Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Научный текст и научное творчество в системе востоковедческого дискурса

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Возникает закономерный вопрос: как же соотносится жестко закрепленная система научных правил и творческий полет научной мысли, стремящейся преодолеть какие бы то ни было преграды и схемы, расширяя горизонты познания? Внутренняя амбивалентность научного текста обусловлена процессом столкновения научного творчества, предполагающего свободу мышления, новаторство подходов, разрушение стереотипов… Читать ещё >

Научный текст и научное творчество в системе востоковедческого дискурса (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Научно-исследовательская деятельность востоковеда представляет собой сложный процесс выявления закономерностей и особенностей развития культурно-исторических, социальнополитических, экономических, лингвистических, семиотических и этнопсихологических систем Востока. Результаты этой деятельности, их интерпретация и осмысление представлены в рамках научного дискурса в виде текстов. Текстовая деятельность (порождение текстов, обмен текстами, восприятие и понимание текстов) является важным звеном в рамках научной коммуникации. С помощью текстов ученые заявляют о своих достижениях в сфере поиска нового знания, фиксируют их, выдвигают тезисы и аргументы в защиту своих концепций, обосновывают выводы, методологию и исследовательские технологии, обмениваются информацией.

Научный текст — это письменное или устное высказывание о результатах научного исследования, способах (и средствах) их достижения и обоснования.

Результат (представление научному сообществу нового знания) является ключевой категорией в понимании смысла научной деятельности и основной содержательной характеристикой научного текста. Главным условием создания научного текста является проведение исследовательской работы, которая предполагает выявление новых феноменов и процессов, их анализ и осмысление, поиск причинно-следственных связей, включение их в научную картину мира, развитие, переосмысление и критический анализ существующих научных парадигм, формирование и обоснование новых исследовательских подходов и технологий, позволяющих по-новому рассматривать уже ю известные науке события и артефакты, а также впервые осуществленный исторический, генетический, системный, функциональный, структурный анализ культурно-исторических, социально-политических, экономических, лингвистических, семиотических и этнопсихологических реалий и процессов. Научный текст теряет свой смысл, когда не выполняет своего предназначения и является всего лишь наукообразной компиляцией уже известных научному сообществу идей и фактографического материала. Научный текст всегда является сообщением о новых результатах, полученных в ходе самостоятельной работы исследователя.

Все формально-содержательные средства и способы организации научного текста нацелены на четкое, логичное и аргументированное изложение результата научной работы.

Изначально текст мыслится как логически организованное единство элементов содержания, передающих главную мысль автора, концептуальные и методологические основы его исследования. Латинское слово textum означает «связь», «соединение». В структуре научного текста смысловые блоки (и связи между ними) играют гораздо более значимую роль, чем средства выражения (именно поэтому научный язык предельно формализован). По утверждению Д. С. Лихачева, «хороший язык научной работы не заметен читателям», при этом «заметной должна быть только мысль»[1].

Существует исторически выработанная система правил организации формальной и содержательно-смысловой структуры научного текста, детально разработанная в ходе развития науки и общества: «не только „содержание науки“, но и „система научных правил“ являются плодом общественного развития, как научного общества, так и общества в целом»[2].

Возникает закономерный вопрос: как же соотносится жестко закрепленная система научных правил и творческий полет научной мысли, стремящейся преодолеть какие бы то ни было преграды и схемы, расширяя горизонты познания? Внутренняя амбивалентность научного текста обусловлена процессом столкновения научного творчества, предполагающего свободу мышления, новаторство подходов, разрушение стереотипов, прорыв в неисследованные области теории и практики, и научной коммуникации, жестко и однозначно закрепляющей основные способы взаимодействия ученых и регламентирующей формы представления результатов научных исследований в рамках текстовой деятельности. При создании научного текста возникает необходимость выразить идею, новую, нестандартную, отрицающую общепринятые представления и каноны, в стандартизированной форме, что рождает внутреннее напряжение и даже определенный драматизм порождения и восприятия научного текста. Экспрессивность научного текста в отличие от некоторых других функциональных стилей речи (художественного, публицистического, разговорного) создается не формой, а содержанием. Отсюда и относительная «стандартизированность» формы: она не должна препятствовать изложению авторской концепции, не должна затруднять (и тем более затемнять) процесс восприятия тезисов, аргументации и результатов. Несмотря на то, что эмоционально-экспрессивная окраска научной лексики практически сведена к нулю, читатели или слушатели, воспринимающие научный текст, могут переживать сильные чувства (от восторга и очарования до гнева и отчаяния), связанные с оценкой умений автора представить и обосновать свои идеи и результаты исследований. «Красивое» и «безобразное» — эти философские категории и личностные оценочные реакции вполне приложимы к научному творчеству. Если исследователь в наукообразной форме излагает банальности и непроверенные факты, если он демонстрирует очевидные дефекты мышления, проявляющиеся в неумении выстроить систему аргументации и в неспособности формулировать выводы, если проявляет очевидное неумение выстраивать логическую структуру текста, если выдает чужие достижения за свои, — все это расценивается научным сообществом неодобрительно и вызывает сильные и крайне негативные эмоции. Напротив, ощущение красоты и восхищение рождаются при восприятии гармоничных научных текстов, в которых глубокое научное содержание, обладающее целостной логико-смысловой структурой, облечено в формы строгой и стилистически элегантной научной речи («красивые тексты» в науке сродни шедеврам искусства). Британский ученый Д. Дойч, размышляя о применимости категории «красота» к фундаментальной науке, писал: «То, что глубокая истина зачастую красива, — известный факт, который часто упоминают, но редко объясняют. Математики и ученыетеоретики называют красоту такого рода „элегантностью“. Элегантность — это красота в объяснениях»[3].

