Вопрос о характере вестернизации России в Новое время был и остается одним из самых актуальных в отечественной историографии1. Однако в историографии преимущественно рассматривается модернизация отдельных отраслей государственной жизни, агенты же данного процесса (в частности военно-морские агенты) остаются на периферии исследований.
При существовании нескольких точек зрения на характер вестернизации, исследователи сходятся в признании нелинейности данного процесса. Периоды активизации сменялись десятилетиями затухания, когда, по крайней мере внешне, заимствование западных социокультурных традиций и технологических достижений сходило на нет. Равным образом, заимствование западного опыта в кораблестроении также имело волнообразный характер. Мощнейший, ни с чем не сравнимый пик, связанный с рождением флота при Петре I, сменился спадом (естественным образом на большинстве своего протяжения совпавшим с упадком флота в целом). Новый подъем флота, обусловленный войнами времен Екатерины II, также привел к ряду технологических заимствований (связанных как с опытом общения с моряками других стран во время плаваний в европейских водах и с прохождением практики на кораблях британского флота, так и с приемом па русскую службу иностранных офице.
1 См., например: Власть и реформы. От самодержавия к советской России / ред. Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин, В. М. Панеях. СПб., 1996; Миронов Б. Н. Социальная история России периода Империи (XVIII — начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-х тт. СПб., 1999. ров2 и инженеров). В начале XIX в. продолжалось постепенное, вслед за Европой, усовершенствование парусного и артиллерийского вооружения кораблей, а также конструкций корпусов. В 1830-е — 1840-е гг. многие зарубежные технические новинки были использованы при строительстве кораблей Черноморского флота, для чего по инициативе адмирала М. П. Лазарева, морские офицеры и кораблестроители регулярно посылались для обучения и изучения опыта в Англию. Полученные ими сведения творчески перерабатывались с учетом опыта отечественной кораблестроительной школы3. В результате в 1840-х гг. лучшие корабли Черноморского флота вполне могли на равных поспорить с британскими. Наряду с этим общее техническое и промышленное отставание империи накладывало отпечаток и на строительство флота. По ряду причин Россия ничего не противопоставила стремительному переходу англичан и французов от парусного к парусно-винтовому флоту, что в значительной мере предопределило пассивность флота в Крымской (Восточной) войне и самозатопление кораблей в ходе Севастопольской обороны. Уже во время войны руководству флота во главе с молодым генерал-адмиралом великим князем Константином Николаевичем стало ясно, что практика командировок офицеров для перенимания опыта полезна, но не достаточна. Требовалось 2.
Яркий пример — деятельность в России бывшего английского офицера С. К. Грейга (подробнее см.: Крючков Ю. С. Самуил Карлович Грейг. 1735−1788. М., 1988. С. 18, 39−50- Гребенщикова Г. А. Адмирал Грейг — путь к признанию // Гангут. Сб. статей. СПб., 2002. Вып. 30. С. 5−10).
3 Гребенщикова Г. А. 120-пушечный корабль «Двенадцать Апостолов». М.-СПб., 2003. С. 411. иметь в ведущих морских державах офицеров, которые, благодаря официальному статусу и наработанным личным связям, могли бы своевременно получать необходимую информацию. Для этого и был постепенно создан институт военно-морских агентов4. Одновременно агентам были поручены и иные функции.
Деятельность русских военно-морских агентов оказалась чрезвычайно разносторонней. В их донесениях в Петербург содержится масса уникальных сведений — от описаний новых кораблей до характеристик государственных деятелей, от обзоров политических событий до рассуждений о характерных отличительных чертах населения страны пребывания. Эти донесения дают богатый материал для разнообразных научных исследований. Одно из интересных направлений — оценка важности и степени полноты военно-технической информации, которая доставлялась из-за границы, ее влияния на разработку отечественных проектов кораблей, судостроительных программ, мобилизационных планов и возможных сценариев боевых действий.
Существование института военно-морских агентов (атташе) в Российской империи в различные периоды жизни флота позволяет рассмотреть не только перечень задач, ставившихся перед ним руководством страны и Морского министерства, но и проследить их эволюцию, смещение акцентов. Не ——-" — ¦ «¦ ¦¦ 1 ¦ ¦ v ^.
4 За рубежом со времени создания там аналогичных институтов и по настоящее время используется другой термин — военно-морские атташе. В России пользовались словом «агент», но при переписке с представителями других государств употребляли международное понятие — «naval attache». В РСФСР и СССР, при возрождении данного института после Гражданской войны, термин «агент» был заменен на «атташе». менее интересен анализ изменения методов получения сведений, в частности соотношения легальных и нелегальных источников.
Задачи, ставившиеся перед русскими военно-морскими агентами, были исключительно разноаспектными. В данном исследовании основное внимание решено уделить вопросам заимствования изобретений и технологий в конце XIX — начале XX вв. На момент создания института эта задача была главной, позднее — одной из приоритетных. Известно, сколь чувствительно было русское правительство к нарушению военного паритета и баланса вооружений со странами Европы, сколько усилий прикладывалось для активизации импорта передовых западных технологий. Предполагалось, что военные и морские агенты займут важное место в этом процессе как посредники, а зачастую и как организаторы покупки изобретений и заключения контрактов на производство за границей изделий, которые впоследствии могли бы служить в России в качестве эталонов. Данная тема позволяет коснуться вопросов, связанных с технической зависимостью России от Запада и механизмов импорта технологий, а также причин того, почему технологический разрыв уменьшался столь медленно. Не менее важны и другие вопросы, в той или иной степени встающие перед исследователем, затронувшим тему существования институтов военных и морских атташе (как в мире в целом, так и в России в частности) — как получали и использовали информацию, насколько она былз «закрытой», как, наконец, заинтересованные лица находили саму информацию о существовании той информации, которая им нужна.
