Маркс, марксизм и Восток

Учение Маркса сегодня не заслуживает того, чтобы излагать его в подробностях. Это остается делом специалистов. Но коечто должны знать все, ибо указанная доктрина внесла свою более чем весомую долю в то, что сыграло решающую роль в судьбах нашей многострадальной страны. Занимаясь политэкономическим анализом современного ему западноевропейского общества, Маркс в середине XIX столетия пришел к выводу, что капитализм как социально-экономический строй запутался в противоречиях и должен погибнуть. А так как сам себя он уничтожать, естественно, не захочет, то это должен сделать его «могильщик» — пролетариат, который с помощью силы («насилие — повивальная бабка истории») обязан в огне революции ликвидировать капиталистов. Именно так и только таким образом пролетариат мог и должен был освободить человечество, открыв перед ним двери свободы (прежде всего экономической, т. е. свободы от эксплуатации со стороны частного собственника, капиталиста) и светлого будущего. В учении Маркса светлое будущее было названо социализмом, а суть его была определена опять-таки через посредство социальноэкономических, политэкономических категорий. Это должно было быть общество без классов и без эксплуатации человека человеком, без рынка и частных собственников.

Рынок, собственники, эксплуатация, капитализм — все эти понятия взаимосвязаны в политэкономической системе марксизма и жестко осуждены им. Альтернативой было общество без них — социализм. Но на вопрос, что такое социализм, Маркс четкого ответа не дал, полагая, что будущее покажет.

Главное — начать. Важно заметить: марксизм строил все свои схемы и выводы на основе анализа западноевропейского капитализма, и в конце жизни Маркс видел, что история Западной Европы в XIX в. шла совсем не в том направлении, как-то предсказывалось марксизмом. Неудивительно, что последователи Маркса, его ближайшие ученики, такие как Э. Бернштейн и К. Каутский, выбрали иной, социал-демократический путь, который в XX в. сыграл свою позитивную роль в реформировании капитализма образца XIX столетия.

Иначе сложилась судьба Восточной Европы. Несколько отставая в развитии и жадно внимая передовым учениям Запада, Восточная Европа, и прежде всего Россия, легко заимствовала в конце XIX в. марксизм. В России, которая исстари была более восточной, нежели европейской страной, марксизм нашел себе новую родину по ряду причин.

Страна была в состоянии острого внутреннего кризиса, и все искали выход из него, в поисках которого лучшие умы привычно тянулись к Западу. Наиболее радикальной и детально разработанной доктриной революционного спасения был марксизм. Конечно, он не был рассчитан на отсталую крестьянскую страну, где капитализм как следует еще не сложился. Но зато здесь в годы Первой мировой войны создавались условия, способствовавшие массовым протестным движениям. Марксисты считали, что можно рассчитывать на помощь Европы. Важно начать, а там будет видно, ведь не русскую революцию делать надо — марксизм учит делать мировую революцию. С этими исходными идеями и взялись за дело русские марксисты, становившиеся все более радикальными по мере углубления кризиса в стране на рубеже XIX—XX вв.

Ленин и большевики успешно реализовали свои установки в октябре 1917 г., после чего под лозунгами марксистского социализма, диктатуры пролетариата, экспроприации экспроприаторов, вселенского насилия и классовой борьбы во имя торжества утопических идей равенства и справедливости («грабь награбленное!») было начато кровавое побоище в нищей и отсталой стране. Что было дальше, хорошо известно. Мировой революции не получилось. Сталин взялся осуществлять социализм в одной отдельно взятой стране. Что такое социализм, никто толком не знал. Кроме красивых слов о свободе и светлом будущем, об отсутствии классов и частных собственников-эксплуататоров и о грядущем отмирании государства, которое будет заменено некими самоуправляющимися ассоциациями свободных производителей, в теории об этом ничего не говорилось. Ясно было, что классы следует уничтожить, собственность ликвидировать, а вместе с ней и рынок. Со свободой в переходный период диктатуры и насилия следовало, естественно, повременить — нужно было сначала уничтожить всех несогласных. Об отмирании государства и его органов принуждения и насилия тоже говорить не приходилось: кто же будет уничтожать врагов и заставлять остальных работать?! Что же касается самоуправляющихся ассоциаций производителей, то от них остались рабочие отряды в городе и деревне, иногда с фиктивным самоуправлением, но всегда и под реальным руководством партийно-государственного аппарата власти, находящегося под командой партии «нового типа». Так завершилось революционное преобразование общества по-марксистски.

Некоторые подчас видят в сталинизме упрощение и искажение истинного, будто бы гуманного марксизма. Что ж, благими намерениями, как говорится, вымощена дорога в ад. Можно попытаться свалить вину за неудачу в строительстве светлого социалистического будущего на тех, кто плохо строил. Но так ли это на самом деле? Разве не по заветам революционеров Маркса и Ленина строил свою империю Сталин? И разве только его крутой нрав и жестокость виновны в том, что вместо светлого будущего был построен ГУЛАГ? Ведь история не одних лишь стран Восточной Европы, силой вынужденных стать на советский путь развития, но и тех стран, где советских войск не было, таких как Китай, Вьетнам, Камбоджа или Куба, подтвердила то обстоятельство, что общество, построенное в духе теории марксизма, обречено стать ГУЛАГом. Так в чем же просчет теоретиков?

Когда Маркс, занимаясь политэкономическим анализом западно-европейского капитализма, вплотную столкнулся с проблемой истоков и предшествовавших капитализму исторических типов общества, он не мог не обратить внимания на Восток. С Востоком он был знаком мало и плохо, в основном из вторых-третьих рук. Он изучал труды таких авторов, как Бернье, был знаком с философской оценкой Востока Гегелем.

