Взгляды русских юристов конца 19 – начала 20-х веков и их вклад в развитие права России

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

по курсу «Основы государства и права»

по теме: «Взгляды русских юристов конца 19 — начала 20-х веков и их вклад в развитие права России»

Содержание

• Введение
• 1. Основные принципы гражданского судопроизводства в трудах русских юристов конца XIX - начала XX в.
• 1.1 Основные правовые идеи
• 1.2 Система гражданского правосудия
• 2. Взгляды русских юристов конца XIX - начала XX в. на систему гражданского судопроизводства
• 2.1 Устройство и развитие судебной системы
• 2.2 Особенности гражданского судебного процесса
• Заключение
• Список использованных источников
• Введение
• Судебная реформа, проводимая в настоящее время в России, затрагивает как судоустройственные, так и процессуальные аспекты. Принятие новых процессуальных кодексов (Уголовно-процессуального, Арбитражного процессуального и Гражданского процессуального) свидетельствует о том, что процессуальным механизмам повышения эффективности судопроизводства уделяется важнейшее внимание. Основой реформы в области судопроизводства является усиление судебной власти. Принцип разделения властей, сформулированный еще в античные времена и затем развитый во Франции, в настоящее время практически внедрен в политико-правовую жизнь России.
• В каждой стране по-своему понимается судебная власть, по-разному обеспечивается ее авторитет и сила. В России, как в дореволюционной, так и в послереволюционной, действовал и действует принцип верховенства закона. И сейчас усиление судебной власти происходит в сочетании с этим принципом, что сложнее, чем при господстве судебного прецедента. Судебная власть, функционируя наряду с законодательной и исполнительной властями, должна уметь при необходимости противостоять им.
• Принятие и введение в действие ГПК РФ стало кардинальным изменением в процессуально-правовом регулировании судопроизводства по гражданским делам в судах общей юрисдикции. При этом первые значительные шаги в плане совершенствования процедуры гражданского процесса были предприняты законодателем при внесении изменений и дополнений в ранее действовавший ГПК РСФСР в 1995 и 2000 гг. Эти изменения ознаменовали явный поворот процесса в сторону усиления состязательности сторон, произошел отказ от активности суда в процессе собирания доказательств, разграничена подсудность дел между мировыми судьями и районными судами, определена подсудность гражданских дел военным судам, разработана процедура апелляционного пересмотра судебных актов, принятых мировыми судьями.

  Введение

  подобных гарантий на столь высоком законодательном уровне имеет важное значение. Новый ГПК внес существенные новеллы практически в каждый процессуальный институт.

