Язык в системе воздействия властей на массовое сознание во второй половине 1960-х — первой половине 1980-х гг.: На материалах Пензенской области

Актуальность исследования. Проблема манипуляции сознанием и поведением людей в настоящее время является одной из самых актуальных и в науке, и в политической жизни. Втягивание широких слоев населения в политику привело к активизации исследований социально-психологических основ руководства массами, в частности умения манипулировать ими, особенно в кризисные периоды. В этом преуспели социологи и психологи США, идеи которых широко используются в политической практике.

В Советском Союзе также накоплен огромный опыт, как положительный, так и отрицательный, в деле формирования массового сознания. Большую роль в этих процессах играет использование манипуляторами языка. В 1948 году Джордж Оруэлл в повести «Год 1984;й» подробно описал «тоталитарный язык», созданный на базе английского, и изобрел для него названиеNewspeak (в русском переводе книги — новояз). Вслед за книгой, приобретшей мировую известность, этот термин вошел во многие языки (в польском языке, например, прочно укоренилось понятие nowomowa), где он и используется в настоящее время для обозначения языка, по функции своей тоталитарного, противопоставляемого естественному языку, выполняющему роль средства человеческого общения.

Язык на всем протяжении истории человечества являлся орудием господства и принуждения. Язык не просто орудие человеческого общения, носитель информации, хранитель накопленного людьми опыта и знаний (культуры), но властный распорядитель жизни. Умелое оперирование определенной системой слов позволяет идеологам превратить общество самостоятельно мыслящих людей в послушное стадо. Невидимые языковые поводки могут повести людей, не защищенных критическим сознанием и самостоятельным взглядом на вещи, в любом направлении.

С другой стороны, государственная идеология — необходимый атрибут любого государства, и в этом случае — властям необходимо со всем вниманием относиться к использованию языка в идеологии в целом и в идеологической деятельности. Состояние русского языка в настоящее время внушает опасения не только филологам и литературоведам, но и политикам, да и всей мыслящей части общества.

При получении Большой Ломоносовской медали Солженицын с болью говорил о состоянии нашего языка: «Русский язык от потрясений в XX веке болезненно покорежился, испытал коррозию, быстро оскудел, сузился потерею своих неповторимых красок и соков, своей гибкости и глубины». Он «замусоривается множеством англоязычных слов, большей частью безнадобных, дубликатных, вместо пренебрегаемых русских"1. Нечто подобное, по мнению писателя, наблюдалось и в прошлом, но тогда был 2 невредим сам стержень нашего живого языка — не как сегодня» .

В то же время не язык, на наш взгляд, оскудел — оскудела речь отдельных людей, жалкой и грубой стала лексика многочисленных изданий, расплодившихся в последние годы. В науке есть понятие — язык текущего момента. Он отражает настроения общества и моду. Сегодня, если использовать ломоносовское деление на «штили», языковой вкус эпохи определяет стиль низкий, сдобренный жаргонными словечками. Он возник как протест против советского строя с его выспренней и навязчивой риторикой партсобраний, передовиц, лозунгов, заштампованной, скучной речью многих партийных лидеров.

В прежнем широком хождении русской речи, безусловно, присутствовала некоторая искусственность, элементы силового давления. Сфера распространения русского языка после распада СССР и утраты нашей страной статуса сверхдержавы существенно сократилась.

Позиции русского языка действительно резко пошатнулись. Еще несколько десятилетий назад считалось, что русский во всем мире, исключая Советский Союз, изучает около 30 миллионов человек. В социалистических странах,.

1 Солженицын. А. И. Избранные речи и выступления. М., 2004. С. 71.

2 Там же. С. 74. например, где русский язык был обязательным предметом, число изучающих его приравнивалось к общему числу студентов и школьников. В то же время не учитывались всякого рода негосударственные кружки, курсы, частное репетиторство.

Сейчас, по оценке известного лингвиста, президента Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, академика В. Костомарова эта цифра находится на уровне 12−14 миллионов1. Падение связано в первую очередь с процессами в Центральной и Восточной Европе, где отказались насильно насаждать русский. Правда, в то же время появились страны, в которых он стал интенсивно изучаться, например, Таиланд, Южная Корея, Турция, ОАЭ. Специалисты считают, что растет интерес к русскому языку в Австрии, Финляндии, Китае.

Социальная раскованность, обретенная в «перестройку», самым непосредственным образом отразилась на состоянии норм и функциональном статусе русского языка. Сформировавшиеся в это время процессы продолжают развиваться и «после Союза». Если говорить о нормах, то их нарушение по размаху можно сравнить разве что с первым послереволюционным десятилетием. Ныне вряд ли кто возьмется оспаривать тот факт, что во времена Советского Союза русский литературный язык отличался строгой нормированностью и максимально широким функциональным статусом. До перестройки невозможно было представить себе такого массового нарушения языковых норм.

Среди наиболее заметных изменений мы выделяем следующие:

— экспансия просторечно-разговорной стихии — вплоть до вульгаризмов.

— стремительная англо-американизация русского словаря, нередко приводящая к гибридизации текста.

— широкая десоветизация лексики — снятие с нее идеологической окраски, устранение самих слов-советизмов и т. д.

1 Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. М., 2000. С. 217.

— десоветизация выдвинула проблему массовой перекодификации тех пластов словаря (включая и словосочетания, называющие предмет, лицо и т. д.), которые касаются политической, социальной, административной и проч. сфер: вместо советизма председатель горисполкома — мэр, вместо председатель Совета Министров — премьер-министр и т. д.

— оформление тенденции новой идеологизации словаря, «борьбы словами», а нередко и «лексическими обоймами» — демократы, реформаторы, радикалы, западники, прогрессисты — коммунисты, совки, сталинисты, патриоты, государственники, шовинисты и т. д.

— лидирование в «послесоюзное время» звучащей (устной) речи в сравнении с письменной. Если до «перестройки» эти два вида речи шли по существу параллельно, как бы дополняя друг друга, то теперь письменный текст отходит на второй план: в настоящее время мало читают, а чтение заменяют ТВ, Интернетом и радио. Это тоже одна из причин давления разговорной стихии на нормы русского языка.

— латинизация русского письма, выражавшаяся сначала «невинными» кириллическо-латиническими гибридными написаниями типа BHD (телепрограмма), «Иностранец» (газета), титр в передаче НТВ «Антропология» и вставками в текст в оригинальном написании иноязычных слов и выражений, затем, в связи с распространением электронных средств информации, — полной латинизацией русского текста.

— смешение просторечно-разговорного и публицистического стилей.

Е. Бернаскони пишет: «Порой, шагая по Москве, с недоумением оглядываюсь: назойливо лезут в глаза вывески на иностранных языках над сверкающими витринаминачертанные латиницей приглашения зазывают в заморские страны, а чужие и чуждые слова нахваливают неведомый товар. А эти чудовищные вывески? «Котлета-хаус», например. Да полно: в Москве ли я? В России? Ведь картинка эта с фотографической точностью повторяется во всех больших и малых российских городах. Одни раздражаются, видя это. Другие считают, что так пробуждается у людей желание учить иностранные языки. Третьи равнодушно проходят мимо. Но давно известно: чем больше языков знает человек, тем бережнее и требовательнее относится он к родному. Мы же с редким небрежением стали относиться к родному языку. Не потому, однако, что успешно овладеваем чужими. Прислушайтесь, что несут с телеэкрана дивы в рекламных роликах. «Во главе сильных волос!» Это, кажется, о шампуне. Кто сочиняет эти ролики? В каких школах учились их авторы?"1.

Если в советское время говорили о возникшем новоязе, то происходящее с русским языком сейчас также заставляет задуматься о революции в языке. Этот процесс нельзя списывать только на объективные факторы, нельзя игнорировать и усилии властей, политиков, партий, сознательное иностранное влияние.

По сравнению с исследуемым периодом современный язык изменился настолько, что стала совершенно очевидной его тесная связь, наряду с другими факторами, с политикой властей, с воздействием социально-экономической и политической среды. Все вышеназванные метаморфозы обусловлены как объективными, так и субъективными причинами, среди которых, на наш взгляд, ведущее место занимает политика властей.

В силу этого весьма важно исследование исторического опыта деятельности властей по использованию языка в воздействии на массовое сознание, а также реакции массового сознания на это языковое воздействие.

Все вышесказанное предопределяет актуальность исследования исторического опыта властей по использованию языка для формирования сознания.

Объект исследования — деятельность властей по использованию языка в воздействии на массовое сознание во второй половине 1960;начале 1980;х гг.

Предмет исследования — сущность языковой политики властей, реакция массового сознания на эту политику, характерные черты использования языка.

1 Бернаскони Е. Язык, как женщина: его надо любить и защищать // Эхо планеты. № 8, 2001. в воздействии на массовое сознание властями Пензенской области во второй половине 1960;первой половине 1980;х гг.

Хронологические рамки исследования — вторая половина 1960 — начало 1980;х гг. Приход к власти Л. И. Брежнева положил начало как переменам в системе воздействия на массовое сознание в целом, так и изменениям в «языке власти». Эпоха Л. И. Брежнева является цельным в плане языковой политики властей периодом, позволяющим определить ее результаты.

Территориальные рамки исследования — Пензенская область, представляющая собой типичный российский регион. Это дает возможность распространить выводы о сущности и результатах использования властями языка в системе воздействия на массовое сознание на Россию в целом.

Цель исследования — анализ деятельности властей Пензенской области по использованию языка для воздействия на массовое сознание. Для достижения поставленной цели нами определены следующие задачи:

— проанализировать динамику языка как социального явления во второй половине 1960;х-первой половине 1980;х гг.;

— выделить социально-экономические и политические факторы эволюции языка во второй половине 1960;х — первой половине 1980;х гг.- ;

— определить место и роль языка в советской идеологии исследуемого периода;

— исследовать специфику использования языка в воздействии на массовое сознание в Пензенской области во второй половине 1960;х — первой половине 1980;х гг.;

— показать особенности массового сознания во второй половине 1960;хпервой половине 1980;х гг. через призму языка;

— проанализировать роль языка в технологиях формирования массового сознания в Пензенской области во второй половине 1960;х — первой половине 1989;х гг.- определить эффективность и итоги использования языка в идеологической работе в Пензенской области к середине 1980;х гг.;

— ввести в научный оборот новые источники.

Методология и теоретические основы исследования. Методологическую основу диссертации составила совокупность общих специальных и частно-научных методов научного познания, выработанных современной наукой.

Важнейшим методом явился системно-структурный подход. Системный метод до сих пор относят к частным методам1. Тем не менее, мы считаем, что универсальность этого метода позволяет причислить его к общим методам. Язык — это система знаков, проявляющихся через структурные отношения. Необходимость использования системного подхода к проблемам послевоенной истории советского государства диктуется пониманием исторического процесса как многомерного. Среди частей, его составляющих — повседневная жизнь народных масс, зависящая от политики правительства, массовое сознание, характерное для исследуемой эпохи, идеология, лежащая в основе политики, и т. д. Создание советской системы было бы немыслимо без идеологической основы. Важнейшей составной частью этого фактора является язык.

Тем не менее, рассматривать любые исторические процессы в отрыве друг от друга нельзя, только системный подход, когда все они будут представлены в тесной взаимосвязи и единстве, может дать адекватную картину истории середины 1960 — 1980;х гг. Системный подход позволяет не разделять искусственными перегородками культуру и идеологию, культуру «высокую» и «бытовую» и т. п. Более того, он позволяет рассматривать взаимоотношения двух систем — массового сознания и идеологии, которые лежат в основе внедрения коллективизма в массовое сознание. При анализе деятельности властей по формированию массового сознания в рамках системного подхода большое значение имеют способы взаимодействия структурных элементов, а также роль процессов изменения и стабилизации системы.

Как один из основных методов исследования в диссертации используется метод исторической индукции, который позволяет развивать историческое.

1 Теория государства и права. Курс лекций под ред. А. В. Матузова. М., 1997. С. 74. познание с изучения конкретных фактов в сторону более широких обобщений, а также метод причинно-следственного анализа, описательный и сравнительный методы, логический, функциональный методы, которые в своей совокупности дали возможность решить поставленные задачи.

