Герменевтическая юриспруденция: четыре тренда

Перейдем к рассмотрению непосредственно вариантов герменевтической юриспруденции.

Теория Фридриха Карла фон Савиньи (1779−1861). Во многом следуя Ф. Шлейермахеру, Савиньи рассматривал четыре типа интепретации: грамматическую, анализирующую смысл слов и предложений; систематическую, дающую понимание данного закона исходя из горизонта всех законов как единого целого; историческую, делающую акцент на том, что уже было и что имеет место в настоящем в сфере права; телеологическую, выявляющую смысл и цель рассматриваемого закона и их следствия.

Теоретическая разработка

Теория К. фон Савиньи. В качестве герменевта Савиньи полагал, что право каждого народа складывается постепенно, концентрируя в себе смыслы истории данного народа. В результате он стал ярчайшим, вторым после Г. Гуго, представителем исторической школы права.

Теория Эмилио Бетти (1890−1968). Э. Бетти — итальянец, но он прекрасно владел немецким языком. Возможно, это обстоятельство способствовало его герменевтическим штудиям. Его теория изложена в книге с характерным названием «Герменевтика как общая методика наук о духе»^[1]. Он явно демонстрирует свою принадлежность к лагерю сторонников философии В. Дильтея.

Теоретическая разработка. Четыре канона интерпретации Э. Бетти

• 1. Канон открытия — в интерпретируемом объекте необходимо открыть то, что в него вложено человеческим духом.
• 2. Канон когерентности — текст должен быть понят как единство его частей, а каждая его часть имеет смысл не иначе, как в соотношении с целым.
• 3. Канон актуальности — нельзя требовать от интерпретатора приостановки его субъективности.
• 4. Канон консонанса — понимание возможно лишь при конгениальности людей. Тот, кто желает понять другого, должен отказаться от своих предрассудков в его пользу. В результате открывается дорога к высотам моральности.

Перечисленные четыре канона (критерия) Бетти считал главными при понимании права, в частности статуса юридического закона. Закон будет понят нами в случае, если мы намерения тех людей, которые его установили, будем способны признать своими собственными.

Следует отметить, что в философской литературе часто представляют герменевтику В. Дильтея как нечто устаревшее в свете новаций Гадамера. Но за пределами философии, в частности в юриспруденции, она все еще пользуется поддержкой. Многим импонирует постановка вопроса интерпретации как соотношения «субъект — объект», в котором объекту, в рассматриваемом случае это юридический закон, приписывается духовное содержание. Чаще всего сторонников линии Дильтея обвиняют в психологизме.

Теория Артура Кауфмана (1923−2001). Кауфману удалось представить герменевтико-юридический проект в довольно выверенном виде^[2]. Он распространил философский проект Гадамера на юриспруденцию. В ее границах возникает острая потребность в понимании коллизии между субъектом и объектом. Встаньте на сторону субъекта, в таком случае будет ослаблен объект. Можно встать на сторону объекта — но тогда умаляется роль субъекта. Дело доходит до того, что субъекта вообще исключают из анализа. Это имеет место, в частности, в аналитической юриспруденции. Юридическая аргументация при этом сводится к подведению рассматриваемого случая под общий закон. Судья перестает быть творческой личностью. А между тем закон в своем первоначальном виде представляет собой абстракцию. Конкретная ситуация выступает как сырой материал, нуждающийся в истолковании, которое может состояться лишь в случае, если реализуется отношение между субъектом и объектом. Закон и содеянное должны пониматься не как субстанции, а в качестве отношений.

Возможно ли такое? Да, возможно, если в качестве заинтересованного лица судья настроен на контакт с теми людьми, с которыми он намерен взаимодействовать. В этом состоит так называемое предпонимание, которое является условием успешной работы судьи. Сама же эта деятельность реализуется как диалог, как налаживание интерсубъективных отношений, как герменевтический круг, соединяющий язык и ту вещь, которая подразумевается им. Эта интерсубъективность как раз и является тем объективным, которое интересует юриста. Право объективно не потому, что оно не зависит от людей, а постольку, поскольку в нем нет их, в том числе судей, произвола.

Теории Роберта Алекси (р. 1945) и Юргена Хабермаса (р. 1929). Алекси полагает, что дискурсивная этика Хабермаса соответствует запросам юриспруденции. Но при этом, разумеется, должны быть учтены особенности юриспруденции^[3]. Ю. Хабермас рассматривает исключительно процедурные аспекты дискурса. Но в юриспруденции дискурс всегда ограничен некоторыми условиями, например существующими законами.

Теоретическая разработка

Теория Р. Алекси. Правомерность существующего права должна устанавливаться в процессе хорошо налаженного общественного дискурса. Благоразумное решение должно быть обосновано с учетом имеющихся условий (тезис особого случая). Так как нормы права часто противоречат друг другу, то их следует регулировать посредством некоторых принципов.

Обратимся теперь к рассмотрению актуального для юриспруденции вопроса о ее соотносительности с этикой. Критическая герменевтика широковещательно выступает от имени дискурсивной этики. Возможно, герменевты способны внести ясность в обсуждаемый вопрос. Это попытался сделать Ю. Хабермас в книге «Фактуальность и значимость»^[4]. Он считает, что право и мораль одновременно дифференцировались из традиционной нравственности. Соглашаясь с различением естественного и позитивного права, он полагает, что «правопорядок может быть законным лишь в случае, если он не противоречит моральным принципам. Позитивному праву в обосновании его легитимности предписано соотноситься с моралью»^[5]. Однако подчиненность позитивного права морали не следует понимать упрощенно. Мораль в качестве культурного компонента не учитывает особенности основных прав людей, поэтому они не являются всего лишь проявлением морали.