• Кроме этого, новый ГПК по-новому определил задачи и цели гражданского судопроизводства: «Задачами гражданского судопроизводства являются правильное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел в целях защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, организаций, прав и интересов Российской Федерации, субъектов РФ, муниципальных образований, других лиц, являющихся субъектами гражданских, трудовых или иных правоотношений. Гражданское судопроизводство должно способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию уважительного отношения к закону и суду» (ст. 2).
• Из сказанного очевидно, что законодатель задачи судопроизводства «связал» с рассмотрением и разрешением гражданских дел, а цели — с защитой интересов различных субъектов, вовлеченных в процесс рассмотрения дела.
• Судебная реформа повышает гарантии правовой защищенности граждан, что происходит за счет расширения судебной защиты гражданских прав и свобод. Так, в последнее время на уровне законодательства Российской Федерации расширена судебная защита в области печати, гражданства, пенсионного обеспечения, разрешения индивидуальных трудовых споров, введена защита интересов неопределенного круга лиц и прочее. Вместе с тем гражданское судопроизводство переживает тяжелое время. Постоянный рост количества рассматриваемых дел, усложнение и появление новых, ранее неизвестных категорий дел приводит к нарушению процессуальных сроков их рассмотрения.
• Происходящие в гражданском процессуальном праве процессы влияют и на одноименную науку, где явно стал проявляться интерес к зарубежному законодательству и практике деятельности судов. Науке гражданского процессуального права предстоит осмыслить все законодательные новеллы в области отправления правосудия по гражданским делам и укрепления судебной власти, опыт зарубежных стран, содействовать дальнейшему развитию гражданского процесса в современных условиях.
• Важную роль в этом играет и опыт отечественных дореволюционных цивилистов, что и определяет актуальность данной работы.
• На основании вышеизложенного, цель данной работы можно определить как анализ взглядов русских дореволюционных цивилистов в разрезе современной системы гражданского процессуального права. На основании цели в работе поставлены следующие задачи:
• выделить особенности правовых идей дореволюционных русских цивилистов;
• проанализировать взгляды правоведов на систему гражданского правосудия;
• изучить взгляды цивилистов на основные принципы гражданского процессуального суда и стадии судебного процесса.
• В качестве теоретической базы работы использовались труды Шершеневича Г. Ф., Мейера П. А., Йоффе О. С., Петражицкого Л. И. и других выдающихся отечественных правоведов.
• 1. Основные принципы гражданского судопроизводства в трудах русских юристов конца XIX - начала XX века
• 1.1 Основные правовые идеи
• Дореволюционная российская правовая наука и особенно — ее цивилистическая ветвь имели высочайший уровень развития, органически вобравший в себя как лучшие зарубежные образцы и аналоги, так и результаты чрезвычайно интересного отечественного опыта, вытекавшего из особенностей российской государственности. Остановимся на некоторых правовых идеях тогдашних российских цивилистов.
• В первую очередь, вызывают интерес правовые взгляды великого русского дореволюционного цивилиста Г. Ф. Шершеневича. В формирование и развитие отечественной цивилистики, да и всего российского правоведения проф. Г. Ф. Шершеневич внес огромный вклад. Его ученики, уже будучи сами весьма солидными, известными учеными, издали сборник работ, посвященный его памяти, в предисловии к которому указали, что «имя его навсегда вписано крупными буквами на страницах науки русского гражданского и торгового права». В сфере гражданского права широко известны его труды о понятии и системе гражданского права, истории его кодификации, развитии науки гражданского права в России, правовых вопросах опеки, попечительства и безвестного отсутствия, передачи и приобретения недвижимости, а также курс лекций по обязательственному праву и работы по авторскому праву.
• В первую очередь этот выдающийся русский ученый прекрасно понимал, что для позитивного развития гражданского права, прежде всего, необходимо построение правового государства. Шершеневич отмечает следующие пути формирования и основные параметры правового государства:
• 1) для устранения произвола необходимо установление норм объективного права, которые определяют пределы, свободы каждого и отграничивают одни интересы от других, в том числе и государственной организации, — отсюда идея господства права в управлении;
• 2) если личная инициатива требует простора, то государству достаточно ограничиваться охраною субъективных прав;
• 3) чтобы новый порядок не нарушался самими органами власти, необходимо строго определить полномочия последних, отделив от исполнительной власти законодательную, утвердив самостоятельность судебной власти и допустив к соучастию в законодательстве выборные общественные элементы.
• Соглашаясь с подобными характеристиками правового государства, Шершеневич, однако, реальные гарантии правовой государственности видит в том, что в различное время выдвигались различные гарантии правового порядка против произвола государственной власти: «…а) неотъемлемые права личности; б) принцип разделения властей; в) правовое самоограничение власти; г) подчиненность государства стоящему над ним праву. В действительности такой гарантией является только сдерживающая сила общественного мнения». Идея «сдерживания» властей негосударственными общественными объединениями, мнением общественности, печати, радио, телевидения сейчас признается всеми и находит свое практическое воплощение в жизни современного общества.
• Многие его идеи, относящиеся к гражданскому праву, могли бы найти применение и в современном российском гражданском праве. Так, например, в настоящее время законодатель объявил акционерную форму не только главной, но чуть ли и не единственной возможной и перспективной формой предпринимательской деятельности. Об этом свидетельствует и абсурдное по сути включение обществ с ограниченной ответственностью в состав разновидностей акционерного общества, и законодательство о приватизации, фактически не признающее никаких иных организационно-правовых форм, и полное забвение конструкции производственного кооператива как самостоятельной, нормальной разновидности коммерческих организаций. В результате акционерным обществом провозглашается и бывший колхоз или совхоз, состоящий из нескольких десятков пожилых крестьян, и мелкий магазин или химчистка, работники которых вместе со своими «преобразователями» просто не представляют сути этой категории.
• Между тем, среди торговых товариществ (по нашей терминологии — коммерческих организаций) в России всегда выделялись не только акционерные, но и «артельные товарищества», имеющие целью, по словам Г. Ф. Шершеневича, «устранить для малосостоятельных лиц посредничество капиталиста». Так, «потребительные товарищества» (потребительские кооперативы) имеют целью «устранить посредничество купца и доставлять своим членам все предметы потребления непосредственно от производителей», кредитные товарищества (кассы взаимопомощи) «задаются целью открыть своим членам кредит без участия банкиров, основанный на доверии к товариществу», а «производительные товарищества» (производительные кооперативы) имеют «различные промышленные цели, достигаемые самими рабочими без участия пользующегося их трудом предпринимателя». Исходя из этой природы кооперативов (артелей), Г. Ф. Шершеневич раскрывает далее и особенности их правового положения, причем используя не только российский, но и передовой для его времени зарубежный опыт. В отличие от этого, участниками товариществ (полных, традиционно признававшихся в русском праве юридическими лицами, «на вере» (коммандитных) и акционерных) всегда были непосредственно предприниматели.
• Если бы разработчики действующего российского Закона о предприятиях и предпринимательской деятельности были бы знакомы с изложенной выше ситуацией, вряд ли они исключили бы производственные кооперативы из числа «предприятий» (коммерческих организаций). Точно так же они могли бы ознакомиться с природой полных товариществ и их отличием от простых товариществ (договора о совместной хозяйственной деятельности). Небесполезной была бы информация о том, что в дореволюционной России (как, впрочем, и в России нэповской) преобладающей формой предпринимательства были полные товарищества и товарищества на вере. Тогдашний купец (предприниматель, коммерсант) прекрасно понимал, что, рискуя своим имуществом (а не только вложенным в капитал товарищества), он тем самым одновременно приобретает особое, дополнительное доверие в глазах своих кредиторов и контрагентов, что весьма благоприятно отражается и на его престиже как в коммерции, так и в обществе, и даже на его возможностях получения кредита. Такого доверия, естественно, не вызывает современное «акционерное общество закрытого типа» с уставным капиталом минимального размера, состоящим из какого-нибудь фиктивного «ноу-хау», или чековый инвестиционный фонд с громким названием и оплаченным капиталом из нескольких десятков «ваучеров».
• Далее остановимся на теоретических воззрениях выдающихся русских цивилистов Канторовича и Петражицкого.