Поиск истины и движение в глубины познания мира и человеческой деятельности возможен исключительно в рамках критического подхода к достижениям предшественников и коллег, занимающихся изучением сходной проблематики. «Nullius in verba»[4] — в этих словах заложен один из фундаментальных принципов научной деятельности («Не принимай за истину в последней инстанции то, что утверждают даже самые непререкаемые авторитеты в науке»). Это не значит, что нужно безосновательно отрицать все существующие идеи, концепции и теории (тем более игнорировать их). Это означает, что нужно изначально скептически относиться к известным (и даже широко распространенным, приоритетным) теоретическим объяснениям явлений, процессов и фактов, изложенных в научных трудах; перепроверять представленные в них выводы, соотносить их с результатами собственных теоретических и эмпирических исследований. Как писал К. Саган, «едва ли не первая заповедь науки: „Не доверяй авторитетам“ Утверждения самого авторитетного лица подлежат такой же точно проверке, как и любые другие»[5]. Саган видел в этом проявление встроенного в науку аппарата «выявления и исправления ошибок», который позволяет, с его точки зрения, развиваться современному научному знанию успешно и продуктивно: «В науке нет запретных областей, нет деликатных вопросов, которые нельзя затрагивать, нет неприкосновенных истин (курсив мой. — О. Я). Открытость всем новым идеям и жесткая, придирчивая проверка всех идей — и старых, и новых — позволяют отделить зерна от плевел»[6]. При этом любому исследователю (особенно начинающему) нужно быть всегда готовым к тому, что и его собственные научные результаты обязательно будут подвергнуты критическому осмыслению со стороны научного сообщества: «Сколь бы умны, харизматичны, привлекательны вы ни были, вам придется отстаивать свое мнение перед лицом упорного и искушенного скептицизма. В науке приветствуется разнообразие и разногласие. Приверженцев разных теорий поощряют к спору — глубокому и по существу»[6].

Оценка, критика и интерпретация научных текстов — важная составляющая научной деятельности, процедура, позволяющая оценить вклад исследователя в развитие научного знания и выявить погрешности, обусловленные нарушениями правил проведения научной работы и отражения научных результатов в тексте. Самыми распространенными недостатками научных текстов всех уровней (от академических до учебно-научных и квалификационных) считаются следующие:

«1) недостатки в сфере логической совместимости, в первую очередь относительно употребления понятий, вследствие чего могут возникать противоречия;

  • 2) недостаточная возможность проверки эмпирической основы для подтверждения фактов (недостаток интерсубъективного апробирования материала);
  • 3) недостаток внутренней взаимосвязи, что затрудняет выяснение того, насколько промежуточное исследование и промежуточный результат важны для других частей исследования и их результатов;
  • 4) недостаток новизны результатов, т. е. все представленное в качестве результатов в действительности уже было заявлено другими учеными"[8].