Среди методов, использованных в диссертации — семиотический анализ текстов, игравших роль идеологических моделей, и моделирование. Акцентируя внимание на знаковых моделях языка, следует отметить, что они подразделяются на аналитические и синтетические. Два вида моделей соответствуют двум возможным видам лингвистического описания, а именно от речевых фактов к системе языка (аналитические модели) и от системы языка к речевым фактам (синтетические модели).

И.И. Ревзин подчеркивает, что синтетические модели более удобны для описания языка, чем модели аналитические1. Но тут же добавляет, что построение разумных синтетических моделей всегда предполагает наличие хорошо разработанных аналитических моделей. В научной литературе существует множество определений для терминов «модель» и «моделирование». Но для их понимания необходимо ввести несколько других центральных, основополагающих понятий, посредством которых, в свою очередь, определяется модель и моделирование.

По нашему убеждению, к ним относятся: система, структура, информация, программа, код, кодирование. Для исследований, посвященных языку особое значение имеет системный метод. Необходимо подчеркнуть, что термины «система» и «структура» получили в современной лингвистической литературе различные и произвольные трактовки. Причем часто два этих понятия имеют настолько однозначное толкование, что бывает трудно уяснить, в чем состоит их различие.

Как известно, принцип «структуры» как объекта исследования в самом конце двадцатых годов нашего столетия выдвинула небольшая группа молодых ученых-новаторов в лице Р. Якобсона, С. Карцевского и Н.

1 Ревзин И. И. Познание языка. М., 2001. С. 117.

Трубецкого, тем самым выступивших против господствовавшей тогда исторической точки зрения на язык и против такого языкознания, которое разделяло язык на изолированные элементы и занималось изучением их исторических преобразований1.

Родоначальником структурализма в научном мире считают Ф. де Соссюра. Однако термин «структура» он не употреблял, для него существенным было понятие системы. Новизну его учения составляет именно идея о том, что язык образует систему, а из этой идеи вытекают далеко идущие следствия, которые в конце концов привели лингвистов к понятию «структуры» языка .

По поводу этих двух понятий в научном мире, начиная с 1920;х годов и до современности, идут горячие споры. Однако сразу же отметим, что многочисленные определения не совсем проливают свет на данную проблему.

Так, Э. Бенвенист говорит о том, что трактовать язык как систему — значит анализировать его структуру. Поскольку каждая система состоит из единиц, взаимно обусловливающих друг друга, она отличается от других систем внутренними отношениями между этими единицами, что и составляет ее структуру. И далее он продолжает: «. язык представляет собой систему, все части которой связаны отношением общности. Эта система организует свои единицы, т. е. отдельные знаки, взаимно дифференцирующиеся и отграничивающиеся друг от друга"3.

Структурная лингвистика ставит своей задачей, исходя из примата системы по отношению к ее элементам, выявлять структуру этой системы через i отношения между элементами как в речевой цепи, так и в парадигмах формона демонстрирует органический характер испытываемых языком изменений". Такая трактовка понятий системы и структуры явилась как бы отправным моментом для всех последующих определений.

Ю.С. Степанов в своей статье «Изменчивый „образ языка“ в науке XX века» под системой языка понимает «единое целое, доминирующее над своими.

1 Проблемы исторической лингвистики. Избранное. М., 2002.

2 Соссюр Ф де. Курс общей лингвистики. М., 1998. С. 27−31.

3 Бенвеиист Э. Труды по структурной лингвистике. М., 1995. С. 127. частями и состоящее из элементов и связывающих их отношений. Совокупность отношений между элементами системы образует ее структуру. Правомерно поэтому говорить о структуре системы. Совокупность структуры и элементов составляет систему"1.

А.А. Метлюк, отмечая основополагающее значение данных теоретических понятий науки о языке и подчеркивая неоднозначность интерпретации содержания терминов «система» и «структура», предлагает, вслед за Е. С. Кубряковой и Г. П. Мельниковым, исходить из общенаучного понимания системы «как единого целого, состоящего из элементов с определенными связями и отношениями. Связи и отношения между элементами, организующие элементы в единое целое, составляют его структуру"2.

Анализируя языковую систему или любую из подсистем языка, необходимо иметь в виду линейный характер отношений взаимообусловленных элементов этой подсистемы. В исследовании использовалось, как мы уже отметили выше, и моделирование. Продуктивным способом познания наблюдаемого процесса или объекта является построение его модели. Принимая во внимание разночтения по поводу понятий «система» и «структура», отметим, что в научной литературе понятие «модель» также интерпретируется по-разному.

Так, Н. М. Амосов определяет модель как структуру, «в которой отражено изменение физического воздействия во времени или пространстве"3. Р. Г. Пиотровский под моделью понимает «систему некоторых объектов, структура или поведение которой соответственно воспроизводит структуру или функцию другой системы объектов», или, другими словами, оригинал модели4.

1 Степанов Ю. С. «Изменчивый» образ языка в науке XX века // Материалы научной конференции. М., 1995.

2 Метлюк А. А. Понятийный аппарат структурной лингвистики. Там же. С. 217.

3 Амосов Н. М. Моделирование и человек. М., 1994. С. 227.

4 Пиотровский Р. Г. Системный метод в гуманитарных науках. М., 1997. С.

118.

1 В. А. Штофф также говорит о том, что всем моделям присуще нечто общее, и этим общим является наличие какой-то структуры, которая рассматривается в качестве подобной структуре другой системы1.

Модель не претендует на полное описание реальной действительности и имеет общий характер, что дает возможность для различной ее интерпретации. Моделирование характеризует опосредствованное теоретическое и эмпирическое построение объекта, на котором изучается не сам объект, а некоторая вспомогательная искусственная или естественная система.

Разработав слойно-ступенчатую модель переработки информации человеком, Ю. М. Забродин пришел к выводу о том, что метод моделирования основывается на системном анализе изучаемого явления, который состоит из ряда этапов. На первом этапе выделяются структурные компоненты моделируемого явления, на втором — особенности взаимосвязей и функционирование выявленной структуры .

В лингвистическом понимании модель следует рассматривать как присущую данной языковой системе схему элементов, составляющих структуру языка, символически изображающих эту систему, являющуюся основой моделирования языка как одного из методов его изучения. Моделирование представляет научный прием, состоящий в схематическом воспроизведении объекта, либо не поддающегося непосредственному наблюдению, либо отличающегося большой сложностью.

Когнитивная модель языка является системой взаимосвязанных элементов,.

I каждый из которых является модусом, принадлежащим одному из уровней языкового субстрата. Такая модель наглядно показывает те процедуры, которые связаны с приобретением, использованием, хранением, передачей и выработкой знаний.

Применяя метод моделирования, необходимо отметить такие свойства моделей, как абстрагирование, с одной стороны, и упрощение — с другой.

1 Штофф В. А. Научное моделирование и современная наука. М., 1996. С. 215. 2.

Забродин Ю. М. Проблема переработки информации человеком. М., 1997. С.

Знаковые модели также воспроизводят изучаемые объекты в упрощенном виде, являясь некоторой идеализацией действительности. Метод моделей позволяет более глубоко проникнуть в сущность изучаемых отношений и сделать доступным тщательному изучению множество новых сторон, связей, которые раньше ускользали от исследования.

Не только методы моделирования предполагают определенное упрощение языковой действительности. Всякое научное описание состоит в упрощении соответствующего объекта действительности, отвлечении от некоторых его сторон, изолировании его от других явлений, с которыми он может быть связан в действительности. При этом отмечается, что всякое движение в научном описании идет от «простого к сложному», но затем постепенно изучаемый объект усложняется, и степень его соответствия с действительностью повышается. Упрощенные знаковые модели 'выступают как общие типы, структура которых как бы освобождена от многих затемняющих ее сущность моментов. В таких моделях отыскиваются более простые аналогии, сохраняются только остовы сложных явлений, и тем самым мысль облегчает поиски тех или иных решений. Проблемы общего и единичного также входят в компетенцию научного метода, осуществляемого с помощью моделирования.

Известно, что язык служит не только средством коммуникации, но и является необходимым условием обобщающей деятельности мышления. Изучение непосредственно языковых явлений в настоящее время невозможно без привлечения смежных дисциплин. Сама наука обрекла исследователей, занимающихся историей деятельности властей по использованию языка для воздействия на массовое сознание, на междисциплинарность.

Усилия ученых в области лингвистики, искусственного интеллекта, психологии, нейролингвистики и т. д. направлены на создание общей теории языка, новой научной дисциплины — когнитологии. С научной точки зрения познание рассматривается как совокупность процессов переработки информации. Когнитология как новое научное направление сложилась в начале 1960;х годов. Ее возникновение ознаменовало собой преодоление бихевиоризма, так как целью исследований этой отрасли науки является демонстрация знаний в детерминации поведения человека. Изучение природы и типов взаимодействия знаний, используемых в процессе языковой коммуникации, рассматривается как одно из ведущих направлений когнитологии.

Возникнув на пересечении двух наук — психологии и искусственного интеллекта, когнитивное направление органично вливается в лингвистику и начинает активно исследовать законы языка.

В ее основе находится научная гипотеза о том, что человеческие когнитивные структуры (восприятие, язык, мышление, память, действие) неразрывно связаны между собой и действуют в рамках одной общей задачи: объяснение процессов усвоения, переработки и трансформации знанияпроцессов, определяющих сущность человеческого знания. Поэтому в ряде работ отмечается, что в настоящее время сам человек рассматривается как активный преобразователь информации, а знание трактуется как информированность. В теоретическом отношении появление когнитологии означает принятие такой объяснительной парадигмы, которая) учитывает активность субъекта познания. Термин «когнитивная лингвистика» появился в начале 1980;х годов. Но, как отмечает М. Бирвиш, «это название не маркирует специальную область лингвистики, находящуюся где-то между психологией и семантикой, оно лишь. указывает на определенное понимание характера и цели науки о естественных языках» .

Другими словами, в таком понимании научного направления лежит представление о том, что усвоение и использование естественных языков являют собой результат человеческой мысли. Вследствие этого объектом когнитивной лингвистики становится языковое знание или «ментальная структура», которая определяет языковое поведение.

В современной лингвистике наблюдается переход от описательной к «объясняющей» науке. В соответствии с этим когнитивно-ориентированная лингвистика, констатирует М.Н. Володина1, превращается в научную дисциплину, которая призвана дать ответы на вопросы: что такое языковое знание? Как оно приобретается? Как оно действует?

Как отмечается в научных работах, еще сравнительно недавно язык рассматривался в качестве явления, независимо от человека. Согласно современным подходам язык исследуется как уникальная человеческая способность. Таким образом, во главу угла ставится человек и его неповторимое умение мыслить и высказывать свои мысли. Отсюда меняется стратегия научных исследований, а также их парадигмы2.

Обсуждая проблему знаний, лингвисты нашего времени различают знания языковые (лингвистические) и энциклопедические (знания о мире). Языковые знания — это знания особого рода, они служат средствами активации элементов сознания и их словесного выражения в процессе формирования мысли и речи. Это теоретическое положение легло в основу сделанного нами на основе анализа источников вывода о том, что власти предпринимали активные усилия по формированию языковых знаний, типизируя словесные выражения.

Знания, используемые для декодирования языка, отнюдь не ограничиваются знаниями о самом языке. В их число входят^знания об окружающем мире, предвидение будущего, воспоминания о прошлом, отсюда умение извлекать хранящуюся в памяти информацию, планировать и управлять ситуацией, высказываниями в социальном контексте и т. д.

Ведущую роль в нашем исследовании сыграли теоретические положения семиотики. П. А. Сорокин множество страниц своей «Системы социологии» посвятил проводникам-символам (для нас этот термин замещает знак, только с большим акцентом на коммуникативной стороне). Он построил их классификацию по физическим свойствам, выделяя звуковые, световые, механические, тепловые, двигательные, химические, электрические, предметные. К свето-цветовым проводникам он относил не только.

1 Володина М. Н. Проблемы современной лингвистики. М., 2002. С. 211−217.

2 Фомиченко Л. Г. Когнитивная модель просодических интерферируемых систем.

