *сУ и для рефлексов*^ наблюдается значительный перевес исконных элементов, что, по всей видимости, связано с их «отдельностью», то есть отсутствием системных связей, и вследствие этого мобильностью в древнерусских текстах.

Различные группы праславянских рефлексов обладают также разными закономерностями их распределения внутри гетерогенного СГ. Образования с полногласием и неполногласием входят в состав СГ на правах непродуктивных и малопродуктивных членов на однородном генетическом фоне. В отличие от данной группы, рефлексы и *сУ обладают разным потенциалом в группах «отдельных слов», сближающихся по своим основным параметрам с положением в гетерогенных СГ полногласия и неполногласия, и группе системных образований. Зависимость реализации гетерогенных рефлексов от морфонологической позиции в системных глагольных образованиях способствовала расхождению образований в том или ином генетическом оформлении в семантическом и стилистическом планах. Это позволяет им функционировать в гетерогенном СГ не на правах ядро-периферия, а вплетаться во всю структуру гнезда, дифференцируясь по словообразовательному, семантическому и стилистическому признакам.

Такие сложные, складывающиеся на протяжении многовековых процессов «встраивания» южнославянских по происхождению элементов в целом не свойственны диалектным системам, так как процесс аутотрансплантации — заимствования из литературного языка — освобождал диалект от сложностей адаптации, взаимодействия и отбора гетерогенных элементов. Пониженный уровень гетерогенности (в два раза меньше, чем в литературном языке, а по отдельным говорам и в три раза) свидетельствует о гомогенности диалекта как важной черты его системы. Тем важнее нарушения, обусловленные открытостью и проницаемостью системы говора. При этом показания разных групп генетически соотносительных элементов различаются, как и в литературном языке, что доказывает общность не только их генетической основы, но и механизмов вхождения близкородственных элементов.

Отчётливо выраженная моногенность диалектных систем подчёркивается наличием высокой степени вариативности, в том числе и несвойственной литературному языку. Многочисленные морфонологические корреляции типа тверезый — трезвый, принуэ/сенный — принуждённый, наслелсение — наслеэ/сде/ше, защичиватъ — защищать и под., а также феномены коровать, осложденение имеют аналоги в истории русского языка и демонстрируют потенциальные возможности трансплантационных процессов, в том числе и в «эфемеристических» эффектах.

Исторически сложившаяся гетерогенность может проявляться в своём концентрированном виде — в пределах слова. И несмотря на то, что в истории языка трансплантаты были представлены шире, чем в современном русском литературном языке и диалектах, и сочетания генетически неоднородных элементов были более разнообразными, основные закономерности трансплантации прослеживались уже тогда. В частности, в неполногласные корни активно имплантировались восточнославянские по происхождению рефлексы, особенно /ж/<*<1].

В современном русском языке трансплантаты имеют определённую линейную структуру. При этом следует различать трансплантаты, возникшие в результате словообразовательных и словоизменительных процессов. Для формообразующих аффиксов практически не существует запретов нарушения гомогенности. К трансплантатам-формам относятся: 1) формы 1 лица ед.ч. настоящего (простого будущего) времени глаголов с исходом надить, реализующих по современной норме восточнославянский тип чередования типа наслажу- 2) формы действительных причастий настоящего времени, образующиеся с помощью суффиксов южнославянского происхожденияугц-(-ющ-) / -ащ- (~ящ~) типа огораживающий- 3) формы имён прилагательных с приставкой пре-, обозначающих высшую степень качества, названного мотивирующим словом, типа прехолодный.

При словообразовании наблюдаются определённые ограничения, обусловленные генетическим обликом корня как обязательно наличествующего и заключающего в себе основной элемент лексического значения слова. В современном литературном языке слова с полногласным корнем обладают гомогенной структурой (перемолачивать) и гетерогенность может достигаться только в случае присоединения другого корня, содержащего южнославянские по происхождению рефлексы (молокоохладитель). Неполногласный корень, наоборот, допускает свободное присоединение исследуемых рефлексов как в сложных словах (чужестранец), так и внутри слова (переохлаждать), в том числе и корня (1обезвреженный, злачёный).

В русских народных говорах гетерогенность слова распространена шире и разнообразнее, чем в литературном языке, в частности, возможна реализация в полногласных корнях южнославянских по происхождению рефлексов *су (оголаждывать. обворощаться). В этих случаях наблюдается новый уровень трансплантации. В диалектах элементы южнославянского происхождения, занявшие в литературном языке строго фиксированное и чаще всего периферийно ограниченное место вследствие многовековой истории их сосуществования с исконными элементами, воспринимаются как «свой», прошедший через «горнило» литературного языка (Н.С. Трубецкой) материал, позволяющий использовать его во всё новых сочетаниях.

Такая система гетерогенности литературного языка и диалектов однозначно свидетельствует о единстве системы русского языка и сходстве механизмов её организации.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Рассмотрение различных точек зрения, концепций, гипотез и деклараций, в той или иной степени освещающих феномен русского литературного языка, воспринявшего и претворившего в свою собственность богатства древнейшего литературно-письменного языка славян, дало возможность не только подтвердить чрезвычайную сложность проблемы генетической природы русского литературного языка, но и выявить основные положения, позволяющие определить стратегические направления исследований русского языка, в том числе и его литературной страты.

