«Божественная комедия» данте алигьери. 
Пролог к возрождению

Вступительный комментарий

Не было бы ничего удивительного, если бы ктонибудь стал утверждать, что его поэма окажется самым прочным делом, какое только Европа совершила до сих пор…

Т. Карлейль. Жизнь и произведения Данте Конец Средневековья в итальянской культуре ознаменован появлением колоссальной фигуры Данте Алигьери (1265—1321) — поэта, философа, политического деятеля. Вместе с тем его творчество — пролог к наступающей эпохе Возрождения. Нам, живущим в переходную эпоху, на собственном опыте понятно, что не бывает так, чтобы в одночасье кончилась одна эпоха и началась другая. Неизбежен период борьбы старого с новым, изживание уходящих традиций и утверждение нарождающихся. Так было и во времена Данте. В его творчестве осуществился критический синтез Средневековья. Данте плодотворно использовал целый ряд достижений средневековой культуры и вместе с тем начал формирование новой этики и эстетики. Переходный период, в который творил Данте, позднее в истории культуры получил название Предвозрождения.

Этот термин обсуждался учеными и утверждался в литературоведении и искусствоведении в 1960—1970;е гг., когда в науке усилился интерес к изучению переходных эстетических явлений в мировом культурном процессе. Тогда же был признан и выделен особо подготовительный по отношению к эпохе Возрождения этап, когда борьба средневековых этических и эстетических установок и формирующихся возрожденческих ориентиров протекала особенно активно. В научной литературе он получил наименование Предвозрождения. Важную роль в формировании этого понятия в отечественной науке сыграли труды М. В. Алпатова, В. Н. Лазарева, И. Н. Голенищева-Кутузова, Б. И. Пуришева, Д. С. Лихачева, А. Ф. Лосева и других. Так, емкую характеристику сущности предвозрожденческих тенденций можно найти в одной из работ Д. С. Лихачева. Подчеркивая то обстоятельство, что Предвозрождение и Возрождение представляют собой разные исторические ступени и что Предвозрождение есть «только начало того движения, которое, созрев, дало в дальнейшем Возрождение», Д. С. Лихачев писал: «Предвозрождение тем и отличается от Возрождения, что оно еще тесно связано с религией. В нем уже сильны еретические течения и антицерковные настроения, пробуждается индивидуализм, изображение божества очеловечивается, все наполняется особым психологизмом, динамикой, рвущей со старым и устремляющейся вперед. Но религия по-прежнему подчиняет себе все стороны культуры»^[1]. В приведенной характеристике отметим наиболее общую и важную черту Предвозрождения: смещение акцента с абстрактных, универсальных построений и сущностей на их единичное и индивидуальное воплощение. Подчеркнем также универсальный характер Предвозрождения, захватывающего как идеологическую и философскую сферу (проявилось во всех ведущих философских и религиозных течениях времени: у Фомы Аквинского, Бонавентуры, Иоанна Дунса Скотта и др.), так и разные области искусства (в живописи яркий образец предвозрожденческих тенденций находим у Джотто). Таким образом, творчество Данте органично включается в русло общих сдвигов в философии и культуре Европы XIII—XIV вв., и в то же время оно представляет собой вершинное явление этого периода.

Существенный импульс к возникновению новых явлений в период Предвозрождения был дан также назревающими глубокими социальноэкономическими преобразованиями, генезисом капиталистических отношений. В Италии их становление было самым ранним. Это видно уже на примере Флоренции, родного города Данте, где поэт рос и формировался, начал свое литературное творчество, выступил на политическом поприще, в итоге примкнув к партии белых гвельфов. Уже в самом начале XIII в. Флоренция в борьбе с феодалами отстояла свою независимость и стала свободной коммуной. Ко времени рождения Данте Флоренция была одним из самых больших городов Европы с населением около 100 тыс. жителей. В 1293 г. была принята демократическая конституция «Установления правосудия». В городе процветали ремесла и торговля. В ремесленных цехах Флоренции зарождалось промышленное производство. Итальянский хронист Дино Компаньи описывал Флоренцию как город густо населенный, где хороший воздух способствует увеличению числа жителей, где горожане благонравны, а жены их хороши собой и нарядны, где процветали многие полезные ремесла, больше чем в других городах Италии. Флорин, золотая монета, имеющая в то время репутацию самой твердой валюты в Европе, уже в своем названии сохранила экономическое значение Флоренции.

Но Флоренция была не только крупным экономическим центром, но также средоточием политической жизни. Здесь решался спор в борьбе между папами и германскими императорами, а затем началось движение за установление независимой от церкви светской власти. Н. Макьявелли это бурление политических страстей в своей «Истории Флоренции» оценивает как явление, свидетельствующее о мощи и крепости города: «На мой взгляд, ничто не свидетельствует о величии нашего города так явно, как раздиравшие его распри, — ведь их было вполне достаточно, чтобы привеС. 181.

сти к гибели даже самое великое и могущественное государство. А между тем наша Флоренция от них словно только росла и росла"^[2]. Повзрослевшему Данте было суждено вовлечься в эту борьбу. Участие Данте в борьбе партий обнаружило политическую страстность его души, горячую заинтересованность в прогрессивных национальных преобразованиях.

О ранних годах Данте нам известно немного. Он родился в знатной, но небогатой семье дворянина Алигьери ди Беллинчоне д’Алигьеро и при рождении получил имя Дуранте, которое впоследствии сократил до Данте и прославил. Его мать умерла, когда ему не исполнилось и двух лет. Дж. Боккаччо, другой знаменитый флориентиец, один из первых творцов «мифа о Данте», в своей биографии поэта излагает знаменательное предание о сне, якобы привидевшемся матери Данте незадолго до рождения сына. Этот сон представлялся как пророчество о поэтической славе и гордой красоте будущего создателя «Божественной комедии»: «Этой благородной даме привиделось, будто она лежит на зеленом лужку под огромным лавровым деревом, а рядом журчит чистейший родник и тут она разрешается сыном, и он, поев ягод, падавших с лавра, и напившись прозрачной ключевой воды, сразу становится взрослым пастырем и старается нарвать листьев с того дерева, ягодами которого утолил голод, и, утомившись, падает на землю, а йотом встает, но он уже не человек, а павлин»^[3].

Во втором браке у отца Данте родились еще сын и две дочери. Данте получил основательное домашнее образование, которое впоследствии продолжил в Болонье, одном из старейших университетов Европы. Его детство и юность пришлись на период относительного затишья в политической жизни Флоренции в связи с тем, что в 1266 г. партия гвельфов окончательно победила партию гибеллинов и пока еще оставалась единой партией.

Ранний период литературной деятельности Данте связан со школой тосканских поэтов, представлявших «новый сладостный стиль». Основателем этой школы был болонский ученый-юрист Гвидо Гвиницелли. В 1260-е гг. он начал формирование этого стиля в поэзии под воздействием традиции провансальских трубадуров, но в своей трактовке «амора» Гвиницелли удалось преодолеть противоречие между религиозной моралью и возвеличиванием любовного чувства за счет ангелизации образа возлюбленной и изображения возвышенного платонического чувства, обогащенного философским началом. Из современников Данте, продолживших традицию школы, выделялся флорентийский поэт Гвидо Кавальканти. Известно, что в 1283 г. он познакомился с сонетом начинающего автора, которого приветил ответным сонетом. Так произошло сближение Г. Кавальканти с Данте, положившее начало их дружбе.

Идеальная концепция любви, обогащенная философским размышлением, нашла свое отражение в «Новой жизни» (1290), первом произведении поэта, созданном у свежей могилы его возлюбленной — Беатриче. Произведение можно рассматривать в традиции исповедальной литературы.