Волгоград, 1996. письменность, не только живопись, но и множество других случаев. «С этой точки зрения не случайным является факт установления культа, обрядов, слов, форм одежды и т. д., фигурирующих во всех сферах общественной жизни — в области религии, права, военной, педагогической, политической и т. д."1.

П.А.Сорокин подчеркивает: «После сказанного не будет парадоксом положение: перемените у ряда индивидов форму, лишите их внешних символических знаков — погон, мундира, шпаги, креста, медалей и т. д. — и вы перемените их психику. Сколько лиц — политических заключенных — чувствовали эту перемену переживаний, когда на них надевали арестантский бушлат. Сколько военных генералов, офицеров «мгновенно перерождались», когда с них срывали погоны и одевали их в штатскую одежду. Оголите деспота — и вы сделаете его жалким и простым смертным. Окружите, оденьте простого смертного пышными знаками достоинства — и перед вами родится властный, самоуверенный, гордый самодур или властелин. То же применительно и к звуковым символам. Возьмите для примера титулы: «Ваше сиятельство», «Ваше превосходительство» и т. д. Сколько людей «перерождалось духовно», получив титул «Его превосходительства», «графа» или «князя». Как много простых смертных начинали себя чувствовать иначе, после того, как они становились «гофмейстерами» или «губернаторами». Как приятно ласкал слух многих чиновников титул «Ваше превосходительство», почтительно произносимый швейцаром-психологом"2.

К фетишизированным звукам П. А. Сорокин относит заклинания, заговоры и молитвы. И сразу же добавляет примеры из жизни современной: «Произнесение звуков «долой царя!» — в прошлом, а теперь: «долой советскую власть» навлекало и навлекает весьма тяжкие кары, вплоть до расстрела"3. Используя методологию П. Сорокина, мы считаем, что языковые изменения влекли за собой и изменения в массовом сознании. В то же время нельзя.

1 Сорокин П. А. Система социологии. М., 2000. С. 183−184.

2 Там же. С. 184−185.

3 Там же. отрицать, что имеет место и обратная связь — перемены характеристик массового сознания влекли за собой изменения в языке.

Имперские тексты строятся только «на вырост», ибо создаются не для реального использования, по этой причине они создают питательное поле для порождения ритуалов. Поскольку эти тексты не соответствуют реальным потребностям, их наполнение становится фиктивным. Повторяясь, они закрепляются в ритуале. Ритуалы начинают жить дольше самих империй, что говорит о сильных семиотических механизмах вложенных в них. Имперские тексты обладают усиленной знаковостью, что в свою очередь позволяет их легко обыгрывать. Для советской действительности такими анекдотическими величинами стали Брежнев, Чапаев, в меньшей степениЛенин, Хрущев, Сталин. Императорская склонность к возвеличиванию себя, к гигантомании, обрекает империю на порождение фиктивных кодов. Они есть и поддерживаются аппаратом подавления. Они активно порождаются аппаратом восхваления. Но живут они только тогда, когда осуществляется их постоянная подпитка «государственной энергией». Исчезновение империи (этого силового агрегата подобных текстов) сразу же уничтожает эти тексты в их задуманном функционировании.

При этом тексты второго рода — тексты осмеяния — странным образом сами становятся выразителями эпохи. Достаточно сравнить роль «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова в эпоху дои постсоветскую. Или: анекдот в результате может стать определенным доказательством, характерной деталью эпохи.

Огромную роль для нашего исследования сыграли труды Ю. М. Лотмана. Впервые основные идеи своей концепции Ю. М. Лотман предложил в работе «Культура как коллективный интеллект и проблемы искусственного разума"1. Здесь он подчеркивал значимость многообразия индивидуальностей для общества, поскольку наличие разных людей позволяет предлагать не одно.

Лотман Ю. М. Культура как коллективный интеллект и проблемы искусственного разума (Предварительная публикация). М., 1977. решение, а разные варианты его, что особенно важно в ситуации неопределенности, в которых живет человеческое общество. В те годы эти слова звучали особенно необычно в условиях принципиального занижения индивидуального, личностного начала, характерного для тоталитарного общества.

В диссертации мы опирались на идеи Ю. М. Лотмана о языке как знаковой системе: «Ни одна культура не может удовлетвориться одним языком. Минимальную систему образует набор из двух параллельных знаков, например, словесного и изобразительного. В дальнейшем динамика любой культуры включает в себя умножение набора семиотических коммуникаций"1.

Весьма четко Лотман определял и кинематограф как систему знаков: «Любой кинематограф создает свой мир, свое пространство, которое населяет своими людьми. Но тут вступает в силу внушающая природа зрения. Если я это слышу, то я вполне допускаю, что сведения могут быть ложными. Иное дело, если я нечто сам вижу"2.

Многие страницы лотмановского труда «Культура и взрыв» рассматривают феномен нормального/ненормального поведения. В советской истории в роли таких носителей ненормированного поведения выступали диссиденты, действия которых совершенно не совпадали с образцами поведения, принятого в данном обществе. Они говорили, когда следовало молчать, и молчали, когда следовало говорить.

В каждый момент времени любое общество имеет свои модели сигнификации и свои модели коммуникации, признавая одни из них более центральными, другие относя к периферии. Это сходно с проблемой признания, что есть правда, что есть ложь, о чем писал в свое время М.Фуко. Общество борется за то, чтобы признать те или иные тексты более правильными, нужными. Одни из них начинают вытеснять другие,.

1 Там же. С.11−12.

Лотман 10., Цивьян Ю. Диалог с экраном. Таллинн, 1994. С. 19.

3 Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992. осуществляя это за счет внимания критики, внесения в списки для обязательного чтения в школе и в университете и т. п. С этой точки зрения становится семиотической и проблема импичмента — Клинтон или Ельцин начинают рассматриваться как деятели, которые не могут находиться на посту президента, поскольку они ведут себя не так, как это следует по образцу. О речевом поведении Никсона как недостоверном писал У. Эко1.

З.Фрейд строил свои рассуждения в близкой области, когда занимался вопросами вытеснения, сублимации, обмолвок и т. д., имеющих место опять-таки из-за их несоответствия правильному образцу с точки зрения субъекта.

Обратим теперь внимание на некоторые другие семиотические идеи Ю.Лотмана. Выделив в качестве двух базовых семиотических сфер сигнификацию и коммуникацию, У. Эко оставил вне внимания третью сферудинамику, под которой следует понимать законы смены моделей сигнификации и коммуникации как в одно время, так и в разные исторические ^ периоды2.

Это не просто диахронический аспект, поскольку в динамике получает освещение также соотношение и взаимозависимость разных систем сигнификации и коммуникации в одном синхроническом срезе. В качестве примера можно привести сопоставление освещения одного и того же события разными каналами массовой коммуникации (радио, ТВ, печать), отображение его в литературе, перенос данного сюжета в кинотекст. Это как бы проблема семиотического перевода, проблема семиотической трансформации, когда i имеет место сохранение одних структурных элементов при изменении других.

Свою концепцию динамического аспекта семиотики Ю. Лотман предлагает в работе «Культура и взрыв». «Язык — это код плюс его история», — пишет он, отвергая уже ставшее традиционным структуралистское рассмотрение языка.

1 Eco U. Strategies of lying // On signs. N.Y., 1980.

2 Eco U. A theory of semiotics. Bloomington-London, 1976. только как кода'. Подобные динамические аспекты всегда были в поле внимания русского формализма2.

В диссертации мы также использовали труды Л. П. Якубинского. Особенно ценными они были для нас при проведении анализа всевозможных собраний — комсомольских, партийных, профсоюзных. Одну из глав своей книги Якубинский назвал «Об естественности диалога и искусственности монолога». Он ищет, какова семиотическая организация коммуникации, которая способствует рождению монолога: «Для того чтобы слушали монолог, необходимы обыкновенно определенные привходящие условия, например, организация собрания с очередью, с предоставлением „слова“, с председателем, то здесь всегда налицо „голоса с мест“. Слушание монолога часто регулируется (кроме отмеченных моментов организованности собрания и пр.) количеством собравшихся людей, которое, если оно велико, ведет в силу естественного для каждого стремления к прерыванию, к окончательному „галдежу“, который тоже естественным разом постепенно парализует либо прерывание, либо собрание, если ему не будет придан организованный характеробщеизвестно, что, например, сборища молодежи постоянно кончаются „галдежом“, и, наконец, требованием брать председателя и вести собрание».

Л.П. Якубинский рассматривает различные варианты «блокировки» диалога: «Случаи «беседы-собрания» свойственны обществу на определенном уровне культурыв другой обстановке слушание монолога определяется другими обстоятельствами, имеющими значение, впрочем, и для всякого культурного уровня обычаем, церемонией, ритуалом. Слушают того, кто имеет власть или пользуется особым авторитетом, вообще в обстановке внушающего воздействия, подразумевающего известную пассивность восприятия или.

1 Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 13.

2 Тынянов Ю. Н. О литературной эволюции // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977; Эйхенбаум Б. Литературный быт // Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987; Even-Zobar I. Polysystem studies // «Poetics Today», V. ll, 1990,№ l, p. 11. преимущественно сочувственное реагирование, когда прорываются главным образом «поддакивающие» реплики.

Особенно важно подчеркнуть связь монологизирования с авторитетностью, ритуалом, церемонией и пр., так как здесь определяется возможность, в общей плоскости внушающего воздействия, влияния монологической устной речи на речь вообще, в частности и на диалогические речевые проявления, что немаловажно, между прочим, и для генетического изучения языка (само собой разумеется, что внушающее воздействие может происходить в плоскости диалога). Иногда монологизирование осуществляется благодаря особой интересности, захватываемое&tradeсвоего содержания и вызывает реакцию удивления, когда все сидят и слушают «раскрыв рты» и действительно молчат".

Среди теоретических основ исследования и теория нейролингвистического программирования. НЛП занимается проблемой, влияния, которое оказывает язык на программирование психических процессов и других функций нервной системы, а также изучает, каким образом психические процессы и нервная система формируют язык и языковые шаблоны и находят в них отражение.

Язык является не просто «эпифеноменом» или набором произвольных знаков, посредством которых мы сообщаем другим свой психический опытэто важнейшая составляющая нашего психического опыта. Язык может дублировать и даже заменять собой наш опыт и нашу деятельность в других «внутренних репрезентативных системах. Важно понять, что «беседа» не просто отражает наши представления о чем-либо, но действительно способна создавать новые убеждения или изменять прежние1.

Один из основных принципов НЛП гласит: следует разделять поведение и личность. Человеческие убеждения и ожидания, связанные с результатами и личными возможностями, играют немаловажную роль в формировании способности достичь желаемого состояния. Выделяемые Фрейдом.

1 Дилтс Р. Фокусы языка. Изменение убеждений с помощью НЛП. СПб, 2001. намерения" и «ожидания» относятся к тому, что в современной когнитивнои психологии получило название ожиданий «самоэффективности» и ожиданий результата. Ожидания результата появляются вследствие предположения о том, что тот или иной вариант поведение приведет к определенным результатам.

Ожидания «самоэффективности» связаны с уверенностью в том, что конкретный человек способен осуществить действия, требующиеся для достижения желаемого результата. Как правило, отсутствие ожидания результата приводит к чувству «безнадежности», под влиянием которого человек сдается и впадает в апатию. Отсутствие ожиданий «самоэффективности», с другой стороны, приводит к неадекватности, которая порождает «беспомощность».

Например, в ходе Первой мировой войны было в корне неверным высмеивать противника, как это делали австрийские и германские, пропагандисты в газетных комиксах. В корне неверным это было потому, что, сталкиваясь с противником в действительности, человек неминуемо получал совершенно иное впечатление. По сравнению с этим военная пропаганда британцев и американцев была психологически грамотной. Представляя немцев как варваров и гуннов, пропагандисты подготовили каждого солдата к ужасам войны и защитили его от разочарований. Какое бы страшное оружие не применялось против него, оно является отныне лишь подтверждением уже имеющейся информации, тем самым укрепляя его убеждение в том, что k заверения правительства были справедливы, и вместе с тем усиливая его ярость и ненависть против жестокого врага.

