Мифопоэтический контекст повестей адыгейского писателя Нальбия Куека «Превосходный конь Бечкан» и «Лес Одиночества»

Мифопоэтический контекст повестей адыгейского писателя Нальбия Куека «Превосходный конь Бечкан» и «Лес Одиночества»

Мифологизм был присущ северокавказским литературам на всех этапах развития, в том числе и на современном этапе. Е. М. Мелетинский справедливо отмечает: «Пафос мифологизма ХХ в. Не только и не столько в обнажении измельчания и уродливости современного мира с этих поэтических высот, сколько в выявлении неких неизменных, вечных начал, позитивных или негативных, просвечивающих сквозь поток эмпирического быта и исторических изменений» [1: 295].

Писатели Северного Кавказа все чаще обращаются к поэтике и онтологии мифа для реализации актуальных художественно-эстетических задач. Неомифологизм становится весьма устойчивой тенденцией и в развитии современных адыгских литератур, что было отмечено в ряде исследований адыгских литературоведов [2].

Эпику многих известных писателей маркирует активное мифотворчество, глубинный фольклорно-мифологический контекст повествовательного нарратива («Каменный век» Х. Бештокова, «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко, «Вино мертвых» «Превосходный конь Бечкан», «Черная гора», «Лес Одиночества» Н. Куека, «Абраг» Д. Кошубаева, «Всемирный потоп» М. Емкужева и др.).

Известный адыгейский поэт, писатель, драматург Нальбий Куек обладал удивительно многогранным литературным дарованием. Основные его завоевания связаны с художественной прозой, для которой характерно масштабное и глубокое осмысление проблем ХХ века: человек и история, человек и природа, война и мир. В них отобразилось историкофилософское мышление автора, талантливо и глубоко раскрывшего особенности национального менталитета, образа жизни, мировидения адыгов. В повестях «Черная гора» (1997 г.), «Лес одиночества» (2006 г.), романе «Вино мертвых» (2002 г.) отразилась вся многострадальная история адыгов, разбросанных по всему миру после русско-кавказской войны ХІХв., но все же воскресших из пепла подобно Фениксу и продолжающих удивлять мир красотой и мудростью своего мировидения.

Первым произведением Нальбия Куека на мифологическую тему был рассказ «Тлепш» о предсмертных размышлениях богочеловека Тлепша. Последовавшие за ним эпические повествования упрочили тенденцию многообразного и творческого использования фольклорномифологических истоков в своих художественно-стилевых исканиях.

Самая ранняя повесть Н. Куека «Превосходный конь Бечкан» обнажила тенденцию, ставшую позже весьма устойчивой в его эпике: оригинальный творческий поиск, выраженный в сращении сразу нескольких начал в повествовании лирического, мифологического и реалистического. В небольшой по объему повести автор выстраивает мифопоэтическую модель мира, позволяющую обозначить сложнейшие проблемы современности, в том числе проблему Человек и Природа, Человек и его место в мироздании.

Главный герои повести восьмидесятилетний старик Салих, большую часть жизни он прожил вдали от людей, в лесу, в своем гармоничном мире, рядом с деревьями, лошадьми. Но в отличие от мира природы его взаимоотношения с людьми выстраиваются совершенно иначе. «Салих думал о лесе. Из восьмидесяти своих лет почти шестьдесят он прожил в лесу, многие звали его за глаза лесным человеком, он и сам знал, что ему в нем намного спокойнее и уютнее, чем с людьми…» [3: 469]. Он совершенно одинок в социальной среде, ибо никто не хочет понять и разделить устремлений и желаний старика, пытающегося сохранить редкую породу кабардинских скакунов Абекуш, которую он долгие годы адаптировал к природным условиям Адыгеи. Общение Салиха с представителями рода человеческого (председатель колхоза, «партизаны» Хизир и Хаджимос, немецкий офицер, приезжий покупатель коней) носит драматический или даже трагический характер. Для того, чтобы выжить в суровые военные и послевоенные годы, люди готовы и запрячь в повозку выхоленного, выпестованного стариком коня, и продать, и обменять его на пару обычных лошадей, и даже зарезать, чтобы спастись от голода. Исключение составляют его верные помощники племянник Лекур и усыновленный им русский мальчик Саня, которые сочувствуют и всячески содействуют ему. В повести четко звучит философская идея о трагизме разлада между человеком и природой. Нарушение гармонии этих взаимоотношений, ощущение безысходности ситуации, в которой оказался герой, приводят к трагической развязке повести: Салих вместе со своим конем Абекушем тонут в бурных водах разлившейся реки. Но автор параллельно в финале дает другую картину, не лишенную оптимизма: на берегу реки вырисовывается четкий силуэт великолепного коня Бечкана, жеребенка, рожденного от кобылицы Абекуш, и он уверенно смотрит вдаль.

