ИСТОРИЯ ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКОЙ мысли В XVIII-XXI вв

Развитие приемов работы с историческими источниками в XVIII — начале XIX в.

Формирование источниковедения как научной дисциплины связано с процессом выработки принципов работы с источниками и складыванием отдельных приемов и методов в стройную систему Начало этого процесса относится ко второй четверти XVIII в. и представлено именами В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова, Г. Ф. Миллера, А. Л. Шлецера. Говорить же о научной дисциплине можно в том случае, когда определены объект и предмет исследований, разработана методология и развит понятийно-категориальный аппарат. Поэтому превращение источниковедения в самостоятельную научную дисциплину происходит гораздо позже — в последней трети XIX в.

Интерес к отражению исторических событий возник в глубокой древности и был связан с устной народной традицией, а затем с летописанием. Летописцы в ходе своей работы привлекали довольно широкий круг источников: произведения устного народного творчества, погодные записи, жития, международные договоры и др. События обычно освещались в рамках хронологической канвы. В период русского Средневековья сама форма летописного погодного изложения не позволяла развиться критическому отношению к источникам. Лишь иногда летописцы проверяли точность дат или согласовывали встречающиеся в источниках противоречия. Чаще они сами редактировали текст, исходя из современной им политической ситуации, отдавали приоритет одним источникам перед другими, прибегали к прямым фальсификациям. Более критичное отношение к источникам проявилось в исторических сочинениях второй половины XVI в. Это была иная форма освещения исторических событий, нежели в летописях. Создаются произведения, посвященные конкретной теме: «Синопсис» и «Скифская история» А. И. Лызлова (XVII в.), «Ядро Российской истории» А. И. Манкисва (XVIII в.). Авторы стремятся к расширению круга используемых источников, делают первые попытки обнаружить связи между излагаемыми событиями.

Навыки работы с источниками накапливались и в ходе практической работы по собиранию и хранению документов в великокняжеских канцеляриях, позже — в архивах приказов, местных органов управления, монастырей и т. д.

Немалое количество поддельных и подложных документов способствовало развитию методов по установлению подлинности и достоверности свидетельств. Вырабатывались приемы обнаружения подчисток и подправок, анализа почерка, печатей. Но данного рода работа в основном касалась так называемых внешних признаков источников. Об анализе содержания документов с целью установления их подлинности и достоверности говорить еще очень рано.

В XVIII — первой половине XIX в. в России происходили заметные перемены во всех сферах общественной жизни. Возникли новые задачи и перед историческими исследованиями, развитие которых было невозможно без надежной источниковедческой базы. Историки стали уделять особое внимание выявлению и собиранию исторических источников.

А. П. Пронштейн в своем исследовании «Источниковедение в России: период феодализма» (1989) выделяет пять основных этапов в развитии методов изучения исторических источников в указанный период и олицетворяет их с деятельностью выдающихся отечественных ученых.

Первый этап связан с именем В. И. Татищева.

Второй представлен трудами ученых середины XVIII в., прежде всего М. В. Ломоносова и Г. Ф. Миллера.

Третий этап сформировали труды историков конца XVIII — начала XIX в.: М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, А. Л. Шлецера, Н. М. Карамзина.

Четвертый этап охватил первую треть XIX в. и отражен в работах представителей двух направлений: скептической школы во главе с М. Т. Каченовским и охранителей во главе с М. П. Погодиным.

Пятый отождествлен с исследовательской деятельностью историков середины XIX в. — Н. В. Калачова и Н. И. Надеждина.

Василий Никитич Татищев (1686−1750)', не будучи профессиональным историком, впервые поставил задачу создания обобщающего труда по истории. Для этого, по его мнению, необходимо было иметь солидную базу исторических свидетельств. Можно сказать, что В. Н. Татищев положил начало собиранию источников в научных целях. Он выявил более 300 документов, открыв целый ряд новых свидетельств.

В. Н. Татищев первым из русских историков понял, что ученый должен не просто пересказывать собранный материал, но и владеть «наукой критики». Под этим понятием он имел в виду не только проверку достоверности фактов, что уже делали его предшественники, но прежде всего выяснение надежности известия в целом. Критерием надежности исторического свидетельства, по его мнению, являлись достоверность сообщаемых фактов и их происхождение.

¹ В. Н. Татищев был активным участником реформаторской деятельности петровского правительства, выступавшим на военном, дипломатическом и административном поприщах. Он принадлежал к аристократическому роду смоленских князей. В 18 лет поступил на военную службу и принял участие во вторичной осаде и взятии Нарвы, в Полтавской баталии и в Прутском походе. В начале административной и дипломатической службы Татищев работал под руководством одного из самых образованных соратников Петра Великого — Я. В. Брюса. В 1719 г. по рекомендации Брюса Петр I определил его «к сочинению обстоятельной российской географии с ландкартами». Составляя план этого большого груда, Василий Никитич пришел к выводу о необходимости серьезно заняться древней русской историей. В 1720—1721 и 1734−1737 гг. Татищев возглавлял горнозаводскую промышленность Урала. В 1741—1745 гг. был астраханским губернатором. После чего переехал в свое родное поместье Болдино под Москвой. Здесь он продолжил свои научные изыскания и провел последние годы жизни.

В. Н. Татищеву принадлежит первый в отечественной науке опыт систематизации изучаемых документов. Им были выделены следующие группы источников:

• 1) общие, или генеральные (летопись Нестора, «Степенная книга», хронографы, «Синопсис»);
• 2) топографии, или местные летописи (Московская, Новгородская, Псковская, сборник муромский о Петре и Февронии);
• 3) дипломатические грамоты из казанских, сибирских, астраханских и других архивов;
• 4) частные («Хождение митрополита Пимена в Константинополь», «Жизнь царя Ивана Грозного», «Временник Ивана Тимофеева», «Сказание Авраамия Палицына», «Скифская история» А. Лызлова).

Далее В. Н. Татищев предложил все свидетельства распределить по степени достоверности содержащихся в них сведений с учетом авторства документа:

• • автор — участник описываемого события;
• • создатель документа — современник события;
• • историк писал позже, но на основе документов современников или участников;
• • автор — соотечественник, хорошо знающий язык, а нс иностранец.

Подходя к историческим сведениям с точки зрения их достоверности, В. И. Татищев отдавал предпочтение более древним из них. С меньшим доверием, чем к известиям отечественного происхождения, историк относился к сочинениям иностранных авторов. Совсем не доверял В. Н. Татищев встречавшимся в древнерусских письменных памятниках «суевериям» и «баснословиям», противоречившим здравому смыслу. Таким образом он высказал свое отношение к произведениям устного народного творчества, хотя признавал возможность их использования для освещения ранних периодов истории.

Данные опыты ученого пока рано определять термином «классификация исторических источников», так как это понятие еще не было введено в научную практику историков. Но значение рассмотренных аналитических процедур велико именно в связи с развитием методов изучения документов, которые служили основанием научных изысканий.