«Новая жизнь» стала первым в истории европейской литературы дневником личной любви, где тема любви в то же время органично связана с темами смерти и литературного творчества. Название произведения, содержащее ключ к нему, одно время вызывало споры. Ряд итальянских исследователей (Бранка, Валлоне) полагали, что речь идет о «необыкновенной жизни» Беатриче. Между тем справедливо утвердилась точка зрения, проводимая у нас Н. Г. Елиной. Она относит название к Данте, к его жизни, преисполненной после встречи с Беатриче нового смысла и значения. Пафос произведения усматривается в возвышающей, облагораживающей силе любви, пробудившей в Данте творческий импульс и веру в свое предназначение.

Концепция любви в «Новой жизни» получила своеобразное композиционное решение. Стихи в ней перемежаются прозой, комментирующей высказанные в сонетах и канцонах чувства, воссоединяющей отдельные поэтические фрагменты в последовательное повествование. Таким приемом смешения поэзии и прозы (прозометрией) до Данте воспользовались немногие авторы. Наиболее известный образец — произведение Боэция (480—520) «Утешение Философией». В повествовании «Новой жизни» легко угадываются формулы «сладостного стиля»: неземное очарование возлюбленной, ее небесная добродетель, порождаемые ею возвышенные и сладостные чувства, облеченные в изысканные слова и утонченные формы философской лирики.

Образ Беатриче с самого начала обретает известную двойственность. С одной стороны, она земная, реально существующая женщина. Спор историков литературы о том, не является ли она плодом вымысла поэта, закончился в пользу существования Беатриче, подтверждающегося документально. О ней известно, что она являлась дочерью флорентийца Фолько Портинари, была отцом выдана замуж за Симоне деи Барди, представителя известного банкирского дома, умерла 9 июня 1290 г. на двадцать пятом году жизни. С другой стороны, она существо необычайное, некое подобие божества. Данте относит к ней слова Гомера: «Она казалась дочерью не смертного мужа, а бога». Внутреннюю красоту Беатриче поэт выдвигает на первый план. В связи с этим контуры внешнего облика Благороднейшей скупы и зыбки, он словно расплывается и вот-вот исчезнет: алые одежды, в которых Данте увидел ее в первый раз, бледность чела и хрупкость стана, полуулыбка, легкий поклон, которым она удостоила поэта или в котором, напротив, отказала ему… Не случайно образ этот так часто возникает в снах и видениях. Такие черты поэтики Данте, как тяготение к аллегоризму, символике, в том числе символике числовой, ярко проявляются уже в «Новой жизни». В качестве примера можно остановиться на символике первого сонета, достаточно прозрачной и в то же время крайне значимой:

Амор явился. Не забыть мне, нет, Тот страх и трепет, то очарованье!

Мое, ликуя, сердце он держал.

В его объятьях дама почивала, Чуть скрыта легкой тканью покрывал.

И, пробудив, Амор её питал Кровавым сердцем, что в ночи пылало, Но, уходя, мой господин рыдал.

(Пер. И. Голенищева-Кутузова) В этих строках передано «овладение» сердцем поэта, теперь оно навеки принадлежит Благороднейшей. Однако в этом сонете важна также эмоциональная перемена, сопровождающая сцену «вкушения»: сначала радость и торжество бога любви, затем овладевшая им скорбь. Это появление трагической ноты знаменательно. Для Данте это провидение грядущих мук. Любовь для поэта неотделима от горестей, страданий и, как несомненное проявление жизни, от самой смерти. Тема смерти не раз возникает в «Новой жизни». Поэт размышляет о ее жестокости («враг жалости», «неистовый, нещадный судия»). Смерть уносит подругу Беатриче, ее отца и, наконец, саму Благороднейшую. Однако смерть возлюбленной поэт рисует не только как личное горе, но и как всеобщую утрату. Присутствие Беатриче всегда наполняло окружающих чувством благоговейной чистой радости. Данте развивает этот мотив, часто изображая Беатриче через восприятие окружающих:

В своих очах Любовь она хранит;

Блаженно все, на что она взирает;

Идет она — к ней всякий поспешает;

Приветит ли — в нем сердце задрожит.

Так, смутен весь, он долу лик склонит И о своей греховности вздыхает.

Надмение и гнев пред нею тает.

О донны, кто ее не восхвалит?

Всю сладостность и все смиренье дум Познает тот, кто слышит ее слово.

Блажен, кому с ней встреча суждена.

Того ж, как улыбается она, Не молвит речь и не упомнит ум:

Так это чудо благостно и ново.

(Пер. А. Эфроса) Со смертью же Беатриче люди лишились этого отрадного и облагораживающего воздействия. В пережитом поэтом видении, предваряющем гибель Благороднейшей, о ней скорбит вся земля («свет солнца мерк», «и вся земля дрожала», из «очей» звезд «шел плач» и т. д.). Данте находит известное утешение в том, что, чуждая грешному миру, Беатриче теперь освободилась от своей земной природы, ее душа обрела райские сферы, мир чистой духовности. Поэт не сомневается в том, что она с радостью была встречена у «горнего престола». Но вполне утешиться этим обстоятельством он не может. Тоска по зримому облику Беатриче мучит поэта, «взор понапрасну ищет» ее. Свою миссию Данте видит в том, чтобы прославлять Беатриче и делать это достойно. Данте мечтает «сказать о ней то, что никогда еще не было сказано ни об одной женщине». На эту звучащую в финале мысль, следует обратить внимание: в этом намерении усматривали пророчество о грядущем создании «Божественной комедии».

Однако уже первое произведение Данте обнаружило в нем самобытного талантливого поэта, выходящего за пределы канонов «нового сладостного стиля». Живое, непосредственное чувство прорывается через стилизованное повествование: поэт обнажает свою душу больше, чем того требует канон. В «Новую жизнь» вторгаются реально пережитые ситуации и чувства. Данте обнаруживает способность к тонким психологическим наблюдениям и анализу пережитого. Позднее мы убеждаемся, что Данте сам сознавал, что пошел дальше своих учителей. В одной из терцин «Чистилища» мы читаем:

Так отнял первенство в искусстве слова У Гвидо Гвидо. Но теперь рожден, Кто сгонит с гнезда того, как и другого…

(Пер. М. Лозинского) Года, следующие за созданием «Новой жизни», для Данте наполнены политической деятельностью, углубленными учеными и литературными занятиями. Как гражданин, пользующийся доверием и уважением граждан, Данте участвует в управлении Флоренцией: заседает в коллегии приоров. Между тем, в партии гвельфов нарастает противостояние, и она распадается на белых и черных гвельфов. Партия белых гвельфов верна принципу независимой светской власти. Черные гвельфы делают ставку на папу Бонифация VIII. Поэт в условиях усиливающихся раздоров между политическими группировками присоединился к белым гвельфам, однако победить было суждено гвельфам черным. Их победа обернулась жестокими репрессиями для Данте и его сторонников. Дж. Боккаччо так излагает горестный ход событий: «Победители установили во Флоренции свои порядки, приговорили вождей побежденной партии к вечному изгнанию, недвижимое же имущество беглецов частью передали в казну, частью поделили между собой; в числе злейших врагов Флоренции чуть ли не на первом месте был назван Данте»^[4].

Так, в конце 1301 г. начинается жизнь Данте-изгнанника. Тяжесть скитаний, пережитые унижения, обида и гнев на Флоренцию и одновременно тоска по родине — все это ясно ощущается при чтении «Божественной комедии», главном произведении Данте, созданном им в годы изгнания. Однако период между «Новой жизнью» и «Божественной комедией» включает также ряд этико-философских трактатов: «Пир», «О народном красноречии», «О монархии».

