Сложность социальной информации

Вероятно, в качестве наиболее часто выдвигаемого препятствия на пути к истинной науке о поведении человеческих групп фигурирует сложность самого ее предмета. Группы людей с их невероятной чувствительностью к материальным и социальным стимулам и с их многочисленными особенностями культуры, психологии и темперамента, обусловливающими их поведение, представляются настолько сложными и запутанными, что ум человека оказывается в замешательстве при попытке понять порядок, связь и закон в поведении социальной группы.

Вот как представил Стюарт Чейз то, что видит человек, пролетающий на самолете над Северной Америкой: «Он видит лишь фермы, леса, шахты, железные и шоссейные дороги, реки, каналы, линии передач; фабрики, склады, магазины, школы, библиотеки, театры, гольфклубы и дома; и поведение примерно ста миллионов мужчин, женщин, детей во всех перечисленных местах. Мужчин, которые копают, пашут, заводят двигатели, балансируют на стальных балках, красят вывески и дорожные знаки, сверлят металл, занимаются упаковкой, управляют грузовыми автомобилями, склоняются над рабочими столами, говорят по телефону, впихивают людей в двери поезда надземной железной дороги, ловят рыбу в открытом море, борются с лесными пожарами, качают нефть из нефтяных скважин, читают газеты, пронзительно кричат на спортивных матчах, спят, едят, занимаются любовью, ходят в церковь, танцуют, плавают, карабкаются на горы, шагают в полосатых робах по тюремным коридорам. Женщин, следящих за веретеном, детьми, кухонной плитой, играющих в маджонг [старинная китайская игра. — Пер.], пьющих чай, курящих. Детей, реагирующих на школьный звонок, вертящихся на партах, мчащихся по игровой площадке, работающих на хлопкопрядильных фабриках, беспокойно мечущихся в лихорадке Гигантский конгломерат человеческой деятельности»^[1].

Разумно ли надеяться, что человеческий ум сможет когда-нибудь обнаружить в этом хаосе порядок и свести этот запуганный круговорот волн человеческого муравейника к абсолютно точным научным законам? На чем может основываться подобный оптимизм?

Во-первых, фактом является то, что во всей этой сложности даже случайный наблюдатель обнаруживает тем не менее определенные структуры последовательности и порядок в многообразной деятельности любой социальной группы. Ее поведение ни в коем случае не является бессистемным, беспорядочным и не поддающимся прогнозированию. Напротив, если взять группу, в которую входим мы сами или которую хорошо знаем, то мы обнаружим, что ее поведение, как правило, характеризуется высокой степенью упорядоченности, шаблонности и предсказуемости. При определенных заданных условиях обнаруживается, что мы в состоянии предсказать с высокой степенью точности, как группа будет действовать. Мы обнаружим, что она имеет тенденцию делать определенные веши в определенное время, например, есть, спать, ходить в церковь. Она имеет тенденцию носить определенную одежду в определенных обстоятельствах. По сути дела, как наша собственная деятельность, так и социальная организация в целом базируются на этой тенденции социальной группы вести себя определенным образом в определенных обстоятельствах.

Выясняется поэтому, что мы способны достаточно точно оценивать и прогнозировать будущее поведение людей и социальных групп. Таким образом, поведение, наблюдаемое с самолета, хотя оно и может казаться сложным, в действительности не хаотично, в чем мы убеждаемся даже после незначительного его изучения. Оно хаотично, беспорядочно, «бессмысленно» только для поверхностного наблюдателя. Чем больше мы его изучаем, тем более упорядоченным и предсказуемым это поведение оказывается. Чем иным является научный закон, если не кратким описанием того, как ведут себя явления при определенных обстоятельствах? Это не только возможно, но и практически осуществлялось более или менее систематически с момента появления человеческого общества. Все, к чему стремится социология — это изменить данную практику как произвольную процедуру, сделав ее объективной, более точной и позволяющей получать подтверждение.

Тот факт, что безнадежная сложность и хаос социального поведения имеют тенденцию исчезать при более тщательном изучении, возможно, выявляет реальную природу сложности, обычно рассматриваемую как непреодолимое препятствие на пути создания точной социальной науки. Любая ситуация или поведение явлений сложны, если мы их не понимаем. Сложность всегда зависит от нашего понимания или знания данного поведения. Для ребенка, который еще не научился ходить или говорить, перемещение и разговор старших представляются поведением невероятной сложности. Сложность не может быть определена в абсолютных или объективных характеристиках. Это субъективная оценка степени приспособления к какой-либо ситуации. Иными словами, сложность человеческого общества является в значительной степени функцией нашего незнания.

Верно, что в одних ситуациях число переменных больше, чем в других, и эта сложность может быть содержательно определена для каждых данных условий. Однако определение какой-либо ситуации само есть акт дискриминации в отношении упорядочивающих методик, которыми мы располагаем. Короче говоря, сложности природы изучаются как посредством упрощения ситуаций, так и посредством разработки методик, позволяющих анализировать все возрастающее количество переменных. Зрелость науки определяется тем уровнем, которого она достигла в одном из двух, либо в обоих названных отношениях. Если ряд проблем физики сегодня имеют меньше переменных, чем ряд проблем социологии, то это объясняется тем, что физики сочли желательным проявить скромность, ограничив количество поставленных перед собой проблем. Они довольствовались возможностью терпеливо трудиться над рядом небольших, но взаимосвязанных проблем. И их совместные усилия увенчались созданием величественного синтеза физической науки в целом. Ученые в области социальных наук склонны скорее не к скрупулезному изучению ограниченного числа проблем, а к использованию грандиозных историко-философских методов.

• [1] Chase S. The Tragedy of Waste. Macmillan, 1930. P. 17, 18. Целесообразно упомянуть, что физики столь же сильно поражены сложностью предмета своих исследований. Так, сэрЭрнст Резерфорд в своем президентском послании Британской Ассоциации развития науки (1924) заметил: «Когда размышляешь над чрезвычайной сложностью строения электрона, поражает то, что в кажущейся мешанине передвижений удалось обнаружить какой-то порядок» (цит. по: Buckley Н. A Short History of Physics. Van Nostrand, 1928. P. 254).