С развитием экономических отношений сфера имущественного (гражданского) оборота претерпевает такое усложнение и обновляется в такой степени, что старые частноправовые нормы, при всей широте их логического объема, зачастую оказываются бессильными в столкновении с конкретными жизненными случаями. Для преодоления все более усугублявшегося разрыва между законом и жизнью принимались различные меры — начиная от отдельных законодательных нововведений и кончая формулярным правом. Непосредственным откликом на указанные практические потребности явились и отдельные доктринальные построения, лишь поначалу подчиненные сугубо утилитарным целям, а в более широкой перспективе устремленные к тому, чтобы изменить самое соотношение права и факта, низвести закон до уровня отдельной жизненной ситуации и каждую такую ситуацию объявить законом. Среди построений подобного рода на передний план выдвигаются те, которые впоследствии обрели известность под наименованием школы свободного права.

Приверженцы этой школы, неокантианцы по своему философскому мировоззрению, постулировали такую же неспособность законодателя устанавливать адекватные потребностям быстро развивающейся действительности юридические нормы, какую Кант приписывал в целом человеческому разуму, легко ориентирующемуся в мире «явлений» и обнаруживающему полную беспомощность перед миром «вещей в себе». Чтобы избавиться от такой беспомощности в правовой сфере, было предложено самое радикальное средство — раскрепостить судью от связующего действия мертвой буквы закона, предоставив урегулирование юридически значимых конфликтов опирающемуся на накопленный жизненный опыт индивидуальному судейскому усмотрению. И только во избежание упрека в прямолинейно нигилистическом отношении к закону приходилось в рамках той же доктрины прибегать к обрисовке методов увязки законодательных норм с судейским усмотрением. Вместе с тем непомерно возвеличенное в своей значимости, возведенное в ранг социальной категории высшего порядка, судейское усмотрение объявляется способным решать правовые коллизии, руководствуясь не правовыми, а различными иными критериями. Так, Канторович, например, говорил, что решение судьи должно быть основано на его собственном опыте, позволяющем определить социальную функцию нормы и социальные последствия выносимого решения.

Интересна концепция психологической школы, которую воплотил в жизнь выдающийся русский юрист Л. И. Петражицкий. Он не только развил идеи данной школы в общетеоретических работах (таких, например, как двухтомная «Теория права и государства в связи с теорией нравственности». СПб., 1909, 1910), но и распространил соответствующие общие выводы на конкретные, прежде всего гражданско-правовые, институты и понятия (такие, например, как юридическое лицо, доходы и т. п.).

Для Петражицкого не существует двух видов правовых явлений — субъективных и объективных. Он призывает, поэтому к поискам такого определения права, с помощью которого можно было бы полностью устранить юридический дуализм подобного рода. Его концепция исходит не из размежевания права в объективном и субъективном смысле, а «из совсем иной точки зрения» — «из отрицания реального существования того, что юристы считают реально существующим в области права, и нахождения реальных правовых феноменов как особого класса сложных эмоционально-интеллектуальных, психических процессов». Правовые явления относятся не к материальной, а к психической, эмоционально-интеллектуальной сфере. От входящей в ту же сферу нравственности они отличаются тем, что нравственные феномены основаны на этическом сознании долга без приурочения его к определенному лицу (императивные эмоции), тогда как правовые феномены, также опирающиеся на этическое сознание долга, предполагают его причитаемость определенному другому субъекту (императивно-атрибутивные эмоции). «Такие обязанности, которые осознаются несвободными по отношению к другим, закрепленными за другими, по которым то, к чему обязывается одна сторона, причитается другой стороне как нечто ей должное, мы будем называть правовыми, или юридическими обязанностями… Правовые обязанности, долги одних, закрепленные за другими, рассматриваемые с точки зрения той стороны, которой долг принадлежит, мы, с точки зрения актива, будем называть правами». Иными словами, субъективное право есть некий находящийся на стороне управомоченного коррелат императивно-атрибутивного сознания этической обязанности, сформировавшегося на стороне обязанного лица. Поскольку этот коррелат также не выходит за рамки психического переживания, его реальность становится в высшей степени проблематичной, пребывающей на грани бытия и небытия, того, что есть, и того, что не существует.

Соответственно коренному положению психологической школы, ориентирующему на то, что «правовые явления и их элементы суть явления не материального, а духовного мира, что для отыскания и изучения их следует обращаться не к поискам во внешнем мире, а к психике тех, которые переживают подлежащие психические процессы», Л. И. Петражицкий решал многочисленные конкретные как общеправовые, так и цивилистические проблемы.

В конце XIX в. в мировой и российской цивилистической мысли происходит изменение взглядов на концепцию права собственности. Зарождается и постепенно привлекает все большее число сторонников иной взгляд на право собственности, усматривающий в нем не отношение лица к вещи, а отношение между самими людьми. Сторонниками этого взгляда в России были: Коркунов, Синайский и др.

Они не отрицали того, что вещные права, включая право собственности, порождают определенные отношения управомоченного к вещи, как и того, что степень господства над вещью со стороны собственника превосходит степень господства, осуществляемого над нею обладателями любых других вещных прав. Но не в этом, по их мнению, состоит суть права собственности. Как юридическое явление оно должно выражать прежде всего отношения с другими лицами, общественную связь управомоченного с обязанными. «Всякое право, — писал, например, Ортолан, — если проникнуть в глубь вещей, в конце концов сводится к свободе для активного субъекта требовать чего-нибудь от пассивного субъекта». В отличие от других видов прав, подчеркивал Шершеневич, в праве собственности «число пассивных субъектов… достигает общего числа всех подчиненных той же политической власти, как и активный субъект».