В трактате «Пир» впечатляет пронизывающий его пафос познания и философского осмысления мира, высокую оценку человека и его возможностей. Как и в «Новой жизни», Данте опять ищет путь к нравственному обновлению людей и усматривает такой путь в приобщении широкого круга людей к знанию. Уже в трактате «Пир» развивается тема следующего труда: защита и прославление народного языка. Затем в трактате «О народном красноречии» Данте подробно обосновывает настоятельную потребность в создании общенационального языка. Идею единого языка поэт связывает с идеей объединения итальянского народа. В трактате «О монархии» развивается идея единого государства, всемирной монархии. Данте, переживший немало смут в городе-коммуне, теперь отдает предпочтение монархическому принципу как централизованной и полновесной власти. Данте рисует в трактате политическую утопию, независимое от церкви государство, в котором деятельность правительства, а также государственные законы будут направлены на достижение общего блага. В таком государстве, в обстановке порядка и справедливости, и будет, по его мнению, формироваться разумный и добродетельный человек. Как видим, во всех названных трактатах выдвигаются идеи, которые станут затем в центре идеологических учений Возрождения.

Однако наиболее ярко предвозрожденческие тенденции проявились в прославленной «Божественной комедии» Данте (эпитет к названию присоединен Боккаччо). Принявшись за создание «Божественной комедии», Данте взял за образец религиозный жанр эсхатологического (загробного) видения, однако «перешагнул» привычные рамки видения, как с точки зрения жанровой формы, так и жанрового содержания. Помимо обязательной для видений религиозной и дидактической направленности, произведение Данте приобрело светское, этико-философское содержание.

Привычная сюжетно-композиционная схема наполнилась живым историческим содержанием. Дантовское изображение загробного мира содержит не только умозрительные, фантастические ситуации и образы, но также эпизоды и лица, взятые из истории, протекшей или современной. «Комедия» — широчайшая картина представлений Данте о мире, живой современности и истории, пламенная проповедь дорогих ему идей. Здесь мы находим отклик на идеологические учения в самых различных областях, начиная от религии, философии, этики и кончая политикой. Подобный синтез стал возможен именно как завершение определенного исторического процесса, как известный итог, подвергнутый в то же время, в нредверии перемен, критике и пересмотру. Эта отчетливая потребность Данте в новых жизненных и эстетических идеалах, их выразительное художественное воплощение и делает его самой значимой фигурой переходной эпохи. Но, главное, в противоположность авторам старых видений, Данте создает свое изображение не во имя отрицания жизни, а во имя ее совершенствования, переустройства на лучших началах.

Средневековые эсхатологические видения представляли собой фрагментарную цепь картин, направленных на устрашение читателя. Им недоставало внутреннего художественного единства и цельности. Впервые в средневековой литературе видений Данте создает индивидуальную поэтическую систему, выражающуюся не только в своеобразном характере образности, но и в архитектонике произведения. А. С. Пушкин восторгался единым планом Ада, полагая что у Данте «есть высшая смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческой мыслью…»^[5] Единство дантовской поэмы в значительной степени создается благодаря моделированию времени и пространства (хронотопу). Исследователи «Комедии» единодушно подчеркивают продуктивность хронотопа поэмы, большое значение его для реализации философского и художественного замысла произведения. Мир пространственных отношений вытянут у Данте по вертикали, сохраняя таким образом готическую устремленность эпохи, а также господствующий во времена Средневековья иерархический принцип организации как абстрактных сущностей, так и социальных реалий. Ад представляет воронкообразную пропасть (девять кругов), Чистилище изображено как гора с семью уступами (по числу букв в латинском словеpecatum — «грех»), Рай расположен на девяти сферах неба. На уровне вертикали многоликое человечество изображено и сопоставлено Данте в разрезе одного момента. Все, что на земле разделено понятиями «раньше» и «позже», соединяется у Данте в одновременном существовании и непосредственном соседстве. Данте нарушает реальные отношения и связи, чтобы сменить их вневременными отношениями и связями, испытать явления «на пробном камне вечного бытия» (М. Андреев), выявить их окончательную и истинную сущность и значение. Хронотоп Данте служит не только смысловой оценке лиц и событий, но также в значительной степени способствует «универсализации» повествования, становится основой эпических возможностей текста. В то же время дантовская панорама загробного мира лишена абстрактности и представляет собой вполне конкретный, зримый, пространственно-рельефный ландшафт с целым рядом ярких, наглядных и чисто земных деталей, поэтому закономерно составление первыми комментаторами «Комедии» карт даптовского путешествия по загробыо. Изображенная Данте картина не протекает и в абстрактной длительности. Данте постоянно констатирует время суток, временные этапы своего передвижения.

Стремление к внутренней гармонии произведения, соразмерности его частей сближает Данте с новым временем, будущей литературой Возрождения, которая, как и искусство, начнет осваивать художественное время, пространство, перспективу, усилит стремление к внутреннему единству и стройности. Однако показательно, что в самих принципах организации композиции дантовской поэмы мы можем обнаружить и бесспорно средневековые черты. Так, архитектоника поэмы преимущественно основана на числовой гармонии, и прежде всего символике священного числа 3 и кратных ему, особенно числу 9. Поэма состоит из трех кантик, каждая кантика, в свою очередь, содержат 33 песни, вся поэма написана терцинами, в первой песне поэту встречаются три зверя и т. д. Этот принцип троичности, безусловно, продиктован стремлением к сакрализации текста, приданию ему большего художественного и философского авторитета.

Со средневековыми традициями сближает поэму Данте также аллегоризм. Поэма построена на целой системе аллегорий, символов, иносказаний. Свою особую пристрастность к такому способу мышления обосновывал Данте в трактате «Пир». Здесь, напоминая читателю о множественности смысла слова и образа в Библии, поэт признавался в своем стремлении распространить подобную закономерность и на литературу. Однако навязывать современному читателю четырехсмысловое, по уверениям Данге, истолкование поэмы излишне. Давно «прочитаны» основные аллегории дантовской поэмы. В это число традиционно включаются Вергилий, Беатриче, три зверя, появляющиеся в первой песни, оттуда же «дремучий лес» и т. д. Но даже когда образы Данте аллегоричны в своей основе, они редко сводятся только к иносказанию, но обладают также известной самоценностью. Так, Беатриче есть аллегория богословия, но в то же время это реальное лицо, горячо любимая поэтом женщина. На страницах «Божественной комедии» опять воскресают мотивы «Новой жизни». Беатриче предстает как воплощение совершенства, всемогущей, вдохновляющей добродетели. Трогательна встреча поэта с Беатриче после многих лет разлуки, она становится небесной покровительницей поэта. Вергилия также нельзя свести лишь к аллегории земной мудрости. Это любимый античный поэт Данте, его учитель и поэтический наставник. С восхищением и признательностью говорит о нем Данте на страницах своей поэмы:

Вергилий, ты родник бездонный, Откуда песни миру потекли…

О честь и светоч всех певцов земли.

Важно обратить внимание на образ путешественника по загробным областям. По-новому, в сравнении с прежними видениями, предстал у Данте образ повествователя. Традиционный пафос видения (путь души к Богу) у Данте изображается как предпринятый на определенном этапе моральной и интеллектуальной биографии путь души к истине, понимаемой уже в более широком смысле, нежели только приобщение к божеству. В этом отношении существует важное функциональное сходство между поэмами Данте и Вергилия («Энеидой», герой которой также спускается в загробный мир): перед лицом исторического прошлого оба героя должны обрести полноту самопознания и постижения возложенной на них миссии. Если в прежних видениях образ повествователя представлял собой абстрактную и безликую фигуру путешественника по «запредельным областям», то у Данте он сменился непосредственно и глубоко выраженной индивидуальностью, по сути дела занявшей в произведении место главного действующего лица.