Без сомнения, существенный вклад в то влияние, которым обладал Гитлер как лидер, внесли его понимание языковых принципов в идеологии. К сожалению, это является показательным примером использования данных принципов в недостойных целях. Высказывания Гитлера показывают, насколько фреймы-ожидания влияют на выводы, которые человек может сделать на основе собственного опыта. Германские солдаты почувствовали себя разочарованными, обманутыми и обескураженными, обнаружив, что их противник вовсе не похож на обещанного «шута горохового». С другой стороны, ожидания британских и американских солдат относительно того, что враг окажется «жестоким гунном», подтвердились, а, следовательно, укрепилась их уверенность в собственной правоте, «усилились ярость и ненависть» по отношению к противнику. Таким образом, ожидания оказывают сильнейшее влияние на мотивацию, а также выводы, которые делаются на основе полученного опыта.

Прочные позитивные ожидания способны подтолкнуть нас к тому, чтобы затратить максимум усилий и реализовать дремавшие до сих пор способности. С точки зрения массового сознания ожидания могут быть либо «позитивными», либо «негативными». Это значит, что они могут либо поддерживать желаемые результаты, либо противостоять им. Противоположные ожидания могут вызвать замешательство или внутренний конфликт. В НЛП существует ряд средств и стратегий, которые помогают развивать позитивные ожидания и работать с негативными. Базовый подход НЛП к созданию или изменению ожиданий предполагает одно из двух: а) работу непосредственно с внутренними сенсорными репрезентациями, связанными с конкретным ожиданиемб) работу со скрытыми убеждениями, которые являются источником этого ожидания.

Ожидание поощрения, например, оказывает большее влияние на поведение, чем само поощрение. Убеждения и ожидания относительно будущего поощрения оказывают большее влияние на поведение, чем тот объективный факт, что это же поведение поощрялось в прошлом. Сила ожидания является функцией прочности репрезентации предвкушаемого последствия. С точки зрения НЛП, чем больше человек способен видеть, слышать и ощущать будущие последствия в своем воображении, тем сильнее окажется ожидание. Таким образом, ожидания могут быть усилены за счет расширения спектра внутренних образов, звуков, слов и ощущений, ассоциированных с вероятным будущим действием или следствием. Подобным образом, ожидания могут быть ослаблены за счет уменьшения качества или насыщенности внутренних репрезентаций, ассоциирующихся с потенциальными будущими последствиями. Скрытые убеждения способны создавать сопротивление или «противоположные ожидания», которые существуют в форме противоречащих друг другу внутренних репрезентаций.

Прочные ожидания позитивного результата, к примеру, способны дать толчок к приложению человеком максимальных усилий в надежде на достижение желанного состояния. Всем людям свойственно создавать ожидания и надеяться на то, что мир будет им соответствовать. В основе многих житейских разочарований лежат обманутые ожидания. Как заметил один из основателей НЛП Р. Бэндлер, «разочарование требует адекватного планирования».

Таким образом, ожидания выступают в роли мощного фрейма, который окружает наши переживания и оказывает немалое влияние на убеждения и выводы, извлекаемые нами из этих переживаний. На протяжении многих веков это свойство ожиданий использовалось для влияния на восприятие и оценку людьми различных событий и ситуаций1. Например, Гитлер в книге «Майн кампф» писал: «Способность масс воспринимать информацию весьма ограничена, их понимание невелико, но забывчивость развита прекрасно. Вследствие этого эффективная пропаганда должна сводиться к небольшому количеству идей, которые можно было бы использовать в качестве лозунгов, чтобы все до единого могли понять, что подразумевается под тем или иным словом. Если этот принцип принести в жертву разнообразию, эффект воздействия будет утрачен, так как люди окажутся не в состоянии „переварить“ или сохранить в памяти предложенный материал. Таким образом, результат будет ухудшаться и в конечном итоге уничтожится полностью».

1 Дилтс Р. Фокусы языка. Изменение убеждений с помощью НЛП. СПб, 2001.

В каждом языке имеется своя доминанта, или, в его понимании, детерминанта, которая является важнейшей определяющей характеристикой системы и показателем того, что все в системе неслучайно, предопределено, взаимно согласовано, системно взаимосвязано. Другими словами, доминантаэто то, что преобладает в системе и создает, по определению В. Гумбольдта, «дух языка», его неповторимый колорит. Смена доминанты влечет за собой перестройку структуры и субстанции языка. Если существуют доминанты различных подуровней языка, следовательно, существует и общая языковая доминанта, причем последняя может отражать как национальный характер языка, так и идиолект каждого индивидуума общества. По нашему убеждению, общая доминанта включает в себя менталитет, знание языка, лингвистическое знание, языковую способность говорящего. В совокупности сочетание общей доминанты и, скажем, просодической доминанты и создает неповторимое своеобразие национального языка.

Необходимо подчеркнуть, что при современном подходе к исследованию языка он анализируется как уникальная человеческая способность, поэтому нельзя забывать о роли человека во всех познавательных процессах при накоплении знаний. Человек с его неповторимым умением мыслить и высказывать свои мысли посредством языка по праву является центром всеобщей когнитивной языковой модели. Язык пронизывает все сферы человеческой деятельности в социокультурологическом и историко-антропологическом аспектах. Однако непосредственно в производстве и восприятии речи в рамках языковой системы задействованы нейрофизиологические и психолингвистические механизмы речевого процесса.

Таким образом, языковая система охватывает мыслительную деятельность с ее продуцированием во внутреннюю и внешнюю речь и, говоря абстрактно, косвенно экстраполируется на все уровни онтои филогенеза человека, во все сферы его жизнедеятельности. В каждое звено модели может входить множество других элементов, так как она не является закрытой системой, хотя число элементов в ней конечно.

Степень исследованности проблемы. Период так называемого «застоя» лишь в последнее время стал привлекать к себе внимание исследователей. Сталинской эпохе «повезло» больше. Существует огромный пласт трудов современных российских и зарубежных исследователей, посвященных этому периоду. Выдвигаются новые концепции роли Сталина, его окружения, присутствия демократических тенденций в сталинской политике и т. д.1.

Эпоха Л. И. Брежнева только сейчас стала объектом пристального внимания серьезных исследователей, а нее публицистов. Во многом это объясняется тем, что прошло не так много времени, чтобы оценки этого времени могли утратить субъективный характер. Это усложняет объективное научное описание периода 1960;х — 1980;х гг., заставляя исследователей учитывать свой печальный или же, наоборот, опыт, и ставить его, зачастую не сознательно, во главу угла при оценках этого периода. Тем не менее, сейчас, на наш взгляд, наблюдается всплеск интереса к научному анализу эпохи правления Л. И. Брежнева, поэтому историография этого периода, на наш взгляд, переживает этап бурного становления.

Что же касается проблемы истории использования языка для воздействия на массовое сознание, то она не пользовалась до последнего времени популярностью у историков в силу своей специфичности. Исторический анализ этой проблемы стал более возможным в русле исследований, посвященных формированию массового сознания. Поэтому значительная часть историографического обзора посвящена трудам культурологов, социологов и лингвистов, представителей других отраслей науки. Правда, подчеркнем, что эта тема не ушла из поля зрения политиков. Причем одним из этих политиков был И.В. Сталин2.

1 См., например, труды Ю. Н. Жукова: Сталин. Тайны власти. М, 2005; Сталин: Операция «Эрмитаж». М., 2005; и др.

2 Сталин И. В. Марксизм и языкознание. М. 1951.

Оговоримся сразу, что наше исследование продолжает тему, взятую О. А. Мусориной, поэтому мы стремились не повторять анализ работ, названных в ее диссертации1, а добавить к ним те, что появились в последние годы, или же те, которые не попали в поле зрения О. А. Мусориной.

Хронологические рамки части из них не совпадают с периодом нашего исследования, но в силу бедности историографии проблемы использования властями языка в своей деятельности мы посчитали возможным включить в обзор и их, поскольку авторы этих исследований зачастую оценивали роль слов в советской цивилизации в целом или же подводили итог языковым процессам советского периода2.

Так, по мнению Н. Н. Козловой, «советскую цивилизацию можно назвать цивилизацией слов в том смысле, что основной ее код имеет вербальный характер. Тема строительства нового, тема модерна представляет проект писания на уровне общества в целом, стремящегося конституироваться в качестве чистого листа относительно прошлого, писать себя собой (т.е. производить себе свою собственную систему), продуцировать новую историю, переделывать ее в соответствии с моделями прогресса"3.

К сожалению, за рубежом внимание исследователей к проблемам роли языка в идеологии, в системе воздействия на массовое сознание, проявилось гораздо раньше, чем в Советском Союзе. Поэтому блок трудов зарубежных ученых по этой проблематике более солиден, чем российский. Довольно большое число трудов, где затрагиваются эти проблеме, связаны с характеристиками роли языка вообще, т. е. — в любом государстве4. Тем не.

1 Мусорина О. А. Массовое сознание 20 — 30-х гг. XX века через призму языка как социального явления. Дисс. к.анд. истор.наук. Пенза, 2004. У.

Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М., 1993.

3 Козлова Н. Н. Горизонты повседневности советской эпохи: Голоса из хора. М&bdquo- 1996. С. 206.

4 Chomsky N. Syntactic Structures. Mouton, The Hague, The Netherlands, 1957; Chomsky N. Language and Mind. Harcourt Brace Jovanovich, Inc., N. Y, 1968; Chomsky N. Language and Politics. Montreal, NY, 1988; Hahn L.F. Political менее, есть и исследования, напрямую посвященные языковой политике в СССР1. Зарубежные исследователи откровенно ставят вопрос о переходе языка советского типа в язык западного типа2.

Более того, за рубежом охотно публиковали работы советских эмигрантов и диссидентов, весьма резко оценивавших советский идеологизированный у язык. Русскоязычные авторы исследований, опубликованных за рубежом, за границей особо остро ощущали языковые проблемы советской эпохи4.

Напрямую проблеме роли языка в советскую эпоху посвящена работа И. Земцова «Советский политический язык"5. Правда, основное внимание он уделяет изменениям в языке в сталинскую эпоху, останавливаясь, тем не менее, и на характеристике языка исследуемого периода.

На наш взгляд, одной из первых работ, где филология теснейшим образом связана с историей, является труд В. Клемперера, изданный в 1947 г. и посвященный языку нацизма6. Мы не склонны проводить жесткие параллели между Советским Союзом и фашистской Германией — на наш взгляд, и в США, и в других европейских странах язык в XX в. использовался властями для воздействия на массы. Тем не менее, примитивизм и грубость приемов использования языка нацистами дали В. Клемпереру возможность выделить наиболее типичные черты, приемы языковых манипуляций.

Мы колебались — включить ли труд В. Клемперера в историографический обзор или же в раздел, посвященный теоретическим основам исследования, но.

Communication: Rhetoric, Government and Citizens // State College (Pennsylvania). 1998.

1 Grenoble L.A. Language policy in the Soviet Union. Dordrecht, 2003.

2 Dunn J.A. The transformation of Russian from a language of the Soviet type to a language of the Western type // Language and society in post-Communist Europe, Selected papers from the 5th World Congress of Central and East European Studies, Warsaw 1995, Basingstoke, 1999.

3 См., например: Земцов И. Советский политический язык // Overseas Publications Interchange Ltd. 1985.

4 Розанова М. На разных языках. «Синтаксис», № 8, Париж, 1980.

5 Земцов И. Советский политический язык // Overseas Publications Interchange Ltd. 1985.

6 Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М., 1998. все же посчитали, что его книга носит более характер исторического исследования, чем филологического.

Несмотря на то, что труд В. Клемперера посвящен проблемам немецкого языка периода правления Гитлера, ряд его оценок и выводов носят универсальный характер, что, впрочем, никоим образом не связано с попыткой сопоставления Германии и Советского Союза. Так, В. Клемперер, исследуя речевой стиль лидеров фашистской партии, пришел к выводу, что «. высказывания человека могут быть лживыми, но его суть в неприкрытом виде явлена в стиле его речи."1.

Впервые В. Клемперер поставил вопрос о том, что каждой идеологеме соответствует определенный набор языковых штампов, правда он не использовал термин «идеологема», тем не менее, смысл от этого не изменяется: «.понятие героического и соответствующий набор слов» .