Интерпретации генетической природы русского литературного языка тесно связаны с вопросом о роли южнославянских (старославянских, церковнославянских) по происхождению элементов в развитии и современном состоянии русского литературного языка. Данный вопрос, поставленный в своё время ещё М. В. Ломоносовым в его знаменитой теории трёх стилей применительно к языку XVIII в., был в центре исследований по истории русского литературного языка и особую остроту приобрёл в дискуссиях XX века. В той или иной степени проблема существования и взаимодействия в истории русского литературного языка генетически соотносительных пар этимологически родственных слов была затронута в классических трудах Ф. И. Буслаева, И. И. Срезневского, И. А. Бодуэна де Куртенэ, А. И. Соболевского, A.A. Шахматова, Н. С. Трубецкого, В. В. Виноградова и др. Став непременным атрибутом описания памятников древнерусской письменности, «русизмы» и «церковнославянизмы» использовались как важнейшие диагностирующие признаки для обоснования концепций языковой ситуации и решения вопроса о происхождении русского литературного языка.

Однако разграничение генетически неоднородных явлений в составе древнерусского языка представляет собой одну из самых сложных проблем, неоднозначность решения которой, естественно, влечёт за собой сложившиеся разнообразия и противоречия в определении языковой ситуации древней Руси и природы русского литературного языка. Как уже указывалось выше, квалификация тех или иных явлений как принадлежности церковнославянского или восточнославянского языков во многом определяется недостаточностью сведений о старославянском языке и степени его близости к другим славянским языкам того периода. Более того, приписываемые старославянскому языку элементы могут отличаться от близкородственных не столько генетически, сколько функционально, прежде всего как явления письменного языка. В этом случае резонны предположения Г. А. Хабургаева: «Нет никаких сомнений в том, что если бы первые переводы богослужебных книг были ориентированы не на один из балканских, а на один из восточнославянских диалектов, их язык противостоял бы живой народной речи Древней Руси ничуть не меньше, чем противостоял церковнославянский, ибо такова специфика языка раннесредневековой духовной книжности, „сфера богослужения“ которого достаточно далека от сферы функционирования любого дохристианского племенного или полуплеменного диалекта и притом неизмеримо обширнее и сложнее.» [Хабургаев 1984: 11−12].

К «болевым точкам» проблемы генезиса русского литературного языка следует отнести терминологическую неразборчивость, которая является следствием не только «детской болезни» развития сравнительно молодой отрасли русистики, наслоения предыдущих исследований в области истории русского языка, но и определённой традиции. В частности, один из ведущих специалистов по истории русского литературного языка А. И. Горшков сетует на то, что в учебниках по старославянскому языку чётко разграничиваются старославянский и церковнославянский языки, тогда как в учебных пособиях по истории русского литературного языку «такая чёткость порой отсутствует», в том числе, как признаётся А. И. Горшков, и в его пособии.

Горшков1987: 10]. Ко всему этому, к сожалению, следует добавить и своеобразные идеологические наложения на лингвистическое содержание.

Вследствие этого важно определить содержание понятий старославянский и церковнославянский язык. Классическое определение старославянского языка (старославянский язык — язык переводов Библии с греческого языка на славянский (южнославянский в своей основе), выполненных во второй половине IX в. Кириллом и Мефодием и их учениками, который сохранился в списках Х-Х1 вв.) указывает на его временные рамки, территориальное распространение и специфику общего, единого для всех славян книжного богослужебного языка. Древнейший литературно-письменный язык славян был не только шире своей диалектной основы, но характеризовался сложным «междуславянским» составом, а также включал в себя византийско-греческие и латинские элементы. Это обусловлено прежде всего тем, что «старославянский язык с самого своего возникновения имел во многом характер интернационального, интерславянского языка. Этот факт уже отмечался такими авторитетными учёными, как В. И. Ламанский, И. В. Ягич, Ф. Пастрнек, Й. Курц, А. Достал, и другими» [Толстой 1988: 144].

Изначально гетерогенный характер старославянского языка подтверждается исследованиями Л. П. Жуковской, доказавшей, что «глубоко ошибочно распространённое мнение, будто бы памятники письменности, предназначавшиеся для церкви (в том числе и Евангелие, Апостол, Псалтырь) канонизированы и что при их переписке в древности и средневековье писцы соблюдали букву переписываемого оригинала» [Жуковская 1976: 351].

С момента появления и распространения памятников старославянской письменности на Руси гетерогенность множится, так как богослужебные тексты «пропитывались» элементами восточнославянского языка, в результате чего речь уже может идти о церковнославянском литературном языке (русской редакции). Причём с учётом того, что «древнерусская культура не шла пассивно в фарватере южнославянской письменности, но была в значительной мере самостоятельной» [Жуковская 1976: 353], степень такой «пропитки» была значительной, но до сих пор чётко не выявленной.

Недостаточная разработанность «состава и развития древнейшего письменного языка славян, охватываемого широким понятием старославянского, или древнецерковнославянского, языка» [Трубачёв 1987], подрывает достоверность своеобразных индикаторов южнославянского и восточнославянского происхождения, особенно на более «высоких» уровнях языковой системы — грамматической, лексической и семантической. Вследствие этого «проблематика генезиса языковых единиц» и «проблема соотношения славянизмов и русизмов» по-прежнему остаётся и, по всей видимости, будет оставаться «одной из важнейших» [Верещагин, Вомперский 1992: 120−121].