Отмечая эту новаторскую черту дантовского видения, И. И. Голенищев-Кутузов писал: «„Божественная комедия“ — поэма о самом Данте, „дантеида“, и в то же время поэма о человеке, который, нисходя и восходя по ступеням Вселенной, очищается и приобретает совершенное познание… Такой полноты ощущения личности, такой гордой независимости ещё не было в литературах новых европейских народов»^[6]. Все это было полным контрастом старым видениям, характеризуя которые известный итальянский исследователь Де Санктис писал: «Содержание не выходит за рамки абстрактной простоты, за пределы безыменной и безличной души. И поскольку в основе лежало не действие, а созерцание или „отрицательное“ действие — борьба с естественными инстинктами и чувствами, — то литературное произведение не проникало в жизнь, не отражало ее форм, не было проявлением жизни народа»^[7]. Данте запечатлен в поэме как человек большой политической страстности, неукротимого темперамента, стойкой и гордой души. И в загробном мире он сохраняет свой характер, свои политические интересы, свою активность гражданина. Он с яростью обрушивается на врагов и горячо защищает друзей. Путешественнику дано испытать чувство страха, временные сомнения и колебания на неизведанном и страшном пути, особенно на начальных этапах своего путешествия. Однако побеждает в Данте-путешественнике пытливость, неутолимая жажда движения и познания, вместе с которым мужает его душа. Обо всем, что его интересует, путешественник расспрашивает Вергилия, Беатриче, обитателей загробного мира. На все Данте реагирует остро и определенно. Значительная доля субъективного, личного элемента в поэме также сближает дантовское произведение с литературой нового времени. Образ Данте придает произведению лиризм и драматическую напряженность.

В «Божественной комедии» есть еще один образ, поэтизирующий идею пытливости, жажду познания. Это Улисс (Одиссей). Несмотря на то, что в аду Улисс томится во рву, где наказываются коварные советники, образ и фигура его привлекательны. Улисс рассказывает историю, которая является вымыслом Данте. Вернувшись на родную Итаку, греческий герой не может жить в бездействии, ибо уже привык к испытаниям и странствиям. Никто не в силах удержать его от желания вновь изведать «доблесть и порыв». Улисс отправляется в путешествие к Геркулесовым столбам в Атлантическом океане. За дерзание, недозволенное церковной моралью, приближение к огромной горе, где находилось Чистилище, Улисс погибает в море. Однако, создавая этот образ, Данте отдал дань восхищения новому типу человека, смелому путешественнику. Тип этот в грядущую эпоху Возрождения получит широкое распространение. Данте, таким образом, как бы предвосхитил дух странствий и открытий приближающейся эпохи. Высоким подъемом проникнут призыв Улисса, обращенный к спутникам:

Вы созданы не для животной доли, Но к доблести и знаныо рождены.

Данте уже на подступах к Аду с определенностью выражает требование к человеку деятельного, активного проявления своей натуры, совершения определенного выбора, приверженности к определенным принципам и ценностям, особенно в ситуациях общественно значимых. В этом отношении показательно изображение предверия Ада. Взору Данте и Вергилия предстает толпа людей, неустанно бегущих за стягом, насильственно увлекаемых, словно бурным вихрем. Это нерешительные, воздерживающиеся от определенного выбора в общественной жизни и политической борьбе:

То горестный удел Тех жалких душ, что прожили, не зная Ни славы, ни позора смертных дел.

Согласно средневековой этике созерцательный образ жизни в сочетании с религиозным рвением считался высшим образцом мудрости и добродетели. Данте же хочет видеть в каждом человеке развитое гражданское чувство, определенные политические убеждения. Равнодушные, воздерживающиеся в глазах Данте «вовек не живший», «жалкий люд». По словам поэта, они не заслужили даже Ада, и грешники, в сравнении с ними, имеют основание возгордиться.

Поэтом, предвосхищающим возрожденческое отношение к античности, предстает Данте и при воссоздании первого круга Ада, так называемого лимба. Первый круг у Данте особый, он не содержит наказаний, и поэт сам придумал его. Представления о лимбе не содержат ни теологические, ни схоластические учения. В этот круг Данте помещены различные представители античности: поэты, исторические деятели, античные герои. Как язычников, людей, не знающих света истинной веры, Данте не может поселить их в Раю. Но, горячо поклоняясь античной истории и культуре, он создает для них все возможные «привилегии»: обитатели лимба продолжают свои прежний образ жизни, ведут беседы на философские и литературные темы. Встречу с ними Данте считает для себя большой честью и радостью. Примечателен тот факт, что своим сопроводителем по загробному миру Данте делает не ангела-храиителя, как это было в старых видениях, а великого римского поэта, чьим творчеством он горячо восхищался.

Столь же неординарен Данте при описании следующего круга Ада. Во втором кругу у Данте помещены сладострастники, люди, погубленные любовью и терпящие расплату за пережитые чувства и наслаждения. Опять же, согласно средневековой этике, прелюбодеяние считалось большим грехом, заслуживающим тяжкой кары. У Данте же любовники содержатся во втором кругу, и наказание их не столько тяжко, сколько символично: они кружатся в вечном вихре, как бы символизирующем вихрь страсти. Для Данте в «Божественной комедии» вообще характерен символический характер наказаний, согласующийся со свойством греха: равнодушные наделены стягом, за которым должны насильственно следовать, тираны барахтаются в кипящей крови, ростовщиков пригибают к земле тяжелые кошели, на лицемеров одеты позолоченные свинцовые мантии и т. д. Рисуя обитателей второго круга, Данте останавливается особо на паре влюбленных: Паоло и Франческе. Изображение их свидетельствует о гуманизме поэта, его горячем стремлении к раскрепощению человека от средневекового аскетизма и смирения. Поэт рисует трогательный образ двух влюбленных, ныне теней, утешающихся сознанием, что на том свете они хотя бы вместе. И все же их скорбь велика, они не признают справедливости расправы и призывают отмщение на голову убийцы. Рассказ о пережитом ведет Франческа, а Паоло вторит ей глухими рыданиями. В задушевном, поэтическом рассказе Франчески ясно звучит признание прав человеческого чувства:

Любовь, любить велящая любимым, Меня к нему так властно привлекла, Что он со мной пребыл неразлучимым.

Данте уже видит за грехом страдающего человека и исполнен искреннего сочувствия к нему. Выслушав Франческу, будучи потрясен пережитой ими трагедией, Данте падает без чувств, столь глубоко и сильно его сопереживание несчастным влюбленным.