Краеугольным камнем гражданского права являются проблема разграничения частных и публичных прав. Так Покровский основывает соответствующее разграничение уже не просто на способе защиты частных и публичных прав, а на методе регулирования, применяемом законодателем в частноправовой и публично-правовой сфере: «Если публичное право есть система юридической централизации отношений, то гражданское право, наоборот, есть система юридической децентрализации… Если публичное право есть система субординации, то гражданское право есть система координации; если первое есть область власти и подчинения, то второе есть область свободы и частной инициативы». Частное право тем отличается от права публичного, что «оно не предписывает частному лицу стать собственником, наследником или вступить в брак; все это зависит от самого частного лица или нескольких частных лиц (контрагентов по договору); но государственная власть будет охранять то отношение, которое будет установлено частной волей. Если же она и дает свои определения, то, по общему правилу, лишь на тот случай, если частные лица почему-либо своих определений не сделают, следовательно — лишь в восполнение чего-либо недостающего».

Кавелин, отвергнув все выдвигавшиеся ранее критерии разграничения частного и публичного права, писал: «Для сопоставления государственного права с гражданским… мало поводов и оснований: первое имеет дело с началами и условиями, в которых выражается и которыми поддерживается государственный организм как единое целое, так как его предмет — общие юридические начала, принципы, которые в этой своей идеальной форме не осуществляются в действительности; гражданское же право занимается действительными, видимыми отношениями людей, на которые начала государственного права действуют… в форме условий, видоизменяющих, определяющих, производящих сочетание гражданских отношений». Ввиду этого частный и публичный характер правоотношений — критерий более или менее искусственный. Правовые отношения имеют различные стороны, и в зависимости от того, какая из них выделяется, можно включать правоотношение в предмет регулирования соответствующей отрасли права. Для предмета гражданского права «вещественная ценность служит самым верным, безошибочным и наглядным показателем…». Правоотношения как имущественные отношения входят в предмет гражданского права, а рассматриваемые со всех иных точек зрения они должны быть из гражданского права исключены. Правда, действующее положительное право в своей системе строится не так, как оно должно было бы строиться сообразно с предложенным критерием. Но тем хуже для действующего положительного права.

«Теоретический вопрос, — говорил Кавелин, — требует теоретического ответа». Коль скоро он теоретически разрешен, в соответствии с найденным решением должна быть перестроена система действующего права. Гражданское право имеет дело только с имущественными отношениями. Поэтому из него должны быть исключены семейное право, институт опеки и попечительства и некоторые другие институты. Но зато в него следует включить все имущественные отношения, в том числе «отношения, возникающие по взысканию податей и денежных повинностей, по отправлению… вещественных и личных натуральных повинностей…».

Гражданско-правовые отношения представляют собой отношения юридические. Многие рассуждения отечественных цивилистов посвящены сущности юридических отношений.

Юридическое отношение предполагает наличность, по крайней мере, двух лиц. Одно лицо, которому принадлежит право, носит название активного субъекта, иначе субъекта права; другое лицо, на котором лежит соответствующая обязанность, называется пассивным субъектом. Число пассивных субъектов от одного (в обязательстве) достигает числа всех сограждан активного субъекта (в собственности). Шершеневич отмечает, что «весьма ошибочно мнение некоторых юристов (например у нас Победоносцева), предполагающих возможность юридического отношения, в котором был бы только один субъект, активный. Определяют право собственности, как отношение лица к вещи. Но юридическое отношение возможно только между лицами. Где нет общества, там нет и права, а, следовательно, и юридических отношений. Робинзон Крузо господствовал над всем островом, имел необходимые для его потребностей предметы, но отношение его к ним было только фактическое».

По мнению отечественных цивилистов, по числу субъектов различаются между собою абсолютные права и относительные. Права абсолютные — это те, в которых праву активного субъекта соответствует обязанность всех его сограждан и которые потому охраняются против каждого, забывшего лежащую на нем обязанность. Сюда, по мнению дореволюционных правоведов, относятся: а) вещные права (собственность, права на чужую вещь), b) исключительные права (авторское, художественное, музыкальное, фирменное, привилегии на промышленные изобретения и некоторые другие), с) права личной власти (мужа, родителей, опекунов). Правами относительными называются те, в которых праву активного субъекта соответствует обязанность известных, определенных субъектов, одного или нескольких. Этот разряд составляют: а) обязательственные права, b) права на алименты.

Мейер отмечает, что каждое юридическое отношение возникает по поводу известного интереса, преследуемого членами общества. Объектом юридического отношения является средство осуществления интереса. Такими средствами являются: а) вещи, как часть внешнего мира, b) действия других лиц. Когда объект юридического отношения составляют вещи, то отношение носит название вещного права; когда объектом являются действия других лиц, то — обязательственного или права личной власти, или, наконец, исключительных прав. Очевидно, юридическое понятие об объектах права соответствует экономическому представлению о благах. По мнению Шершеневича, спорным представляется вопрос, не следует ли к перечисленным объектам присоединить еще один вид — собственные силы субъекта, что составило бы разряд так называемых прав на собственную личность (права на жизнь, здоровье, физическую неприкосновенность, умственную способность, честь). Но собственные силы, данные человеку природой, представляют возможность осуществления интереса при их помощи без посредства других лиц, а потому и не могут составить объекта юридических отношений. Точно так же и тело человека не может быть объектом юридического отношения, пока от него не отделились части. Соединение в одном лице субъекта и объекта противоречит самой природе права. Признание физических и нравственных сил человека объектом права противоречит философскому понятию об объекте, как о чем-то, находящемся вне воспринимающего субъекта.

Из юридического отношения обнаруживается, прежде всего, право, которое называется субъективным или правомочием. Под именем права в смысле субъективном понимается обособленная объективным правом возможность осуществления интереса.