Учреждение должностей русских военно-морских агентов (атташе) совпало с революционными преобразованиями военно-морской техники. Если в течение XVII — начала XIX вв. характеристики и боевые возможности кораблей изменялись незначительно этого момента, военные корабли претерпевали фундаментальные изменения каждые 10−15 лет.
Американский исследователь Карл Лотеншлагер специально подчеркивал — ни в, равно как и тактика, то начало 50-х гг. XIX в. стало временем коренного перелома. Начиная с одном из случаев кардинальных изменений кораблей и оружия нельзя говорить о том, что появилось какое-либо одно отдельно взятое изобретение, давшее одной из стран решительное преимущество. Как правило, речь шла о комбинировании и комплексном применении ранее уже известных изобретений5. В качестве одного из примеров он приводит переход от традиционных парусных линейных кораблей к парусно-винтовым. Так, паровые машины применялись в горнодобывающей промышленности уже в XVIII в., но первое судно с таким двигателем вступило в строй в 1807 г. В качестве движителя на пароходах первой половины XIX в. использовались колеса, мало применимые в военном деле — они не отличались надежностью, были крайне уязвимы в бою, да к тому же отнимали драгоценное место у артиллерии. Теория гребного винта, лишенного этих недостатков, была сформулирована Д. Бернулли еще в. Л 752 г., но первый военный винтовой корабль.
5 Lautenschlager K. Technology and the Evolution of Naval Warfare // International Security. Vol. 8. No. 2. (Autumn, 1983). P. 4. английский фрегат «Archimedes"6) был спущен в 1839 г. Первые английский и французский линейные корабли с винтовым движителем вступили в строй в 1851 и 1852 гг. соответственно, а уже в 1854 г. 10 из 14 британских линейных кораблей, выставленных против России на Балтике в ходе Восточной (Крым.
•j ской) войны были паровыми. Различные изобретения были «доведены» до практического применения постепенно, но революционным стало именно их объединение и, добавим, масштабное использование. В 1853 г. император Николай I повелел впредь линейные корабли строить лишь винтовыми, но было уже поздно — не было ни времени на традиционную «раскачку», ни технических возможностей поспеть за англичанами и французами.
Тем не менее, многие адмиралы ведущих флотов во второй половине XIX в. со страхом ждали внезапного появления какого-либо изобретения, могущего коренным образом изменить весь морской бой и сделать их эскадры беззащитными перед коварным противником. Особенно же сильна вера в это была у малоинформированных обывателей, постоянно предлагавших все новые и новые средства быстрого и эффективного уничтожения флотов противника. (В России такие прожекты (наряду, конечно, с действительно полезными изобретениями и улучшениями) приходилось рассматривать Морскому <: J .¦>¦. е." .
6 Гребенщикова Г. А. Строительство военно-морского флота на Черном море в 30-е — 50-е гг. XIX века. Автореферат дисс. к.и.н. СПб., 2004. С. 21.
7 Lautenschlager К. Op. cit. Р. 8- Шевырев А. П. Русский флот после Крымской войны: либеральная бюрократия и морские реформы. М., 1990. С. 15. С ученому комитету, и они занимали немалое место в его деятельности .) Вторая половина XIX в. стала периодом торжества веры в безграничные возможности техники. Не даром ведь в то время в качестве важнейшей причины поражения России в Восточной войне указывали именно на превосходство западной техники: применение противником штуцеров на суше и винтовых судов на море. Это, однако, было лишь частью правды, прикрывавшей как отсталость страны в других вопросах, так и прямые ошибки властей различных уровней.
На протяжении всей второй половины XIX в. высказывались десятки различных, часто диаметрально противоположных мнений относительно будущего облика флотовэто касалось как эволюции каждого класса кораблей в отдельности, так и их роли в грядущих войнах. В один клубок сплелись и непрерывное состязание артиллерии и брони, и развитие торпедно-минного оружия, и успехи в совершенствовании судовых машин, и неизбежные рецидивы в применении на новейших кораблях парусов. В 1885 г. первый лорд британского Адмиралтейства Георг Гамильтон писал адмиралу Саймондсу: «В настоящее время не найдется двух морских офицеров, которые согласились бы в вопросе о том, что через несколько лет будет представлять собой военный корабль. Никто из наиболее искренних и дальновидных друзей флота не будет отстаивать необходимость в настоящее время затрат колоссальных средств на строительство кораблей или укреплений, зная наперед, что опыт.
8 Подробнее о деятельности данного учреждения см.: Ливенцев Д. В. Морской ученый комитет 1847- 1891. Воронеж, 2002. 171 с. дальнейших лет может доказать, что эти средства были истрачены неправильно"9. Более краткое и образное высказывание на сей счет принадлежит У.
Гладстону (1882 г.): «Мода в создании боевых кораблей также непостоянна, ю как в дамских шляпках» .