В «Божественной комедии» можно обнаружить и предреформационные настроения. Искренне верующий человек, Данте в то же время критически относится к современной церкви и идеализирует раннюю церковь и христианство. Борясь за обновление церкви, Данте ратует за возвращение к раннехристианскому идеалу. Поэт клеймит главу клира, папу, высший средневековый авторитет, прежде всего как грязного корыстолюбца. Папам посвящена 19-я песнь «Ада», в которой Данте описывает специально отведенный для пап в кругу обманщиков ров, где они казнятся за симонию (продажу за деньги церковных должностей) и продажу индульгенций. Путешественник близко сталкивается с предшественником ныне здравствующего папы — Николаем III, обнаруживая его втиснутым головой вниз в расщелину земли, в то время как пятки его лижет огонь. Как видим, в загробном мире Данте на самих пап обрушил действие огня, которым служители церкви имели обыкновение испытывать обвиняемого. В адрес казнимого папы звучит страстная обвинительная речь Данте: «Вы богом сделали сребро и злато…» и т. д. Интересно, что Николай III не сразу понимает, кто его собеседник, и первоначально принимает Данте за своего преемника Бонифация VIII, наконец-то пришедшего сменить его. Таким образом, Данте выразил смелое мнение, что и для ныне здравствующего папы, Бонифация VIII, уготована та же участь за его преступные действия. Так поэт силой слова свел счеты со своим политическим противником. Корыстолюбие и алчность священнослужителей неоднократно обличаются на страницах «Божественной комедии». Примечательна в этом отношении также 27-я песнь «Рая», где в уста апостола Петра, самого демократичного из апостолов, бывшего некогда простым рыбаком, Данте вкладывает протест против всего института папства, пророча о его грядущем уничтожении, а также перевороте не только в церковной, но и в мирской жизни: «…вихрь, уже давно иредвещенный, / Носы туда, где кормы, повернет».

Грандиозная панорама Ада содержит большое количество персонажей, однако обилие их не превращается в безликую толпу грешников. Данте рисует галерею живых людей, обнаруживая способность отдельными выразительными чертами создать выпуклый, осязаемый, пластичный образ на небольшом пространстве. Искусством поэтического лаконизма обозначают этот талант Данте исследователи. Правда, подобный лаконизм создает значительные трудности при переводе «Комедии», об этом писал М. Лозинский, автор лучшего перевода поэмы.

Образы Данте предстают как образы неповторимые в своем рельефном, зримом, почти скульптурном выражении. Так, гибеллин Фарината дельи Уберти стоит, гордо выпрямившись во весь рост, в своей горящей могиле. Трубадур Бертран де Борн, виновник многих раздоров, бредет по кругу ада, неся за космы, словно фонарь, свою отрубленную голову. Другой трубадур, Сорделло, сидит, гордый и неподвижный на своем камне, «словно лев, когда он отдыхает». Пластичность образов делает закономерным тяготение художников к воплощению дантовских образов, возникшее вскоре после выхода в свет «Божественной комедии». Жадный корыстолюбец папа, нежная и любящая Франческа, смелый путешественник Улисс — все это наделенные разными страстями, но живые и хорошо запоминающиеся персонажи.

Образы «Божественной комедии» запечатлевали на фресках художники Л. Синьорелли (капелла Сан Брицио, нач. XV в.), Рафаэль (капелла Киджи, Рим, XVI в.), Микеланджело (Сикстинская капелла, Ватикан, капелла Медичи, Флоренция, XVI в.) и др. Среди иллюстраторов «Божественной комедии» самыми значительными стали работы С. Боттичелли (XV в.), У. Блейка (кон. XVIII — нач. XIX вв.), Г. Доре (XIX в.).

Данте открыл не только поэзию характеров, но и поэзию природы. Позднее романтики обратили внимание на то, что Данте умеет создать особую поэтическую атмосферу. Эта атмосфера своеобразна в каждой из областей загробного мира. Ад изображен поэтом как царство камня и тяжелой земли, вместилище вечного мрака, озаренного лишь адским пламенем. В Аду преобладают мрачные, зловещие краски (красная и черная), скульптурный и архитектурный принципы воплощения. При изображении чистилища проявилось живописное мастерство Данте. Здесь господствуют акварельные краски и тона (бледно-зеленый, серый, голубой). Данте рисует прекрасную картину морского пейзажа (утро, в ладье везут в Чистилище душу грешника и др.). Что касается Рая, этой надземной сферы, то здесь преобладает музыкальный принцип. Это царство музыки, сияющего света, свежего эфира. Однако изображение третьей части более абстрактно, ибо оно «неизреченно», находится на пределе возможностей воображения, не случайно поэт, приступая к описанию Рая, обращается к Аполлону и вспоминает Парнас, ища поддержку своему вдохновению.

Учитывая художественную специфику каждой из трех частей, когда-то задумали свой вариант перевода дантовской поэмы три русских поэта: В. Брюсов («Ад»), М. Волошин («Чистилище»), В. Иванов («Рай»). В этом замысле проявились и особенности художественной манеры самих русских поэтов. Этот интерес Данте к формам и краскам внешнего мира также представляет его как поэта нового времени. Примечателен и язык поэмы. Данте пишет мужественным, сжатым, энергичным языком. Слова поэта увесисты и крепки, удивительно гармонируют с его мыслью, приспособлены для изображаемых объектов. Обращает на себя внимание также расширение лексики, включение языковой простонародной стихии. Все вышеуказанные особенности связывают Данте с искусством Ренессанса.

Поэма была высоко оценена как современниками, так и потомками. Гениальное отражение эпохи увидел в ней В. Белинский. Указывая на то, что «Божественная комедия» выразила «всю глубину духовной жизни своего времени, в свойственных этой жизни и этому времени формах», Белинский оценил ее как «истинную Илиаду средних веков». Велик интерес русских поэтов к личности и творческому наследию Данте. Начавшись с Пушкина, интерес этот в дальнейшем никогда не угасал.

Примерный план занятия

• 1. Данте и Флоренция его времени.
• • Опишите Флоренцию времен Данге.
• • Охарактеризуйте борьбу политических партий во Флоренции времен Данте.
• 2. Данте и поэзия «нового сладостного стиля».
• • Как творчество Данте связано с поэзией «нового сладостного стиля»?
• • Что нового в куртуазную литературную традицию было внесено итальянской «школой нового сладостного стиля»?
• • Охарактеризуйте художественное своеобразие «Новой жизни» Данте и связь этого произведения с традицией «школы нового сладостного стиля».
• 3. «Божественная комедия» — творческий итог в наследии Данте.
• • Как вы думаете, почему Данте дал своим основным произведениям такие заглавия, как «Новая жизнь» и «Комедия»?
• • Какое понимание комедии культивировалось во времена Данте? Как в названии поэмы появился эпитет «Божественная»?
• • Чем отличается загробное путешествие героя «Божественной комедии» Данте от старых средневековых видений?
• • Охарактеризуйте хронотоп «Божественной комедии» Данте.
• • Какие черты средневековой эстетики проявились в «Божественной комедии» и что в ней «предвозрожденческого»?
• 4. Охарактеризуйте колористическое своеобразие каждой из трех частей «Божественной комедии» и расскажите о наиболее запомнившихся вам образах одной из частей описанного Данте загробного мира, например Ада.

Материалы к занятию

Задание 1.

Прочитайте фрагмент статьи А. В. Топоровой «Поэзия нового сладостного стиля» и соотнесите характеристику типичного образа героини с образом Беатриче из «Новой жизни» Данте.

А. В. Топорова

Поэзия нового сладостного стиля.

Фрагмент

… Донна стилыювистов не укладывается в рамки традиции: всякая чувственность исчезает из ее описания, каких-либо деталей ее облика (даже чисто условных) в стихах стилыювистов нет, и сама донна предстает не как реальная женщина, а как некая абстрактная, отвлеченная идея, почти как философско-религиозная субстанция.

Донна и в лирике нового сладостного стиля это не просто прекрасная земная женщина, наделенная разнообразными добродетелями, а воплощение такого внешнего и внутреннего совершенства, которое в земных условиях недостижимо.

Донна уподобляется ангелу, поскольку среди земных вещей найти ей достойного сравнения нельзя. Причем сами слова «ангел», «ангельский» употребляются не часто (в целом значительно реже, чем у предшественников), но используются они не как возвышающее сравнение или метафора, а как термин, прямо указывающий на определенный чин в небесной иерархии. И подобно тому, как ангелы осуществляют связь между Богом и человеком и являются проводниками божественной воли, так и донна приводит поэта к той степени внутренней чистоты и совершенства, когда делается возможным созерцание божественных тайн.