В трудах дореволюционных цивилистов спорным является вопрос о трактовке субъектов права. Мейер отмечает, что весьма распространенным в прежнее время было определение, построенное на воле субъективного права. Субъективное право определяли, как обеспеченную объективным правом область проявления воли. Успех такого взгляда поддерживался авторитетом Савиньи и Пухты. Несостоятельность определения, имеющего в основании своем волю субъекта права, обнаруживается из того, что с этой точки зрения необходимо отвергнуть субъективное право за теми, кто не обладает сознательной волен, как малолетние, сумасшедшие, между тем как все законодательства признают за ними права. Рассматриваемое определение не спасается тем, что за малолетних пли безумных проявляют волю их опекуны, так как этот случай именно обнаруживает, что субъективное право может принадлежать не тому, кто проявляет волю.

Обязанность, лежащая на пассивных субъектах, может состоять или в положительном действии или в воздержании от такового. В правах относительных определенный пассивный субъект обязывается что-нибудь сделать в пользу активного субъекта: передать вещь, оказать услугу и т. п. В правах абсолютных, напротив, все пассивные субъекты обязываются к воздержанию. Так, вещные права порождают обязанность всех и каждого не пользоваться той вещью, исключительное пользование которою обеспеченно субъекту права; права исключительные обязывают всех не совершать таких действий, исключительное исполнение которых обеспечено субъекту права и которые, в силу этого обстоятельства, приобретают особенную экономическую ценность; права личной власти обязывают всех не посягать на присвоение того объекта, который, в виду его нравственного значения, предоставлен исключительно субъекту права.

Связь между правом и обязанностью в юридическом отношении возникает в силу юридического факта, под которым понимается всякое обстоятельство, влекущее за собой по закону те или иные юридические последствия.

Прекращение юридического отношения между лицами происходит тогда, когда разрывается связь между его элементами, вследствие устранения субъекта, уничтожения объекта, нарушения соответствия между правом и обязанностью. Дореволюционные русские цивилисты отмечают, что это имеет место в случаях: отречения, отчуждения, потери прав, слияния права и обязанностей, прекращение права в тесном значении слова.

a) Отречение есть одностороннее изъявление воли активного субъекта, направленное к разрыву существовавшей до того времени связи его с правом. Отречение возможно только относительно имущественных прав.

b) Отчуждение права есть добровольная уступка места активного субъекта определенному лицу. Последним признаком отчуждение отличается от отречения, при котором заместитель не намечается. При отчуждении отношение изменяется лишь в том, что один активный субъект заменяется другим. Под это понятие подходит передача вещей, обязательств. Неотчуждаемы все те права, от которых лицо не может отречься, за исключением передачи отцовской власти по усыновлению. Последствием отчуждения права является приобретение права со стороны другого лица, в том же объеме, поэтому отчуждение бесповоротно.

c) Потеря права есть исключение активного субъекта помимо его воли из юридического отношения. Такая потеря наступает по приговору уголовного суда за совершенное преступление.

Гражданский суд не может лишить прав, потому что его задача ограничивается только определением того, кому в действительности принадлежит право. Только исполнение его решения может иметь своим последствием лишение ответчика прав. Потеря права может наступить вследствие юридических событий, с которыми закон связывает потери прав, например в силу давности. Потерянные права или приобретаются другими лицами, или прекращаются.

d) Слияние есть соединение в одном лице соответствующих друг другу прав и обязанностей, например когда по смерти кредитора права его переходят по наследству к должнику. Подобное слияние, как основание прекращения отношения, невозможно в правах вещных, потому что соответствующая обязанность лежит не на одном определенном лице, а на всех согражданах.

e) Прекращение прав в тесном значении слова наступает тогда, когда само юридическое отношение бесповоротно прекращается.

Изменяются юридические отношения, установленные между известными лицами, по данному объекту в таком же разнообразии, как разнообразно и содержание самих отношений. Это — лишь некоторые теории русских цивилистов того времени, оказавшие влияние на развитие современного гражданского права. В следующем разделе идеи выдающихся ученых России конца XIX в. — начала XX в., посвященные гражданскому процессу будут рассмотрены более подробно.

1.2 Система гражданского правосудия

Характер гражданских процессуальных отношений определяется принципами судопроизводства. Между тем до самого последнего времени характер этих отношений в процессуальной литературе до известной степени определяется неправильно. В значительной степени по старинке эти отношения однозначно квалифицируются как властеотношения. Соответственно правосознание студентов-юристов — будущих судей, прокуроров, адвокатов и т. п. формируется исходя из того, что гражданские процессуальные отношения в современном гражданском процессе носят исключительно властный, публично-правовой характер.

Между тем ряду российских дореволюционных правоведов представляется, что гражданские процессуальные отношения развиваются по специфическим законам, в которых диалектически и гармонично сочетается диспозитивное и императивное начала. Разумеется, участие суда в гражданском процессуальном отношении в качестве его непременного субъекта накладывает на него известные черты авторитарности. Однако нельзя забывать, что гражданское процессуальное право не носит вполне самостоятельного характера, а призвано «обслуживать» определенный комплекс материальных правоотношений. Таким отношениям в значительной степени свойственно диспозитивное начало. Вполне естественно, что это начало является весьма существенным и при разрешении споров, возникающих из гражданских (в широком смысле этого слова) правоотношений.