Изучая исторические документы, В. Н. Татищев обратил внимание на необходимость перевода дат и мер на современные системы счета, уточнения по действующим картам названий и местоположений географических пунктов, а также знания родословий и понимания древних терминов.

В. Н. Татищев подготовил к печати ряд важных законодательных источников, например Русскую Правду и Судебник 1550 г., снабдив их комментариями.

Создавая свой основной труд-«Историю Российскую», В. Н. Татищев стремился объединить всю массу бывших в его распоряжении известий. Отдельные сообщения ученый связывал между собой в соответствии с понимаемой им логикой исторических событий.

По мнению А. П. Пронштейна, В. Н. Татищев заложил основы научного источниковедения в России.

Основы критического отношения к историческим источникам, заложенные В. Н. Татищевым, получили дальнейшее развитие в середине XVIII в. в трудах Михаила Васильевича Ломоносова (1711−1765)^[1] и Герарда Фридриха Миллера (1705—1783)^[2].

Как и В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов считал, что исторические труды должны базироваться в первую очередь на исторических известиях и сочинениях авторов, живших в описываемое время. Главным историческим свидетельством по истории Древней Руси он называл летописи, и прежде всего труд Нестора. В своих научных изысканиях М. В. Ломоносов, как и другие современные ему авторы, привлекал данные языка. Лингвистические доказательства были им использованы, например, для критики норманнской теории происхождения русского народа.

Главным критерием в определении достоверности исторических сведений для него было рационалистическое объяснение, то есть здравый смысл. Используя летописи, сочинения древних и позднейших авторов, данные устного народного творчества, языка, ученый считал факт доказанным, если наблюдения о нем совпадали в нескольких свидетельствах. При наличии же расхождений он нс выяснял причины, которые могли быть связаны с социальным заказом, стремлением авторов представить события в определенном свете, а отбирал те источники, которые представлялись ему достоверными с точки зрения здравого смысла.

Современник М. В. Ломоносова Г. Ф. Миллер вложил огромный труд в собирание исторических известий, в том числе по истории Сибири. На основе изучения сибирских летописей ученый составил схему сибирского летописания, главные положения которой длительное время сохраняли свое научное значение. Г. Ф. Миллеру принадлежит заслуга в издании ряда важнейших исторических документов, таких как «Степенная книга», Судебник Ивана IV, письма Петра I к Шереметьеву, «Описание земли Камчатки» С. П. Крашенинникова и др. Им был выдвинут принцип издания «по лучшему списку», который получил признание в археографии XIX в.

Создавая свои исторические сочинения, Г. Ф. Миллер опирался на летописи. Он считал наиболее достоверными те из них, которые были созданы в древности, и с недоверием относился к текстам, вписанным позже, например на вклеенных листах, относительно которых историк пришел к выводу о более позднем, чем основной текст, происхождении. К преданиям и легендам Г. Ф. Миллер, как и М. В. Ломоносов, относился с позиций здравого смысла, старался дать им рационалистическое толкование.

При написании «Истории Сибири» ученый использовал актовые документы как иллюстрацию к летописным известиям, а также для уточнения и дополнения летописных сообщений. Актовый материал он считал вполне достоверным и лишь в отдельных случаях подвергал его проверке с точки зрения вероятности описываемого события.

Дворянскую просветительную историческую мысль второй половины XVIII в. представляет общественный деятель, историк и публицист Михаил Михайлович Щербатов (1733−1790)^[3]. Ученый на протяжении всей жизни твердо стоял на рационалистических и прагматических позициях, отвергая стремление толковать исторические события волей божественного провидения. Ход истории он объяснял действиями выдающихся исторических личностей, поступки которых обусловлены господствующими идеями, нравами и обычаями.

Как и историки первой половины XVIII в., М. М. Щербатов в своих исследованиях широко привлекал летописный материал, хотя отмечал, что по истории Древней Руси сохранилось мало достоверных сведений, в том числе по причине суеверий русских летописцев. Ученый стал первым издателем таких важных летописных известий, как «Царственная книга» и «Царственный летописец».

Помимо летописей М. М. Щербатов использовал и другие повествовательные свидетельства — как русские, так и иностранные. Из наблюдений иноязычного происхождения ученый более всего ценил сочинения древних авторов, содержащие отсутствующие в летописях сведения. Что же касается записок иностранцев более позднего времени, то, как и М. В. Ломоносов, историк доверял им меньше, чем сведениям русского происхождения. М. М. Щербатов значительно шире и полнее, чем его предшественники, привлекал актовый материал, а также занимался его изданием и разработкой приемов публикаций. Однако он считал, что акты и грамоты могут использоваться главным образом в качестве иллюстрации фактов и событий, указанных в летописях.

Определенное место в исследованиях М. М. Щербатова принадлежало произведениям фольклора. Их он рассматривал как наиболее раннюю форму освещения событий прошлого и признавал возможным использовать при освещении древнейших периодов, от которых других свидетельств нс осталось. Но как рационалист М. М. Щербатов решительно отвергал явные выдумки и стремился найти в преданиях рациональное зерно. При этом он руководствовался критерием здравого смысла, который был главным подходом в оценке исторических сведений у историков XVIII столетия.

Подход другого представителя дворянской историографии второй половины XVIII в., Ивана Никитича Болтина (1735—1792)^[4], к задачам изучения исторического материала во многом определялся его общим взглядом на движение истории. Последнее, по его мнению, являлось результатом влияния различных факторов, в том числе сущности человеческой природы и естественных условий жизни человека. Отсюда следовала необходимость отличать в свидетельствах вероятное от невероятного и находить в истории общее и особенное. Для этого, по мнению И. Н. Болтина, надо прежде всего уметь отбирать необходимые исторические известия («припасы»), нс обольщаясь их количеством, и тщательно их изучать. Болтин отличался критичностью в подходе к историческим свидетельствам и более точно (чем, например, Щербатов) толковал термины древних памятников.

Известные ему памятники и документальные материалы ученый распределил на группы, показав достоинства и недостатки каждой из них. На первое место он ставил летописи, особенно древнейшую из них — летопись Нестора, не исключая, однако, что ей предшествовали и более древние летописные записи, которые не сохранились.

Большое значение И. Н. Болтин придавал законодательным документам. Их появление он связывал с состоянием нравов населения и выделял несколько этапов в развитии русского законодательства (древний период, период Русской Правды, период становления в стране единодержавия, период Уложения 1649 г.).

Пользовался ученый и картографическими материалами, считая географические данные очень важными для исследователя, так как история и география, по его утверждению, тесно связаны.

Высказывался И. Н. Болтин также за привлечение известий иностранного происхождения (историков и летописцев) в целях сравнительного анализа их и русских свидетельств.

К произведениям фольклора историк обращался лишь в редких случаях — только тогда, когда они говорили о народных поверьях и преданиях. В целом же он, будучи рационалистом, исключал их из ряда достоверных сведений.