Мотив созерцания становится господствующим; прежде всего речь идет о внутреннем, духовном созерцании донны как источника всякого блага, о воспроизведении в памяти ее благодатного облика, но нередко донна является поэту в сонном видении, и ее реальное появление уподобляется таковому, отсюда обилие «визионерской» лексики — vedere, parere, sembrare, apparire и т. п. Созерцание донны не носит пассивного характера, оно само является действием и производит в душе созерцающего удивительные изменения: наполняет ее радостью и жизненной силой, отвлекает от горестных размышлений и возводит ум к размышлениям о подлинном.

Утрачивая реальные и конкретные черты, донна становится символом высшего блага. Ее милости просят как божественной благодати, а отчаянье, вызванное ее холодностью, описывается почти теми же словами, что и состояние богооставленности у религиозных поэтов…

Цит. по: Топорова /1. В. Поэзия нового сладостного стиля // История литературы Италии. Т. 1. Средние века. М.: Изд-во ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. С. 207—208.

Задание 2.

Прочитайте отрывок из статьи М. Л. Андреева «Данте». В чем видит М. Л. Андреев отличие «Божественной комедии» Данте от видений — жанра прежних времен?

М. Л. Андреев Данте.

Фрагмент

Написана «Божественная комедия» терцинами, в ней 14 233 стиха, она делится на три части (или кантики) и сто песней (но тридцать три в каждой кантике и еще одна, вступительная ко всей поэме). Название автор сам прокомментировал в послании в Кан Гранде дела Скала: комедия заканчивается счастливо, начавшись печально, и стиль использует «сдержанный и смиренный» (средневковые поэтики, на которые Данте в данном случае опирается, добавляли еще два признака: вымышленность предмета и наличие среди персонажей лиц неблагородных сословий). Определение «божественная» добавили к названию потомки.

Тем не менее, наиболее близкий «Божественной комедии» жанр не античная комедия и даже не то, что называли комедией в Средние века (в числе прочего, сатиры Горация и Персия), а весьма популярный в это время жанр «видений» — рассказов о посещении загробного мира. Выделяется поэма Данте на их фоне многим, прежде всего, конечно, своей высокой художественностью, но не только ею — еще, например, совсем иной детализированностью рассказа, иной и по степени, и по качеству. «Видение» — это в первую очередь каталог наказаний и наград. Все прочее, в том числе и сами загробные царства описываются постольку, поскольку без их описания не выполнима главная задача. Награда вообще есть преимущественно «награда местом»: блаженство — это вечно плодоносящие деревья, это благоухающий воздух, это жилища из золота и самоцветов. Но сколько-нибудь последовательной и систематичной топографии и, тем более, космографии ни в одном видении найти нельзя. В дантовской поэме нарисована всеобъемлющая и вместе с тем чрезвычайно подробная картина мироздания. Она хорошо известна. Воронкообразный провал в северном полушарии — это Ад с его девятью кругами. Гигантская гора в центре пустынного, покрытого океаном южного полушария — чистилище, на вершине его — Эдем. Восемь опоясывающих неподвижную землю небес, семь планетных, восьмое — звездное, девятое кристаллическое небо Перводвигателя и над ним — Эмпирей, обитель Бога и блаженных душ. И это не фон, более или менее абстрактный, это место действия, которое всегда перед глазами, ибо читатель поэмы вынужден вместе с ее героем спускаться по кругам ада к центру Земли, к вечному узилищу Люцифера, подниматься по уступам чистилища к Земному Раю, перелетать от одной планеты к другой.

Только в первых песнях еще чувствуется дискретность повествования и вместе с тем пространства. На существенно важные отрезки пути падают обмороки путника, и сам путь, его протекание во времени, его трудность, его необычность, остается как бы за кадром: читатель не знает, каким образом Данте — герой поэмы оказался у дверей ада или сошел в первый его круг. Но Данте — автор поэмы быстро избавляется от этого слабого рецидива абстрактной повествовательной техники, и, начиная с ладьи Флегия, перевезшей путешественника через Стигийское болото, мы всегда знаем, как совершается его путь и как преодолеваются главные на нем препятствия: на крупе кентавра, на хребте Гериона, на руках Вергилия.

В додантовских видениях среди грешников — клятвопреступников, святокупцев, ростовщиков — и среди праведников (еще менее индивидуализированных, так как праведность хуже, чем грех, поддается рубрикации) встречаются персонажи с именем, но нет никого с лицом и судьбой. У Данте только в двух разделах изображенного им мира, в круге скупцов и расточителей и в небе Перводвигателя, персонажи сливаются в общую массу, где по отдельности неразличим никто. Во всех остальных восьми адских кругах, в их «поясах» и «рвах» (в восьмом круге целых десять подразделов), в семи кругах чистилища и на двух его привратных уступах, в восьми небесных кругах обязательно кто-то выделен — или просто именем, или своим словом и жестом. И этот «кто-то» известен всем: его имя прославлено либо историей и поэзией (как имена Улисса, Брута или Стация), либо современной хроникой. Есть, правда, и еще один круг персонажей, известных только своим участием в личной судьбе Данте. Самый очевидный пример — Беатриче, в реальной жизни — ничем не примечательная флорентийская горожанка, в поэзии — героиня юношеской лирики Данте и его водительница по царству славы.

Это, пожалуй, наиболее разительное отличие «Божественной комедии» от предшествующих ей видений: небывало интенсивная личная окрашенность повествования. Герой и автор видения могут быть одним лицом, могут быть разными лицами, но в любом случае мы о человеке, перед которым открылся загробный мир, не узнаем ничего или почти ничего. О Данте мы знали бы много, даже если знали его только по «Божественной комедии». Знали бы о его предках, о его родине, о его тяжкой изгнаннической доле, о его друзьях и врагах, о его поэзии, о его великой любви и великой ненависти. Истина, свидетелем которой доводится стать герою поэмы, важна для всех, но прежде всего она важна для него; путешествие по загробным царствам — решающий момент его духовной биографии, момент перелома, отречения от былых заблуждений и обретения свободы и света. Именно здесь, в душе, происходит встреча вечности и времени, неба и земли, космоса и истории.

Цит. по: Андреев М. Л. Данте // История литературы Италии. Т. 1. Средние века.

С. 351−354.

Прочитайте отрывок из работы немецкого филолога Эриха Ауэрбаха (1892—1957) «Данте — поэт земного мира». В чем видит Э. Ауэрбах своеобразие образов умерших в «Божественной комедии» Данте и описание встречи с ними? Если вы согласны с суждениями Э. Ауэрбаха, подберите отрывки из поэмы, подтверждающие своеобразие суждений немецкого литературоведа.

Эрик Ауэрбах Данте — поэт земного мира.