Действительно, суд руководит ходом процесса. Но сам процесс возник только потому, что в нем появилась потребность у одной или обеих сторон и подачей соответствующего заявления лицо возбудило судебную деятельность. В связи с этим можно сказать, что в первую очередь заинтересованные лица направляют деятельность суда, а не наоборот. Они сами решают, обращаться ли им в суд, если обращаться, то когда именно, кого указать в качестве нарушителя права, каким образом сформулировать элементы иска и т. п. Возбудив судебную деятельность, заинтересованные лица своими волеизъявлениями влияют на дальнейшее движение процесса — развитие, переход из стадии в стадию, а в некоторых случаях и приостановление. Таким образом, суд разрешает гражданские дела лишь постольку, поскольку они переданы на его рассмотрение волеизъявлением заинтересованных лиц и не сняты этими лицами с судебного разбирательства.

В первую очередь российские цивилисты начала прошлого века обращали внимание на такую важную составляющую системы гражданского правосудия как законность. Шершеневич Г. Ф. выделяет такую важную юридическую характеристику закона, как-то, что он представляет общее правило поведения для граждан и по этому признаку отличается от судебного решения, сила которого исчерпывается одним случаем. В качестве юридической нормы закон в материальном смысле отличается от закона в формальном смысле, т. е. распорядительной меры, принимаемой на данный случай, которая, в виду ее важности, проходит законодательный порядок, например, отчуждение государственных имуществ, утверждение бюджета, одобрение займа. Он же отмечает, что по своему содержанию гражданские законы разделяются на:

а) принудительные, предписывающие (в форме повеления или запрещения) непременно известный порядок действия, в) восполнительные, дополняющие волю частных лиц, когда и насколько последние не определили сами своих отношений.

Мейер отмечал, что уклонение или злоумышленный обход принудительного закона влечет за собою:

а) признание юридического действия недействительным (ничтожная сделка);

б) уголовное наказание, при сохранении гражданской силы за совершенным действием.

Важным для дореволюционных юристов представляется вопрос классификации различных областей гражданского права. Так Шершеневич выделяет в нем такие группы как 1) вещное, 2) обязательственное, 3) семейное, 4) наследственное. Первая, вторая и четвертая группы соответствуют различным частям современного Гражданского Кодекса.

С точки зрения научной классификации всем им предшествует общая часть, содержащая положения, общие всем четырем группам. Эта система была общепринята в германской юриспруденции при изложении пандектного и германского права. Здесь же, в Германии, она проникла и в законодательную сферу.

Германская система имеет несомненные преимущества перед римской. В основании римской системы лежит совершенно верная мысль, что все правоотношения возникают и существуют между лицами по поводу вещей, следовательно, система имеет в виду три существенных элемента права: субъект, объект и отношение. Однако римская система страдает важными недостатками, — во-первых, чрезмерной общностью, ослабляющей само значение классификации, а, во-вторых, педагогическими неудобствами, в виду полного отсутствия постепенности в раскрытии правовых начал, невозможности последовательно переходить от простых к сложным нормам.

Субъекты и объекты по германской системе, как и некоторые другие, составляющие необходимые условия правоотношений, рассматриваются предварительно в общей части. Далее следуют четыре группы гражданских прав в возрастающей сложности. Самый простой отдел системы составляет право, определяющее отношения одного лица к другим по поводу непосредственного обладания и пользования предметами внешнего мира. Обязательственное право, имеющее своим главным содержанием взаимный обмен вещей и услуг, предполагает уже знакомство с вещным правом, потому что многие договоры направлены к установлению вещного права. Семейное право представляет отношение одного субъекта к другим, не только личное, но и имущественное, следовательно, предполагает знание вещного и обязательственного права. Наконец, наследственное право, основанное на переходе, по случаю смерти лица, прав на имущество, в состав которого входят вещные и обязательственные права, к лицу, которого право наследования вытекает чаще всего из семейственных отношений, предполагает предварительное ознакомление с вещным, обязательственным и семейным правами. Эта постепенность взрастающей сложности, предположение в последующем изложении знакомства с предшествующим, составляет наиболее ценную сторону германской системы.

Проблема несовершенства гражданского законодательства была актуальной в нашей стране во все времена. Так Шершеневич писал, что «общее законодательство для всей страны составляет высшую цель государственной жизни, к которой должна стремиться верховная власть постепенно, не насилуя, однако, народных привычек. В России в настоящее время общие гражданские законы имеют сравнительно небольшую область применения, в виду многочисленности местных, особенных и специальных законов.»

Действие законов в отношении времени начинается не ранее его обнародования. Действие закона продолжается до тех пор, пока он не будет отменен, заменен или изменен новым. Влияние нового закона на существующие юридические отношения выражается в том, что он не имеет обратного действия, и сила его распространяется только на будущее время.

Отечественные цивилисты отмечают, что начало, в силу которого закон не имеет обратной силы, рассчитано на суд, а не на законодателя. Подобное положение, как и вообще всякое иное, с юридической точки зрения не может стеснять верховную власть. Ничто не мешает законодателю постановить, что, уничтожая закон о давности, он вместе с тем не признает права собственности за теми, которые приобрели его до издания закона на этом основании. Такие законы будут несправедливы, нецелесообразны, потому что могут поколебать доверие в оборот, устранить всякую обеспеченность, подорвать уважение к праву, но против юридической силы таких законов говорить нельзя. Сам законодатель, по указанным соображениям не отступит от приведенного принципа законодательной политики без достаточно основательных причин.

