Причины кризиса новой экономической политики и отхода от нее

Несмотря на определенные успехи новой экономической политики, она не реализовала всех своих потенциальных возможностей. Объяснить это можно тем, что в жизнь она проводилась недостаточно настойчиво и последовательно, в ее содержании были допущены серьезные противоречия, что и привело в конечном счете к кризису нэпа и отказу от него.

В судьбе нэпа проявился сложный комплекс факторов и объективного, и субъективного свойства. Известное влияние, очевидно, оказал предшествующий исторический опыт социально-экономического развития России — прочно устоявшиеся традиции активного государственного вмешательства в экономику, высокая степень централизации управления народным хозяйством и неразвитость местной хозяйственной самостоятельности и инициативы. На этот опыт и традиции непосредственно накладывались существовавшие в марксистской науке представления о социализме как о строе, который предполагает всемерное развитие централизованного управления, подчинение юо всей хозяйственной жизни общества руководству из единого центрального органа. При этом и в теории, и в реальной экономической деятельности 1920—1930;х годов чрезмерно переоценивалась созидательная способность государства диктатуры пролетариата, не учитывались взаимозависимость и соподчиненность объективного и субъективного в экономическом развитии, а вопрос, например, о действии и использовании экономических законов вообще был снят с повестки дня, поскольку политическая экономия как наука, их изучающая, применительно к социализму полностью отрицалась вплоть до середины 1930;х годов.

Подчеркивая сложность осуществления нэпа, нельзя не учитывать и такой фактор, как низкий технический уровень производства и его разрушенность к началу 1920;х годов вследствие двух изнурительных для экономики страны войн. Обращает на себя внимание и крайне низкий общеобразовательный и квалификационный уровень значительной части рабочего класса, что, естественно, затрудняло, а нередко и исключало быстрое и эффективное внедрение в производство наиболее совершенной техники и технологии. А все это, естественно, отрицательно сказывалось на решении проблем роста эффективности предприятий государственного сектора. Он же в свою очередь рассматривался как основной, ведущий сектор экономики. Последовательно и повсеместно исходные принципы нэпа в жизнь проведены не были ни в первой, ни во второй половине 1920;х годов.

Марксистская экономическая наука 1920;х годов не смогла разработать, в частности, концепцию индустриализации страны на основе этих принципов. Господствующими оставались прежние теоретические представления о социализме как об обществе с нетоварным хозяйством, монополией общенародной собственности на средства производства, отмирающим государством и исключительной ролью в обществе индустриального пролетариата при очевидной недооценке роли крестьянства. Торговля, рынок, хозрасчет, кооперация, принцип материальной заинтересованности и экономические интересы производителя субъективно воспринимались партийным и хозяйственным руководством страны как явления временные и в корне противоречащие природе будущего социализма. Отсюда и непоследовательность в их использовании.

Во многом именно из-за непоследовательности в применении, например, принципа материальной заинтересованности и распределения по труду, хозяйственного расчета по существу в течение всех 1920;х годов не удавалось решить проблему прибыльности государственных предприятий, особенно в тяжелой промышленности. Так, в 1923/24 г. доходы от государственной промышленности страны составили всего 2,1%, а в 1925/26 г. — 5,4% государственного бюджета.

Это существенно обостряло проблему источников капитальных вложений и приводило к необходимости повышать роль налогового обложения населения, и прежде всего крестьянства, в формировании государственного бюджета. По имеющимся статистическим данным, прямые и косвенные налоги с городского и сельского населения в 1923/24 г. составляли 34,3%, а в 1926/27 г. — 47% общей суммы государственного бюджета.

Непоследовательность в организации хозяйственного расчета проявилась, в частности, в том, что на его принципах строилась работа не отдельных предприятий, а их объединений (трестов) и ниже этого уровня хозрасчетные отношения не использовались. Отсутствие внутрихозяйственного расчета приводило к тому, что организация труда рабочих строилась не на хозрасчетных формах, скажем, коллективный подряд, аренда, а на системе норм, тарифов и расценок, что мало экономически стимулировало труд рабочих и не способствовало росту производительности и эффективности их труда.

Отдельные предприятия, входившие в трест, не имели экономической самостоятельности, результаты их труда обезличивались и почти не учитывались, нивелируясь в общих результатах хозяйственной деятельности трестов. Это приводило к уравниловке, лишало трудовые коллективы и хозяйственной инициативы, и ощутимой материальной заинтересованности, и ответственности за результаты производства.