И. И. Болтин определил три этапа в изучении исторических известий, которые предшествуют собственно историческому изложению:

• • первый — отобрать материалы, заслуживающие доверия, сличить летописные списки с целью исправления погрешностей и выявления первоначального текста;
• • второй — уяснить смысл текста, правильно его понять, раскрыв точный смысл устаревших слов;
• • третий — исторические сведения и наблюдения пополнить данными географического характера.

Главными критериями в правильном отборе и оценке свидетельств И. И. Болтин считал их вероятность с точки зрения «здравого рассудка» и совпадение с другими наблюдениями, иногда старался также учесть «пристрастия» их авторов. С позиции достоверности исторических свидетельств ученый предлагал делить их на «истинные», «сумнительные», «вероподобные», «невероятные» и «ложные».

«Критические примечания генерал-майора Болтина на второй том Истории князя Щербатова» имели важное научное значение, поскольку способствовали развитию углубленного анализа источников и становлению вспомогательных исторических дисциплин.

Представитель немецкого просветительства Август Людвиг Шлецер (1735−1809)^[5], проживший в России несколько лет в 60-е годы XVIII в., большую часть жизни посвятил изучению русских летописей как главного источника по истории Древней Руси. Он стал одним из основоположников славистики в Германии.

Немецким ученым были подготовлены к печати и опубликованы важнейшие исторические источники: первый том Никоновской летописи, Русская Правда по Академическому списку, Судебник 1550 г.

Но его вклад в русскую историографию определяется прежде всего источниковедческим анализом Повести временных лет. Это был первый в русской исторической науке источниковедческий труд — «Нестор».

А. Л. Шлецер начал критический анализ древних летописей со сравнения двенадцати напечатанных и девяти неопубликованных списков. Ученый собрал сведения о биографии Нестора, считая его первым русским летописцем, и о Киево-Печерском монастыре, в котором тот работал.

Основываясь на достижениях современной ему текстологической критики, А. Л. Шлецер обосновал три критических подхода к исследованию исторических источников:

• • во-первых, восстановить по имеющимся спискам первоначальный текст, который не дошел до исследователя, — малая критика;
• • во-вторых, правильно понять исторический источник — грамматическое и историческое толкование текста;
• • в-третьих, выяснить достоверности сведений — высшая критика, основанная на здравом смысле.

Ученый исходил из того, что древнейшая русская летопись была создана в начале XII в. монахом Нестором, однако сохранилась лишь в позднейших (не ранее XIV в.) списках, сильно искаженных переписчиками. Поэтому он предлагал прежде всего восстановить первоначальный текст летописи (идея создать «очищенного» Нестора), а затем истолковать непонятные по причине их древности или искажений при переписке слова и термины и путем проверки убедиться в достоверности приводимых в ней фактов. Как рационалист и прагматик, он ко всем летописным известиям подходил в первую очередь с позиций здравого смысла, используя также метод сопоставления сообщений летописца с показаниями других источников.

Разработанные А. Л. Шлецером приемы критики были шагом вперед в развитии источниковедения, к ним обращались историки XIX в.

В 1818 г. вышли в свет восемь, а затем еще четыре тома «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина (1766—1826)^[6], вызвавшие шумный успех у публики и серьезный резонанс в научных кругах.

Н. М. Карамзин полагал, что при написании истории следует опираться на возможно более полную источниковую базу. В этом отношении он находился в гораздо более благоприятных условиях, чем его предшественники. К началу XIX в. многие документы были опубликованы, российские архивы приведены в определенный порядок, историка снабжали документами археографы и коллекционеры (П. М. Строев, К. Ф. Калайдович, П. М. Румянцев, А. И. Мусин-Пушкин и др.).

Поэтому при создании «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин располагал более значительным числом документов, чем его предшественники. Ученый использовал 40 русских летописей, в то время как М. М. Щербатов — только 21. Благодаря «Истории…» в научный оборот были введены летописные известия, памятники древнерусского права, художественной литературы, такие как: Ипатьевский летописный свод, «Кормчая книга» и церковные уставы, Новгородская Судная грамота, Судебник Ивана III, «Стоглав», недавно открытое «Слово о полку Игореве», «Вопросы Кирика» и др. Расширяя вслед за М. М. Щербатовым использование иностранных сведений, Н. М. Карамзин и в этой области привлек немало новых свидетельств: например, Плано Карпини, Контарини, Гсрберштсйна, записки иностранцев о Смутном времени.

Н. М. Карамзин был убежден в том, что исторический труд необходимо основывать на критике исторических источников. Поэтому, как и историки XVIII в., важнейшей задачей исследователя он считал установление по источникам достоверных и точных фактов. Писатель проверял и уточнял каждый факт, упоминаемый в свидетельствах. Его методы проверки достоверности были традиционными, идущими из XVIII в.: критика содержания источника с позиций здравого смысла. Но рассуждениям Н. М. Карамзина, в отличие от его предшественников, свойственны психологизм и большая глубина. Устанавливая достоверность, он также применял метод сопоставления показаний различных источников.

В понятие критики источников ученый вслед за А. Л. Шлецером, который был для него авторитетом, включал две задачи — восстановление первоначального текста («очищение» источника) и истолкование текста. Однако решая вторую из указанных задач, Н. М. Карамзин отказывается от простой интерпретации терминов на основе словотворчества, которыми были заполнены сочинения историков XVIII в. Его понимание содержания источников основано на более глубоком, чем у предшественников, знании реальной жизни изучаемой эпохи. При истолковании отдельных терминов он нередко прибегал к сравнению их употребления в разных документах, пользовался данными лингвистики, хронологии, исторической географии.

К «Истории» Н. М. Карамзина приложены обстоятельные примечания, содержащие выписки из многочисленных документов, в том числе тех, которые погибли позже при пожаре Москвы 1812 г. и, таким образом, сохранились только в «Истории». Примечания настолько обширны, что в некоторых томах превышают объем основного текста. Они представляют собой выдержки из исторических источников, содержащих сведения об описываемых событиях. Но Н. М. Карамзин не ограничивался здесь только воспроизведением свидетельств. Примечания демонстрируют углубленную критическую работу историка над документальным материалом. Однако се результаты не нашли отражения в тексте повествования об исторических событиях, где для ученого наиболее важным оказалось раскрытие внутреннего содержания явлений, а не критика источников.

В целом сочинения И. М. Карамзина способствовали дальнейшему развитию источниковедения в русской исторической науке. Ими была создана основа для установления нового этапа в развитии научной критики исторических источников и возникновения источниковедения как самостоятельной отрасли научных знаний.

Таким образом, во второй половине XVIII — начале XIX в. была заложена традиция отношения к историческим источникам как к самостоятельным объектам исследования. Это проявлялось в стремлении ученых разработать принципы критического подхода в изучении исторических известий и публикации документов.