Революция в кораблестроении не только привела к существенному увеличению боевых возможностей, но имела как минимум два отрицательных последствия — неясность относительно путей развития флота и колоссальный рост затрат на кораблестроение. На участие в гонке морских вооружений у большинства стран просто не имелось финансов. Это порождало попытки найти свой, «национальный», более дешевый путь развития флота — развивать крейсеры, миноносцы, минные заградители, подводные лодки, береговую оборону. Наблюдались они как в России (в разные периоды — после поражений в Крымской (Восточной) и Русско-японской войнах, в 1920;е гг. века и в годы «холодной войны»), так и в других странах (вспомним хотя бы «молодую школу» во Франции, в конце XIX в. отстаивавшую идеи массированного использования минных сил в противовес броненосцам, или попытки США в 1860—1880 гг. ограничиться строительством мониторов). Как правило, это не приводило к положительным результатам. Вовлеченность страны в подобные попытки зависела как от размеров ее бюджета, так и от величины желания играть роль на международной арене (и, соответственно, от вероятности кон.
9 Цит. по: Феттер А. Ю. Броненосцы типа «Роял Соверен». СПб., 1996. С. 5.
10 Цит. по: Angevine R.S. The Rise and Fall of the Office of Naval Intelligence, 1882−1892: A Technological Perspective // The Journal of Military History. Vol. 62. № 2 (Apr., 1998). P. 294. фликта с ведущими державами), и от наличия собственных инженерных кадров. Зачастую стремление к «национальному пути» рождалось в виде реакции националистических кругов на унижение, испытанное страной в каком-либо военном или дипломатическом поражении. Нередко, борьба вокруг направлений развития флота и использования новой техники выливалась в противостояние личностей и приводила к сведению личных счетов. Это имело место и в России (удаление Александром III адмирала A.A. Попова, конфликт между морским министром И. К. Григоровичем и товарищем морского министра М. В. Бубновым из-за расхождений по вопросу о модернизации строившихся линейных крейсеров типа «Бородино» и проч.). В этих условиях деятельность военно-морских агентов по информированию руководства о тенденциях развития флотов других стран была особенно важна и трудна.
Избранная тема диктует обращение к нескольким направлениям исследований. Во-первых, это работы, прямо посвященные истории институтов военных и морских атташе (агентов). Во-вторых, освещающие историю военно-морской техники — кораблей, оружия и т. д.
До последнего десятилетия деятельность русских военно-морских агентов (атташе) почти не привлекала к себе внимания исследователей. Лишь иногда в трудах по истории < кораблестроения или внешней политики встречались ссылки на рапорты агентов. Ситуация стала несколько меняться только в последние годы.
В 1994 г. в «Военно-историческом журнале» появилась статья В. И. Шеремета под интригующим названием «Селим-Ага — „дикарь“, толмач или военно-морской атташе России», посвященная капитану 1 ранга А.Н. Щеглову". Автор сконцентрировался на получении его героем различных сведений нелегальным путем и на его аналитических выводах о взаимоотношениях России и Турции. К сожалению, статья не имеет ссылок, что лишает возможности установить источники появления ряда фактических ошибок, относящихся к био1 «У графии героя. То же можно сказать и о монографии В. И. Шеремета, многие страницы которой посвящены А. Н. Щеглову и его рапортам.
В 1996 г. В. А. Петров опубликовал ряд донесений военно-морского агента в Японии накануне русско-японской войны лейтенанта А. И. Русина со сведениями о приближающейся угрозе13. В предисловии впервые в отечественной историографии содержались краткие сведения о том, когда и в каких странах появились посты русских военно-морских агентов. В опубликованных документах, в частности, впервые в историографии был раскрыт один из важных для А. И. Русина источников информации — получение сведений от военно-морского агента Франции в Японии. (На примере хранящихся в архивах документов видно, что аналогичное сотрудничество имело место и в других.
11 Шеремет В. И. Селим-Ага — «дикарь», толмач или военно-морской атташе России // Военно-исторический журнал. 1994. № 7. С. 64−72. и Шеремет В. И. Босфор. Россия и Турция в эпоху первой мировой войны. По материалам русской военной разведки. М., 1995.
13 Из предыстории русско-японской войны: Донесения морского агента в Японии А. И. Русина (1902;1904 гг.) / Вводная статья, подготовка текста и комментарии В. А. Петрова // Русское прошлое. Историко-документальный альманах. СПб., 1996. Кн. 6. С. 52−94. государствах.) В 1998 гг. этот же исследователь выпустил статью, посвященную истории возникновения поста военно-морского агента в Японии, а также обзору деятельности лиц, занимавших его14. В 1999 г. вышла статья Ф.А. Ка-зина «Русские морские агенты в 1906;1914 гг.», содержание которой несколько уже заявленного в заголовке — автор составил добротный обзор источников получения информации агентами за период 1906;1914 гг.15.
Обстоятельнее других осветил историю возникновения института военно-морских агентов и особенности его существования бывший разведчик, пишущий ныне под псевдонимом «М. Алексеев». В его книгах «Военная разведка России от Рюрика до Николая II» (М., 1998. Кн. 1) и «Военная разведка России. Первая мировая война» (М., 2001. Кн. III. Ч. 2) много места уделено военным агентам, но и морские не забыты. Это дает возможность производить сравнения как ставившихся перед ними задач, так и некоторых методов. Однако, как это следует и из названия, основной акцент сделан не на повседневной, рутинной, технической работе, а на деятельности по получению различных видов информации преимущественно нелегальными путями. Книги основаны на документах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) и Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), а также на опубликованных материалах. В приложении к первой из указанных.