Он сделал следующий вывод: «Республика (Веймарская) дала словуустному и письменному — фактически самоубийственную свободу. Национал-социалисты обливали грязью все и вся, они пользовались дарованными конституцией правами исключительно в своих целях, нападая в своих изданиях на государство, черня все учреждения и программы разнузданной сатирой и захлебывающимися проповедями. Никто не был связан какими бы то ни было моральными предписаниями. для языка нет частной сферы, отличающейся от общественной. Ты — ничто, народ твой — все. Смысл такой: ты никогда не находишься наедине с собой или близкими, ты всегда стоишь перед лицом своего народа. Язык Третьего рейха стремится лишить отдельного человека его индивидуальности, оглушить его как личность, превратить его в безмозглую и безвольную единицу стада, которое подхлестывают и гонят в одном направлении. язык массового фанатизма."3.

В Клемперер писал о тоталитарном униформированном языке Третьего рейха, о его рабском убожестве: «. из языка группы он превратился в язык.

1 Там же. С. 20.

2 Там же. С. 17.

3 Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. С. 31, 34. народа, что значит — подчинил себе все общественные и частные сферы жизни. лишь очень узкий круг посвященных формировал общеобязательную языковую модель. В нем все было речью, все неизбежно становилось обращением, призывом, подхлестывающим окриком. «.

Научную ценность имеет сделанный В. Клемперером вывод: «то, что нацизму удалось двенадцать лет держать немецкий народ в духовном рабстве, бесспорно, следует по большей части связывать с единовластием особого нацистского языка"2.

Огромное значение для нашего исследования имели наблюдения В. Клемперера о способах использования языка для воздействия на массовое сознание:

— «Народом» сейчас сдабриваются все речи, все статьи, как еда сольювсюду нужна щепотка «народа»: всенародный праздник, народное единство, близкий (чуждый) народу, выходец из народа. Гитлер чаще, чем прежде, именует себя «народным канцлером» (1933 г.).";

— «.И театральность, и текст бьют без промаха, люди сидят, охваченные благоговейным трепетом.»;

— «Партийный съезд — культовое священнодействие.»;

— «Нацизм настолько раздувался от сознания собственной значимости, настолько был убежден в долговечности своих учреждений (или хотел в этом убедить других), что любая мелочь, с ним связанная, любой пустяк, его касавшийся, приобретали историческое значение. Всякая речь фюрера, пусть даже он в сотый раз повторяет одно и то же — это историческая речь, любая встреча фюрера с дуче — это историческая встреча.»;

— «Чем больше речь взывает к чувствам, а не к разуму, тем доступнее она народу»;

— «. злоупотребление восклицательным знаком.»;

1 Там же. С. ЗО, 33−34.

2 Там же. С. 371.

— «. аббревиатуры. Особую склонность к языковым сокращениям проявила Советская Россия, вот откуда разговоры о русских «языковых чудовищах»;

— «.Появление массы технических оборотов в языке большевизма.»;

— «Различие в речи разных социальных слоев имеют не только сугубо эстетическое значение. Я просто убежден в том, что злополучное взаимное недоверие образованных людей и пролетариев в значительной степени связано именно с различием в языковых привычках»;

-«. слуховая восприимчивость.»;

-«. спортивность."1.

Мы уделили столько внимания работе В. Клемперера в силу того, что многие выводы его, как уже отмечалось выше, могут быть применены к деятельности властей многих государств и во второй половине XX века, причем не только Советского Союза. > Несмотря на то, что труды Ш. Фицпатрик посвящены 1930;м гг., она впервые в исторических исследованиях поставила вопрос о необходимости характеристики языка для составления картины повседневной жизни в СССР .

Мысль о том, что русский язык в советском обществе является специфическим явлением и представляет цель и результат политики властей по воздействию на массовое сознание народа, получила свое развитие в трудах французского историка А. Безансона. В вышедшем у нас сборнике статей «Советское настоящее и русское прошлое» автор предлагает свой взгляд на ¦ события середины XIXконца XX веков в России.

В одной из статей в главе «Компромисс в сфере языка» А. Безансон также пишет о том, что так называемый советский язык представляет собой сосуществование и борьбу разных языков. Речь идет не о разных языковых.

1 Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. С. 70, 71,221,247,278,317, 324, 347.

— у.

Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30- е годы: деревня. М., 2001; Она же. Повседневный сталинизм, г Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. стилях и не о языках разных социальных групп, а о компромиссе между языком партии и языком народа.

Для нашего исследования этот тезис имеет важное значение, т.к. в нем лежит утверждение о параллельном существовании официального языка, служившего и орудием манипуляции, и своеобразным знаком принадлежности к определенной социальной группе, т. е. это был способ самоидентификации. А. Безансон отмечает, что решающие битвы разыгрываются на идеологическом фронтевсе свои средства власть направляет на воздействие на лексику и синтаксис. Сражение между языками, по мнению автора, — «битва не на жизнь, а на смерть, и стороны прибегают в ней к хитроумным маневрам"1. Таким маневром А. Безансон называет развитие двух добавочных языков — псевдочеловеческого и псевдосоветского. Он обозначает это явление компромиссом в сфере языка. Псевдочеловеческий язык, по его мнению, — это ступень на пути к языку социализма, это советский язык «улучшенного качества», стоящий на более высокой ступени, однако неискушенные читатели и слушатели могут принять его за нечто принципиально новое. Псевдочеловеческий язык характерен для литературы, предназначенной на экспорт, или же может использоваться официальными писателями, желающими приобрести репутацию (и престиж) писателей-диссидентовили в пропагандистских целях.

Псевдосоветский язык, как считает, А. Безансон, берется на вооружение каждым, кто намерен публично высказать какую-либо неортодоксальную ! идею. Он — орудие сопротивления в условиях абсолютной монополии советского языка. Инакомыслящему удается донести свою мысль до слушателей, выражая ее в завуалированном виде, прибегая к дозволенным формулировкам и используя (или даже обогащая) стилистические приемы советского языка2.

Основной причиной, по мнению А. Безансона приведшей к.

1 Безансон А. Советское настоящее и русское прошлое. М., 1998.

2 Там же. С. 127. образованию советского языка, является феномен идеологии как определяющего фактора советской системы. А. Безансон определяет основную функцию идеологии: создание ирреальности, миража того, чего нет в реальности. Важнейшим инструментом идеологии является Слово, которое, по его мнению, всегда есть слово лжи. По определению ученого, советская идеологическая система — это логократия — царство лжи1.

Первой работой советской эпохи, посвященной языку как зеркалу социально-политических процессов, стал труд А. Селищева, переизданный в конце 1990;х гг.2.

В трудах более позднего периода, тема языка возникает у исследователей идеологической деятельности КПСС3. Подчеркнем, что термин «идеологическая работа» стал употребляться с конца 1960;начала 1970;х гг. Правда, анализ этих работ показал, что о «словах» авторы говорили скорее иносказательно, имея в виду всю идеологическую работу целиком. На излете советских времен роль языка в пропагандистской работе идеологами стала осознаваться весьма четко4.

Изредка тема языка всплывала в доказательствах повышения культурного уровня советских людей, обогащения их духовной жизни5.

Тем не менее, уже в это время некоторые авторы ставили целью исследование передовых для того времени технологий идеологической деятельности партийных организаций, в которой не последнюю роль играл язык (в широком смысле)6. Эта же тематика иногда присутствовала (правда,.

1 Там же. С. 117.

•у.

А. Селищев. Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком последних лет. 1917;1926. М., 1998.

3 См., например: Силой большевистского слова: Идеологическая деятельность Коммунистической партии. М., 1985.

4 Стриженко А. А. Роль языка в системе средств пропаганды. Томск, 1980.

5 См, например: Великий П. П. Духовная жизнь советского села. М., 1982.

6 Воловик А. Ф., Невельский П. Б. Условия непроизвольного запоминания элементов наглядной агитации // Речевое воздействие. Проблемы прикладной психолингвистики. М., 1972. ненавязчиво) в трудах психологов1. У нас создалось впечатление, что власти не успели в широких масштабах использовать теории психологии в идеологической деятельности.

Что же касается трудов российских исследователей, то впервые тема языка затрагивается, как мы уже говорили, в работах, посвященных формированию массового сознания2. Еще раз подчеркнем, что речь идет о работах исторической направленности, поскольку в трудах лингвистов и филологов проблемы социальной обусловленности языка поднимались намного раньше .

Оживление интереса к роли языка в политике властей наблюдается с конца 1980;х гг. Эта проблема затрагивается во всех работах С. Кара-Мурзы, в центр своих весьма своеобразных по жанру книг, ставящего советскую идеологию и массовое сознание4.

К этой теме обращались и публицисты, и социологи. Одним из наиболее интересных трудов постсоветской эпохи, посвященных советскому языку и его роли в формировании массового сознания является работа уже упомянутой.

1 Иваиников В. А. Формирование побуждения к действию // Вопросы психологии. 1985. № 3.

2 Баранова Н. Б. Мифологизация массового сознания. М., 1997; Белый О. Тайны «подпольного человека». Художественное слово — обыденное сознание — семиотика власти. Киев, 1991; Исключить всякие упоминания. Очерки истории советской цензуры. М., 1995. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация. От начала до Великой победы. М., 2002; Он же. Манипуляция сознанием в России сегодня. М., 2001; Он же. С. Г. Манипуляция сознанием. М., 2002; Он же. Истмат и проблема Восток-Запад. М., 2002; Он же. Идеология и мать ее наука. М., 2002; Он же. Краткий курс манипуляции сознанием. М., 2002; Козлова Н. Н. Горизонты повседневности советской эпохи: Голоса из хора. М., 1996; Копалов В. И. Общественное сознание: критический анализ фетишистских форм. Томск, 1985; Щеглов Ю. Н. Власть и формирование массового сознания на региональном уровне во второй половине 1960 — первой половине 1980;х гг. (на материалах Пензенской области). Дисс. канд.истор.наук. Пенза, 2005.

См., например: Иванов Вяч.Вс. О взаимоотношении динамического исследования эволюции языка, текста и культуры // Исследования по структуре текста. М., 1987.

4 Кара-Мурза С. Г. Указ. соч. выше Н.Н. Козловой1. Эта проблема присутствует практически во всех трудах по истории журналистики2.

О риторике советских времен говорит Э. Лассан3. Эта работа интересна применением когнитологии и, в частности, теории когнитивного диссонанса, в анализе советского языка.

Большей частью темой языка занимались, как уже подчеркивалось выше, филологи, используя редкие исторические сюжеты для лингвистических выводов. Из наиболее полных филологических исследований можно назвать работы И. А. Купиной и Т. М. Николаевой4. Исследователи истории литературы и сами литераторы также в конце XX века говорили об изменениях, произошедших и происходящих в языке под влиянием социальных перемен5.

В работах политологов также иногда присутствует тема языка6, что особенно характерно для работ, посвященных проблемам информационных войн7.

Зачастую исследования, где затрагивается роль языка в формировании массового сознания, находятся на стыке нескольких научных отраслей1. В.

1 Козлова Н. Н. Заложники слова// Социологические исследования. 1995. № 10.

Овсепян Р.П. В лабиринтах истории отечественной журналистики. Век XX. М., 1999.

3 Лассан Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: когнитивнориторический анализ. Вильнюс, 1995.

Купина И. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь, 1995; Николаева Т. М. Лингвистическая демагогия. М., 1998.

5 Рождественский Ю. В. Хорош ли русский язык?// Литературная газета. 1996.

4 сентябряБорисов Ю. С. Изучение истории советской культуры: литература первой половины 80-х гг. // Вопросы становления и развития советского общества в отечественной историографии. М., 1986;

6 См., например: Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. М., 1994.

7 См., например: Почепцов Г. Г. Национальная безопасность стран переходного периода. Киев. 1996; Он же. Информационные войны. М., 2000; Он же. Психологические войны. М. 2000; Он же. Коммуникативные технологии. М., 2001; Леонов Н. С. Информационно-аналитическая работа в загранучреждениях. М., 1996.