Не был по существу реализован и принцип самофинансирования. В распоряжении трестов оставалась лишь небольшая доля получаемой ими прибыли. Так, в первые годы нэпа Не более 10% прибыли отчислилось в фонд улучшения быта рабочих и служащих, около 0,25% — в премиальный фонд и около 20% — в резервный капитал, используемый для покрытия убытков и расширения производства. К концу же 1920;х годов у трестов изымалось около 88% прибыли.

Сложившаяся в результате непоследовательности экономических преобразований хозяйственная система отличалась глубокими противоречиями.

Противоречивость хозяйственного механизма периода нэпа проявлялась в многообразных формах, в том числе в широком использовании, наряду с экономическими методами хозяйствования, методов чисто бюрократических, административных, сохранившихся со времен периода «военного коммунизма». В резолюции XII съезда РКП (б) прямо указывалось: «Ввиду того, что самый переход от военного коммунизма к нэпу совершался в значительной мере методами военного коммунизма, группировка предприятий, разбивка их на тресты, распределение средств между трестами, кредитование их имели и в значительной мере имеют и по сей день априорный, бюрократический характер». И это, в общем, было объяснимо, коль скоро нэп должны были проводить в жизнь в основном те же партийные и хозяйственные руководители, которые не только реализовали, но и во многом идеализировали военно-коммунистические методы, применявшиеся в годы Гражданской войны. В их представлении политика «военного коммунизма» более адекватно отражала идеалы социализма, нежели нэп с разнообразным набором якобы сугубо капиталистических средств хозяйствования. Методы «военного коммунизма» были для них проще, доступнее, тем более что нередко давали хотя и временный, но значительный эффект.

Вот что говорил, например, в 1925 г., т. е. в разгар нэпа, Ю. Л. Пятаков, занимавший столь крупный пост в иерархии хозяйственных руководителей страны, как заместитель председателя ВСНХ: «Так называемый военный коммунизм был плох не потому, что был коммунизмом, а потому что входил в жизнь во время войны, делавшей невозможным проявление великих сторон коммунизма. С окончанием войны нужно было основу коммунистической системы оставить нетронутой, но, разумеется, подлежащей усовершенствованию. Нэп не нужно было вводить. Он восстанавливает препятствия к социализму, которые мы только что уничтожили. Он искажает всю нашу социальную структуру. Теперь к социализму придется идти, выжигая каленым железом щупальца нэпа, он, как спрут, просунул их во все без исключения области нашей жизни. А чтобы выжечь их, нужно, чтобы нам в этом не мешали».

В применявшихся принципах и методах хозяйствования не было строгой логической соотнесенности. С одной стороны, централизованно-административные методы планирования производства в подавляющей части промышленного производства, с другой — довольно широкое распространение товарных отношений в сфере обращения. С одной стороны, ориентация трестов на рынок, с другой — экономическое бесправие входящих в него предприятий. С одной стороны, сосредоточение административной власти в руках главков, с другой — экономические методы деятельности синдикатов. С одной стороны, высокая степень зависимости доходов руководителей трестов от прибыли, с другой — почти полное отсутствие зависимости оплаты труда рабочих и служащих от их личного вклада в результаты производства.

Механическое соединение этих противоположных начал делало хозяйственную систему времен нэпа малоэффективной и крайне неустойчивой. Она была способна к эволюции как в сторону дальнейшего развития рыночной экономики, так и в сторону централизованно управляемого хозяйства. Рано или поздно окончательное направление развития должно было определиться, и это; как известно, произошло уже в конце 1920;х годов.

Наибольший интерес для анализа состояния экономики периода нэпа вызывают 1923, 1925, 1927, 1929 гг. кризисных состояний экономики. В эти годы при относительном росте темпов сельскохозяйственного производства наблюдалось падение темпов промышленного производства (в процентах к предыдущему году):

1923 г. 1925 г. 1927 г.

промышленность -9,5 -4,6 -4,7.

сельское хозяйство +16,9 +15,17 +5,3.

Эта цикличность падения (через каждые 2 года) относительных темпов промышленного производства вошла в историю экономического развития нашей страны как «кризис сбыта 1923 г.» и «явления товарного голода 1925 и 1927 гг.». Чем вызывались эти циклы? Ясно, что потенциально в экономике страны они заложены не были. Низкий уровень промышленного производства и широкие возможности внутреннего рынка могли обеспечить в эти 6—7 лет равномерный ежегодный прирост не только сельскохозяйственной, но и промышленной продукции. Делу помешала чрезмерная активная деятельность государства по регулированию экономических процессов.