В 20−40-с гг. XIX в. в русской исторической науке появилось новое, критическое направление, которое развивалось в полемике с «Историей государства Российского» Н. М. Карамзина. С одной стороны, этот труд оценивался как высшее достижение отечественной историографии XVIII—XIX вв. С другой — критике подвергались мировоззренческие основы его концепции, понимание задач и предмета исторических явлений, трактовка отдельных явлений русской истории и отношение к историческому источнику. С критикой исторической концепции Н. М. Карамзина выступили такие ученые, как И. Ф. Г. Эверс, Н. А. Полевой, Н. Г. Устрялов.

М. Т. Каченовский в рамках нового направления выразил мысль о необходимости более глубокого изучения источникового материала. М. П. Погодин, которого сегодня рассматривают как представителя именно критического, а не охранительного направления, как было принято в советской историографии, в полемике с М. Т. Каченовским доказывал возможности позитивного критического подхода к источникам.

С именем профессора Московского университета Михаила Трофимовича Каченовского (1775—1842)^[7] в отечественной историографии связано понятие скептической школы, в центре внимания которой и оказалась критика исторических источников.

Под влиянием новых философских идей (прежде всего Ф. Шеллинга, Г. В. Ф. Гегеля) в отечественных исторических исследованиях начинает складываться представление о развитии народов по определенным законам и ведется поиск этих законов. Исходя из представления об «органическом развитии общества», скептики отказались от взгляда на историю как на набор мало связанных друг с другом фактов. Они считали, что историки должны прослеживать место каждого явления в цепи исторических событий, сравнивая его со сходными процессами в других странах, особенно славянских, и критически оценивая существующие известия и свидетельства.

По этой причине представители скептической школы призывали покончить с доверительным отношением к источникам, свойственным их предшественникам, в том числе Н. М. Карамзину. Принимая понятия о высшей и низшей критике, разработанные А. Л. Шлецером, они критиковали немецкого ученого, который не ставил задачи сопоставления показаний источников с ходом исторических событий и обстоятельствами места и времени их появления. Скептики значительно расширили задачи высшей критики по сравнению со старыми подходами. Она, по их мнению, должна исходить из общих представлений об эпохе, основываясь на понимании историком законов развития общества, и отвергать те показания источника, которые противоречат «духу времени».

Анализ исторических источников они предлагали проводить с точки зрения трех видов критики: дипломатической, исторической, археологической. Дипломатика должна служить для отличия подложных документов от достоверных на основе анализа официальных признаков достоверности (подписей, печатей и т. п.). Но когда с помощью дипломатики установить подделку не удается, следует прибегать к исторической критике, к помощи фактов, которые связаны между собой причинами и следствиями. Третьей задачей ученый считал археологическую критику, к которой он относил объяснения отдельных слов, терминов, имен, народных званий, должностей, обычаев, поверий и т. д.

Таким образом, если А. Л. Шлецер с помощью низшей и высшей критики стремился решить вопрос, какие части источника возникли позже, чем сам памятник, то есть были кем-то дописаны, а потом исключить их, то М. Т. Каченовский с помощью названных трех видов критики пытался прояснить вопрос о подлинности и достоверности источника в целом.

Разработанные М. Т. Каченовским методы критического анализа скептики применили к изучению важнейших источников по истории Древней Руси Х-ХП вв. Главным для них было раскрытие внутреннего содержания памятников в отношении к реальным условиям развития общественного строя Руси и стран Западной Европы. Однако такой подход не дал положительных результатов, так как представления скептиков об уровне развития Древней Руси были ошибочными.

М. Т. Каченовский исходил из того, что каждый народ имеет свой «баснословный период», подобный младенческому возрасту человека, когда знания о прошлом сохраняются в устных рассказах, мифах и преданиях, часто в преувеличенном виде, и данное обстоятельство требует от историка особого критического подхода, чтобы отделить вымысел от действительно произошедших событий. Критический анализ летописей и древнейших законодательных памятников привел ученого и его учеников к заключению, что датировать древнейшие русские памятники можно лишь XIII—XIV вв., а отсутствие их в IX—XII вв. делает всю историю Древней Руси недостоверной и баснословной.

Так, например, М. Т. Каченовский, подвергнув критическому анализу текст Русской Правды, старался связать его с общими условиями жизни Новгорода и окружающих его земель. Но на оценке этого памятника сказалось неверное представление о низком уровне хозяйственной, политической и культурной жизни Новгорода в начале XI в., когда Русь только приняла христианство и обрела письменность. Эта точка зрения нс позволила историку объективно оценить все факты и привела к ошибочному выводу о том, что Русская Правда не могла возникнуть в начале XI в., а была заимствована из германского права не ранее середины XIII в.

Метод проверки показаний источников с точки зрения соответствия их «духу времени» вступал у скептиков в противоречие с неверным взглядом на историческую эпоху, к которой относились изучаемые свидетельства. По их мнению, в XI — начале XII в. Русь только вышла из варварского состояния и поэтому не могла иметь таких литературных шедевров, как летописи или «Слово о полку Игореве», детально разработанных законодательных памятников. Вместе с тем подвергалась сомнению и достоверность всей древней русской истории, какой она изображалась в этих исторических текстах.

Заключения скептиков о древнейших русских памятниках и русской истории IX—XIV вв. были несостоятельны и отвергались современниками. Но, несмотря на ошибочность и наивность многих суждений, скептическая школа имела определенные достоинства. Проверка исторического факта историческим законом, забота об углубленном критическом отношении к источнику являются большой заслугой М. Т. Каченовского и его учеников и вкладом в становление методов источниковедческого анализа.

Формирование исторических воззрений и научного метода Михаила Петровича Погодина (1800−1875)^[8] происходило в середине 20-х гг. XIX в. В это время он разделял взгляды представителей скептической школы. Однако уже в начале 30-х гг., отмежевавшись от них, объявил себя последователем А. Л. Шлецера и Н. М. Карамзина.

Предметом исторических исследований вместо политической истории М. П. Погодин определял «дух народа», явления прежде всего личные, бытовые, религиозные, художественные. Историк считал важным исследовать все, даже самые незначительные происшествия и их причины, «ловить звуки».

Ученый был убежден в тождестве законов естественного и духовного мира, один из первых в отечественной исторической науке предположил, что историк может в своих изысканиях использовать приемы, разработанные другими научными дисциплинами.

Свой метод исследований М. П. Погодин называл математическим и считал его универсальным для работы со всеми видами источников. Этот подход состоял в выявлении всех источников, относящихся к теме исследования, установлении их подлинности, происхождения и достоверности и суммировании их свидетельств по изучаемому вопросу.