Соответственно Восток вставал перед его глазами как нечто совсем непохожее на Европу, даже как бы противостоящее ей. Разница между тем и другим бросалась в глаза, и вопрос был лишь в том, как ее интерпретировать.

" В общих чертах, — писал Маркс в предисловии к «К критике политической экономии», — азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации"^[1].

Перед нами ряд способов производства, где «азиатский» занимает нижнюю ступень. При этом существенно оговориться, что имеется в виду не древневосточное общество, но именно Восток как нечто цельное, включая и существовавшие в XIX в. государства, будь то Индия, Китай или Османская империя, не говоря уже о других, более мелких. Что же такое в этой доктрине «азиатский способ производства» и вообще «азиатский» Восток?

Сразу скажем, что к Азии в собственном смысле слова это определение отношения не имеет. Речь не о географии, а о природе типичной восточной общины, которая справедливо рассматривалась как определяющая структуру в целом, макроструктуру государства. Другими словами, основа восточной структуры — полное поглощение личности на начально-первобытном уровне коллективом, позже властью и, главное, отсутствие личности как некоей самоценной индивидуальной целостности со всеми ее внутренними потенциями и особенностями. Но коль скоро так, справедливо делается вывод, что не может быть и речи о собственности европейского типа на Востоке, где отдельный человек «никогда не становится собственником, а является только владельцем», потому что он — «раб того, в ком олицетворено единое начало общины»^[2]. Отсюда и вывод: отсутствие частной собственности — «ключ к восточному небу»^[3]. И соответственно, как на то обратил внимание еще Гегель, наиболее существенной характеристикой восточного общества может считаться «поголовное рабство» там^[4].

Итак, Маркс вполне адекватно оценил особенности классической восточной структуры. Показательно, что он, столь неравнодушный к классовом анализу, ни разу не употреблял понятие «класс» применительно к Востоку, включая и современный ему Восток. Там, где нет частной собственности, нет и не может быть места классам и классовым антагонизмам — так можно понять это умолчание. Правда, точнее было бы сказать, что частная собственность на Востоке совершенно не идентична буржуазной, ибо ничем не гарантирована и в любой момент может быть экспроприирована властью, не говоря уже о том, что приносимый ею доход не может быть обращен в капитал, приносящий проценты. Но это сравнительная мелочь для теории. Тем более, что о частном владении и о социальных антагонизмах, скажем, в Индии, Маркс писал немало и охотно. Однако если, согласно марксизму, — не класс, не частные собственники, то кто?

" Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты. При таких обстоятельствах отношение зависимости может иметь политически и экономически не более суровую форму, чем та, которая характеризует положение всех подданных по отношению к этому государству. Государство здесь — верховный собственник земли. Суверенитет здесь — земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей" .

В этой пространной цитате мысль выражена наиболее четко. Вставший над восточными общинами правитель и обслуживающий его аппарат власти, т. е. государство, — это не только символ коллектива, но и реальная власть, причем власть, основанная на верховной собственности государя и государства.

Заключая эту мысль, стоит еще раз обратить внимание читателя на то, что, согласно теории марксизма, в условиях отсутствия частной собственности на передний план выходит государство как верховный собственник и высший суверен, т. е. как высшая абсолютная власть над подданными. Государство в этом случае становится деспотией, правитель — восточным деспотом, а подданные оказываются в состоянии поголовного рабства (все рабы, каждый — раб перед лицом вышестоящего). Такое государство не выражает интересов господствующего класса собственников, ибо нет ни собственников, ни этих самых классов. Государство стоит над обществом, подавляя его собой.

Обо всех этих идеях я напомнил в связи с «азиатским» обществом и соответствующим способом производства не только потому, что сам на протяжении ряда десятилетий стремился именно эту идею отличного от западного государственного способа производства противопоставить вульгарной схеме истматовских формаций (противопоставить марксизм истмату, тогда было единственной возможностью избежать повторения вульгаризованной истматовской схемы). Гораздо существеннее отметить, что сам Маркс хорошо понимал, что такое традиционный Восток, и, более того, видел, что альтернативой античному и буржуазному частному собственнику в истории человеческих обществ всегда было жестокое деспотическое государство. Но коль скоро так, то почему же он не принял этот вывод во внимание, когда конструировал общество светлого будущего? Справедливости ради надо напомнить, что теория предполагала отмирание государства. Но ведь социальная революция шла под знаком диктатуры пролетариата — а что это, если не государство, да еще какое?! Быть может, сам теоретик рассчитывал на разум передовых пролетариев, которые, использовав рычаг диктатуры, сразу же ее демонтируют, потому что осознают, какой роковой силой в их руках оказывается это самое государство? Увы, об этом он, даже если и думал так, нигде не написал. Да и не учитывал он того, что столь желанная им революция и соответственно диктатура будут реализованы там, где капитализма еще почти не было и где хотя бы только поэтому враждебных передовому пролетариату классов окажется столько, что для их уничтожения необходимо будет сохранить диктатуру надолго. На такое продолжительное время, что диктатура успеет институционализироваться и сделаться основой обновленной и резко ужесточенной восточной структурой власти-собственности задолго до того, как кто-либо всерьез станет говорить об отмирании государства, армии и прочих орудий принуждения и насилия. Словом, ситуация достаточно ясна.

• [1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. С. 7.
• [2] Там же. Т. 46. Ч. 1. С. 482.
• [3] Там же. Т. 28. С. 215, 221.
• [4] Маркс КЭнгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. 4.1. С. 485.