Переход к нэпу вновь превратил товар, деньги и цены в узловые элементы хозяйственного механизма. За годы «военного коммунизма» ввести «прямой продуктообмен» во всем народном хозяйстве не удалось, но он использовался в той части крупной промышленности, которая была отнесена к «командным экономическим высотам». Здесь действительно товар уже стал «не товаром», а деньги — «не деньгами». Система безналичных расчетов на основе оптовой цены промышленности, значительно оторванной от стоимостной основы, внутрипромышленное обращение и потребление производимой продукции и главное — ее производство, поддерживаемое дотациями госбюджета, создавали своего рода замкнутый круг воспроизводства. Предполагалось, что за годы нэпа этот «плановый крут воспроизводства» посредством государственного контроля и регулирования цен подчинит себе «стихийный крут воспроизводства», т. е. мелких товаропроизводителей города и деревни. Своеобразие нэпа в главном и основном состояло в том, что борьба «кто кого?» в политэкономическом смысле была борьбой против закономерностей рынка. Она состояла в том, что в результате образования «планового круга воспроизводства» из товарного обращения была изъята практически вся продукция промышленности, кроме продукции мелких и кустарных предприятий.

По существу в стране не существовало единой и тесно взаимосвязанной системы воспроизводства. Вот почему, как нам представляется, не вполне корректно говорить о существовании в стране «смешанной экономики» в период новой экономической политики.

В том варианте, в котором осуществлялся нэп, он не решил многих экономических, а следовательно, и социальных проблем. Так, развертывание товарно-денежных отношений в деревне, которое довольно активно осуществлялось в середине 1920;х годов, и в частности расширение кредитования товарообменных операций крестьянского рынка, способствовало обострению проблемы товарного голода. Сельскохозяйственный индекс цен, по данным Конъюнктурного института НКФ, вырос в октябре 1925/26 г. до 1,70 с 1,29 в октябре 1924/25 г. и с 2,14 в апреле 1924/25 г. до 2,24 в апреле 1925/26 г. Промышленный индекс цен в апреле 1925/26 г. достиг 2,46. В рамках экономической политики второй половины 1920;х годов были увеличены изъятия из легкой и пищевой промышленности в доход казны. Впервые (и это единственный случай в годы нэпа) изъятия из госпромышленности в бюджет превысили финансирование. Эти меры, а также повышение цен на продукты питания повлекли за собой ухудшение положения рабочего класса, стала расти безработица. В среде трудящихся все больше и больше зрело недовольство нэпом, нашедшее свое выражение в так называемой «новой оппозиции». Если в 1923 г. члены профсоюза составляли среди безработных 8%, то в 1925 г. — почти 14%. Практически каждый седьмой-восьмой член профсоюза оказывался безработным. Сложность сложившейся тогда обстановки проявлялась и в том, что среди безработных было немало коммунистов. В июле 1925 г. на них приходилось 1,8% всех членов партии, а к концу 1926 г. — 23,9%, что составляло более 45 тыс. человек. Всесоюзная партийная перепись 1927 г. показала, что больше всего безработных коммунистов находилось в Ленинграде (4,2 тыс. человек).

В Москве в конце 1926 г. насчитывалось более 129 тыс. безработных. Аналогичное положение наблюдалось и в других городах страны. К 1929 г. безработица выросла до 3 млн человек (немногим менее 40% трудоустроенных в государственной промышленности и кустарноремесленном производстве) и носила застойный характер.

Факты свидетельствуют о том, что во многих промышленных районах страны складывалась тяжелая социально-политическая обстановка. Нередкими стали массовые забастовки рабочих промышленных предприятий.

Другим неблагоприятным обстоятельством была продовольственная проблема. Отчасти она обострилась в связи с вынужденным увеличением экспорта хлеба за границу и сокращением его количества на внутреннем рынке. В значительной же мере причина состояла в низком уровне государственных цен на сельскохозяйственную продукцию, что, естественно, не только не стимулировало крестьян к росту производства, но и вело к его сокращению.

Торговля хлебом на внешнем рынке становилась все менее рентабельной. Высокие цены на хлеб, установившиеся в середине 1920;х годов на международном рынке, снижались вследствие нарастающего мирового кризиса. Положение СССР как экспортера усложнилось падением курса червонца. Возрожденная в 1922—1924 гг. валюта, имевшая твердый курс как внутри страны, так и за рубежом (хотя официально червонец не был свободно конвертируемой денежной единицей), вновь была подорвана усилившейся на этот раз не денежной, а кредитной эмиссией. До 1925 г. Госбанк кредитовал только легкую промышленность, где была высокая доля экспорта, и тем самым обеспечивал товарное покрытие червонца на внешнем рынке. С 1925 г. на него была возложена задача кредитования тяжелой индустрии, которая, как уже указывалось выше, была малорентабельной, а зачастую и просто убыточной.