14 Петров В. Русские военно-морские агенты в Японии (1858−1917) // Знакомьтесь — Япония. Вып. 19. М., 1998. С. 52−61.
15 Казин Ф. А. Русские морские агенты в 1906;1914 гг. // Новый часовой. 1999. № 8−9. С. 4852. книг приведены списки военных и морских агентов по странам, страдающие, однако, недостаточной полнотой.
Непосредственное отношение к теме имеют также труды московских авторов Е. Ю. Сергеева и А. А. Улуняна, которые на основе донесений русских военных агентов (атташе) в Европе показали информационно-аналитическую работу последних накануне Первой мировой войны16. Более всего их интересовал обзор информации, поступавшей от агентов к военному и политическому руководству страны, а также высказывавшиеся рекомендации. Вместе с тем в первой главе («Институт военных агентов в системе разведывательной службы России на рубеже Х1Х-ХХ вв.») кратко рассмотрена структура военного министерства с точки зрения управления разведкой и военными агентами. Во втором параграфе данной главы («Российские военные агенты: люди и служба») не только приведены краткие сведения об институте военных агентов, но и проанализированы дававшиеся им инструкции. Здесь же авторы затронули ряд важных вопросов, в том числе о привлечении агентов к «негласной разведке». Интересны и их наблюдения над послужными списками военных агентов — происхождением, образованием, семейными связями с высшим светом и т. д.17 Заслуживают внимание сообщаемые сведения о больших рас.
16 Сергеев Е. Ю. Франция глазами военных атташе Российской империи (1900;1914) // Россия и Франция: XVIII—XX вв.ека. Вып. 3. М., 2000. С. 195−216- Сергеев Е. Ю., Улуняп A.A. Не подлежит оглашению. Военные агенты Российской империи в Европе и на Балканах. 1900— 1914. 2-е изд., псрераб. и доп. М., 2003.
17 Сергеев Е. Ю., Улупяп A.A. Не подлежит оглашению. С. 45−49. ходах на ведение разведки и приобретение секретных документов в годы,.
18 предшествовавшие Первой мировой войне .
После знакомства с работами М. Алексеева, Е. Ю. Сергеева и A.A. Улу-няна может сложиться ощущение, что главными задачами агентов были разведка и аналитическое осмысление политической ситуации. Конечно, это происходит не от незнания авторами реалий, а потому, что их интересовали сравнительно узкие с точки зрения деятельности агентов, но, возможно, более важные с точки зрения «общероссийской» истории сюжеты.
Р.В. Кондратенко в статье «Российские морские агенты об усилении японского флота в конце XIX — начале XX века» не только уточняет некоторые детали истории создания поста военно-морского агента в Японии и деятельности лиц, занимавших его накануне русско-японской войны19. Он скрупулезно анализирует, какая именно информация о создании японского военно-морского флота когда и какими путями попадала в Главный морской штаб Российской империи, какими сведениями располагали руководители Морского министерства и другие государственные деятели страны, принимая те или иные решения.
18 Там же. Л. 30,45.
19 Кондратенко Р. В. Российские морские агенты об усилении японского флота в конце XIX — начале XX века // Русско-японская война 1904;1905. Взгляд через столетие. Международный исторический сборник под ред. O.P. Айрапетова. М., 2004. С. 62−110.
Деятельность военно-морских агентов рассматривалась также в ряде 20 биографических трудов. Но если авторы биографии адмирала Г. И. Бутакова ограничились лишь цитатами из нескольких его рапортов (правда, с интересными упоминаниями о технических идеях и комментариями об их последующей судьбе), то современные исследователи В. Ю. Грибовский и В.П. Позна-хирев уделили этой стороне деятельности своего героя вице-адмирала З. П. Рожественского пристальное внимание. Они очертили круг обязанностей военно-морского агента, осветили как общие, так и частные моменты работы Рожественского на этом посту.
Интересный материал для исследования института военно-морских агентов представил В. М. Лурье, опубликовавший биографические справки о некоторых военно-морских агентах России конца XIX — начала XX века21.
Подводя итог, можно констатировать, что ни в одной из работ не содержится полных и объективных сведений о создании института военно-морских агентов, анализа истории и причин создания таких постов в различных странах (кроме Японии), рассмотрения эволюции целей и задач данного института на всем протяжении его развития. И если собственно биографии агентов были кратко рассмотрены, то вопросы принципов подбора офицеров на должности и влияния пребывания на посту агента на последующую карьеру не освещались.
20 Лурье А., Маринин А. Адмирал Г. И. Бутаков. М., 1954. С. 102−105- Грибовский В. Ю., По-зиахирев В.П. Вице-адмирал З. П. Рожественский. СПб., 1999. С. 58−72.
21 Лурье В. М. Морские агенты на службе России // Цитадель. Вып. 10. СПб., 2002. С. 53−56- Вып. 11. СПб., 2004. С. 141−143.