Лисичкин В.А., Шелепин Л. А. Третья мировая (информационно-психологическая) война. М., 2003. качестве примера можно привести работу В. М. Алпатова, вышедшую в 1997 г., где с точки зрения социолингвистики рассматривается языковая политика властей в СССР2.

Интересуются проблемой использования языка советского властями и психологи3. Причем их точка зрения заключается в естественности и объективности деятельности властей по использованию языка в качестве инструмента манипуляции.

В конце XX в. в России наблюдается всплеск интереса к семиотике4. В трудах, посвященных теории знаков, чаще всего анализируется язык сталинского периода, но иногда авторы обращаются и к эпохе Брежнева5.

В последнее время появилось множество монографий, эссе, воспоминаний, где эпоха Брежнева, да и сам Брежнев, в том числе его знаменитая манера говорить, оцениваются или более мягко, чем в перестроечные годы, или вообще в апологетическом духе.

Так, например, в книге А. Майсуряна говорится: «Над его нечетким произношением в те годы потешалась в анекдотах вся страна (правда, никто.

1 Белянин В. П. Идеологический язык: социальное и психологическое // Евразия на перекрестке языков и культур. Типология языков и культур. М., 1999. У.

Алпатов В.М. 150 языков и языковая политика 1917;1997. социолингвистические проблемы СССР и постсоветского пространства. М., 1997.

Шмелев А. Г., Собкин В. С. Психосемантическое исследование актуализации стереотипов социального поведения // Вопросы психологии. 1986. № 1- Шмелев А. Г. и др. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросскультурный аспект // Вопросы психологии. 1993. № 3.

4 См., например: Левин Ю. И. Семиотика советских лозунгов // Левин Ю. И. Поэтика. Семиотика: Избранные труды. М., 1998.

5 Надточий Э. Друк, товарищ и Барт. Несколько предварительных замечаний к вопрошению о месте социалистического реализма в искусстве XX века // Даугава. 1989; №. Петренко В. Ф., Собкин В. С., Нистратов А. А., Грачева А. В. Психосемантический анализ зрительского восприятия персонажей фильма // Мотивационная регуляция поведения и деятельности личности. М., 1988; Петренко В. Ф., Митина О. В. Семантическое пространство политических партий // Психологический журнал. 1991. № Т. 11. № 6. С. 55−77- Петренко В. Ф., Митина О. В. Психосемантическое исследование политического менталитета// Общественные науки и современность. 1994. № 6. не знал, что это результат фронтового ранения — как писала JI. Брежнева, «осколком снаряда во время войны Леониду выбило челюсть»)"1.

В ряде публикаций проводится мысль о том, что возникновение идеологических штампов, да и вся идеологическая работа в целом, особенно в 1970 — начале 1980;х гг., инспирирована Западом в целях разрушения советского строя: «Имя В. И. Ленина не просто принадлежит истории, но имело символическое значение и в партии, и в стране в целом. Как писал В. В. Маяковский: «Мы говорим Ленин, подразумеваем — партия, мы говоримпартия, подразумеваем — Ленин». После того как в общественном сознании была перечеркнута советская эпоха, когда во главе страны стоял И. В. Сталин, имя основателя Советского государства В. И. Ленина оказалось как бы последним мостом, связывающим прошлое и настоящее, символизируя преемственность поколений. Поэтому разрушение сложившегося образа В. И. Ленина, компрометация его деятельности стала необходимым шагом, чтобы представить весь советский период как время мрака и тьмы и вызвать отторжение людей от социализма. С этой целью идеологи использовали карикатурное «прославление» Ленина, носившее характер языческих заклинаний"2.

На наш взгляд, авторы излишне преувеличивают злой умысел идеологов. В то же время мы согласны с мнением авторов, что язык в исследуемый период стал одним из средств холодной войны. О проникновении «чужеродных» слов в лексикон молодежи изредка писали и исследователи советской эпохи3.

1 Майсурян А. Другой Брежнев. М., 2004.

2 Лисичкин В. А., Шелепин JI.A. Третья мировая (информационно-психологическая) война. М., 2003.

3 См., например: Кухарчук И. Ф. Деятельность партийных организаций Среднего Поволжья по военно-патриотическому воспитанию трудящихся в период строительства коммунизма (1959;1970 гг.). Автореф. дисс. канд. истор.наук. Казань, 1978.

В последние годы появились работы, выражающие озабоченность авторов состоянием языка в современной России1. Подчеркнем, что интересно сравнение работ, авторы которых сожалеют по поводу появившегося в советское время «новояза», и статей последних лет, буквально, бьющих в набат из-за угрозы русскому языку, переполненному иностранными словами, матом, низкой лексикой, жаргонизмами.

Первым исследованием регионального уровня, посвященного историческому аспекту роли языка в формировании массового сознания, является диссертация О. А. Мусориной. В этой работе впервые предпринят исторический анализ массового сознания 1930;х гг. через призму языка как социального явления. Позитивный момент научной новизны проявляется в том, что О. А. Мусорина рассмотрела особенности массового сознания и языковых метаморфоз 1920;30-хх годов в контексте мировой истории, а не в рамках национальной истории. На конкретном фактическом материале в ее диссертации язык рассмотрен как объект центральных и местных партийных и государственных органов по воздействию на массовое сознание посредством определенной языковой политики2.

Кроме трудов О. А. Мусориной, непосредственно посвященных исследуемой нами проблеме, тема языка в эпоху застоя практически не затрагивалась напрямую никем. Лишь в работах филологов мы находим упоминания о последствиях влияния социально-экономических факторов на язык3.

1 Бернаскони Е. Язык, как женщина: его надо любить и защищать // Эхо планеты. № 8,2001.

2 Мусорина О. А. Массовое сознание 20−30-х гг. XX века через призму языка как социального явления. Дисс.. канд.истор.наук. Пенза, 2004.

3 Болдина Н. Н. Региональные наименования в лексике пензенских часовщиков // Тезисы докладов 1 Всероссийской научной конференции «Лингвистическое, историческое и литературное краеведение (Памяти А.Н. и Б. Н. Гвоздевых посвящается)». Пенза, 1997. С. 33 — 34.

Политическое же влияние на язык в масштабах региона не нашло своего отражения в исследованиях пензенских ученых. Тем не менее, на уровне страны эта проблема возникала в работах, связанных с историей культуры, прежде всего, литературы, кинематографии, средств массовой информации1.

Оценивая историографию исследуемой нами проблемы, мы считаем, что роль языка в формировании массового сознания во второй половине XX в. не получила глубокого и полного научного анализа, тем более — на региональном уровне.

Источники исследования. При характеристике использованных в диссертации источников необходимо привести слова Ю. М. Лотмана: «Категория авторитетности, ее степени и ее источников играет в русской культуре первостепенную роль.

Таким образом, центр внимания переносится с того, «что» сказано, на то, «кем» сказано, и от кого этот последний получил полномочия на подобное высказывание"2. Поэтому, независимо от значимости содержания речей, выступлений, статей, для нас имело ценность авторство. Источником исследования стали тексты партийных деятелей, представителей власти различного уровня. Прежде всего, это — речи, труды Л. И. Брежнева .

Всего за годы своего правления Л. И. Брежневу пришлось произнести более 500 различных речей и докладов. В этих речах смысл тщательно зашифрован, скрыт под слоем языковых штампов. По замечанию Л. Брежневой, «на трибуне. ему приходилось читать не то, что он думал». Таково было условие времени — описывать действительность 1970;х годов словами, пришедшими совсем из другой эпохи: «революция»,.

1 Добреико Е. Искусство принадлежать народу // Новый мир. 1992. № 10- Он же. Реквием по идеологии: Как в постсоветскую эпоху отчуждается история// Кулиса. 1998. № 1.

2 Лотман Ю. М. Тезисы к семиотике русской культуры // Ю. М. Лотмап и тартуско-московская семиотическая школа. С. 407.

3 Брежнев Л. И. Лешшским курсом. Соч. в 5-ти тт. М., 1981; Он же. Избранные произведения в трех томах. М., 1980. f РОССИЙСКАЯ I революционеры" «товарищи», «красное знамя свободы», «светлое будущее», «мировое освободительное движение» и т. д.

Конечно, в речах Брежнева можно найти отрывки, изложенные и более простым, почти разговорным языком. Например, в 1970 году он говорил: «Видел я здесь, в Баку, интересную скульптуру — символ раскрепощения женщины-азербайджанки, в гневном порыве срывающей с себя чадру. Вы хорошо знаете, чем была для женщин недоброй памяти чадра, которая символизировала ее бесправное и рабское положение. По сути дела, она мало чем отличалась от тюремной решетки, с той лишь разницей, что женщина носила свою ограду от мира на себе». Но характерно, что, даже снижая свою речь до повествования («видел я здесь.»), Брежнев ведет разговор о символах.

Если присмотреться к содержанию речей Леонида Ильича, то выяснится, что они почти целиком посвящены тем или иным символам. Более того, сами его доклады — своего рода символы, иероглифы, всегда несущие в себе некое тайное значение, загадку. Именно как символы, иероглифы следует читать такие, скажем, фразы его речей:

— «Мир, о котором мечтал Ленин, будет построен!».

— «Мы, товарищи, были и остаемся революционерами!».

— «Будьте всегда верны Знамени революции!».

Сам Леонид Ильич просил ставить в свои речи больше «ударных» моментов — энергичных и утвердительных фраз. Они обычно вызывали отклик слушателей в виде аплодисментов, например:

— «Это приговор истории, и он неотвратим».

— «Мы с уверенностью смотрим в будущее, зная, что оно будет светлым и прекрасным».

— «Мы уверены в своих силах».

— «Почва у нас крайне неподходящая для произрастания подобных сорняков».

— «Не примут этого народы. Не примут!».

— «И весь мир должен знать: этой дорогой мы будет идти и впредь!».

— «Мы встали на этот путь и с него не свернем».

— «Так было и будет».

— «Это было верным вчера и остается верным сегодня».

— «Хочу сказать — безнадежное это занятие».

— «Не бывать этому, не бывать никогда!».

Некоторые фразы из речей Леонида Ильича стали «крылатыми». Ими украшали здания и плакаты, перешли они и в фольклор. Вот некоторые из них:

— «Все во имя человека, все для блага человека». (А анекдот переворачивал смысл этой фразы, добавляя смысл этой фразы, добавляя к ней: «И мы даже знаем имя этого человека».).

— «Золотые руки сделали белое золото» (1973, эта фраза о хлопке стала популярной в Узбекистане).

— «Широко шагает Азербайджан!» (1978).

— «Экономика должна быть экономной» (1981).

Вообще, стиль речей Брежнев, его вкусы и предпочтения в отношении СМИ стали предметом нашего внимания и в силу того, что этот стиль и вкусы в широких масштабах воспроизводились партийными руководителями в регионах.

В диссертации использованы работы, речи и выступления Ю.В. Андропова1.

Богатый материал для исследования роли языка в формировании массового сознания дают материалы партийных и комсомольских съездов, пленумов и постановлений ЦК КПСС2.

1 Андропов Ю. В. Речь на Пленуме ЦК КПСС 22 ноября 1982 г. М., 1982; Он же. Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР. М., 1982; Он же. Избранные речи и статьи. М., 1983.

2 XXIII съезд КПСС. Стенографический отчет. М., 1966; XXIV съезд КПСС. Стенографический отчет. М., 1971; XXV съезд КПСС. Стенографический отчет. М., 1976; XXVI съезд КПСС, 23 февраля — 3 марта 1981 г.: Стенографический отчет. М., 1981; Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981; XIX съезд ВЛКСМ. Стенографический отчет. М., 1982; Материалы пленума ЦК КПСС. 14 — 15 июня 1983 г. М. 1983; Материалы апрельского (1985).

Интерес для аналитика представляют тексты партийных деятелей высшего и среднего звена исследуемой эпохи1.

Особое значение имеет текст Конституции СССР .

Для исследования роли языка в деятельности властей представляют о интерес официальные тексты и учебники по общественных наукам .