Однако не решены проблемы несомненных диагностирующих элементов, к которым прежде всего относятся рефлексы праславянских сочетаний. Анализ существующей научной литературы показывает, что до сих пор не определён статус гетерогенных рефлексов на разных этапах эволюции русского языка, требует уточнения и осмысления специфика их вхождения и отбора в системах русского литературного языка, фольклора и диалектов. «Хрестоматийность» некоторых из этих генетически соотносительных элементов, их «залакированность» от долгого употребления в качестве доказательств тех или иных — нередко противоположных — теорий создают иллюзию простых и ясных отношений, чётко противопоставленных по линии «своё"/"чужое», что абсолютно не покрывает всей сложности функционирования отдельных гетерогенных групп, имеющих в русском языке свою собственную судьбу, и не соответствует общей картине организации уровней, систем и подсистем русского языка и его страт, включающих унаследованные из старославянского языка элементы.

Необходимо сменить подход к такого рода явлениям и отойти от рассмотрения их как удобных доказательств «умозрительных заключений, идущих вразрез с требованиями лингвистической методологии и не имеющих под собой надёжной фактической основы» [Клименко 1986: 11].

Более того, следует вновь обратиться к праславянским рефлексам в истории русского языка, так как, к сожалению, в серьёзных исследованиях не всегда учитывались все аспекты проблемы, не было детального анализа её отдельных сторон, а также конкретного лингвистического материала во всём его объёме. Обязательная констатация генетически неоднородных рефлексов праславянских сочетаний практически во всех работах, так или иначе затрагивающих развитие русского литературного языка, в том числе и классических трудах по его истории, определённый перечень примеров, постепенно ставших традиционным, породили иллюзорность исчерпанности лингвистического исследования.

Реальная история генетически неоднородных групп праславянских рефлексов интересна не только в плане достоверного освещения «истоков и судеб» русского литературного языка, но и потому, что позволяет раскрыть механизмы развития и организации русского языка, так как «явление языкового заимствования представляет особый интерес для изучения и в том отношении, что, быть может, ни в одном из прочих явлений жизни языка не проявляет так резко себя основа и природа последнего» [Булич 1893: 5].

Комплексный подход к анализу генетически неоднородных рефлексов праславянских сочетаний с момента их столкновения на русской почве позволил выявить закономерности вхождения данных соотносительных элементов в систему литературного языка:

I. Наибольшие расхождения в функционировании наблюдаются между группой, представляющей полногласные / неполногласные сочетания, и рефлексами *су. В современных условиях приоритета изучения отношений полногласных / неполногласных форм и механического переноса дифференциации их коррелятивных пар как «типичного и традиционного примера» на другие группы, и в первую очередь на рефлексы и *<1], необходимо чётко расставить акценты и показать их различия на всех этапах развития русского языка.

1. Для неполногласия не было необходимости в фонетической адаптации в русском языке, так как в нём существовали аналогичные сочетания типа трака, гдазч", не восходящие к соответствующим праславянским рефлексам. В результате этого полногласие и неполногласие изначально вступают в коррелятивные отношения, особенно в случаях соответствий корнесловов типа городъ/градъ, где не было ограничений на генетическое варьирование.

2. Южнославянским рефлексам необходимо было пройти этап фонетической адаптации как в восточнославянском, так и в церковнославянском (русской редакции) языках. Это и обусловило их особое положение среди групп праславянских рефлексов. Если полногласие / неполногласие в большинстве случаев достаточно чётко дифференцировалось и отграничивалось как в русском, так и церковнославянском языке, то с рефлексами *су дело обстояло сложнее, и поэтому, как указывал ещё Ф. И. Буслаев, «при изучении русского языка необходимо вникать в отличие смягчённых форм русских от церковнославянских, в отличие, проникающее весь состав того и другого языка (выделено мной. — Е.Б.) — так, например, в образовании прилагательных надеж-ный, нуж-ньш, преж-ний (а не надежд-ный, нужд-ный, прежд-ний) от русских форм: надёлса, нужа, прелс.е.» [Буслаев 1863: 68].

1) Быстрой фонетической ассимиляции рефлекса способствовали рефлексы активно употребляющиеся в памятниках письменности действительные причастия настоящего времени в южнославянском оформлении, наличие лигатуры ф, которое также способствовало «отсутствию параллелизма между ¡-зс и Ы» (И.А. Бодуэн де Куртенэ).

2) Низкая степень фонетической освоенности южнославянского рефлекса определила его фиксацию в виде жг, жч, а в большинстве случаев замену исконным рефлексом в памятниках древнерусского и церковнославянского языков.

3. Фонетический фактор на начальном этапе столкновения генетически неоднородных рефлексов обусловил различия в судьбе генетически неоднородных рефлексов*^ и *.

1) Гетерогенные рефлексы в восточнославянском литературном языке вошли в состав генетически неоднородных типов чередования, статус которых определялся прежде всего особенностями содержания средневековой литературы, где преобладала религиозно-философская тематика.