Так, например, ученый ставит перед собой задачу выяснить роль великого князя как представителя верховной власти. Для этого прежде всего он выбирает из летописи вес упоминания по этому вопросу. Их оказывается 37. Затем распределяет их по конкретным случаям и устанавливает, что князь владел племенами (3 случая), брал с них дань (10 случаев), в том числе с Новгорода (1), раздавал города (2), сажал в них своих «мужей» (2), строил крепости (2), собирал войско (2), управлял (1), судил и наказывал (2) и т. д. Тем же математическим способом историк рассматривал положение бояр, вопрос о значении денег и роль языческих верований в Древней Руси. Такая методика исследования исторических источников исключала возможность широких историко-философских обобщений, направляя внимание ученого на разработку частных проблем.

Под влиянием критики со стороны К. Д. Кавелина, И. Е. Забелина и И. В. Киреевского М. П. Погодин внес коррективы в понимание своего метода и признал возможность его применения лишь на начальной стадии исследования.

Возражая представителям скептической школы, историк именно математическим методом пытался доказать достоверность древней русской истории, а следовательно, и сообщаемых летописями сведений. В отличие от А. Л. Шлецера, старавшегося воссоздать «очищенного» Нестора, М. П. Погодин выдвинул задачу поиска источников, которыми пользовался каждый летописец, и добился определенных результатов в ее решении.

Наиболее значительным после летописей источником по истории Древней Руси М. П. Погодин считал Русскую Правду. На основе изучения Краткой и Пространной Правды М. П. Погодин предложил схему развития древнерусского законодательства X—XIII вв., от Правды Ярослава к Правде Ярославичей и затем к Пространной Правде. Данная периодизация долго сохраняла свое научное значение, являясь важным вкладом в источниковедение законодательного памятника.

К числу важных источников исторических знаний М. П. Погодин причислял данные лингвистики. К древнейшим памятникам языка он относил названия рек, озер, отдельных мест. При использовании данных лингвистики как источника историк следовал за Н. М. Карамзиным и далеко опередил в этом отношении ученых XVIII в.

В исследовательской деятельности М. П. Погодина можно выделить несколько значительных достижений, которые оказали влияние на становление отечественного источниковедения. Историк одним из первых обратил внимание на возможность использования в исторических исследованиях методов естественных наук и необходимость развития вспомогательных исторических дисциплин. Он скрупулезно занимался собиранием и публикацией исторических источников. Положительное значение имела его полемика с М. Т. Каченовским о древнейших русских памятниках.

В середине XIX в. отмечено появление значительного числа трудов, в которых специально разрабатывались вопросы работы с историческими источниками.

Образцом источниковедческого исследования такого рода является опубликованный в 1846 г. труд Николаи Васильевича Калачова (1819−1885)'° о Русской Правде, которую он рассматривал^[9]

в связи с развитием права в стране в целом. Ему принадлежит одна из первых попыток дать периодизацию русского законодательства, в основе которой лежит учет различий в характере русских юридических документов.

Программа изучения Русской Правды, сформулированная историком, включала в себя следующие разделы:

• 1) полное издание текста памятника по важнейшим спискам с вариантами прочих;
• 2) филологический анализ, дающий объяснение отдельных слов, выражений и оборотов речи;
• 3) юридическое истолкование текста, то есть раскрытие его содержания и сравнение с другими юридическими и неюридическими памятниками;
• 4) публикация «критически очищенного текста»;
• 5) выводы о достоинствах источника с исторической, филологической и философской точек зрения.

Не все пункты этой программы историку удалось осветить в равной степени. Но уже сама разработка такой программы была для своего времени выдающимся явлением, поскольку открывала перспективы источниковедческого изучения документов историкоправового характера.

Николай Иванович Надеждин (1804−1856)" ратовал за философский подход к событиям прошлого и считал, что будущее за «философской историей» России, которой должен предшествовать период критики источников. На профессиональную сцену он вступил^[10]

в период усилившегося интереса к исторической науке и острой полемики между прагматиками и скептиками о принципах, приемах и методах исторической критики.

Н. И. Надеждин значительно расширил круг исторических источников. Что касается летописей, то он показал, что характер русского летописания не был всегда одинаков, а менялся с развитием общества: от начального периода, связанного с Древней Русью, через раздробленность к единодержавию и централизации. Ученый по-новому раскрыл значение произведений устного народного творчества. К фольклору он причислял сказания, сказки, пословицы и песни, утверждая, что от употребления этих источников историческая наука только выиграет, так как это хотя и не серьезное историческое повествование, но и не чистый вымысел. Помимо сказаний и летописей историк признавал важным источником документы, которые он называл дипломатическими, то сеть акты, грамоты и другие бумаги. Он ценил их потому, что они достоверны, но достоверность их, по его мнению, относительна и безусловна лишь в отношении самого факта, а не смысла и духа документа. К числу источников Н. И. Надеждин относил и частные свидетельства — рассказы очевидцев о событиях, в которых его привлекала непосредственная связь рассказчика с происходящим.

Помимо истории Н. И. Надеждин уделял большое внимание изучению исторической географии и исторической этнографии. Эти занятия привели его к заключению о важности историко-географического и топонимического материала как исторических источников. Специальное внимание он уделил раскрытию значения топонимики для историко-географического изучения России и исследования проблем расселения.

Необходимо также отметить классификацию исторических источников, предложенную ученым. Он делил источники на безгласные (вещественные и археологические) и гласные (словесные отголоски минувшего).

Крупной заслугой Н. И. Надеждина является разработка принципов исторической критики.

По мнению ученого, в естественных науках существуют два вида познания: опытное (чувственное) и умозрительное. Но совсем иначе вырабатывается истина в такой науке, как история. Опытное знание здесь достигается путем изучения исторических источников и дополняется умозрением. При этом для исторической критики важно происхождение свидетельств, то есть вопрос в том, имеет ли дело исследователь с источниками намеренными или безнамеренными. В первом случае критике открывается большее поле деятельности, нежели во втором, поскольку на эти сообщения может влиять целый ряд причин, искажающих истину. Во втором же случае нет оснований предполагать умышленный обман со стороны автора.

Принимая традиционное, идущее из XVIII в. деление исторической критики на низшую и высшую, Н. И. Надеждин в то же время считал, что традиционная критика не решает всех стоящих перед историком задач, так как лишь воспроизводит достоверные факты на основе надежных свидетельств. Задачи же исторической критики должны состоять не только в отрицании всего неистинного, но и в утверждении истины. В определенной степени это обеспечивается с помощью низшей и высшей критики источников, которую ученый предложил называть формальной критикой. Но ее следует дополнить критикой факта — реальной критикой. Последняя, по представлению Н. И. Надеждина, предполагает знание и учет:

• • общей природы человеческой личности;
• • этнографических черт каждого народа;
• • влияния времени, когда происходит событие;
• • влияния условий внешнего общения.

Установить истину, по словам ученого, можно лишь при совокупном использовании формальной и реальной критики.

Такой подход к задачам исторической критики свидетельствует о том, что в трудах Н. И. Надеждина научное источниковедение в своем развитии поднялось на новый уровень.

С начала XIX в. из-под пера отечественных историков выходят сочинения, посвященные исследованию отдельных видов и групп исторических источников.