Таким образом, и научный текст, написанный академиком, и курсовая работа студента оцениваются по аналогичным критериям:

  • — непротиворечивости категориально-понятийного аппарата и авторской концепции (исключение подмены понятий и значений терминов; исключение подмены тезисов; использование терминов в одном значении на протяжении всего текста и т. д.);
  • — возможности проверки эмпирической основы исследования для подтверждения теоретических выводов автора в ходе независимого исследования, проведенного на основе указанного эмпирического материала и по заявленным в тексте методологии и методикам;
  • — логико-содержательной связности текста, обеспечивающей его единство и взаимосвязь между элементами концепции, промежуточными и окончательными выводами (результатами) и, соответственно, частями текста (главами, параграфами, разделами), в которых представлены эти результаты;
  • — новизны результатов (исключение плагиата, компиляции, банальностей; исключение представления в качестве собственных результатов достижений других авторов).

Степень соответствия научного текста названным критериям значительно влияет на восприятие, понимание и интерпретацию его другими членами научного сообщества.

Говоря о восприятии научных текстов, мы подходим к пониманию специфики их функционирования в рамках научной коммуникации. Научный текст (как письменное или устное высказывание, сообщение) не существует сам по себе, обособленно, в отрыве от окружающей его научно-профессиональной среды и различных сфер человеческой деятельности. Он включен в открытую систему научного дискурса, предполагающего наличие большого массива других (письменных и устных) текстов, развитие профессиональных и социальных коммуникативных практик, определенного рода отношений между участниками и институтами коммуникации, доминирующих смыслов, главенствующих парадигм и т. д.

В самом упрощенном виде научная коммуникация может быть представлена в виде следующей схемы (рис. 1.1).

Научная коммуникация.

Рис. 1.1. Научная коммуникация На данной схеме указаны основные компоненты коммуникативного акта: адресант (автор научного текста), адресат (профессиональная аудитория, индивиды и социальные группы, интересующиеся наукой), сообщение (научный текст), контакт (процесс и способы передачи научного текста от автора к аудитории), код (система знаков, выражающая концепцию автора и соответствующая формально-содержательным требованиям научного функционального стиля) и фон (доминирующие смыслы и идеи, научные парадигмы, тенденции научного развития, доминирующие ценности, информационные «шумы» и т. д.). С помощью научного текста (сообщения) адресант (исследователь) устанавливает коммуникативные контакты с адресатом (аудиторией), транслируя результаты своего научного исследования, представленные в соответствии с принятыми в данном научном сообществе системами вербального, цифрового и графического кодирования научной информации. Фоновые особенности коммуникации могут как способствовать восприятию адресатом данного сообщения, так и создавать определенные помехи в понимании авторской концепции и выводов. На схеме «контакт» обозначен двусторонней стрелкой, потому что научная коммуникация не является однонаправленным и односторонним посылом информации, но предполагает наличие обратной связи, реакцию на сообщение, интеллектуальное взаимодействие.

Научный текст, таким образом, выполняет функции сообщения, общения и воздействия, которые неразрывно связаны между собой. Иначе эти функции можно назвать: информативная, коммуникативная и формирующая (рис. 1.2).

Функции научного текста.

Рис. 1.2. Функции научного текста Реализуя функцию сообщения, в рамках научного дискурса научный текст представляет аудитории результаты исследований, информацию не только о самом факте проведенного исследования, но и о том, каким образом оно было осуществлено. Текст является главным средством, обеспечивающим взаимодействие и общение участников научной коммуникации, которые сопровождаются научными дискуссиями, полемикой, обменом мнениями. Функция воздействия проявляется в способах и формах влияния текста на развитие научного процесса: на появление новых исследований, на внедрение результатов научной работы в практическую деятельности людей, на формирование новых научных подходов и исследовательских методик, на переосмысление уже имеющегося корпуса знаний в той или иной области. Научные тексты являются не просто отражением речемыслительной деятельности людей в поисках нового знания, не просто воплощением результата этого поиска, но важными структурными элементами научноисследовательского процесса.

Создать текст — это единственный способ в науке ознакомить профессиональное сообщество с научными достижениями и осуществить обмен мнениями по этому поводу. Ученые порождают тексты, обмениваются ими, «потребляют» и интерпретируют их. Поиск нового знания осуществляется одновременно с интенсивной коммуникацией, в которой принимают участие люди и тексты: «Порождение и потребление текстов — это виды знаковой деятельности, иногда соединенные, а иногда и разделенные во времени. Тем не менее, они всегда остаются компонентами механизма сложной и многогранной деятельности более высокого порядка, … коммуникативнопознавательной»[9].

Текстовая деятельность (как целенаправленная активность) в системе научной коммуникации неразрывно связана со всеми этапами исследовательской работы — от рождения научной идеи до ее концептуального обоснования и оформления, верификации, апробации и внедрения в научную картину мира. В рамках текстовой деятельности формируются и развиваются особенные речемыслительные единицы, с помощью которых осуществляется процесс познания, оформление научных результатов и их интерпретация.