Рано подвергшийся фонетической ассимиляции способствовал достаточно быстрому закреплению на русской почве южнославянского по происхождению типу чередования /т'—ш/ в абсолютном большинстве лексем, активизировавшихся под влиянием старославянского языка, и противопоставлению ему восточнославянского типа чередования /т'-ч/, который реализовался в текстах, связанных с конкретными реалиями жизни русского человека. Чёткое распределение сфер употребления в соответствии с лексико-семантической дифференциацией образований с щ и ч из способствовало сохранению генетической чистоты соответствующих альтернаций и формированию гетерогенных типов чередований с достаточно устойчивым, особенно в системных образованиях, закреплением определённого по происхождению альтернанта по всем звеньям формои словообразовательной цепочки, в результате чего была недопустима замена генетически неоднородных альтернантов ч на щ или щ на ч как членов разных типов альтернации. Исключения составляют глагольные формы типа Х0чу/Х<�эщу и существительные типа свгЬча/свгЬщл, входящие в группу «отдельных слов», и неустоявшиеся корреляты типа оггвгкчАТи/отвгьщатги, распад которых произойдёт в русле механизмов, способствующих генетической чистоте альтернаций. Незначительное количество образований от корней, колеблющихся в выборе альтернанта, в том числе и по причине своеобразной ассимиляции южнославянского рефлекса на русской почве, сосуществуют на правах основных и факультативных морфонологических дублетов, которые распадаются уже к XVI в. Как правило, в этих случаях восстанавливается южнославянский по происхождению альтернант: совести вм. совечлтн, советлти, совецлтиукрофлтн вм. укрочлти и др.

2) Сложность адаптации южнославянского рефлекса определила его вхождение (нередко на правах непродуктивного члена) в генетически смешанный тип чередования, представленного широким кругом образований в памятниках древнерусского и церковнославянского языков. Выбор гетерогенных альтернантов смешанного типа чередования обусловливался целым рядом причин, носящих избирательный, а не запретительный характер, в результате чего возникли морфонологические корреляты.

Исконное чередование, существующее наряду со смешанным, характеризовалось генетической чистотой во всех звеньях морфонологической парадигмы и реализовалось в открытом списке корней, что способствовало его дальнейшей продуктивности.

4. На смену фонетическому этапу адаптации и взаимодействия генетически неоднородных рефлексов приходит морфонологический фактор, определяющий выбор того или иного по происхождению рефлекса. И в этом случае также наблюдаются различия между двумя наиболее представительными группами рефлексов.

Независимость реализации полногласных / неполногласных сочетаний от морфонологической позиции, а следовательно, возможность свободной гетерогенной огласовки однокоренных образований, обеспечивали наличие высокой морфонологической дублетности и её семантическую и стилистическую дифференциацию.

Для рефлексов ^ и особенно морфонологнческнй фактор становится одним из определяющих их дальнейшие взаимоотношения на русской почве, так как «альтернируют между собой целые морфемы и их соединения» (И.А. Бодуэн де Куртенэ).

Первоначальная предпочтительность в древнерусских и церковнославянских текстах рефлексов южнославянского происхождения перед суффиксом существительныхени/]/- и их восточнославянских эквивалентов перед окончаниему 1 лица ед. ч. настоящего (простого будущего) времени, а также реализация только исконных альтернантов перед суффиксомиваприводит к формои словообразовательной дифференциации слов с генетически неоднородными рефлексами. В отличие от рефлексов развивающихся в результате усиления позиций восточнославянского рефлекса и распада в соответствии с новыми критериями немногочисленных коррелятов, смешанный тип чередования с рефлексами *&} приводит к конкуренции вариантов наждать/-жатъ/живатъ иждение/-жение/-живание.

Судьба таких корреляций была предопределена оформлением на русской почве суффиксаива-, характеризующего высокой продуктивностью, особенно с к. XIV в., в результате чего в XVIII—XIX вв. происходит распад морфонологических коррелятов в пользу соответствующих формои словообразовательным особенностям генетически неоднородных альтернаций.

Суффиксива-, продолжая оставаться продуктивным средством производства имперфективов, способствовал приобретению восточнославянскими по происхождению типами чередования формои словообразовательной самостоятельности и высокой степени продуктивности, в результате чего восточнославянские по происхождению рефлексы и в системных образованиях с полной парадигмой морфонологических чередований встречаются соответственно в 3,4 и 4,9 раза чаще, чем их южнославянские эквиваленты.

Расширение словообразовательных возможностей восточнославянских типов чередования в согласии с особенностями развития русского языка и консервация южнославянских по происхождению чередований в рамках старых формои словообразовательных связей определили место южнославянских по происхождению рефлексов на периферии русского литературного языка.

Качественно новым этапом функционирования гетерогенных рефлексов становится вторая половина XVII в., когда в результате распространения печатных богослужебных книг, отредактированных в соответствии с требованиями «славенского языка еллино-греческого» направления, закрепился в качестве литературной нормы южнославянский по происхождению рефлекс в образованиях от корней, реализующих в предшествующий период смешанный тип чередования.

Однако установившийся в XVIII в. параллелизм генетически неоднородных чередований с рефлексами *.

Именно решающая роль факторов внутреннего развития системы русского языка определяет преобладание (в 95% всех случаев фиксации) восточнославянского рефлекса *сУ в форме 1 лица ед. ч. настоящего (простого будущего) времени в древнерусском литературном языке и церковнославянских текстах вплоть до XVII в. и его употребление в качестве нормы в современном русском литературном языке, в том числе и для образований с южнославянским по происхождению типом альтернации.