Особую ценность для нашего исследования имели материалы центральных и местных архивов. Богатый материал мы нашли в Отделе общественно-политических фондов Государственного архива Пензенской области: фонды 148 — Пензенский обком КПСС- 5953 — Комитет ВЛКСМ часового завода г. пленума ЦК КПС. М. 1985; «О 60-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции». Постановление ЦК КПСС от 31 января 1977 г.- КПСС о средствах массовой информации и пропаганды. М., 1987; О партийной и советской печати, радиовещании и телевидении. Сб. документов и материалов. М., 1972; Решения партии и правительства о кино. В трех томах. М., 1979.

1 Ермин Л. Б. Укрепление дисциплины и повышение социальной активности коммунистов // Вопросы истории КПСС. 1977. № 7. С. 17−31- Идеологическая работа партийных организаций. Саратов-Пенза, 1969; Ильичев Л. Ф. Очередные задачи идеологической работы партии. Доклад на пленуме ЦК КПСС // Правда. 1963. № 170- Куликов Ф. М. Обязательны для всех // Правда. 1981. 25 мартаОн же. Принято решение: О стиле работы Пензенского обкома КПСС // Правда. 1982. 16 январяМясников Г. В. Участие руководящих кадров в идейно-политическом воспитании трудящихся // Комплексный подход к идеологической работе. М., 1976; Он же. Перспективное и текущее планирование наглядной агитации. М., 1977; Он же. Идеологическая комиссия горкома, райкома партии // Партийная жизнь. 1979. № 18. С. 60−64−0н же. Успех дела решают люди // За высокую действенность социалистического соревнования. Пенза, 1978; Он же. Главное в идейно-политическом воспитании трудящихся // Марксистско-ленинское образование коммунистов. М., 1980; Он же. Клубы для подростков // Перестройка идеологической работы: опыт, перспективы. М., 1982; Он же. Нить поколений // Зрелость. М., 1981; Он же. Партийные организации и нравственное воспитание трудящихся // Политическое самообразование. 1981. № 2. С. 94−100- Он же. Отчизна в сердце нашем (Из опыта идейно-воспитательной работы Пензенской областной партийной организации). М., 1985.

Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических республик. М., 1977.

Силой большевистского слова: Идеологическая деятельность коммунистической партии. М., 1985; Научный коммунизм. М., 1979.

Пензы ПО «Заря" — 440 — Партком завода им. Фрунзе г.Пензы- 615 — Пензенский обком ВЛКСМ- 40 — Пензенский горком ВЛКСМ- 37 — Пензенский городской комитет КПСС.

В Государственном архиве Пензенской области мы исследовали материалы следующих фондов:

— Комитет по телевидению и радиовещанию Пензенского облисполкома Ф.р. 2474, оп.1 — 1940 -1991, on. 1а- 1960 — 1983, оп.2 — 1958 — 1995;

— Отдел народного образования пензенского облисполкома (облоно) Ф.р. 1381, Оп.4. 1931 — 1998 гг.;

— Первая средняя школа им. В. Г. Белинского. Ф.р. 338, Оп. 2. 1971 — 1974 гг.;

— Управление культуры пензенского облисполкома. Ф.р. 2357, On. 1, 1953 -1978 гг.;

— Пензенский областной дом работников просвещения. Ф.р. 2536, 1 оп., 1946 -1978 гг.;

— Пензенская областная организация общества «Знание» РСФСР. Ф.р. 2535, On. 1. 1974; 1990 гг.

Многократно в Государственном архиве Пензенской области мы обращались, например, к фонду Пензенского областного института усовершенствования учителей (Ф.р-2543. Опись 1. Дело 149), где хранятся справки о состоянии преподавания и качества знаний учащихся по русскому языку и литературе в школах области за 1979;1981 гг., например: справка о реализации воспитательных возможностей программ по русскому языку и литературе, организации внеклассной работы по предметам в школах Мокшанского района,.

— справка о состоянии преподавания русского языка и литературы в школах г. Каменки в свете постановления ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической и политико-воспитательной работы».

Аналогичные справки содержатся в другом фонде этого же архива — в фонде Отдела народного образования пензенского облисполкома (Облоно) (Ф р -1381. On. 1. Д. 3491). Здесь мы обращались к материалам о состоянии преподавания русского языка и русской литературы в национальных школах области (за 1976;1982 гг.), например, к Справке о состоянии и путях совершенствования преподавания русского языка в школах Пензенской области, Справке о состоянии преподавания русского языка и литературы в национальных школах Пензенской области и др.

Для исследователя советского языка интерес представляют материалы фонда пензенской средней школы № 1 им. В. Г. Белинского, в частности, протоколы заседаний педсовета (Ф.р. 1381). Огромное место среди вопросов, обсуждавшихся на педсоветах, занимали проблемы идеологии, «коммунистического воспитания», пропаганды.

Протоколы переполнены терминами, уже ушедшими в настоящее время из обихода — рейд, сбор, работа по маршрутам, отрапортовать, пионерское слово, пионерская дружина, пионервожатая, прорабатывать нарушителей, родители-коммунисты, боевой листок и т. д. Причем это относится не только к 1960;70-м гг., но и к началу 1980;х. На примере этих протоколов ярко видны и изменения, произошедшие в языке за 20 лет.

На раннем этапе существования советского государства передовая статья в партийной газете (а тем более — в «Правде») действительно была руководящей. Это было прямое руководство к действию. Такая статья нередко имела силу постановления ЦК. И какое-нибудь словечко, впервые пущенное в оборот такой статьей, тотчас же становилось политическим термином.

По мере того как государственная идеология утрачивала свой былой боевой заряд, слово «передовица», по словам Б. Сарнова, стало синонимом предельной тусклости и серости языка, синонимом предельной бессодержательности. Унылая, безликая, стертая стилистика передовой статьи была производным от этого главного ее качества. По Оруэллу, задача новояза — сузить горизонты мысли. В конце концов. каждое необходимое понятие будет выражаться одним-единственным словом, значение слова будет строго определено, а побочные значения упразднены и забыты.

Традиционным источником исторических исследований являются воспоминания. Безусловно, мы использовали этот источник по правилам, установленным источниковедением: необходимо делать скидку на субъективное восприятие, эмоции, гипертрофию отдельных оценок.

Так, огромную роль в нашем исследовании сыграл труд Б. Сарнова, представляющий собой смесь жанров — энциклопедии, научной монографии и мемуаров1. По нашему мнению, в книге Б. Сарнова все же преобладают субъективные оценки. Так, Б. Сарнов пишет: «В результате возникла ситуация, которая не могла присниться никакому Оруэллу, — супердержава, обладающая ядерным оружием, спутниками и глобальными ракетами, возглавляемая людьми, которые по складам, отчаянно спотыкаясь на каждом иностранном слове («марксизьм-ленинизьм»), без которых им пока не обойтись, читают по бумажке заранее приготовленные для них речи и тщетно пытаются придать своим лицам мало-мальски человекообразное выражение"2.

Определенное значение в иерархии источников сыграли труды по основам журналистики, изданные в советские времена3.

Важную роль в воссоздании языковой картины эпохи сыграли анекдоты о Брежневе, которых, по нашим подсчетам, известно более 500.

1 Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2002.

2 Там же. С. 171.

3 Горохов В. М. Основы журналистского мастерства. М., 1989; Массовая информация в советском промышленном городе. М., 1980; Коробейников B.C. Редакция и аудитория: социологический анализ. М., 1983; Морозов Б. М. Партия и средства массовой информации. М., 1982; Ученова В. В. Публицистика и политика. М., 1979; Феофанов О. А. Агрессия лжи. М., 1987; Цукасов С. В. Эффективность прессы. М., 1986; Верховская А. И. Письмо в редакцию и читатель. М., 1972; Советские писатели и журналисты о газетном труде. М., 1975.

Специфическим источником исследования стали методические материалы исследуемого периода по русскому языку и литературе, в которых, как в зеркале, отразилась языковая политика властей1. Положения, выносимые на защиту:

— язык в исследуемый период продолжал занимать важное место в системе формирования массового сознания;

— язык в середине 1960;х — начале 1980;х гг. с одной стороны являлся субъектом культуры, с другой — объектом воздействия властей, продолжавших традицию идеологизации языка, сложившуюся в предыдущие годы;

— из официального языка исследуемого периода исчезла аффектация, характерная для предыдущих десятилетий;

— проведенный анализ показал, что стандартизация письменной речи официальных текстов повлекла за собой определенное единообразие устной речи партийных и государственных деятелей;

— тексты выступлений, статьи представителей власти становились все более скучными, изобиловали сложными, громоздкими языковыми конструкциями, за которыми терялся смысл;

— несмотря на существование языковых идеологизированных штампов, количество и качество их использования партийными деятелями носили индивидуальный характер;

— в последние десятилетия существования страны удручающее воздействие на носителей языка оказывали чрезмерная идеологизация семантико-содержательной стороны литературного языка, застандартизованность его стилей;

1 Богданова O.IO. Формирование понятия критического реализма в процессе изучения литературы в 8 классе. М., 1980; Голубков В. В. Методика преподавания литературы. М., 1962; Гапеева В. И., Кузнецова Э. В. Беседы о советских художниках. М, 1964; Дидактика средней школы Под ред. М. А. Данилова и М. Н. Скаткина. М., 1975; Ляшенко В. В. Будни словесника. М., 1974; Лысенко B.C. Беседы о литературе. М., 1979; Николаева Л. А. Конференции старшеклассников. М., 1980; Уланов И. П. Образы художественной литературы в трудах В. И. Ленина. М., 1965.

— неприятие жителями области языковых штампов, канцелярского слога официальных документов отражалось в высокой степени распространенности политических анекдотов, причем по мере приближения к середине 1980;х гг. эта степень росла;

— в исследуемый период продолжает существовать условное разделение на «язык партии» и «язык народа»;

— утверждения о высокой степени идеологизации преподавания русского языка в школах Пензенской области в эпоху правления Л. И. Брежнева преувеличены, что подтвердило исследование архивных материалов.

Научная новизна диссертации определяется тем, что она является первым историческим исследованием, посвященным деятельности властей по использованию языка в формировании массового сознания во второй половине 1960;х — начале 1980;х гг. Эта проблема не получила своего освещения ни на общероссийском уровне, ни на региональном.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов для разработки основ государственной языковой политики, принципов и целей воздействия на массовое сознание на современном этапе. Материалы диссертации могут быть использованы для создания научных трудов по истории России и в учебном процессе.

Апробация работы. Основные результаты исследования опубликованы соискателем в пяти статьях и монографии (в соавторстве с О. А. Мусориной и Е.В. Кочетовой). Диссертация обсуждалась на кафедре истории и права ПГПУ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В заключение необходимо привести слова журналиста Е. Бернаскони: «Моя знакомая, после долгого перерыва вернувшаяся на родину, в ужасе сказала: «Я не понимаю, что вокруг говорят». Я прислушалась — и тоже неприятно поразилась. Молодые, красивые, хорошо одетые люди пересыпали свою речь словами, за произнесение которых в общественном месте поплатились бы в недавние времена 15 сутками отсидки. Это еще худо-бедно было понятно, хоть и нерадостно. А вот лагерная феня, обильно сдобрившая речь, уж точно требовала перевода. Не зря же нашу сокровищницу словарей пополнило и такое специфическое издание — «Толковый словарь современных разговорных фразеологизмов и присловий» с явной ориентацией на нелитературность.

Что это — мода? Вызов? Разгул стихии? Или просто бескультурье?

Таков языковой вкус эпохи", — сказал мне известный лингвист, президент Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, академик Виталий Костомаров"1.

Этот отрывок мы привели для иллюстрации того, что процессы, происходящие в современном русском языке, намного интенсивнее и опаснее языковых трансформаций исследуемого периода. Очевидно, их можно сравнить с языковой революцией первых послереволюционных лет. Но на современном этапе проявилась весьма специфическая черта — сужение географической сферы использования русского языка, о котором мы говорили во введении. Это делает проблемы русского языка решающими для сохранения национальной культуры, для самоидентификации россиян. В связи с развалом Советского Союза социолингвистическое пространство русского языка сократилось, его функции в бывших республиках Союза (за исключением.

1 Бернаскони Е. Язык, как женщина: его надо любить и защищать // Эхо планеты. № 8. 2001.