Но правило об обратном бессилии закона имеет полное юридическое значение в отношении суда, который безусловно должен им руководствоваться. Это значит, что гражданские права, приобретенные на основании юридических фактов, имевших место до вступления нового закона в силу, не подлежат его действию, и потому суд должен принять в таких случаях старый закон. Так, например, семейные права приобретаются на основании брака, права наследования — на основании смерти наследодателя, права требования — на основании сделки или правонарушения. Если все эти факты произошли до нового закона, то приобретенные на их основании права остаются нерушимыми. Если же факты эти произошли после нового закона, то приобретенные на основании их права подлежат действию нового закона.

Дореволюционные юристы выделяли следующие основные начала гражданского процесса, дошедшие и до наших дней: гласность, устность и письменность. Фойницкий пишет: «Основным началом правильного суда является его гласность. Публичное отправление правосудия — с присутствием в зале судебных заседаний публики, с допущением о них газетных отчетов — содействует ознакомлению общества с формами и способами разрешения процессов, внедряет в сознание слушателей начала права и тем воспитывает правосознание, наконец, вселяет в граждан уверенность, что правда торжествует в государственном суде, а неправда уличается и терпит кару. Однако для того, чтобы гласность правосудия могла открывать свои воспитательные действия, надобно сделать судоговорение по возможности „популярным“, общедоступным. Если бы юстиция, отдалившись от народного понимания, стала изрекать решения, ни для кого не вразумительные, „говорить загадками“, то польза от такой гласности свелась бы к нулю. Вот почему недостаточно провозгласить в назидание публики решение, надо, кроме того, привести основания, „мотивы“. Лишь тогда слушатели узнают не только то, как разрешено дело, но и то, почему оно так разрешено. И следует осудить, как идущий против благотворных последствий гласности, наш судебный обычай — выносить из совещательной комнаты резолюцию без всякой мотивировки. В деле сколько-нибудь сложном, где каждый из тяжущихся приводил в свою пользу солидные доводы, быть может, сумел убедить часть публики, резолюция суда, не снабженная доказательствами своей правильности, бессильна послужить светочем права в темной области смутного правосознания присутствующих граждан, а среди той их половины, которая примкнула к доводам неправой стороны, напротив, будет равнозначащей с решением прямо неправосудным. Суду нужно было разубедить предубежденную публику, а он, даже не попытавшись сделать это, ограничился провозглашением решения, непонятного ни для кого, кроме самих судей. И неудивительно, если слушатели отнесутся к резолюции суда отрицательно, удостоверяясь не в том, что в стране царит правда и справедливость, а в явлении прямо противоположном».

Гласность судопроизводства побуждает и самих судей, и поверенных тяжущихся, относиться к своим обязанностям тщательно и добросовестно, ибо выполнение дела совершается под контролем общественного мнения. «Дайте мне, — говорил Мирабо, — какого хотите судью — пристрастного, корыстолюбивого, даже моего врага, лишь бы только он действовал в виду публики». «Горой стою за гласность суда, — пишет сенатор Боровиковский. — Мало того: не сочувствую обычаю (чуть ли не всесветному) решать дела, не выходя из совещательной комнаты, если нет ни сторон, ни публики. Позволю себе такое сравнение: в церкви молящихся нет, а служба совершается сполна, согласно церковным уставам. Трудно поставить точную разницу между «опущением пустых формальностей» и «халатностью».

В силу начала «состязательности» стороны убеждают суд в правоте каждая своего дела, представляя доказательства, ссылаясь на факты и приводя юридические рассуждения. Это возможно, как устным, так и письменным путем. Завадский, например, выделяет следующие преимущества устного процесса: «Устность, предполагающая присутствие на суде тяжущихся или их поверенных, дает в руки суда легкую возможность задавать сторонам вопросы, чтобы добиться или признания факта, что делает доказательства в его пользу излишними и сокращает или упрощает разбирательство дела, или его разъяснения и освещения, или, наконец, отрицания, снабжающего суд правом приступить к поверке доказываний противника. Словесный порядок разбора, с обменом возражений между тяжущимися сторонами, создает пред глазами суда спор — этот лучший способ для уяснения и усвоения судьями всех данных по делу, как это признано всеми процессуальными законодательствами. Притом спор и состязание протекает в его наиболее удобоусвояемой для суда постановке: спор устный, представляющий вниманию всю картину дела в красочности живого, горячего слова, исчерпывающий все вопросы во время прений, ибо всех должны будут, влекомые личным интересом, коснуться противники в целях нападения или защиты. Если же суд вмешается в эту словесную борьбу, руководя прениями и их направляя, не дозволяя им отклониться в сторону от главного предмета спора, умеряя излишний пыл спорящих и пресекая вольные или невольные злоупотребления, задавая наводящие и разъясняющие вопросы, то все выгодные стороны состязания будут использованы правосудием в еще большей степени.

Фойницкий считает, что: «В свою очередь, и письменное начало имеет свои высоко полезные стороны: прежде всего для того, чтобы подготовить правильный спор. Чтобы спорить во всеоружии фактов, доказательств и юридической логики, надо заранее ознакомиться с требованиями противника, обстоятельствами, которые он приводит, и ссылками на закон, которыми он пользуется. Для этих целей процесс заставляет тяжущихся обменяться предварительно так называемыми „состязательными бумагами“, из которых первой со стороны истца и является исковое прошение. А так как эти бумаги (по нашему уставу их полагается не более двух от каждого тяжущегося) обязательно проходят через руки суда, то своевременное ознакомление с ними позволяет подготовиться к спору судье, чтобы руководить прениями с толком и задавать вопросы, действительно способствующие выяснению истины. Это же изучение бумаг даст члену-докладчику (в коллегиальном суде) возможность сделать перед заседанием доклад, чтобы выяснить сущность предстоящих прений остальным судьям и, может быть, даже самим тяжущимся. Кроме того, письменная форма наиболее содействует закреплению процессуального материала: требований истца в прошении, апеллятора и кассатора в жалобе; рассуждений суда в постановленном решении и т. д. Если бы все сохранялось только в памяти лиц — судей и тяжущихся, — то был бы возможен спор о содержании этих важнейших процессуальных моментов: бумага предотвращает всякое здесь сомнение. Кроме того, в известные акты суда — в протокол — заносится вкратце все, что было сказано и сделано при разборе и для разбора дела как тяжущимися, так и судом: речи сторон, допрос свидетелей, весь последовательный ход судебной процедуры. Если бы стороны находили в действиях судей ошибки, отступления от законного порядка и т. д., то могли бы опираться на факты, занесенные в протокол, и не зависеть всякий раз от воспоминаний или забывчивости судей, на которых подаются ими жалобы.»