При обращении к сюжетам, связанным с военно-морской техникой и кораблестроением, неизбежно использование исследований по соответствующим вопросам. Первые, еще не зрелые, но содержащие отдельные интересные данные работы публиковались еще в XIX веке22. Особо выделим книгу инженер-контр-адмирала советского флота А. П. Шершова, создавшего обзор всей истории военного кораблестроения, поместив, таким образом, историю создания русского флота в мировой контекст23- не смотря на краткость и ряд очевидных неточностей, она способна как сформировать общее представление об эволюции основных идей, так и дать сведения о причинах принятия ряда технических решений. Начиная с 1970;х гг. в журнале «Судостроение», а позже и в других, были опубликованы статьи практически о каждом корабле русского флота, содержавшие в том числе историю его проектирования, указания на иностранные прототипы, сведения о строительстве и дальнейшей службе. В 1975 г. вышла в свет первая монография, автор которой, P.M. Мельников, осветил и проанализировал весь процесс проектирования, строительства и службы одного из кораблей русского флота — крейсера I ранга «Варяг"24. Затем последовали аналогичные работы того же автора о броненосце «Потемкин"25, крейсере «Очаков"26, крейсерах «Рюрик», «Россия» и «Громобой"27 и.
22 См., например: Беляев. Очерк военного судостроения в России в период от 1863 года и броненосного фрегата крейсера «Владимир Мономах». СПб., 1885. 48 с.
7 ^.
Шершов А. П. История военного кораблестроения. С древнейших времен до наших дней. 1940 г. 360 е., илл.- репринт: СПб., 1994.
24 Мельников P.M. Крейсер «Варяг». J1., 1975. 272 е., илл.
25 Мельников P.M. Броненосец «Потемкин». Л., 1980. 288 е., илл. т.д. В последние 15 лет о многих кораблях вышли книги известных авторов, в т. ч. P.M. Мельникова, И. Ф. Цветкова, H.H. Афонина, В. В. Арбузова, C.B. Су-лиги и др. исследователей. Следует указать также на фундаментальный пятитомник «История отечественного судостроения», выпущенный издательством «Судостроение» в 1994;1996 гг., второй и третий тома которого освещают за интересующий нас период как кораблестроительную политику России в целом, так и основные характеристики отдельных кораблей28. Эти и другие работы создают базис, на который во многих случаях можно опираться при анализе сведений, направлявшихся военно-морскими агентами в Петербург.
Деятельность русских военно-морских агентов практически не попадала в поле зрения зарубежных исследователей. (Одно из исключений — книга Га-ральда Пинла о русско-немецких связях в кораблестроении в конце XIX — начале XX вв., опирающаяся на немецкие и русские архивы, а также современ.
29 ную литературу). В то же время для сравнительного анализа были привлечены работы, посвященные институтам военных и морских атташе в других странах. В статье Гордона Крейга раскрыты попытки прусских и немецких.
26 Мельников P.M. Крейсер «Очаков». Л., 1986.256 е., илл.
27 Мельников P.M. «Рюрик» был первым. JL, 1989. 256 е., илл.
28 История отечественного судостроения. В 5 тт. Т. 2: Паровое и металлическое судостроение во второй половине XIX в. / P.M. Мельников. СПб.: Судостроение, 1996. 544 е., илл.- Т. 3: Судостроение в первой четверти XX в. (1906;1925) / И. Ф. Цветков. СПб.: Судостроение, 1995. 560 е., илл.
29 Pinl //. Deutsch-russiscer Schiffbau vor 1914. Zusammenardeit und Technologieaustausch. Langenhagen, 2002. 359 p.
30 Beers H.P. The Development of the Office of the Chief of Naval Operations //Military Affairs. Vol. 10. No. 1. (Spring, 1946). P. 40−68- Vagis A. The Military Attache. Princeton, 1967; Salkinвоенных и военно-морских атташе влиять на внешнюю политику31, на это также имело смысл обратить внимание при рассмотрении имеющегося материала о русских военно-морских агентах. Большой интерес представляет статья Р. Ангевайна, рассмотревшего историю изменения влияния Службы военно-морской разведки в течение первого десятилетия ее существования сквозь призму истории импорта технологий32.
Таким образом, в историографии на наш взгляд слабо освещены вопросы создания и функционирования института русских военно-морских агентов. При этом совершенно не уделено внимание вопросу о влиянии необходимости импорта научно-технической информации на создание как института военно-морских агентов в целом, так и должностей агентов в отдельных странах. Фактически нет и анализа методов получения такой информации. Ни в одном исследовании не затрагивались вопросы о принципах подбора военно-морских агентов, влиянии нахождения в данной должности на дальнейшую карьеру офицеров.
Хронологические рамки исследования ограничены 1856 г. (учреждение первой должности русского военно-морского агента) и 1918 г. (21 августа 1918 г. приказом флоту и Морскому ведомству военно-морские агентства бы.
Laparra G. Marins et diplomats les attaches navals francais (1860−1914). Essai de typologie. Dictionnaire biographique. Vincennes, 1990.
31 CraigG.A. MilitaryDiplomats in thePrussian andGerman Service: TheAttaches, 1816−1914// Political Science Quarterly. Vol. 64. No. 1. (Mar., 1949). P. 65−94.
32 Angevine R.S. The Rise and Fall of the Office of Naval Intelligence, 1882−1892: ATechnologi-cal Perspective //The Journal of Military History. Vol. 62. № 2 (Apr., 1998). P. 291−312. ли расформированы). Большинство находившихся на момент формального расформирования агентств офицеров продолжили выполнять свои обязанности, отказавшись признавать советскую власть, но их дальнейшая деятельность не будет рассматриваться в данном исследовании. Причина в том, что приоритетной темой были определены проблемы участия агентов в получении научно-технической информации, а, начиная фактически с осени 1917 г. (и уж тем более в период Гражданской войны), речь об импорте данных сведений не шла.
Источниковую базу исследования составили документы Российского государственного архива военно-морского флота (РГАВМФ), и, в меньшей степени, Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ).