Мифопоэтический пласт повести нашел выражение в той особой стихии, которая ощущается в атмосфере всей повести, в которой все герои: люди, кони, деревья, земля понимают и чувствуют друг друга, являются равноправными участниками изображаемых событий. В повести создается мифопоэтический хронотоп, для которого характерны смена темпоральных планов и мифопоэтически окрашенное пространство, в котором все живет, вибрирует, дышит, пребывая в гармонии со всем миром.

Мифологемы земли, деревьев, леса, коней являются ведущими в мифоэпическом контексте повести. Лес это особый поэтический мир, сакральное пространство, которое «живет своей жизнью», это мир, в который ты входишь, тотчас принимая его «законы», «лес непостоянен, звуки и голоса его, дыхание и движение воздуха, свет и тени в нем все время меняются незаметно для человека, не позволяя привыкнуть к нему до конца» [3: 469]. Лес в повести изображен как источник обретения душевной гармонии, это вертикаль его поэтического микрои макрокосмоса. Мифологема леса (дерева) является в повести значимой для изображения внутреннего мира героев, психологического состояния.

Мифопоэтика повести ощущается и в предсмертных сновидениях заболевшего старика Салиха, которые, подобно калейдоскопу, мелькают в памяти и выносят из глубин подсознания наиболее яркие эпизоды прожитой жизни. Чередование мифопоэтики с подчеркнуто реалистическими зарисовками жизни и быта аульчан в военные и послевоенные годы в структуре повести способствовали созданию целостной художественной картины мира в повести.

Тотальное господство мифопоэтической стихии, репрезентация разных мифологем и мифоструктур, формирование мифопоэтического хронотопа характерны и для последней повести Н. Куека «Лес Одиночества». Эти две повести роднит сложный мифопоэтический пространственно-временной континуум со смещением темпоральных планов, мифологизируемые образы главных героев и присутствие центральных мифологем леса и одиночества, имеющих концептуальный характер в повествовательном нарративе.

«Лес Одиночества», последняя повесть Н. Куека, представляет собой своеобразный итог всего его творчества. Автор в ней часто апеллирует к образам, мотивам, сюжетам из ранее написанных произведений, придавая им еще более четко выраженный концептуальный характер. В ней также господствует всеобъемлющая мифопоэтическая стихия и реализованы древние архетипы, мифологемы огня, камня, воды, коня, которые позволяют глубже раскрыть авторскую концепцию смысла жизни, человеческого бытия в ракурсе микрои макрокосмоса.

Центральная мифологема повести, приобретающая в контексте повести концептуальный характер мифологема Леса. Лес в последней повести Н. Куека, так же как и в первой повести «Превосходный конь Бечкан», представляет собой сакральное пространство, на этот раз символизирующее хаотичные начала жизни. «Лес размножается. Тени деревьев бродят поблизости в поисках… Деревья всегда в пути. Приходит срок к тем, которым уже пора собраться в лес, и они становятся лесом» [4: 423]. Все жители и обитатели этого Леса люди, животные, деревья, мифологические персонажи бесконечно одиноки и ведут уединенный образ жизни. Таковы отшельник Люкат, вояка Осмез, чудовищный полуконь, полусобака Хэш. Но даже заезжие на время в Лес Одиночества джигиты-наездники, считающие себя отважными рыцарями, чувствуют опасность, тоску, тревогу и тотальное одиночество, которыми пропитана атмосфера Леса. В мифопоэтическом контексте повести актуализируется еще одна мифологема, имевшая место и в прежних произведениях Н. Куека и приобретающая здесь выраженную идейно-эстетическую значимость, это мифологема одиночества. Через эти две мифологемы леса и одиночества реализуются авторская медитация, философские размышления о добре и зле, жизни и смерти, прекрасном и безобразном, маркируя стержневую онтологическую основу всей повести.