Феномен отсутствия ожидаемого в соответствии с типом чередования /жд/ - убедительное доказательство освоения унаследованных из древнейшего литературно-письменного языка славян элементов по законам приемлющего языка, когда инославянский элемент отторгается, если система не испытывает в нём необходимости. При этом любые попытки установления идентичности южнославянской альтернации по всем звеньям морфонологической парадигмы, предпринимаемые в XVIII — начале XX вв., не привели к успеху, так как это не соответствовало внутренним потребностям системы русского языка.

В этом плане история рефлексов праславянских сочетаний — яркая иллюстрация «механизмов эволюционных новшеств в языке», при которых «общую линию пройденной эволюции. нельзя рассматривать как беспрерывный ход процесса постепенных изменений, лишённых ускорений и замедлений, внезапных скачков, а порою и внезапных остановок» [Поливанов 1968: 79].

5. На третьем этапе, когда в процесс альтернации включаются не только звуки, морфемы и их сочетания, происходит «смысловая альтернация целых слов» (И.А. Бодуэн де Куртенэ).

Однако и в этом случае достаточно отчётливы различия между группой полногласных / неполногласных сочетаний и взаимосвязанными системными образованиями (глагольными формами и отглагольными существительными). Промежуточное положение занимает группа «отдельных слов» с рефлексами *сУ,.

Такие расхождения между группами рефлексов праславянских сочетаний обусловлены неравномерностью прохождения фонетического и морфонологического фильтров южнославянскими рефлексами, определивших разную степень их закрепления и соотношения с восточнославянскими эквивалентами, а следовательно, и представленность коррелятов на русской почве.

С одной стороны, фонетические и морфонологические препятствия на пути внедрения инославянских рефлексов ставили определённые ограничения их выживания и дальнейшего употребления, как правило, в рамках форм и образований, характерных для богослужебных текстов. В отличие от застывших и в некоторой степени приспособленных фрагментов другого языка восточнославянские рефлексы, занимая своё исконное место в русском языке, развиваются вместе с его системой.

Ограниченность одних и высокий потенциал развития других рефлексов приводит к отношениям дополнительного распределения: каждый из генетически соотносительных рефлексов занимает определённое место в соответствии с функциональными, формои словообразовательными особенностями.

С другой стороны, близость двух языков, один из которых изначально воспринимается как «свой», но реализующийся в сакральных текстах, определила возможность, — как указывалось выше (для одних групп больше, для других меньше), — появления на русской почве оппозитов, которые сталкиваются в пределах текста крайне редко в связи с действием в том числе и экстралингвистических факторов. В этих условиях и возникает необходимость распада или дифференциации морфонологических дублетов.

Таким образом, теоретически постулируемое наличие генетически неоднородных рефлексов в памятниках древнерусской письменности в реальности не представляло такой гетерогенной противопоставленности: в тексте сталкивались лишь отдельные звенья синтагматических и парадигматических связей системы, которые в принципе могли и не реализоваться.

Особенно малочисленными были морфонологические дублеты с рефлексами так как быстрая ассимиляция [ш^т'] обусловила генетическую чистоту оформления однокоренных образований. Чёткое размежевание типов чередования в свою очередь способствовало семантической и стилистической дифференциации лексем с гетерогенными рефлексами. Соотнесённость лексем в южнославянском обличии с абстрактной семантической сферой и использование лексем с исконными альтернантами в текстах, отражающих конкретные бытовые реалии жизни восточных славян, определили статус гетерогенных рефлексов в лексико-семантическом плане, в некоторой степени соответствующий положению лексем с полногласием / неполногласием. В целом это соответствует общему положению заимствований, которые «обыкновенно имеют значение более широкое и отвлечённое, в сравнении с природными словами, имеющими значение конкретное и более узкое» [Булич 1893: 16].

Семантическая и стилистическая дифференциация в основном охватывает слова с полногласием / неполногласием, в которых практически не было фонетических запретов или позиционной избирательности определённых по происхождению рефлексов. К этой группе примыкает подгруппа «отдельных слов», где отбор и закрепление слов в определённой огласовке регулируется практически теми же критериями, что и ¿-ого?- и? гаг-лексем. «Отдельные слова» с рефлексами не имеют полной парадигмы морфонологических чередований, характеризуются немногочисленностью и высокой гетерогенностью в памятниках древнерусской письменности, что в совокупности с позиционной независимостью сближало их со словами типа град/город и способствовало их стилистической дифференциации. Однако нередко выбор альтернанта в данной подгруппе определялся традиционной закреплённостью в слове {дача, пища), активизацией продуктивности рефлекса ведущей группы {госпожа, плечо), их словообразовательным потенциалом {преэюде — прежний, одежда — одёжный, одеэ/сонка и др,).