Если в 1924/25 г. курс червонца в банках Германии был равен 21 марке, то к 1927 г. он упал до 7—8 марок. С начала 1928 г. Берлинское представительство Госбанка «Гаранта унд Кредит Банк» прекратило прием и обмен червонцев. С целью поддержания искусственного курса червонцев внутри страны и вне ее пришлось запретить ввоз и вывоз червонцев и обмен их внутри страны на иностранную валюту. К 1929 г. на внутреннем рынке создались затруднения с разменными операциями вследствие исчезновения из денежного обращения серебряной и медной монеты. В феврале 1929 г. был прекращен выпуск в обращение медных монет, а в июне — серебряных. Начался более интенсивный выпуск бумажных денег и бронзовой разменной монеты. В связи со всеми этими и другими проблемами, обострившимися к концу 1920;х годов, в периодической печати и экономической литературе стали появляться статьи, где высказывалась мысль, что «нэп себя не оправдал», что «нэп провалился» и т. д.

Экономические и социальные противоречия новой экономической политики к концу 1920;х годов достигли, как мы видим, весьма высокой степени остроты. С одной стороны, экономические кризисы 1923, 1925 и 1927—1929 гг., расстройство денежного хозяйства и обесценивание червонца, с другой — «нравственное негодование» людей как в городе, так и в деревне, вызванное негативными, а подчас и просто уродливыми сторонами нэпа, процессами дифференциации и имущественного расслоения общества, слабой социальной защищенностью малоимущих и неимущих слоев населения. Все это оказало решающее влияние на окончательное утверждение в конце 1920;х — начале 1930;х годов административно-командных методов управления, тем более что к тому времени в основном уже сложился культ личности И. В. Сталина. Объективной его основой являлась административно-командная система, он же в свою очередь неизбежно способствовал ее утверждению и развитию. Эти экономические кризисы были следствием прежде всего воспроизводственных диспропорций, порожденных тем, что основная ориентация хозяйственного развития в первой половине 1920;х годов была направлена на скорейшее восстановление народного хозяйства, во второй — на его реконструкцию и создание мощной тяжелой промышленности.

Развитие тяжелой промышленности главным образом за счет легкой промышленности и сельскохозяйственного производства неизбежно вело к разбалансированности народного хозяйства, не могло обеспечить производства такого объема потребительских благ, который был необходим для нормального функционирования потребительского рынка, включая и средства производства для необобществленного сельскохозяйственного сектора, т. е. обеспечить эквивалентный товарный обмен между городом и деревней, что предполагал по идее своей нэп. Крестьянское хозяйство и после принятого курса на форсированную индустриализацию страны оставалось частным. В соответствии с экономическими нормами отчуждение основной части доходов сельских тружеников могло осуществляться прежде всего на эквивалентной основе, обеспечивающей им воспроизводственный процесс хотя бы в неизменном масштабе. Но соблюсти эту эквивалентность в условиях конкретного состояния производительных сил города и деревни с учетом поставленной задачи форсированной индустриализации страны было невозможно. Выход был найден в возвращении к чрезвычайным мерам, применявшимся ранее в военное время, в ускоренной и насильственной коллективизации крестьянских хозяйств, в резком сокращении, а затем и запрещении частнохозяйственного оборота и частнопредпринимательской деятельности в целом. Все это означало свертывание и отказ от новой экономической политики и переход к системе форм и методов административно-командного хозяйствования, которые были законодательно внедрены в жизнь в ходе комплекса экономических реформ конца 1920;х — начала 1930;х годов.

Вопросы и задания для самоконтроля

• 1. Охарактеризуйте кратко причины и сущность нэпа.
• 2. Как функционировал хозяйственный механизм в годы нэпа? Какова была роль «командных экономических высот»? Какова была роль трестов и синдикатов?
• 3. Существует точка зрения, что экономика в годы нэпа была не производящей, а потребляющей, т. е. существовала за счет резервов и запасов, накопленных в предшествующий период. Как вы относитесь к такой точке зрения?
• 4. Каковы, по-вашему, были причины кризиса нэпа и отхода от новой экономической политики?
• 5. Как бы вы охарактеризовали политические, социальные и экономические итоги нэпа?