Негативному пространству Леса в повести противостоит гармоничное пространство близлежащего адыгейского аула, в котором живут простые труженики, занятые созидательным трудом, возделывающие с любовью землю. В этом же ауле живет прекрасная девушка Дахана, являющаяся средоточием всего прекрасного, а также ее возлюбленный юноша Темтеч, отважный и благородный. Образы этих молодых людей даны в четко выраженной антиномии с жестокими эгоистичными жителями и обитателями Леса Одиночества (за исключением Люката). Дахана (в переводе с адыгейского «красивая») прекрасна не только внешне, но и душой, она является носительницей Света, добра, гармонии, ее любящее сердце объемлет всех прощением, милосердием. В ее образе реализованы древние архетипы, символизирующие великое женское начало. Дахана привносит свет и любовь в пространство одним своим присутствием. Недаром пространство Леса Одиночества тревожно реагирует на ее редкие посещения, чувствуя угрозу своему существованию.

Образы жителей и обитателей Леса Одиночества предельно мифологизируются. Таков образ Люката, попавшего в этот Лес еще подростком после того, как враги убили всю его семью и сожгли дотла родной аул. Люкат находит пристанище в заброшенном домике, внутри которого обнаруживает сакральный огонь в кузнечном горне. За время пребывания в этом доме и общения с этим огнем Люкат преображается, огонь (символ самой мощной очищающей стихии) выжигает в нем все негативное, и он превращается в лучистое существо. Именно ему пытается вручить свой меч старый вояка Осмез, в образе которого выражены мифоэпические начала. Мятежный дух воина не находит покоя после предательского убийства в стародавние времена. Но труженик Люкат, на протяжении всей повести пребывающий в бесконечных рефлексиях о смысле жизни, поисках своей миссии, в финале повести обращает меч возмездия против самого Осмеза и Хэша. Хэш — еще одно мифологическое существо, полуконь, полусобака, представляющее собой синтез как мифоэпических традиций, так и плод авторского мифотворчества, чудовище, воплощающее необузданную силу и агрессию.

Текст повести амбивалентен, плотно насыщен символами, метафорами, философскими размышлениями героев. Сложное многоплановое повествование о добре и зле, свете и тьме, жизни и смерти автор завершает однозначной победой добра, света, прощения. Так Н. Куек в последней повести совершенно недвусмысленно как бы подводит итог своиммноголетним художественным поискам, мировидения.

Таким образом, обращение Н. Куека к мифопоэтике оказалось весьма продуктивным для эпики Н. Куека, существенно отразившись на художественно-эстетической основе его повестей, и способствовало воссозданию национальной картины мира в философски обобщенных образах, вскрывая глубинные пласты народного мироощущения и утверждая торжество светлых гуманистических начал в жизни.

Примечания

мифологизм литература северокавказский эмпирический.

• 1. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Восточ. лит., 2002. 406 с.
• 2. См. об этом Паранук К. Н. Мифопоэтика и художественный образ мира в современном адыгском романе. Майкоп: Качество, 2006. 312 с.; Хакуашева М. А. Литературные архетипы в художественных произведениях адыгских писателей. Нальчик, 2007. 378 с.
• 3. Куек Н. Ю. Превосходный конь Бечкан // Нальбий Куек. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 1. Роман в новеллах, повести, рассказы. Майкоп, 2011. С. 467−538.
• 4. Куек Н. Лес Одиночества // Нальбий Куек. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 1. Роман в новеллах, повести, рассказы. Майкоп, 2011. С. 351−466.