Таким образом, распад нуждавшихся в этом достаточно ограниченного количества коррелятов лежит не столько в семантической, сколько в функциональной плоскости. И если в обозначении практически тождественных реалий побеждал вариант, наиболее распространённый, в том числе и в обыденной жизни людей (типа солома — слама, сажа — сажда, сб’Ъщл — св’Ъща), то это ещё не даёт основания считать, что линия «разлома» шла по линии профанное/сакральное, низкое/высокое. Судьба системных образований с полной парадигмой морфонологических чередований не вписывается в указанную декорреляцию, в том числе и по семантическим причинам. Судя по данным Словаря русского языка Х1-ХУП вв., семантической дифференциации подверглось только 23,4% общего числа зафиксированных морфонологических коррелятов, различающихся наличием гетерогенных альтернантов Для корреляций с гетерогенными рефлексами семантическое расподобление наблюдается только 8,5% случаев, что свидетельствует о меньшей степени морфонологической вариантности и необходимости её устранения по сравнению с образованиями, реализующими гетерогенные рефлексы *су.

Процессы устранения имеющихся морфонологических коррелятов или их размежевание приходится на эпоху формирования национального языка, значительно преобразовавшую систему литературного языка. «Брожение и смешение разноязычных и разностильных элементов, складывающееся в обилии недифференцированных синонимов» [Виноградов 1938: 74], приводит к демонстрации всех наличествующих средств того времени. Однако XVIII в. — это также эпоха интенсивной кодификации норм литературного языка.

В условиях разрушения старого противопоставления типов литературного языка, формирования и совершенствования его функциональных разновидностей происходит дифференциация, закрепление одних и ухода других морфонологических и формои словообразовательных вариантов.

Анализ однокоренных параллелей показывает, что наиболее яркой отличительной чертой развития исследуемой морфонологической системы XVIII в. является генетическое размежевание типов чередований с рефлексами и дальнейшее их упорядочение в соответствии с лексическими, формои словообразовательными критериями отбора альтернантов различной языковой принадлежности, которые с начала XVIII в. становятся едиными как для чередований с рефлексами так и чередований /т'-ч/, /т'—щ/. Однако, как уже указывалось, длительное функционирование смешанной альтернации /д'—ж—жд/ явилось причиной существования — особенно в первой половине XVIII в. — остатков прежних отношений генетически неоднородных альтернантов в пределах одного типа чередования.

История морфонологических оппозитов, особенно с рефлексами *сУ, свидетельствует о том, что основным направлением процесса была не их генетическая изоляция и сохранение в неприкосновенности разных генетических пластов, что в принципе и невозможно в развивающейся системе, а взаимопрорастание, вплоть до наполнения внешнего южнославянского облика исконным содержанием. Вбирание разных значений, заполнение семантических лакун, приращение смыслов, бережное сохранение широкого спектра семантической структуры создавали избыточность, столь характерную для русского языка — языка, как верно определил А. Мартине, с «низкой парадигматической экономией» [Мартине 1968: 534].

Семантическое разграничение большинства из морфонологических вариантов противоречило действию основных закономерностей реализации гетерогенных рефлексов в системных образованиях — их формои словообразовательной специализации и гомогенного оформления всех образований от одного корня. Именно эти механизмы в конце XVII—XVIII вв. стали характерными и для лексем с рефлексами *с1] благодаря распаду смешанного типа чередования в пользу южнославянского по происхождению, в результате чего произошло своеобразное восстановление альтернанта /жд/ в большинстве генетических церковнославянизмов, или лексем, активизировавшихся под влиянием старославянского языка. Это окончательно сделало невозможным варьирование рефлексов и особенно *су по лексическим и во многих случаях стилистическим причинам в образованиях, реализующих полную парадигму морфонологических чередований.

У некоторых коррелятов типа рожение — рождение семантическая и стилистическая дифференциация была представлена единичными случаями, что даёт основание относить их к «эфемеризмам» — намечавшимся, но не закрепившимся в русском языке тенденциям. Это свидетельствует о сложных процессах самоорганизации языковой системы, реализующей свои потенциальные возможности и отменяющей их в случае действия более сильных механизмов или закономерностей.

Особые отношения складываются в группе «отдельных слов» типа нужд — нужд л. Отсутствие позиционных запретов или предпочтений на реализацию гетерогенных рефлексов и высокая гетерогенность в древнерусских и церковнославянских текстах в результате «отдельности» слов в какой-то степени сближает данную группу с полногласной и неполногласной лексикой типа грлдъ — городъ, переживающей процессы стилистического и семантического расподобления. При этом хорошая сохранность коррелятов с южнославянскими по происхождению рефлексами порождает миф об их семантическом превосходстве. Однако наличие в данной группе рефлексов и особенно *.

В целом семантическая история лексики с генетически неоднородными рефлексами представляет собой сложные процессы их противопоставления, внутреннего семантического взаимопроникновения и объединения двух генетических пластов в единый органический сплав. Реальные взаимоотношения генетически соотносительных рефлексов опровергают устоявшееся мнение о «наличии у церковнославянизмов более абстрактных и переносных значений» и убедительно показывают более широкий спектр значений у слов в восточнославянском оформлении, в том числе и поглощение южнославянских соответствий за счёт сходных и дублирующих значений. Семантические и — особенно — словообразовательные потенции исконных членов генетически соотносительных пар приводят к определённой изоляции закрепившихся в современном русском литературном языке слов с южнославянскими по происхождению рефлексами.

И. Особенности представления генетически соотносительных рефлексов праславянских сочетаний в текстах древнерусского и церковнославянского (русской редакции) языков показывает возможности языковых систем трансплантировать иноязычные включения.