Теоретическая разработка. Четыре принципа правового государства, по Ю. Хабермасу

• 1. Принцип народного суверенитета.
• 2. Принцип правовой защиты граждан.
• 3. Принцип управления в соответствии с законами.
• 4. Принцип отделения гражданского общества от государства^[6].

Итак, Ю. Хабермас проводит определенную субординацию между моралью и правом в пользу первого, но старается это делать в мягкой форме. На наш взгляд, он непоследователен по крайней мере в трех отношениях. Во-первых, Хабермас ограничивается рассмотрением морали вообще. Он не уделяет должного внимания специфике юридической морали. Метанаучный подход явно чужд ему. Во-вторых, Хабермас ставит мораль выше этики, ибо только в ней реализуется интерсубъективность. Он стремится рассуждать от имени не науки, а культуры. Но такое противопоставление неуместно, ибо подобно всему остальному, а культура находит свое рафинированное осмысление лишь в науке. В-третьих, Хабермас не одну сотню страниц своих произведений посвятил этике ответственности. Казалось бы, он должен поставить во главу угла принцип ответственности. Но этого не случилось. А между тем, как представляется, такой ход мысли представляет значительный интерес.

Полемика вокруг герменевтической юриспруденции. Несмотря на набирающий темп сближение аналитической и герменевтической юриспруденции, между их сторонниками нет согласия. Герменевты убеждены, что аналитики погрязли в позитивизме, что приводит к явной недооценке человеческого начала. Аналитики же полагают, что герменевтам не удается в ясной форме представить юриспруденцию в качестве науки. В этой связи представляются достойными упоминания аргументы Дж. Стельмаха, довольно компетентного относительно герменевтической юриспруденции автора. Он заканчивает свою обзорную статью следующими семью критическими замечаниями^[7], которые мы сопровождаем соответствующими комментариями.

• 1. Не существует универсального определения герменевтики. В результате злоупотребляли концептом «герменевтика» при использовании его для описания и оценки различных философий аналитического, структурного и аргументативного типов. Стельмах во многом прав. Герменевты действительно всегда недооценивали содержание, например аналитической юриспруденции. Но делали они это не в силу неопределенности концепта «герменевтика», а в результате недостаточной компетентности относительно критикуемых систем.
• 2. Аналогичное положение дел имеет место при характеристике ключевых для герменевтики концептов понимания, предпонимания, герменевтического круга, которые неодинаково интерпретируются в различных герменевтических системах. На наш взгляд, это замечание в свете плюрализма, господствующего в любой области знания, в частности в аналитической юриспруденции, бьет мимо цели.
• 3. В конечном счете невозможно установить статус герменевтики: является ли она методом или онтологией понимания, а, может быть, соединением того и другого. И на этот раз Стельмах не точен в оценке герменевтической юриспруденции. Вопреки утверждениям Гадамера любая философская система включает метод. Поэтому вполне резонно считать, что в качестве онтологии понимания герменевтика включает соответствующий метод.
• 4. Принимая, что понимание является формой познания, невозможно установить ее форму: то ли она непосредственна, то ли имеет опосредованный характер. Это замечание достойно поддержки. Герменевты часто оставляют читателей своих произведений в неведении относительно специфических концептов соответствующей теории, в данном случае юриспруденции.
• 5. Принимая, что понимание является формой интуиции, остается непонятной ее природа, является ли она психологической, аналитической или же феноменологической. Сомнения Стельмаха напрасны. Герменевтика как форма познания имеет исключительно герменевтический, а не какой-либо другой характер. К тому же следует учитывать, что современные герменевты, как правило, не являются интуитивистами.
• 6. Не совсем ясен тезис об универсальном характере герменевтики. Впрочем, очевидно, что герменевтика используется в гуманитарных науках. И на этот раз Стельмах во многом прав. Герменевты, с одной стороны, настаивают на универсальности их метода. С другой — позиционируют его как метод гуманитарных наук. В результате они противоречат сами по себе. Явно недостаточно учитываются не только единство естествознания и обществоведения, но и их различие.
• 7. В конечном счете неясность содержания герменевтики приводит к ее игнорированию, ибо неизвестны ее границы. Трудно согласиться с этим заключительным замечанием Стельмаха. Вряд ли есть основания считать, что труды А. Кауфмана, Р. Алекси, Ю. Хабермаса представителями аналитической философии всего лишь игнорируются.

Выводы

• 1. Герменевтическая юриспруденция состоялась. Ею успешно руководствуются многие юристы, особенно в континентальной части Европы.
• 2. Главный ее недостаток состоит в игнорировании метанаучного подхода. Герменевты слишком часто стремятся обойтись чисто философским инструментарием там, где требуется основательный учет особенностей и проблемных аспектов юриспруденции. В результате их подход перегружен процедурными моментами в ущерб содержательным.
• 3. Герменевтическая юриспруденция обладает статусом юридического направления. Она состоит из целого ряда теорий.

• [1] См.: Betti Е. Die Hermeneutik als allgemeine Methodik der Geisteswissenschaften. Tübingen: Mohr, 1962.
• [2] См.: Kaufmann А. Rechtsphilosophie. München: Beck, 1997.
• [3] См.: Alexy R. Theorie der juristischen Argumentation. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1996.
• [4] См.: Habermas J. Faktizität und Geltung. Ftankfurt am Main: Suhrkamp, 1992.
• [5] Ibid. C. 137.
• [6] Cm.: Ibid. C. 209−215.
• [7] См.: Stelmach J. Hermeneutical legal theory. URL: ivr-enc.info/index. php? title= Hermeneutical_legal_theory/.