Научный дискурс — это «вербализованная речемыслительная деятельность, понимаемая как совокупность процесса и результата и обладающая как собственно лингвистическим, так и экстралингвистическим планами»[10] в процессе развития научной картины мира. Дискурс включает в себя не только тексты как результат осмысления и познания людьми каких-либо феноменов и процессов, но и саму деятельность по созданию текстов, по их восприятию и интерпретации. Текстовая деятельность позволяет участникам коммуникации «реализовать самые сложные коммуникативно-познавательные замыслы»[11].

Главным элементом научного дискурса является текст, причем письменная форма речи преобладает над устной. Ученые пишут статьи, книги, рецензии, рефераты, аннотации, отзывы, в которых воплощаются результаты научно-исследовательской деятельности и идеи, связанные с оценкой как научного процесса в целом, так и результатов научных исследований представителей профессионального сообщества. Письменные и устные тексты ученого органично включены в сложный процесс порождения, верификации и восприятия научных знаний. Научный дискурс представляет собой многомерный полилог, который ученые-специалисты в поисках истины ведут между собой как устно — при личных встречах, по телефону, на конференциях, симпозиумах, — так и в письменной форме (на страницах научных журналов, сборников и книг, интернетизданий), преодолевая временные, географические, языковые, культурные, религиозные, политические и прочие рамки, границы и преграды.

Задачами научной коммуникации являются:

  • — производство нового знания (в научном тексте недостаточно просто сообщить о новом, не описанном и не проанализированном ранее феномене или процессе, но необходимо включить его в общую систему научного знания о мире, обосновав все системно-структурные связи и выявив закономерности и причинно-следственные связи, обусловившие его появление, развитие, функционирование и т. д.);
  • — представление нового знания в тексте;
  • — обоснование (доказательство) истинности (ложности) знания (суждений) и интерпретация научной информации;
  • — передача научной информации;
  • — сохранение научной информации;
  • — получение (восприятие) научной информации.

Востоковедческий дискурс является тем видом научного дискурса, который выполняет функцию воздействия не только в рамках собственно науки, но выходит далеко за ее пределы, так как влияет на формирование общественного сознания и общественного мнения как на Западе, так и на Востоке, на взаимное восприятие Запада и Востока и на развитие коммуникативного пространства «Запад — Восток» в системе глобальных взаимодействий. Востоковедческий дискурс — понятие, обозначающее как массив устных и письменных текстов о Востоке, так и сложную динамическую систему их порождения, воплощения в них коммуникативных намерений авторов, а также сложноструктурированное пространство их восприятия, функционирования и взаимодействия. Востоковедческий дискурс включает в себя собственно тексты, созданные Западом о Востоке, Востоком о Востоке и Востоком о Западе; тексты об этих текстах; системы порождения этих текстов; способы и формы восприятия этих текстов на Западе и на Востоке; виды интерпретаций и оценок данных текстов; сценарии рецепции, взаимодействия и отрицания.

Следует отличать научный востоковедческий дискурс от востоковедческого дискурса в широком смысле слова (дискурс о Востоке). Интерес к Востоку проявляется достаточно широко во многих сферах научной, политической, экономической и социокультурной деятельности Запада. Помимо профессионалов-востоковедов, о Востоке пишут и говорят политики, журналисты, путешественники, бизнесмены, писатели, артисты, художники и т. д. Все эти люди создают тексты, в которых выражают свои мнения, впечатления, идеи по поводу увиденного, услышанного, опробованного или прочитанного. Их тексты обусловлены прагматическими целями профессиональной и (или) межкультурной коммуникации и порой имеют ярко выраженный эмоционально-личностный и (или) мифологизированный характер. Даже если в этих текстах авторы декларируют свои стремления к объективности и непредвзятости, они, не обладая методологией научного исследования и не ставя перед собой исследовательских задач, всего лишь транслируют субъективные утверждения и образы, зачастую основанные на стереотипах и мифологемах.