Большой интерес продолжают вызывать русские летописи. В работах Й. Добровского и П. М. Строева высказывается мнение о летописях как о своде бывшего в распоряжении летописцев материала, который они подвергли редакции. И. Д. Беляев, изучив состав и содержание Лаврентьевской летописи, показал, что по своему назначению летописи можно разделить на государственные и частные. М. И. Сухомлинов выделил части, заимствованные русскими летописцами из византийских источников, и сравнил русскую летопись со средневековыми западноевропейскими анналами.

Наряду с летописями постоянным предметом прикладного источниковедения становится законодательство. Особое внимание ученых привлекала к себе Русская Правда (И. Ф. Г. Эверс, Э. С. Тобин, А. Н. Попов, Н. И. Ланге). Благодаря изданию Полного собрания законов Российской империи много исследований было посвящено Уложению 1649 г. (В. Строев, Ф. Мирошкин, К. Кавелин и др.). На основе разработки правовых документов предпринимаются первые опыты создания общей истории русского права. Крупными сочинениями такого рода стали труды К. А. Неволина.

Далеко не во всех национальных научных гуманитарных школах была сформирована самостоятельная дисциплина, объектом изучения которой являются исторические источники. В российской исторической науке уважительное отношение к свидетельствам прошлого, материалам, на основе которых историк строит свои выводы, и понимание того, что они требуют к себе внимательного и глубокого подхода, привело к появлению особой отрасли знаний — источниковедения.

Однако превращение отдельных приемов в работе с историческими источниками в специальную научную дисциплину произошло не сразу. Этот процесс потребовал от историков серьезных интеллектуальных затрат. Главным на этом пути явилось стремление исследователей к установлению надежности сведений, почерпнутых из наблюдений, свидетельств и известий прошлого.

Для дворянских историков-рационалистов XVIII в. главным критерием в определении достоверности исторических сведений был здравый смысл, учитывалась также древность происхождения.

Этому времени принадлежат первые опыты ученых, связанные с характеристикой различных групп исторических источников или, в современной терминологии, их систематизацией. С этой целью учитывались разные критерии: содержание (Татищев), степень пригодности (Щербатов) или достоверности (Болтин). Основными источниками признавались летописи, поскольку взоры исследователей были обращены прежде всего в сторону истории Древней Руси. Вовлекались в научную практику также актовые документы, хронографы, топографические материалы, свидетельства очевидцев.

Важнейшее звено в становлении источниковедения — разработка этапов исторической критики (Болтин и Шлецер). При этом целеполагающими задачами являлись установление первоначального текста и его истолкование на основе методов логического и сравнительного анализа, привлечения данных языка, палеографического изучения и т. д.

Влияние философии на историческую науку сказалось в трудах ученых начала XIX в. Увеличение числа исторических источников, введенных в историческую практику благодаря их упорядочению (в архивах, библиотеках и публикациях), — примета времени. Постепенно в среде историков крепнет понимание того, что историческая критика имеет все основания на самостоятельный научный интерес. Выходят сочинения, посвященные отдельным группам исторических источников. Усиливается внимание к вспомогательным историческим дисциплинам.

Таким образом, на протяжении XVIII — первой половины XIX в. отечественные историки стремились разработать научный подход к изучению исторических источников с целью выявления достоверных фактов для своих конкретно-исторических построений. Это выразилось прежде всего в собирании источников, их публикации, определении принципов и критериев оценки достоверности, развитии этапов научной критики и выявлении характерных черт вовлеченных в научную практику исторических свидетельств с разработкой приемов их исследования.

Источники.

Болтин И. Н. Ответ генерал-майора Болтина на письмо князя Щербатова, сочинителя Российской истории [Электронный ресурс] / И. Н. Болтин. — Град Св. Петра: Императорская Типография, иждивен. И. Глазунова, 1793. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/77 466/.

Болтин И. Н. Примечания на историю древнюю и нынешнюю России Г. Леклерка. Т. 1−2 [Электронный ресурс] / И. Н. Болтин. — [Б. м.]: Типография Горного Училища, 1788. — Т. 1. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/105 322/; - Т. 2. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/ book/116 136/.

Калачов Н. В. Об отношении юридических обычаев к законодательству [Электронный ресурс] / Н. В. Калачов. — [Б. м.]: Типография В. Киршбаума, [Б. г.]. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/70 478/.

Калачов Н. В. Программа разработки начал русского гражданского права по Своду законов с его источниками и по судебным решениям [Электронный ресурс] / Н. В. Калачов. — М.: Университетская типография (Катков и К°), 1868. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/ 60 521/.

Калачов Н. В. Текст Русской Правды на основании четырех списков разных редакций [Электронный ресурс] / Н. В. Калачов. — М.: Типография А. Семена, 1846. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/66 976/.

Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях [Электронный ресурс] / Н. М. Карамзин. — М.: Директ-Медиа, [Б. г.]. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/ 14 486/.

Карамзин Н. М. История государства Российского / Н. М. Карамзин.-Т. 1−12.-М" 2005.

Карамзин Н. М. История государства Российского: репр. воспр. изд. 5-го, выпущ. в 3 кн. с прил. «Ключа» П. М. Строева. — Т. 1−12. — М, 1988;1989.

Карамзин Н. М. История государства Российского. -Т. 1−12 [Электронный ресурс] / И. М. Карамзин. — М.: Директ-Медиа, 2010. — Режим доступа: http://www. bi bl i ос 1 ub. г и/book/.

Каченовский М. Т. О баснословном времени в российской истории / М. Т. Каченовский // Ученые записки Московского университета. — 1833. — Ч. 12.

Каченовский М. Т. Об источниках русской истории / М. Т. Каченовский // Вестник Европы. — 1809. — Т. 43.

Каченовский М. Т. Параллельные места в русской летописи / М. Т. Каченовский // Вестник Европы. — 1809. — Т. 47.

Ломоносов М. В. Древняя Российская История от начала Российского народа до кончины Великого Князя Ярослава Первого, или до 1054 года [Электронный ресурс] / М. В. Ломоносов. — М.: Директ-Медиа, 2010. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/56 667/.

Ломоносов. М. В. Записки по русской истории / М. В. Ломоносов. — М., 2003.

Ломоносов М. В. Записки по русской истории [Электронный ресурс] / М. В. Ломоносов. — М.: Директ-Медиа, [Б. г.]. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/38 829/.

Ломоносов М. В. Избранные труды / М. В. Ломоносов. — М., 1996.

Ломоносов: Краткий энциклопедический словарь / Музей М. В. Ломоносова РАН; ред.-сост. Э. П. Карпеев. — СПб., 2000.

Миллер Г. Ф. Избранные труды / Г. Ф. Миллер. — М., 2006.

Миллер Г. Ф. Известие о дворянах российских [Электронный ресурс] / Г. Ф. Миллер. — СПб.: Типография Рахманинова, 1790. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/98 489/.