Появление уже на первых этапах столкновения восточнославянской и южнославянской языковых стихий морфонологических дублетов, особенно с полногласием / неполногласием и в какой-то степени возникших в результате реализации генетически смешанного типа чередования с рефлексами *4), закономерно требовало определённой их дифференциации, так как на всех этапах развития языка последовательно реализуется тенденция к устранению структурного, семантического и функционального тождества лексем путём утраты одного из вариантов или их специализации. Механизмы преодоления дублетности отрабатывались и в текстах, осложняясь предпочтительностью того или иного по происхождению рефлекса, в том числе и в результате действия экстралингвистических причин. Такое размежевание, естественно, уменьшало или сводило к нулю количество тождественных или близких по значению вариантов, способных взаимно заменяться в определённых контекстах. Тем более, что в древнерусских рукописях отчётливо прослеживается тенденция к различной степени гетерогенности отдельных групп рефлексов и гомогенности внутри некоторых групп, что нередко приводит к эффекту наличия при ж<�ф и генетическому варьированию полногласной / неполногласной лексики и «отдельных слов».

Такая специфика генетического фона порождает разночтения в его научной оценке: «Церковнославянские и русские элементы в различных древнерусских текстах представлены в столь различных пропорциях и взаимосвязях (последние, впрочем, почти не изучались), что одни учёные, наблюдая эти элементы, с полной убеждённостью говорят о церковнославянской основе русского литературного языка, а другие, наблюдая то же самое, с не меньшей убеждённостью говорят об исконно русской основе русского литературного языка» [Горшков 1983: 95].

В частности, оформившиеся уже в XI в. диаметрально противоположные тенденции реализации смешанного типа чередования с рефлексами *су как в церковнославянских, так и в древнерусских текстах — с предпочтением или ж, или жд — не только служат причиной заблуждений в диагностике генетической основы русского литературного языка, но и не дают оснований привязывать активность южнославянского по происхождения рефлекса *с1] к периоду так называемого «второго южнославянского влияния», тем более что реализация генетически соотносительных рефлексов была обусловлена факторами внутреннего развития языка, а не значительно преувеличенной ролью внешнего «влияния».

Комплексный подход к выявлению механизмов организации генетического фона текстов различной языковой, территориальной, временной и жанровой принадлежности позволяет выявить закономерности реализации генетически неоднородных рефлексов:

1. Стабильность текстов Священного Писания способствовала исходной гомогенности, которая нарушается при реализации рефлексов *су. Симптоматично, что взаимоотношения генетически неоднородных рефлексов в текстах церковнославянского языка во многом аналогичны гетерогенности древнерусских текстов. Гомогенность в реализации исследуемых групп рефлексов восстанавливается в период никоновских реформ в результате увеличения южнославянских по происхождению альтернатов /жд/ в среднем до 73,4%.

2. В восточнославянских, а в дальнейшем и старорусских памятниках письменности, не обладающих традиционностью конфессиональных текстов, используются генетически соотносительные рефлексы исследуемых групп, что способствовало их системной организации, приведшей к утрате одного из коррелятов или дифференциации гетерогенных явлений по морфонологическим, семантическим и стилистическим причинам.

В ряде случаев сосуществование и взаимодействие генетически неоднородных рефлексов в структуре церковнославянского, древнерусского и фольклорного текстов позволяет рассматривать текст как фактор отбора гетерогенных элементов.

В частности, в текстах Х1-ХУН вв. в среднем в 78% случаев в позиции перед суффиксомени[)']- наблюдается жд<*с1], тогда как, судя по Словарю-индексу, в языке более высокой активностью обладает морфонологическая модель нажение, чемждение (соотношение 100: 27). В современном русском литературном языке процентное соотношение весьма близко к уровню функционирования гетерогенных рефлексов в древнерусских текстах: в 82% передени[)']- употребляется южнославянский по происхождению рефлекс.

Особенности представления лексем с диагностирующими признаками определяются прежде всего реципиентными свойствами текста: его возможностями отторжения или претворения в свою собственность инославянских элементов.

В частности, в фольклорных текстах возникшая в процессе взаимоотношений диагностирующих признаков языковая избыточность используется как художественный приём, позволяющий разнообразить палитру языковых средств.

В ряде случаев закрепление чуждого данной наддиалектной форме речи элемента совпадает с особенностями его внедрения в систему литературного языка, что является еще одним свидетельством исконности основы русского литературного языка. Однако специфика и традиции устнопоэтической речи накладывают определённые рамки и на реестр генетически соотносительных пар, и на отбор тех или иных по происхождению рефлексов, и на особенности их употребления. В результате этого генетическая структура фольклорного текста обладает высокой и достаточно своеобразной системой гетерогенности, что обусловлено прежде всего процессами аутотрансплантации, когда отпечатываются не только варианты диалектной системы, но и пополняется арсенал языковых средств, в том числе и за счёт южнославянских по происхождению элементов, заимствованных не из чужой, а своей литературной страты. Это способствует снижению порога сопротивляемости элементам южнославянского происхождения и усилению процессов адаптации, ведущих к широте представления генетически соотнесённых корней и разнообразию трансплантатов, в ряде случаев совпадающих с процессами аутотрансплантации в русских говорах.

III. Многовековое сосуществование генетически соотносительных рефлексов в истории русского языка закономерно приводит к гетерогенности системы современного русского языка — литературного языка и диалектов.