Межкультурная коммуникация играет большую роль в системе востоковедческого дискурса (и в широком, и в узком смыслах): в ее рамках через осознание инаковости друг друга формировались некоторые механизмы взаимного восприятия и взаимодействия Запада и Востока. Освоение Западом Востока и включение Востока в западную картину мира изначально происходило через осознание очевидных различий в культурах и позволило современным западным востоковедам сделать вывод о том, что «Восток — понятие не столько географическое, сколько культурно-историческое»[12]. В рамках востоковедческого дискурса культурные системы Запада и Востока представляют собой сложные семиотические пространства, в которых задействованы существенно различающиеся между собой знаковые системы: и речевые, и невербальные (жесты, мимика, кинесика, позы, окулесика, гаптика, проксемика, ольфакторные знаки). При изучении процессов межкультурной коммуникации Запада и Востока иногда говорят о диалоге культур, который представляет собой не просто общение языковых личностей, принадлежащих к разным лингвокультурным сообществам, но взаимодействие семиотических миров. Изучение семиотики коммуникативного пространства межкультурного дискурса представляется сегодня очень актуальным. Семиотический подход позволяет системно и комплексно изучать культурные формы внутри культуры и в межкультурной коммуникации (естественные и искусственные языки, церемониальное и сигнальное поведение, обряды и ритуалы, художественные образы, формы повседневной деятельности).

Межкультурная коммуникация может осуществляться в рамках любого из элементов востоковедческого дискурса. Если межкультурная коммуникация предоставляет носителям различных культур средства и способы взаимодействия, то дискурс задает алгоритм интерпретации значений, смыслов, образов и символов и тем самым обуславливает содержание межкультурной коммуникации.

Межкультурный дискурс формируется и актуализируется в процессе развития межкультурной коммуникации. Ни один из структурных элементов межкультурного дискурса не может возникнуть без практики непосредственного или опосредованного взаимодействия носителей двух и более культур. Межкультурный дискурс не ограничивается наличием множества текстов (в широком смысле, по Ю. М. Лотману, — текстов культуры) и артефактов, отражающих процесс и результат взаимодействия разнообразных субъектов межкультурной коммуникации, не является только продуктом комплекса межкультурных взаимодействий, но одновременно порождает и обуславливает значения, смыслы, образы, формирует сценарии поведения, взаимные ожидания, установки и стереотипы взаимного восприятия, создает основу для применения тактик и стратегий межкультурной коммуникации.

В рамках современного гуманитарного знания разработано множество подходов к изучению культуры и межкультурного взаимодействия. Спектр теорий, объясняющих механизмы и сущность взаимовлияния культур, достаточно широк и разнообразен. В XX в. были введены в научный оборот такие понятия, как «межкультурное общение», «межкультурная коммуникация», «диалог культур». Тщательно изучены лингвистические и лингвокультурологические аспекты диалога носителей различных культур: механизмы презентации в языке и речи той или иной картины мира, а также процессы понимания носителей другого языка и культуры, способы адекватного выражения интенций субъектов, вступающих в диалог, факторы успешного конструирования коммуникативной программы.

Обращаясь к этой актуальной теме, следует акцентировать внимание не столько на социокультурных и лингвистических, сколько на личностно значимых аспектах межкультурной коммуникации. На тех аспектах, которые влияют на мировоззрение и мироощущение людей, вступивших в межкультурный диалог. Возникает ряд вопросов, существенных для понимания сущности межкультурной коммуникации: что происходит с картиной мира и мировоззрением человека, являющегося носителем (или находящегося под воздействием) двух и более культур, что происходит с его личностью? Является ли эта личность результатом «механического» соединения моделей, образцов, норм, ценностей разных культур, или в личности мирно (или конфликтно) сосуществуют, практически не трансформируя друг друга, культуры, модели, стереотипы, нормы, ценности, сценарии которых «включаются» по мере необходимости в зависимости от ситуации? Или на уровне личности происходит синтез культур, порождающий качественно новую, уникальную и неповторимую структуру? Важно подчеркнуть, что эти вопросы, с одной стороны, являются порождением реальных практик длительного межкультурного взаимодействия Запада и Востока, а с другой — формируют исследовательское поле для профессиональных ученых в области востоковедения и межкультурной коммуникации. Таким образом, научный востоковедческий дискурс пересекается с дискурсом о Востоке в основном в области межкультурной коммуникации.

Итак, востоковедческий дискурс трактуется как в широком смысле (дискурс о Востоке, участниками которого являются люди разных профессий, социального положения, обладающие различными интересами и установками и т. д.), так и в узком смысле, как научный дискурс (научное востоковедение).