Миллер Г. Ф. Исторические сочинения о Малороссии и малороссиянах [Электронный ресурс] / Г. Ф. Миллер. — М.: Университетская типография, 1846. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/98 466/.

Миллер Г. Ф. История Сибири [Электронный ресурс] / Г. Ф. Миллер. — Л.: Издательство Академии наук СССР, 1937. — Т. 1. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/45 195/; - Т. 2. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/45 197/.

Миллер Г. Ф. Материалы для истории Императорской Академии Наук [Электронный ресурс] / Г. Ф. Миллер. — Т. 6. История Академии Наук (1725−1743). — СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1890. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/106 844/.

Миллер Г. Ф. О народах издревле в России обитавших [Электронный ресурс] / Г. Ф. Миллер. — СПб.: [Б. и.], 1773. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/98 468/.

Миллер Г. Ф. Сочинения по истории России: Избранное / Г. Ф. Миллер; сост., статья А. Б. Каменского. — М., 1996.

Михайло Ломоносов. Жизнеописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков. Стихи и проза о нем. — М" 1989.

Надеждин Н. И. Об исторических трудах в России / Н. И. Надеждин // Библиотека для чтения. — СПб., 1837. — Т. 20.

Надеждин Н. И. Об исторической истине и достоверности / Н. И. Надеждин // Библиотека для чтения. — СПб., 1837. — Т. 20.

Погодин М. П. Историко-критические отрывки. Кн. 1 [Электронный ресурс] / М. П. Погодин. — М.: Типография Августа Семена, 1846. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/100 005/.

Погодин М. П. Историко-критические отрывки. Кн. 2 [Электронный ресурс] / М. П. Погодин. — М.: Синодальная типография, 1867. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/100 006/.

Погодин М. П. Источники для удельного периода русской истории [Электронный ресурс] / М. П. Погодин. — Одесса: Городская типография, 1848. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/68 322/.

Погодин М. П. Начертание русской истории [Электронный ресурс] / М. И. Погодин. — М.: Университетская типография, 1837. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/100 008/.

Погодин М. П. Нестор, историческо-критическое рассуждение о начале русских летописей [Электронный ресурс] / М. П. Погодин. — [Б. м.]: Университетская типография, [Б. г.]. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/100 009/.

Татищев В. Н. Избранные труды / В. Н. Татищев; сост., авт. вступ. ст. и коммент. А. Б. Каменский. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.

Татищев В. Н. История Российская / В. Н. Татищев. -М.; Л., 1962— 1968.

Татищев В. Н. Разговор о пользе наук и училищ [Электронный ресурс] / В. Н. Татищев. — М.: Университетская типография (М. Катков), 1887. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/72 666/.

Татищев В. Н. Собрание сочинений: в 8 т. / В. Н. Татищев. — Репринт сизд. 1965;1966 гг.-М., 1994;1996.

Шлецер А. Л. Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке: [в 3 частях] / Сличенныя, переведенныя и объясненныя Августом Лудовиком Шлецером, надворным советником, доктором и профессором Геттингскаго университета и кавалером ордена Св. равноапостольнаго Князя Владимира 4 степени. — СПб., 1809−1819.

Шлецер А. Л. Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера, им самим описанная [Электронный ресурс] / А. Л. Шлецер. — СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1875. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/69 553/.

Щербатов М. М. Избранные труды / М. М. Щербатов. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.

Щербатов М. М. О повреждении нравов в России // М. М. Щербатов. О повреждении нравов в России. А. Радищев. Путешествие [Электронный ресурс]. London: Trubner&Co, 1858. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/70 619/.

Щербатов М. М. Письмо князя Щербатова, сочинителя Российской истории, к одному его приятелю, в оправдание на некоторые скрытые и явные охуления, учиненные его истории от господина генерал-майора Болтина, творца примечаний на историю древней и нынешней России, г. Леклерка [Электронный ресурс] / М. М. Щербатов. — М.: Университетская типография у Н. Новикова, 1789. — Режим доступа: http://www.biblioclub.ru/book/106 063/.

Исследования.

Астраханский В. С. «История Российская» В. Н. Татищева: опыт текстологических, историографических и библиографических изысканий: сб. науч. статей / В. С. Астраханский. — М., 1993.

Бестужев-Рюмин К. Н. Биографии и характеристики (Летописцы России): Татищев, Щлецер, Карамзин, Погодин, Соловьев, Ешевский, Гильфердинг / К. Н. Бестужев-Рюмин. — М., 1997.

Древнерусские письменные источники Х-ХШ вв. — М., 1991.

Историография истории России до 1917 года: в 2 т. — М., 2004.

Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение/ Д. С. Лихачев. — М.; Л., 1947.

Муравьев В. Николай Карамзин / В. Муравьев. — М., 2005.

Нечипоренко Ю. Д. Помощник царям. Жизнь и творения Михаила Ломоносова / Ю. Д. Нечипоренко. — М., 2011.

Павленко Н. И. Древняя русская история до монгольского ига: в 2 т. / Н. И. Павленко. — М., 1999.

Павленко Н. И. Михаил Погодин / Н. И. Павленко. — М., 2003.

Павлова Г. Е. Михаил Васильевич Ломоносов, 1711−1765 / Г. Е. Павлова. — М" 1988.

Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. / М. Д. Приселков. -Л., 1940.

Проиштейн А. П. Источниковедение в России. Период феодализма / А. П. Проиштейн. — Ростов н/Д, 1989.

Смирнов А. Ф. Николай Михайлович Карамзин / А. Ф. Смирнов. — М" 2005.

Советское источниковедение Киевской Руси: Историографический очерк. — Л., 1976.

Фарсобии В. В. Источниковедение и его метод / В. В. Фарсобин. — М" 1983.

Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв.еков / Л. В. Черепнин.-М.; Л., 1948;1950. Ч. 1−2.

Шакинко И. М. В. Н. Татищев / И. М. Шакинко. — М., 1987.

Шанский Д. Н. Из истории русской исторической мысли. И. Н. Болтин / Д. Н. Шанский. — М., 1983.

Шапиро А. Л. Русская историография с древнейших времен до 1917 г./ А. Л. Шапиро.-М" 1993.

Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI—XIII вв. / Я. Н. Щапов. — М., 1978.

Эйдельман Н. Я. Последний летописец / Н. Я. Эйдельман. — М, 1983.

Элерт А. X. Экспедиционные материалы Г. Ф. Миллера как источник по истории Сибири / А. X. Элерт. — Новосибирск, 1990.

Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород / В. Л. Янин. — М., 1977.