Наше современное гражданское процессуальное законодательство ввело процессы с преобладанием письменного начала, если не в смысле совершенного недопущения устности, то в смысле допустимости исключительно письменных доказательств. Это сделано было в видах ускорения суда по тем делам, которые по свойству имеющихся в них доказательств со стороны истца представляются почти бесспорными": до такой степени были бы безнадежны возражения ответчика.

Развитие гражданского процессуального законодательства показало несостоятельность концепций, в соответствии с которой предлагалось выделять самостоятельный принцип процессуальной активности суда либо принцип активной помощи в защите права со стороны государства в лице суда, прокуратуры и иных компетентных органов).

Разумеется, суд, прокуратура, а также государственные (муниципальные) органы в отдельных ситуациях могут влиять на ход гражданского процесса. Тем не менее главной движущей пружиной возникновения и развития гражданского судопроизводства является инициатива субъективно заинтересованных в исходе дела лиц. А в условиях рыночной экономики значение принципа диспозитивности в гражданском судопроизводстве неизбежно возрастает.

Все дореволюционные цивилисты выделяли принцип состязательности при отправлении правосудия. Нельзя не коснуться и проблемы о существовании в системе его принципов принципа объективной (судебной) истины.

Здесь мнения дореволюционных юристов разделяются. Авторы некоторых монографических работ пытаются доказать, что «суд не устанавливает истину по гражданским делам». Однако более взвешенной представляется мнение, согласно которому установление истины как конечная цель гражданского судопроизводства остается неизменной. Только имея в виду необходимость установления действительных обстоятельств гражданских дел, закон устанавливает такую достаточно сложную, трудоемкую и дорогостоящую процедуру как гражданское судопроизводство. Если согласиться с тем, что установления истины как цели процесса более не существует, то соответственно нужно было бы отказаться и от гражданского судопроизводства как установленного процессуальным законом порядка рассмотрения и разрешения гражданских дел. По-видимому, такой вывод следовало бы признать абсурдным.

Думается, что и по ныне действующему законодательству установление истины как цель гражданского судопроизводства остается неизменной. В то же время существенно изменились методы установления истины в суде. Законодатель справедливо отказался от превалирующей роли суда в установлении истины по делу, когда гражданское судопроизводство по ряду моментов являлось состязательным лишь формально, а по существу во многом носило ярко выраженный следственный характер. В современном процессе состязательность судопроизводства в ее исконном и подлинном, а не политизированном смысле слова должна стать основным инструментом установления истины в правосудии.

Современные условия требуют от судей принципиально нового подхода к осуществлению правосудия по гражданским делам, глубоких знаний материального и процессуального права. Только при этих условиях суд сможет организовывать и проводить подлинно объективные, состязательные, равноправные для сторон процессы, используя для этого новые и достаточно эффективные средства, закрепленные в новейшем гражданском процессуальном законодательстве.

2. Взгляды русских юристов конца XIX - начала XX в. на систему гражданского судопроизводства

2.1 Устройство и развитие судебной системы

Действия суда в современном гражданском процессе в значительной степени детерминируются лицами, участвующими в деле, также в ходе представления и исследования доказательств, заявления ходатайств, высказывания мнений по поводу ходатайств других участников процесса и т. д. Разумеется, суд как орган государства не связан полностью волеизъявлениями сторон и может в определенных ситуациях отклонять их. Необходимость в реализации подобных полномочий встречается сравнительно редко. Однако сам факт их существования свидетельствует о сочетании диспозитивного и императивного начал в механизме гражданского процессуального регулирования.

Разумеется, суд выносит постановления, имеющие властный характер. Вместе с тем властность предписаний гражданских процессуальных актов имеет свои пределы. Роль диспозитивного начала в гражданском судопроизводстве настолько велика, что стороны практически в любой момент односторонним либо согласованным совместным волеизъявлением в состоянии аннулировать судебный акт либо ликвидировать его действие. Так, отказ от иска или заключение мирового соглашения в суде кассационной либо надзорной инстанции является основанием к отмене состоявшихся судебных постановлений и прекращению производства по делу. В случае отказа взыскателя от взыскания либо заключения взыскателем и должником мирового соглашения прекращается исполнительное производство.

Властеотношение предполагает наличие двух его сторон — повелевающей и подчиненной, субъекта и адресата команды. Между тем суд по гражданским делам существует лишь потому, что у граждан и иных субъектов права есть социальные потребности в правосудии. И суд призван эти потребности удовлетворять. Таким образом, при рассмотрении и разрешении гражданских дел суд выступает в первую очередь не как «командующий», а как обслуживающий орган. «Командовать» все ему приходится лишь постольку, поскольку это необходимо для разрешения конкретного гражданского дела.