Фрагмент

Данте странствует, но потустороннему миру и на каждом из его кругов встречает, как в месте конечной судьбы и вечной неизменности их облика, души людей, с которыми был знаком или о жизни которых знал. Пусть читатель вообразит, что не читал «Комедии», и лишь теперь, из обрисованной здесь ситуации, попытается прочувствовать, какое волнение способна пробудить самая мысль о подобной встрече и какой естественный повод подает она для развертывания самой достоверной, впечатляющей и человечной картины. Встреча происходит не в этой жизни, где люди всегда застают друг друга лишь в случайном состоянии, где интенсивность жизни мешает человеку понять самого себя именно в самые важные и напряженные моменты и делает встречу почти невозможной, но и не в том потустороннем мире, где личностное исчезает в личности, когда на нее падает тень смерти, и где личность сохраняет лишь слабое, смутное или равнодушное воспоминание о жизни. Дантовские потусторонние души — никак не мертвые; они по-настоящему живы, хотя конкретные моменты их истории и земной сущности обусловлены прежней земной жизнью. Эти моменты являют такую современность, живость и актуальность, каких вряд ли достигали во время земной жизни и, во всяком случае, каких никто никогда столь явно не мог наблюдать. Когда Данте встречается с душами умерших, тех охватывает изумление, недоумение, радость или испуг; ведь и для обитателей потустороннего мира, как он изображен у Данте, встреча с живым — это потрясение. Процесс всматривания в себя и самопознания доходит до пределов человеческой восприимчивости и порождает образы неслыханной поэтической силы и многогранности.

Поэтому встречи с душами умерших образуют в «Комедии» последовательность сцен, которые хотя и черпают элементы выразительности из воспоминаний о земных встречах, однако по степени сопровождающего их чувства потрясения и полноте, с которой исчерпывается каждая ситуация, превосходт все возможные представления о земных событиях такого рода. Самое сильное впечатление производят те встречи, в которые вовлечены связи между живыми, будь то фактические связи, рожденные совместной жизнью, или связи духовные, основанные на внутренних влияниях. Чувство, которое в течение временного существования сдерживалось от внешних проявлений из стыдливости или из-за отсутствия повода, здесь прорывается во всей своей полноте, от одного лишь сознания того, что однажды — и это однажды наступило именно сейчас — ему позволено высказаться.

Цит по: Ауэрбах Э. Данте — поэт земного мира. М.: РОССНЭП, 2004. С. 145—146.

Задание 3

Прочитайте отрывок из Песни первой «Божественной комедии» в переводе М. Лозинского и прокомментируйте аллегорические образы и мотивы, встречающиеся в нем.

Данте Алигьери Божественная комедия

Фрагмент¹

Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины. Каков он был, о, как произнесу, Тот дикий лес, дремучий и грозящий, Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще. Но, благо в нем обретши навсегда, Скажу про все, что видел в этой чаще.

Не помню сам, как я вошел туда, Настолько сон меня опутал ложью, Когда я сбился с верного следа.

Но к холмному приблизившись подножью, Которым замыкался этот дол, Мне сжавший сердце ужасом и дрожью, Я увидал, едва глаза возвел, Что свет планеты, всюду путеводной, Уже на плечи горные сошел.

Тогда вздохнула более свободной И долгий страх превозмогла душа, Измученная ночью безысходной.

И словно тот, кто, тяжело дыша, На берег выйдя из пучины пенной, Глядит назад, где волны бьют, страша, Так и мой дух, бегущий и смятенный, Вспять обернулся, озирая путь, Всех уводящий к смерти предреченной. Когда я телу дал передохнуть, Я вверх пошел, и мне была опора В стопе, давившей на земную грудь.

И вот, внизу крутого косогора, Проворная и вьющаяся рысь, Вся в ярких пятнах нестрого узора.

Она, кружа, мне преграждала высь, И я не раз на крутизне опасной Возвратным следом помышлял спастись. Был ранний час, и солнце в тверди ясной Сопровождали те же звезды вновь, Что в первый раз, когда их сонм прекрасный Божественная двинула Любовь.

Доверясь часу и поре счастливой, Уже не так сжималась в сердце кровь При виде зверя с шерстью прихотливой;

Но, ужасом опять его стесня, Навстречу вышел лев с подъятой гривой.

Он наступал как будто на меня, От голода рыча освирепело И самый воздух страхом цепеня.

И с ним волчица, чье худое тело, Казалось, все алчбы в себе несет;

Немало душ из-за нее скорбело.

Меня сковал такой тяжелый гнет, Перед ее стремящим ужас взглядом, Что я утратил чаянье высот.

И как скупец, копивший клад за кладом, Когда приблизится пора утрат, Скорбит и плачет по былым отрадам, Так был и я смятением объят, За шагом шаг волчицей неуемной Туда теснимый, где лучи молчат.

Пока к долине я свергался темной, Какой-то муж явился предо мной, От долгого безмолвья словно томный.

Его узрев среди пустыни той…

Задание 4

Прочитайте предлагаемый отрывок из Песни третьей. Какие образы умерших описываются в этом фрагменте? Как их описание и оценка характеризуют автора поэмы?

Данте Алигьери Божественная комедия

Фрагмент¹

Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений, И обернув ко мне спокойный лик, Он ввел меня в таинственные сени.

Там вздохи, плач и исступленный крик Во тьме беззвездной были так велики, Что поначалу я в слезах поник.

Обрывки всех наречий, ропот дикий, Слова, в которых боль, и гнев, и страх, Плескаиье рук, и жалобы, и всклики Сливались в гул, без времени, в веках, Кружащийся во мгле неозареппой, Как бурным вихрем возмущенный прах.

И я, с главою, ужасом стесненной:

«Чей это крик? — едва спросить посмел. — Какой толпы, страданьем побежденной?» И вождь в ответ: «То горестный удел Тех жалких душ, что прожили, не зная Ни славы, ни позора смертных дел.

И с ними ангелов дурная стая, Что, не восстав, была и не верна Всевышнему, средину соблюдая.

Их свергло небо, не терпя пятна;

И пропасть Ада их не принимает, Иначе возгордилась бы вина".

И я: «Учитель, что их так терзает И понуждает к жалобам таким?».

А он: «Ответ недолгий подобает.

И смертный час для них недостижим, И эта жизнь настолько нестерпима, Что все другое было б легче им.

Их память на земле невоскресима;

От них и суд, и милость отошли.

Они не стоят слов: взгляни — и мимо!".

И я, взглянув, увидел стяг вдали, Бежавший кругом, словно злая сила Гнала его в крутящейся пыли;

А вслед за ним столь длинная спешила Чреда людей, что, верилось с трудом, Ужели смерть столь многих истребила.

Признав иных, я вслед за тем в одном Узнал того, кто от великой доли Отрекся в малодушии своем.

И понял я, что здесь вопят от боли Ничтожные, которых не возьмут Ни бог, ни супостаты божьей воли.

Вовек не живший, этот жалкий люд Бежал нагим, кусаемый слепнями И осами, роившимися тут.

Кровь, между слез, с их лиц текла И мерзостные скопища червей Ее глотали тут же под ногами.

(Пер. М. Л. Лозинского) Задание 5.

Прочитайте описание лимба из Песни четвертой «Божественной комедии». Что вы знаете о названных в нем персонажах и лицах античной культуры? Чем отличается описание лимба от описания последующих кругов ада и почему?

Данте Алигьери Божественная комедия.

Фрагмент¹

Высокий замок предо мной возник, Семь раз обвитый стройными стенами; Кругом бежал приветливый родник.

Мы, как землей, прошли его волнами; Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела; Зеленый луг открылся перед нами.

Там были люди с важностью чела, С неторопливым и спокойным взглядом;

Их речь звучна и медленна была.

Мы поднялись на холм, который рядом, В открытом месте, светел, величав, Господствовал над этим свежим садом.

На зеленеющей финифти трав Предстали взорам доблестные тени, И я ликую сердцем, их видав.

Я зрел Электру в сонме поколений, Меж коих были Гектор, и Эней, И хищноокий Цезарь, друг сражений.

Пентесилея и Камилла с ней Сидели возле, и с отцом — Лавина;

Брут, первый консул, был в кругу теней;

Дочь Цезаря, супруга Коллатина, И Гракхов мать, и та, чей муж Катон;

Поодаль я заметил Саладина.