• [1] Родился в семье помора в Архангельской губернии. Учился в московскойСлавяно-греко-латинской академии (1731−1735) и учебных заведениях Германии (1736−1741). Адъюнкт физики в Петербургской академии наук (с 1742 г.), профессор химии (с 1745 г.). Инициатор создания Московского университета (1755).
• [2] Историк, археограф, член Петербургской академии наук с 1731 г. Приехалв Россию в 1725 г. С 1725 г. адъюнкт, с 1731 г. профессор истории, в 1728—1730и 1754−1765 гг. конференц-секретарь Академии наук. В 1733—1743 гг. участвовал в экспедиции по изучению Сибири, обследовал и описал архивы более 20 городов. Собрал огромную коллекцию документов. Тридцать восемь фолиантовкопий актового материала, гак называемые «портфели Миллера», не утратилисвоей научной значимости до наших дней. В 1747 г. Миллер окончательно перешел в русское подданство. Почти 60 лет работал в Академии наук.
• [3] Происходил из древнего и богатого княжеского рода. Получил глубокоеи разностороннее домашнее образование. В раннем детстве был записан в гвардейский Семеновский полк. Хорошо знал французский, немецкий, итальянскийязыки. В 1762 г. вышел в отставку в чине капитана. В конце 60-х гг. XVIII в. поступил на государственную службу. Работал в комиссии по составлению Нового Уложения. В 1779 г. стал сенатором. В 1788 г. вышел в отставку в чинедействительного статского советника. Свои взгляды на историю Щербатов выразил и обосновал в «Истории российской от древнейших времен», за которую получил звание историографа и почетного члена Петербургской академии наук (1776). После него осталась библиотека в 50 гыс. томов, множество древних рукописей и собственных сочинений.
• [4] Дворянин, крупный помещик, государственный деятель. Родился в Нижегородской губернии. Получил домашнее образование. С 1779 г. проживал в Петербурге. В 1783 г. правитель личной канцелярии кн. Г. А. Потемкина. Научныеинтересы сформировались в связи с его практической деятельностью и на основе широкого знакомства с научной литературой, в том числе с трудами В. Н. Татищева и французских просветителей. Входил в кружок «Любителей отечественной истории», сгруппировавшийся вокруг А. И. Мусина-Пушкина. Стал оппонентом и критиком М. М. Щербатова.
• [5] Немецкий историк, публицист, статистик. Член Петербургской академии наук с 1765 г. Почетный член Общества истории и древностей российскихс 1804 г. Учился в Виттенбергском и Геттенгенском университетах. По приглашению Г. Ф. Миллера в 1761—1767 гг. работал в России, изучал древнерусскиелетописи. По возвращении в Германию преподавал историю и статистику в Геттенгенском университете.
• [6] Родился в Симбирской губернии, дворянин. С 1784 г. жил в Москве. В 1789—1790 гг. путешествовал за границей. Член Российской академии наук с 1818 г. «Николай сначала учился дома, затем — в Московском пансионе; с 15 летв Петербурге в гвардейском Преображенском полку, в 17 лет выходит в отставку поручиком и живет в Москве. В 23 года оправляется в заграничное странствиеи возвращается оттуда с „Письмами русского путешественника“… Первое их полное издание вышло в свет в 1801 г. Идеология Карамзина была проникнута рационализмом XVIII в. …Во время своего путешествия он посетил страны, гдеформировалась просветительская философия. …Он беседовал с И. Кантом, былгостем философа Лафатера, слушал лекции в Лейпцигском университете. <…>31 октября 1803 г. 37-летний Карамзин Высочайшим указом получает должностьисториографа. <…> Перед ним открываются все архивохранилища и библиотеки. В 1816 г. он приступил к изданию первых 8 томов своей „Истории государства Российского“, которые вышли в свет весной 1818 г.» (Историография истории России до 1917 года: в 2 т. М., 2004. Т. 1. С. 194−198).
• [7] «Из небогатой греческой семьи Качони, переселившейся из Балаклавыв Харьков. Учился в Харьковском коллегиуме, где получил фамилию Каченовский. В 1788 г. поступил в Екатеринославское казачье ополчение урядником. С 1793 г. — канцелярист в Харьковском губернском магистрате, с 1795 г. — сержант Таврического гренадерского полка. В 1801 г. вышел в отставку и поступилбиблиотекарем к А. К. Разумовскому. С 1804 г. сотрудничал в „Вестнике Европы“. С 1805 г. — магистр философии и преподаватель риторики и русского языка в Московском университете, с 1806 г. — доктор философии и изящных наук, с 1808 г. — адъюнкт и правитель канцелярии Разумовского. С 1811 г. — профессортеории изящных искусств и археологии, с 1821 г. — профессор истории, статистики и географии, с 1835 г. — профессор истории и литературы славянских народов, с 1837 г. — ректор Московского университета» (История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. М., 1996. Т. 2. С. 539). Каченовский преподавал риторику и археологию, русскую и всеобщуюисторию, статистику, географию и этнографию, читал историю славянских наречий. Был редактором одного из популярнейших журналов начала XIX в. -«Вестника Европы» (1805−1830). В 1841 г. избран действительным членом Российской Академии наук по отделению русского языка и словесности. Среди учеников Каченовского были К. С. Аксаков, С. М. Соловьев, И. А. Гончаров и др.(см.: Историография истории России до 1917 года: в 2 т. М., 2004. Т. 1. С. 241).
• [8] Русский историк, писатель, журналист и публицист. Академик с 1841 г. Сынкрепостного крестьянина, получившего в 1806 г. вольную. В 1821 г. окончил с золотой медалью словесное отделение Московского университета. В 1826—1844 гг. -профессор Московского университета. В 1827—1830 гг. издавал журнал «Московский вестник», в 1841—1856 гг. — «Москвитянин», в 1867—1868 гг. — политическую и литературную газету «Русский». В 1830−60-е гг. — секретарь и председатель Общества истории и древностей российских при Московском университетеи Общества любителей российской словесности. В течение жизни Погодин собрал обширную коллекцию (ок. 2 тыс.) рукописей XIII—XVIII вв.
• [9] Русский историк, археограф, архивист. Академик с 1883 г. Работал в Петербургской археографической комиссии, был профессором кафедры историирусского законодательства Московского университета в 1848—1852 гг. Участвовал в подготовке реформы 19 февраля 1861 г. и судебной реформы 1864 г. В 1865—1885 гг. возглавлял Московский архив Министерства юстиции. Основатель и первый редактор журнала «Юридический вестник» (1860−1864). Инициатор создания Петербургского археологического института в 1877 г.
• [10] Родился в семье священника. Окончил Московскую духовную академию (1824). В 1831—1835 гг. профессор теории изящных искусств и археологии Московского университета. С 1831 г. издавал журнал «Телескоп» с приложением газеты «Молва», в которых сотрудничал В. Г. Белинский. В 1836 г. «Телескоп» былзакрыт за опубликование «Философического письма» П. Я. Чаадаева, а Надеждинсослан в Усть-Сысольск, затем Вологду (1836−1838), где стал заниматься историко-географическими и историко-этнографическими исследованиями. С 1848 г. Надеждин — председатель Отделения этнографии Русского географического общества, редактор «Географического вестника» и «Этнографического сборника» (1853).