Основным видом источников стали рапорты военно-морских агентов. Они откладывались в материалах организаций, ведавших перепиской с военно-морскими агентами, и сейчас хранятся в РГАВМФ: Ф. 283 (Инспекторский департамент), Ф. 410 (Канцелярия Морского министерства), Ф. 417 (Главный морской штаб), Ф. 418 (Морской Генеральный штаб). Находятся рапорты также в фондах учреждений, куда документы (иногда подлинники, иногдакопии, зачастую лишь копии отдельных фрагментов) рассылались для сведения: Ф. 401 (Главное управление кораблестроения), Ф. 402 (Гидрографический департамент), Ф. 404 (Главное гидрографическое управление), Ф. 421 (Морской технический комитет), Ф. 427 (Главное управление кораблестроения и снабжения), и др. Не все рапорты агентов сохранились до наших дней, особенно это касается ранних лет и времен Первой мировой войны. В то же время видимых лакун по отдельным странам или годам нет, что позволяет говорить о репрезентативности сохранившихся материалов. Для восполнения отсутствующих документов в ряде случаев удается использовать отпуски рапортов агентов, сохранившиеся в фондах военно-морских агентов33 (существенное значение представляет лишь фонд агента в Англии, в остальных имеются лишь фрагментарные материалы). Большую помощь в исследовании оказали копировальные книги рапортов военно-морских агентов во Франции за период после русско-японской войны, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации (Ф. р-5903).
Особо подчеркнем, что в годы Первой мировой войны кардинально изменилось делопроизводство а, следовательно, и лежащая в основе исследования источниковая база. Ранее агенты отчитывались перед Морским Генеральным штабом (МГШ) преимущественно обстоятельными рапортами, сравнительно редко прибегая к услугам телеграфа (этот способ связи был дорог и не защищен от посторонних, шифрование же привлекало внимание). В годы войны практически все общение свелось к шифрованным телеграммам. Это соз.
33 РГАВМФ. Ф. 443 (Военно-морской агент в Англии- 2275 ед. хр. за 1856−1909 гг.), Ф. 476 (Военно-морской агент во Франции- 117 ед. х’р. за 1874−1875, 1885, 1894−1896, 1898−1911 гг.), Ф. 748 (Военно-морской агент в Германии- 11 ед. хр. за 1908;1914 гг.), Ф. 898 (Военно-морской агент в Турции- 118 ед. хр. за 1885−1914 гг.), Ф. 1189 (Военно-морской агент в Японии- 4 ед. хр. за 1902;1904, 1909 гг.), Ф. 1190 (Военно-морской агент в США- 2 ед. хр. за 1896−1903 гг.). дает для исследователя ряд трудностей. Во-первых, не все телеграммы удается обнаружить. Если в предвоенный период в МГШ рапорты чаще всего подшивались в дела по странам и по хронологии, то в 1914;1917 гг. — по темам. Лавинообразное увеличение числа входящих документов при недостатке сотрудников нередко приводило к путанице, из-за чего часть телеграмм и ответов на них не сохранилась либо была подшита в другие дела. Это не может повлиять на репрезентативность материала, но создает сложности в понимании развития отдельных «сюжетных линий». Во-вторых, телеграммы (в отличие от использованных нами ранее рапортов) лаконично передавали суть дела. Из них обычно невозможно понять, каким путем и ценой каких усилий агент получил информацию.
Согласно предписанию Инспекторского департамента от 23 сентября 1852 г., регламентировавшему формы отношений различных чинов Морского министерства, все рапорты должны были быть краткими и ясными. Конечно, соблюсти это было не всегда возможно, в том числе и военно-морским агентам. Зачастую рассуждения о политических событиях в стране пребывания и прогнозы того, как они скажутся на состоянии флота, занимают многие страницы. Очень подробно передавались и беседы с «первыми лицами" — в первую очередь это касалось немецкого кайзера, любившего в разговоре высказать мнение о различных предметах — от оценок отдельных кораблей до перспектив развития русско-германских отношений. В то же время агенты практически никогда не раскрывали источники получения информации, если она была конфиденциальной. Очевидно, что это делалось в целях безопасности (как самого агента, так и его информантов), из опасения, что рапорты, даже посланные по дипломатическим каналам, могут попасть в чужие руки.
В период существования Морского Генерального штаба военно-морские агенты не всегда придерживались формы рапорта. В отдельных случаях они посылали лицу, ведшему с ними переписку, как бы личные письма — не официальные, но, обычно, подшивавшиеся в дела. Такие документы начинались с обращения по имени-отчеству, содержали более личные сведения о жизни и деятельности агента, в первую очередь о встававших перед ним проблемах (нередко — материального характера) и зачастую включали в себя различные просьбы. В этот период военно-морскими агентами обычно назначали лиц, некоторое время проведших в прикомандировании к МГШ, а потому хорошо знавших адресатов.
В материалах РГАВМФ и АВПРИ находятся дела с перепиской между руководством Морского министерства и МИДа о согласовании действий по учреждению должностей военно-морских агентов в различных странах, а также об утверждении дипломатами конкретных кандидатур.
Еще одним источником явились инструкции военным и военно-морским агентам, действовавшие в разные периоды. При этом первоначально для каждого морского агента составлялась своя инструкция, и лишь позднее была разработана типовая. Их сравнение позволяет оценить эволюцию целей и задач, стоявших перед морскими агентами.