Белоруссии, Киргизии, Казахстана) и особенно в бывших соцстранах существенно ослабли.

В то же время, нельзя совсем пессимистично оценивать перспективы русского языка. Достаточно сравнить советские учебники русского языка советских времен с языковыми пособиями других стран. Те обычно начинаются со слов: «Здравствуйте!». «До свидания!», «Сколько стоит?». «Как проехать?» и прочих чисто житейских оборотов. А советские — с фразы: «Я люблю Красную площадь». Точно так же на вопрос: «Почему вы изучаете русский язык?» студенты традиционно отвечали: «Я люблю русских людей», «Я люблю Советский Союз», «Мне нравится коммунистическая идеология».

Сейчас мотивы изучения русского абсолютно другие. Работники гостиничного бизнеса Каталонии, например, говорят: «Учим, чтобы обслуживать русскоязычных туристов, которые составляют 30−40 процентов всех клиентов средиземноморских курортов». Утилитарный подход определяет и качество обучения. В Польше, например, число школьников, по собственному желанию изучающих русский, сократилось приблизительно десять раз. Зато количество выпускников с рабочим знанием языка резко возросло1.

Влияние ненавистной народу лексики, засоренной идеологемами, оказало решающую негативную роль в годы перестройки. Империя — это и интеллектуальный конгломерат. Новые художественные языки как реакция отторжения от официальных ритуалов возможны лишь на фоне создания своих интеллектуальных ритуалов. Это снова не отражение жизни, а отражение ритуализации жизни. Эти интеллектуальные ритуалы более живучи только потому, что рассчитаны на свою аудиторию, а она всегда может возникнуть. Они факультативны. Ритуалы империй обязательны для всех — в этом сразу закладывается их мертвый характер и залог последующей смерти.

Ментальность ритуалов величественности и порождает полностью противоположные им интеллектуальные тексты: от писательских до художнических, от философских до психологических. Это все тексты,.

1 Там же. преодолевающие ритуальность официальной жизни, неестественной и оторванной от нормы.

Официальная холодность дает возможность порождать в противовес себе совершенно иные — новые художественные языки и тексты. Они порождаются вне официального контроля, вне официального интереса. И в этом их сила, ибо они соответствуют той модели читателя, той модели человека своего круга, для которого они создаются1. Подобно тому, как тексты Хармса соответствуют достаточно узкому кругу читателей Хармса. Величественные имперские тексты создавались для фиктивной модели (например, такой, как «новая историческая общность — советский народ»). Соответственно значимым становится отсутствие результата — в качестве аудитории была избрана несуществующая реальность.

Обязательность идеологической нормы требовала определенной «ментальной санации». В советской действительности это происходило в виде анекдота, нарушавшего ритуал почетной жизни кремлевских старцев. Анекдот реализовывал смех над ритуалом. Анекдот — это антипод ритуализованной действительности, это реакция на определенную «кастрацию действительности», в которой разрешены только строго очерченные действия по заранее согласованному плану. Тогда остальным действиям приходится реализоваться в виде анекдота. Ведь для восхваления гениальности Л. Брежнева не нужен был именно этот канал, для этого были открыты все другие.

В США формируется качественно новая наступательная стратегия. В начале 1980;х годов наступает третий, заключительный этап информационно-психологической войны против СССР. Более молодое поколение в результате длительного информационного воздействия в значительной мере лишилось веры в официальную идеологию, в будущее страны, а также уважения к прошлому.

1 Коробейников В. С. Редакция и аудитория: социологический анализ. М., 1983.

Еще один важный фактор связан с обстановкой идеологической стерильности, созданной в стране идеологами КПСС, не допускавшими обсуждения новых идей и теорий, называя их идеалистическими, а используя лишь препарированный «марксизм-ленинизм». Поэтому люди в массе своей были лишены иммунитета к непосредственному пропагандистскому психологическому воздействию и в результате оказались беззащитными. Таким образом, многое из того, что ранее воспринималось нами как театр абсурда, было результатом блестяще проведенных операций. Пропагандируемый идеологами «марксизм-ленинизм» вообще и «научный коммунизм» в частности в начале 80-х воспринимался многими как некий необходимый обряд, ничего общего не имеющий с действительностью. Возникающий идеологический вакуум постепенно наполнялся новым содержанием.

Консервация старого и отражение попыток улучшения ситуации, (, внедрения научных методов, установление жесткой регламентации общественной жизни характеризовалось появлением большой совокупности нелепых запретов: абстрактное искусство, авангард в музыке, рок-н-ролл, детективная литература Запада, труды многих западных философов и социологов, работы ряда русских философов и т. д. и т. п. Так, в академических институтах, чтобы направить статью в журнал, требовалось большое число сопроводительных бумаг (от 5 до 10), и эта сопроводиловка, заверенная десятком подписей, часто была дополнением к одной странице тезисов 1 доклада на конференцию. Регламентировали не только печатное слово и выступления по радио и телевидению, но иногда и выступления на собраниях. Бессмысленные запреты вызывали протест, желание их обойти.

Перед идеологами КПСС стояла задача противостояния информационно-психологической войне. Их оружием был ряд положений преобразованного к удобной форме и законсервированного на уровне начала века марксизма-ленинизма. Использовались, например, такие штампы: «бытие определяет сознание», «качественное различие форм движения», идеалистическое учение". На этой основе всех западных философов и социологов, работавших в направлении изучения методов воздействия на сознание людей, объявили идеалистами, реакционерами, врагами марксизма. Их труды не публиковались, не изучались, несмотря на то, что многие из них весьма положительно относились к нашей стране и были убежденными антифашистами. В частности, замалчивались труды таких выдающихся специалистов Запада, как Лебон, Ницше, Дюркгейм, Ортега-и-Гассет, Кассирер.

Как отмечал Э. Кассирер, в период неустойчивости люди становятся жертвами психологического воздействия, политических мифов, которые «сначала изменяют людей, чтобы потом иметь возможность регулировать и контролировать их деяния. Люди побеждены и покорены еще до того, как оказываются способными осознать, что произошло». Идеологи разрушали общественное сознание, создавали почву для внедрения политических мифов. В результате в решающие 1980;е годы люди не смогли противостоять завершающей атаке Запада в психологической войне.

На современном этапе власти должны использовать все возможности языка в своей политике, как внутренней, так и внешней. Русский язык нужно беречь, любить и защищать. Защищать в прямом смысле — от сквернословия или элементарной неграмотности, и в более широком — как важнейшее средство человеческого общения, удовлетворения духовных запросов людей. Вообще язык меняется постоянно, вбирая жаргонные словечки, иноязычную лексику, новообразования. Но есть, видимо, какой-то ограничительный процент на введение таких слов. Часто мы без надобности «замусориваем» нашу речь английскими словами, когда налицо не менее точные русские эквиваленты. Забавно, что подобные варваризмы нередко заменяют обрусевшие французские и немецкие слова: сэндвич и биг-мак, а не бутерброд, например.

Более того, язык, на наш взгляд, должен быть средством утверждения России и на мировой арене. Конечно, распад СССР породил в этом отношении множество проблем. Более 24 миллионов этнических русских оказались за пределами России. Долг российских властей им помочь — поддерживать школы с русским языком, поддерживать учителей. В этом плане весьма интересен опыт Германии. Немцы помогают соотечественникам, живущим в других странах, учебниками, справочниками, художественной литературой, видеофильмами — обеспечивают условия, чтобы те могли учить родной язык.

Каждое государство заинтересовано, чтобы его язык широко изучался в мире. Это важно для политики, торговли, транспорта, туризма, для всей системы международных отношений. И здесь государство должно действительно защищать свой язык — хорошей литературой, интересными журналами, фильмами, спектаклями. Надо сделать так, чтобы все в мире знали: на русском языке можно получить качественную экономическую, научную, культурную информацию.

Парадокс, но даже в самой России он перестает быть языком карьеры, каким постепенно становится английский. Культура речи, отношение к, русскому языку, да и просто элементарная грамотность школьников находятся сейчас на недопустимо низком уровне и требуют экстренных мер со стороны общества. И англичане, и американцы беспокоятся о своем языке. Миллионы долларов идут на изготовление и распространение учебников и всевозможных словарей.

Безусловно, нельзя отрицать, что власти понимают важность использования языка в политике, необходимость его защиты — это стало уже социальной проблемой. При правительстве был создан Совет по русскому языку, который возглавляла тогдашний вице-премьер В. Матвиенко. В Совет входили преподаватели русского языка, ученые, писатели. Он должен был помочь в осуществлении целевой федеральной программы «Русский язык», рассчитанной до 2005 года. Одна из важнейших тем программы — русский язык за пределами России, в странах СНГ и ближнего зарубежья. Большое внимание отводилось и русскому языку как мировому. Одной из самых серьезных проблем в деятельности Совета является финансовая недостаточность. Благотворительная деятельность пока обходит стороной проблемы языка.

Тем не менее, при поддержке властей язык должен справится с этим англоязычным потоком, как справился он с французским наводнением середины XVIII — начала XIX веков, хотя агрессия сейчас идет более сильная. Ведь на ее стороне телевидение, многочисленные СМИ, фильмы с плохим переводом. Если, скажем, в XIX веке судьба языка была в руках писателей и гимназических учителей, то теперь она во многом зависит от дикторов телевидения. Один час слушания того или иного ведущего, по выражению В. Костомарова, либо поддержит либо уничтожит месячный труд учителя-словесника в школе. Очевидно, власти должны разработать перечень профессий, к которым предъявляются особые требования владения языком.

Парламентарии попытались внести свой вклад в повышение статуса русского языка — подготовили проект закона «О русском языке как) государственном». Реакция на этот документ, скажем так, была неоднозначной. Особенно много иронических реплик вызвали замышляемые санкции против употребления бранной лексики. Любопытно, что русский мат остался неколебимым. Даже националисты в новых, независимых государствах щедро оснащают им свою речь. «Матерный язык», извечно живущий в русском устно-речевом быту, в нынешнее время вседозволенности приобрел дикие формы, став модой. На волне демократизации общества размылись границы допустимого. Низкая лексика, пришедшая из блатного, тюремного жаргона, ругательства, традиционно именуемые «непечатным словом», потоком хлынули на страницы газет и книг, на телевидение, в кино, театр. А когда площадная брань тиражируется, звучит с различных трибун, она как бы приобретает права гражданства.

Конечно, безоговорочно отказываться от бранной лексики нельзя. Ведь это огромный эмоционально-экспрессивный языковой пласт, который осваивает даже великая литература. Все же при всех перехлестах идет, на наш взгляд, естественный процесс развития языка, чутко реагирующего на все общественные явления.

Закон о русском языке необходим. Речь в нем, как нам кажется, должна идти о русском как общегосударственном языке или государственном федеральном языке Рооди. Дело в том, что республики, как гласит 2-й пункт 68-й статьи Конституции РФ, «вправе устанавливать свои государственные языки». Это значит, работа государственных органов, радио, телевидения, делои судопроизводство, обучение могут вестись на языке «титульного» народа данной республики. Но поскольку ее жители являются гражданами России, они не могут жить в стране, не зная общегосударственного языка, на котором работают общефедеральные структуры.

Государственный русский и государственные языки республик отличаются в своем политическом статусе. И закон должен отрегулировать их отношения, в том числе и на территории самих республик. Местные власти обязаны создать условия для того, чтобы некоренное население республики овладело ее государственным языком, а федеральное правительство — обеспечить обучение русскому граждан, желающих кроме родного знать и общегосударственный язык страны. Без этого Российская Федерация как единое государство существовать не может.

Примечательно, что в Америке, например, государственный язык законодательно не закреплен. В этом отношении там рассуждают почти по-ленински. Ленин, возражая против утверждения государственного языка, говорил, что «потребности торгового оборота сами собой определят тот язык данной многонациональной страны, знать который выгодно в интересах торговых отношений большинству населения данной страны». Американцы так и рассуждают: из многих языков страны население выберет тот, который выгодно знать. Правда, чтобы получить американское гражданство, надо сдать соответствующий экзамен. И только на английском.

Будущее языка непосредственно связано с будущим нашей страны и ее авторитетом в мире.