Процессы трансплантации, наблюдающиеся в русских народных говорах, обладают рядом специфических черт. Простейшая функциональная ячейка языка — диалект — является наименее подверженной иноязычному влиянию. Это обусловливает гомогенность его системы в отличие от развивающегося литературного языка, обычно подверженного влиянию со стороны более древнего, авторитетного и — чаще всего — сакрального чужого литературного языка. С течением времени в диалект начинают проникать иносистемные и иноязычные элементы. Особенно активными эти процессы становятся в современном языке, когда усиливается воздействующая роль литературного языка, в результате чего сочетания гетерогенных элементов становятся более разнообразными, что обусловлено особенностями механизмов заимствования, когда южнославянские по происхождению рефлексы расцениваются как исконные. Это обусловливает нарушение генетической чистоты во всех группах рефлексов в системах русских народных говоров.

Наиболее коррелирующей является группа полногласной и неполногласной лексики, общий уровень которой практически совпадает с литературной стратой (30%), однако в отдельных говорах он не превышает 8−12%. Значительно ниже уровень включения южнославянских по происхождению рефлексов *с1] и*^ (от 12% до 14%), который в отдельных диалектных системах может доходить до предельной границы или незначительно повышаться — соответственно до 1,03% и 13, 2%. Определяющими здесь становятся фонетический фактор (например, отсутствие /щ/) или выравнивание личной парадигмы глагола, отменяющее альтернацию в 1 л. ед. ч.

Однако основные механизмы генетической организации системы диалекта совпадают с их действием в литературном языке, что подтверждает общность их языковой основы.

Таким образом, исследование гетерогенных элементов с момента их столкновения на русской почве до настоящего времени на материале литературного языка и диалектов с привлечением данных церковнославянского языка позволяет адекватно осветить сложные процессы освоения генетически разнородных явлений не только в языке как системе подсистем, но и в его стратах и различных уровнях, в том числе на уровне текста и слова.

В системах восточнославянского, а затем и русского языков, способных к эволюции и адекватному отражению действительности, гетерогенные элементы вступали в различные взаимоотношения. При этом можно выделить несколько ступеней трансплантации, обусловливающих специфику реализации генетически неоднородных единиц. В частности, на уровне страт-«реципиентов» чужеродные элементы обладают разными возможностями: достаточно ограниченными в диалектах, более разнообразными в языке фольклора, широкими в литературном языке. Степень трансплантации зависит и от особенностей уровней языка, Так, судьба южнославянских рефлексов определялась их способностью к фонетической ассимиляции. Для южнославянских элементов как членов альтернаций существовали также и позиционные запреты. Ограничения имелись и на семантическом уровне.

Южнославянские и восточнославянские по происхождению рефлексы праславянских сочетаний в течение тысячелетней истории их сосуществования на русской почве сложились в особую систему, достаточно ярко представленную на всех языковых уровнях и по-особому — в различных стратах русского языка.

Общее направление трансплантации подтверждает мысль Б. Гавранека о том, что «влияние чужого языка — не только внешний фактор, но и также нечто, связанное с внутренним, имманентным развитием языка, который избирает то, что требуется соответственно его структуре и языковым условиям его развития. То, что язык избирает, становится составной частью его имманентного развития, или, другими словами, активным является заимствующий язык, а пассивным — язык заимствуемый, и было бы неверно представлять это отношение обратным» [Гавранек 1972: 107].

Всё это свидетельствует не только о достаточно высоком потенциале «общежительного и переимчивого» русского языка (A.C. Пушкин), но и о его активности как языка заимствующего, обладающего специфическими механизмами переработки и претворения в свою собственность иноязычных элементов, что подтверждает исконность основы, в том числе и литературной страты, характеризующейся в целом тем же соотношением гетерогенных элементов, что и русские народные говоры. Именно эти качества обусловят «исторически сложившееся свойство русского языка — не чуждаться никаких иностранных заимствований, если только они идут на пользу дела» [Щерба 1957: 123].

Особенность русского языка «претворять в свою собственность всё, что ни входит в него извне» [Буслаев 1910: 79], приводит к гетерогенности его системы, при этом образований с исконными элементами не только количественно больше, чем образований с южнославянскими по происхождению элементами, но они обладают более высоким словообразовательным, семантическим и стилистическим потенциалом, в результате чего южнославянские по происхождению рефлексы, обогатив возможности литературного языка, находятся на периферии его системы. Такая способность русского языка к присвоению инославянских элементов сообразно специфике его системы и страт определила специфику в том числе и русского литературного языка, которая отмечена многими исследователями как «претворение в собственность» (Ф.И. Буслаев), «присвоение» (М.А. Максимович), «сожительство», «культурные преемства и наследия», «радиация», «прививка» (Н.С. Трубецкой), «двумерность (a two-dimensional languages)» (Б.О. Унбегаун), «симбиоз, сращение, органическое слияние, смешение» (В.В. Виноградов), «амальгама» (Г.О. Винокур), «сплав, трансплантация, импортирование, инкрустирование» (В.В. Колесов, Н. И. Толстой, Б.А. Успенский), и обусловила, по утверждению Н. С. Трубецкого, его исключительные преимущества не только среди славянских, но и других литературных языков.