Частная переписка. Как уже указывалось, иногда агенты обращались к лицам, ведшим с ними переписку, не с рапортами, а с частными письмами, направляя их, однако, по дипломатической почте. Из действительно частных писем укажем на корреспонденции военно-морского агента в Англии в 18 981 901 гг. капитана 1 ранга И. П. Успенского к своему предшественнику, И. К. Григоровичу, сохранившиеся в личном фонде последнего и дающие представление о напряженности труда агента34.
Мемуарные источники по данной теме весьма скудны. Из числа военно-морских агентов полноценные воспоминания оставил лишь И.А. Шестаков35, являвшийся военно-морским агентом в «южных странах Европы» в 1873—1881 гг. К сожалению, концентрируясь на собственных эмоциях, он фактически оставил в стороне описание конкретных эпизодов своей деятельности. Судя по книге, информацию он черпал главным образом из осмотров портов, верфей и заводов, а также из бесед с информированными лицами. Очевидно, он также уделял большое внимание прессе, хотя в тексте об этом не упомянуто. Зато в мемуарах есть осуждение использования одним из военных агентов тайных покупок документов, что позволяет предположить — сам адмирал к этому источнику не прибегал36. Из воспоминаний И. А. Шестакова видна и еще одна особенность его деятельности, прослеживающаяся, впрочем, и по вышедшим из-под его пера рапортам, — это стремление на примерах успехов или недостатков других флотов обратить внимание руководства флота на недостатки флота РУССКОГО. .
34 РГАВМФ.Ф. 701. Оп. 1.Д. 54.
35 Шестаков И. А. Полвека обыкновенной жизни. Воспоминания (1838−1881 гг.) / Сост., предисл. и коммент. В. В. Козыря. СПб.: Судостроение, 2006. 784 е., илл.
36 Там же. С. 603.
Объектом исследования стала эволюция как собственно института русских военно-морских агентов (атташе), так и ставившихся перед ним задач, а равно оценка роли агентов в информировании руководства военно-морского флота. Особое внимание уделено получению, анализу и использованию научно-технической информации, так как именно получение данного вида сведений ставилось во главу угла при создании института.
Автор поставил перед собой следующие цели исследования: 1) возможно полное освещение роли русских военно-морских агентов в импорте научно-технической информации- 2) анализ изменений степени востребованности данных сведений- 3) оценка причин, вызывавших потребность в научно-технических заимствованиях.
Заключение
.
В период существования института русских военно-морских агентов как морская политика России, так и сам флот претерпели не одно кардинальное изменение. На смену деревянным парусным линейным кораблям пришли закованные в броню дредноуты, но основное назначение флота — быть фактором внешней политики империи — осталось прежним. Сознанием этой истины, не смотря ни на какие колебания и дискуссии на тему «Нужен ли России флот?», и объясняется внимание к флоту верховной власти.
В середине 50-х гг. XIX в., к которым относится зарождение института военно-морских агентов (атташе) отечественная судостроительная промышленность, способная создавать паровые и железные суда, только формировалась. К началу Первой мировой войны в России научились проектировать и строить корабли, не уступающие европейским аналогам, а нередко и превосходящие их. Был пройден огромный путь, позволивший кардинально уменьшить техническую зависимость при строительстве флота от промышленно развитых держав. Конечно, до совершенства было еще далеко — не хватало мощностей заводов, стоимость постройки кораблей в России оставалась выше, чем в Европе, а сроки строительства были больше, и т. д., однако воля правительства и довольно большие выделявшиеся средства позволяли надеяться на дальнейшее уменьшение недостатков. Во время прохождения этого трудного пути широко применялись технические заимствования. При этом вклад воемно-морских агентов и в получение сведений о технических новинках, и в закупки образцов для изучения и копирования, и в оказание помощи командированным в развитые страны инженерам был очень весом.
Анализ как инструкций военно-морским агентам, так и их рапортов за различные годы показывает, что задачи, ставившиеся перед агентами, претерпели существенные изменения. Если в первые десятилетия ориентация в значительной степени делалась на получение сведений о научно-технических разработках, то в начале XX в. некоторое преобладание получили вопросы, связанные с получением сведений, необходимых для составления планов боевых действий.
Изменялись и методы работы военно-морских агентов. Их работа требовала все большей и большей усидчивости, тщательного анализа всех возможных публикуемых прямых и косвенных сведений, касавшихся военно-морского дела. Если в 70-е гг. XIX в. военно-морской агент еще мог проводить много времени в разъездах по стране пребывания и даже временами жить там, где ему это было удобно по личным соображениями (что мы видим в мемуарах адмирала И.А. Шестакова), то уже к концу XIX в. необходимость в повседневной канцелярской работе делала такую свободу невозможной. Рутинная переписка с центральными управлениями отнимала много времени и •ьУкак бы приковывала агента к основному месту пребывания, сводя юминимуму его поездки по портам и заводам, его общение с деятелями плавающего флота. «Информационный потоп», выплеснувшийся на страницы печатных изданий, также поглощал много времени. Таким образом, военно-морской агент в известной степени терял возможность выполнять собственно «агентские» функции, понимая под ними разностороннее наблюдение за флотом страны пребывания.