Потом, взглянув на невысокий склон, Я увидал: учитель тех, кто знает, Семьей мудролюбивой окружен.

К нему Сократ всех ближе восседает И с ним Платон; весь сонм всеведца чтит;

Здесь тот, кто мир случайным полагает, Философ знаменитый Демокрит;

Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором, Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;

Диоскорид, прославленный разбором Целебных качеств; Сенека, Орфей, Лин, Туллий; дальше представали взорам Там — геометр Эвклид, там — Птолемей, Там — Гиппократ, Гален и Авиценна, Аверроис, толковник новых дней.

Я всех назвать не в силах поименно;

Мне нужно быстро молвить обо всем, И часто речь моя несовершенна.

Синклит шести распался, мы вдвоем;

Из тихой, сени в воздух потрясенный Уже иным мы движемся путем, И я — во тьме, ничем не озаренной.

Задание 6

Прочитайте фрагмент из Песни пятой «Божественной комедии». Как вы думаете, почему так остро воспринял Данте, путешественник по загробыо, встречу с этими обитателями Ада? Прослушайте музыкальную поэму «Франческа», созданную П. И. Чайковским. Есть ли в поэтике этих образов особенности, склоняющие к их воплощению в музыкальном произведении?

Данте Алигьери Божественная комедия

Фрагмент¹

Я начал так: «Я бы хотел ответа От этих двух, которых вместе вьет И так легко уносит буря эта».

И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнет Поближе к нам; и пусть любовью молит Их оклик твой; они прервут полет».

Увидев, что их ветер к нам неволит:

«О души скорби! — я воззвал. — Сюда!

И отзовитесь, если Тот позволит!".

Как голуби на сладкий зов гнезда, Поддержанные волею несущей, Раскинув крылья, мчатся без труда, Так и они, паря во мгле гнетущей, Покинули Дидоны скорбный рой На возглас мой, приветливо зовущий.

«О ласковый и благостный живой, Ты, посетивший в тьме неизреченной Нас, обагривших кровью мир земной;

Когда бы нам был другом царь вселенной, Мы бы молились, чтоб тебя он спас, Сочувственного к муке сокровенной.

И если к нам беседа есть у вас, Мы рады говорить и слушать сами, Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.

Я родилась над теми берегами, Где волны, как усталого гонца, Встречают По с попутными реками.

Любовь сжигает нежные сердца, И он пленился телом несравнимым, Погубленным так страшно в час конца.

Любовь, любить велящая любимым, Меня к нему так властно привлекла, Что этот плен ты видишь нерушимым.

Любовь вдвоем на гибель нас вела;

В Каине будет наших дней гаситель".

Такая речь из уст у них текла.

Скорбящих теней сокрушенный зритель, Я голову в тоске склонил на грудь.

«О чем ты думаешь?» — спросил учитель.

Я начал так: «О, знал ли кто-нибудь, Какая нега и мечта какая Их привела на этот горький путь!».

Потом, к умолкшим слово обращая, Сказал: «Франческа, жалобе твоей Я со слезами внемлю, сострадая.

Но расскажи: меж вздохов нежных дней, Что было вам любовною наукой, Раскрывшей слуху тайный зов страстей?".

И мне она: «Тот страждет высшей мукой, Кто радостные помнит времена В несчастий; твой вождь тому порукой.

Но если знать до первого зерна Злосчастную любовь ты полон жажды, Слова и слезы расточу сполна.

В досужий час читали мы однажды О Ланчелоте сладостный рассказ;

Одни мы были, был беспечен каждый.

Над книгой взоры встретились не раз, И мы бледнели с тайным содроганьем;

Но дальше повесть победила нас.

Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем Прильнул к улыбке дорогого рта, Тот, с кем навек я скована терзаньем, Поцеловал, дрожа, мои уста.

И книга стала нашим Галеотом!

Никто из нас не дочитал листа".

Дух говорил, томимый страшным гнетом, Другой рыдал, и мука их сердец Мое чело покрыла смертным потом;

И я упал, как падает мертвец.

Задание 7.

Ознакомьтесь с иллюстрациями к «Божественной комедии» французского художника Гюстава Доре (1832—1883). Г. Доре — знаменитый французский рисовальщик иллюстраций, живописец, скульптор и гравер. Над иллюстрациями к «Божественной комедии» Г. Доре работал в 1855—1869 гг. Уже на современников иллюстрации произвели сильное впечатление. Писатель Теофиль Готье писал об иллюстрациях Г. Доре к «Божественной комедии»: «Нет другого такого художника, кто лучше, чем Гюстав Доре, смог бы проиллюстрировать Данте. Помимо таланта в композиции и рисунке, он обладает тем визионерским взглядом, который присущ поэтам, знающим законы Природы. Его удивительный карандаш заставляет облака принимать неясные формы, воды — сверкать мрачным стальным блеском, а горы — принимать разнообразные лики. Художник создает атмосферу ада: подземные горы и пейзажи, хмурое небо, где никогда нет солнца. Этот неземной климат он передает с потрясающей убедительностью…».

Подумайте, какие сцены из «Божественной комедии» Данте нашли отражение в каждой из иллюстраций. Подберите к ним соответствующие строки поэмы.

Рис. 12.1. Г. Доре. Иллюстрация к «Божественной комедии».

Рис. 12.2. Г. Доре. Иллюстрация к «Божественной комедии».

Рис. 12.3. Г. Доре. Иллюстрация к «Божественной комедии».

Рис. 12.4. Г. Доре. Иллюстрация к «Божественной комедии».

Рис. 12.5. Г. Доре. Иллюстрация к «Божественной комедии».

Основная

Андреев, М. Л. Данте // История литературы Италии. Средние века. — М.: Изд-во ИМЛИ РАН, 2007. — С. 307−366.

Ауэрбах, Э. Данте — поэт земного мира: пер. с нем. / Э. Ауэрбах. — М.: РОССПЭН, 2004.

Никола, М. И. История зарубежной литературы Средних веков: учебник для академического бакалавриата / М. И. Никола, М. К. Попова, И. О. Шайтанов., 2014. — С. 325—368.

Топорова, А. В. Поэзия нового сладостного стиля // История литературы Италии. Средние века. — М.: Изд-во ИМЛИ РАН, 2007. — С. 199—222.

Дополнительная

Баткин, Л. М. Данте и его время / Л. М. Баткин. — М.: Наука, 1965.

Голенищев-Кутузов, И. Н. Творчество Данте и мировая литература / И. Н. Голенищев-Кутузов. — М.: Наука, 1971.

Елина, Н. Г. Данте: критико-библиографический очерк / Н. Г. Елина. — М.: Художественная литература, 1965.

• [1] Лихачев Д. С. Предвозрождение на Руси в конце XIV — первой половине XV вв. //Литература эпохи Возрождения и проблемы всемирной литературы: сб. ст. М.: Наука, 1967.
• [2] Макьявелли Я. История Флоренции. Л.: Наука, 1973. С. 10.
• [3] Боккаччо Дж. Жизнь Данте // Боккаччо Дж. Декамерон. Жизнь Данте. М.: Московский рабочий, 1987. С. 608.
• [4] Боккаччо Дж. Жизнь Данте. С. 617.
• [5] Благой Д. Д. «II Gran’Padre» (Пушкин и Данте) //Дантовские чтения. М.: Наука, 1973.
• [6] Голенищев-Кутузов И. //. Творчество Данте и мировая культура. М.: Паука, 1971. С. 251.
• [7] Де Санктис Ф. История итальянской литературы. Т. 1. М.: Прогресс, 1963. С. 29.