Постепенно изменялась и доля нелегальным образом полученных сведений в общей массе оправляемой в Петербург информации. Следует заметить, что на протяжении XIX в. отношение к секретности менялось, и в первую очередь это касалось изобретений и технологий. В ранние годы деятельности русских военно-морских агентов приобретение подробных чертежей, скажем, вступивших в строй кораблей британского флота не составляло труда. (Только имели они ограниченную ценность — техника развивалась столь стремительно, что повторять готовый проект (а постройка требовала трех — пяти лет) не было смысла.) К XX в. более четко определились «секретные» области информации и наказание за передачу сведений ужесточилось. Равно возросло и внимание соответствующих структур к деятельности агента. В связи с этим доля материалов, полученных «известным» путем, постоянно сокращалась. В ряде случае имело место и создание агентами собственных агентур. Так, в Германии в 1870—1880-е гг. H.A. Невахович именно таким путем собрал много важных сведений, а в начале Первой мировой войны барон П. Г. Врангель пытался получать информацию о дислокации кораблей в австрийских портах.
• -Самым же эффективным способом, было установление максимально дружеских личных отношений с многочисленными лицами внутри Морского министерства и в промышленности страны аккредитации. В ходе постоянного с ними общения было возможно получать исподволь разнообразную, пусть и косвенную информацию, которая в сочетании со сведениями из печатных изданий и периодики могла в аналитическом уме составить вполне адекватную картину.
Возвращаясь к импорту научно-технической информации, следует отметить, что руководство военно-морского флота далеко не в полной мере использовало возможности по импорту новых технологий. Это в первую очередь было связано с отсталостью казенных заводов, обычно не имевших такого серьезного стимула для развития, как экономическое выживание. У частных же предприятий для импорта технологий зачастую не хватало средств. Не меньшее значение имела и недостаточная просвещенность высших руководителей флота, зачастую не видевших необходимости во введении технических новшеств, особенно если они не были напрямую связаны с тактико-техническими характеристиками кораблей.
Другой причиной сложностей, возникавших при импорте технологий, являлось слабое развитие прикладных научно-технических исследований. Так, до 1870-х гг. ни на одном заводе в России не имелось постоянно действующего конструкторского бюро. Лишь в 1878 г. в Москве была образована первая частная «Техническая контора A.B. Бари», главным конструктором которой был В.Г. Шухов402. На ряде заводов Морского ведомства к началу XX в. имелись «чертёжни»,.выполнявшие, в числе прочего, и проектные работы, однако: недостаток персонала в них не позволял разворачивать широкую деятель.
402 Стрекопытов С. П. История научно-технических учреждений в России (вторая половина XIX—XX вв.): Учебн. пособие. М., 2002. С. 140−141. ность. Прямым следствием данного положения было то, что в случае закупок за границей новейших образцов военно-морской техники удавалось наладить их копирование и производство (по лицензии или без оной), или создавался свой отечественный образец, однако далее дело не двигалось. Усовершенствования вносились обычно по инициативе отдельных инженеров-энтузиастов, но если последние по каким-либо причинам меняли сферу приложения своих сил, то данное направление не получало должного развития, и уж тем более не получалось создание образцов качественного нового уровня. В итоге получалась своеобразная спираль — Россия регулярно закупала новейшие образцы скорострельных противоминных пушек, торпед и т. д., отечественные предприятия их копировали, в течение некоторого времени вносили частные улучшения. После осознания наметившегося отставания закупались новые образцы и т. д. Нередко появлялся выдающийся инженер, совершавший прорыв, после чего все могло вернуться на круги своя. Конструкторские бюро часто создавались именно под конкретных людей, как это было, например, с отделом подводного плавания Балтийского судостроительного завода (И.Г. Бубнов). Узость круга разрабатывавших одно направление лиц сводила к минимуму преемственность. Так, проектировать первые советские подводные лодки типа «Д» пришлось людям, в подавляющем большинстве такого опыта не имевшим — старых кадров не сохранилось. Ситуация стала особенно нетерпимой с началом Первой мировой войны, когда требовалась быстрая разработка новых образцов техники. В вовлеченных в конфликт странах — промышленных лидерах, в первую очередь Великобритании и Германии, удалось мобилизовать интеллектуальный потенциал403. Проекты организации государственных конструкторских бюро в те годы в большом числе появились и в России. В частности, они рассматривались в Комиссии по изучению естественных производительных сил, созданной Академией наук. Так, в конце 1916 г. там обсуждалась записка В. И. Вернадского «О государственной сети исследовательских институтов», в которой излагался план организации целой системы научных учреждений — опытных и селекционных станций, лабораторий, теоретических и прикладных институтов в различных областях науки и промышленности. Все эти инициативы не получали поддержки правительства404. В связи с этим нет ничего удивительного в том, что большинство сведений научно-технического характера, полученных русскими военно-морскими агентами в 1914 — 1917 гг. не были должным образом использованы. Развитая система проектно-конструкторских бюро и институтов была создана лишь в советские годы.
Подводя итог, можно констатировать, что в начале XX в. Морское министерство России располагало развитой сетью военно-морских агентств, способных достаточно эффективно решать необходимые задачи. Возложение на них обилия второстепенных поручений не позволило использовать имевшийся потенциал в полной мере, а недостатки в системе учета полученной информации, субъективность оценок, «неразвитость конструкторских организаций и.
403 См., например: Дмитриев А. Н. Мобилизация интеллекта: Первая мировая война и международное научное сообщество // Интеллигенция в истории: Образованный человек в представлениях и социальной действительности. М., 2001. С. 196−235.
404 Стрекопытов С. П. Указ. соч. С. 137. промышленности привели к тому, что часть успехов агентов не была использована.