Понимание востоковедческого дискурса в узком смысле (как научного востоковедения) сопряжено с представлениями о научной деятельности, главным критерием которой, как отмечал Б. Малиновский, является «необусловленный утилитарными нуждами поиск знаний и понимание причин и следствий»[13]. He-утилитарность мотивации ученых в поиске истины вовсе не означает, что научные знания не имеют практико-ориентированного характера. Напротив, новые знания и выявление новых причинно-следственных связей позволяют развивать научно-технический прогресс, создавать более совершенные технологии, обустраивать жизненное пространство человека, делая его более удобным и безопасным. He-утилитарность научного знания обусловлена тем, что его развитие не зависит непосредственно от поиска пользы в рамках удовлетворения первичных потребностей и актуальных практических запросов человека. Это развитие происходит вследствие реализации стремления к удовлетворению базовой потребности человека культуры в познании мира и в осуществлении целенаправленной когнитивной деятельности. Как отмечал К. Саган, «фундаментальное исследование предполагает возможность удовлетворить любознательность ученых, свободно вопрошать природу и не спешить с осуществлением конкретной практической цели, но искать знание ради знания»[14]. Решение прикладных утилитарных задач — всего лишь следствие развития науки.

В отличие от путешественников, журналистов и иных очевидцев событий, ученый-востоковед не просто описывает новые, неизвестные ранее явления, наблюдаемые в другой стране, но включает эти феномены в существующую систему научных знаний, выявляет причинно-следственные, структурные и системные связи, существенные признаки, закономерности. При этом ученый осознает методы, которыми он пользуется в своих исследованиях, причины, по которым он выбрал именно эти методы, логические механизмы, позволившие ему сформулировать выводы и прийти к решению той или иной задачи или выявить ту или иную научную проблему. Иногда получение нового знания, особенно в гуманитарных науках, связано не с обнаружением новых явлений, а с интерпретацией уже известных фактов.

Востоковедческий дискурс является одновременно частью дискурса о Востоке и научного гуманитарного дискурса (рис. 1.3).

Соотношение научного дискурса, дискурса о Востоке и востоковедения.

Рис. 1.3. Соотношение научного дискурса, дискурса о Востоке и востоковедения.

Современное востоковедение обладает следующими характеристиками:

— изучение Востока (в том числе и Востока как текста культуры или системы текстов культуры) осуществляется, исходя из незыблемого приоритета исследования текстов на восточных языках, составляющих главную источниковедческую базу (востоковедение изучает «восточные страны при помощи восточных текстов, — изучение этих стран без помощи восточных текстов не есть востоковедение»[15]);

  • — в предметной и методологической сферах интегрирует разные области изучения Востока («востоковедение есть комплексная наука или, точнее, комплекс разных наук, изучающих восточные страны»[16]);
  • — имеет широкие междисциплинарные связи, позволяющие развивать и совершенствовать подходы, методы и методики изучения народов и стран Востока; выходит за пределы европоцентристской системы координат и европоцентристской парадигмы (востоковедение расшифровывается как наука Востока и Запада о Востоке, а не наука одного лишь Запада о Востоке"[17]);
  • — реализует междисциплинарные методологические принципы и подходы и исследовательские технологии;
  • — строго разделяет область научного востоковедения и дискурс о Востоке; отграничивает предметно-методологические компетенции научного востоковедения от других гуманитарных наук, так или иначе обращающихся в своих исследованиях к теме Востока (экономика, политология, международные отношения, социология и т. д.), не отрицая общности объекта изучения (по словам В. М. Алексеева, «надо вообще отличать писателей о Востоке, хотя бы и ученых …, от исследователейориенталистов, владеющих подступами к восточному тексту»[17]);
  • — практически ориентировано на политическую, социально-экономическую и межкультурную коммуникацию Запада и Востока;
  • — формирует в общественном сознании «образ Востока» и сценарии взаимодействия с ним представителей западных культур и цивилизаций.

Предметная область востоковедения необычайно широка и часто пересекается с другими направлениями науки, одним из которых является культурная антропология (этнология).

В терминах американской антропологии структуру современного культурантропологического знания о Востоке можно представить следующим образом (рис. 1.4)[19].

С другими областями гуманитарного знания востоковедение имеет важные области пересечения в объекте изучения, методологии и источниках (рис. 1.5).

Структура культурантропологического знания о Востоке.

Рис. 1.4. Структура культурантропологического знания о Востоке.

Востоковедение во взаимодействии с другими гуманитарными науками.

Рис. 1.5. Востоковедение во взаимодействии с другими гуманитарными науками Востоковедение является сферой научно-исследовательской деятельности и как наука представляет собой «особый вид познавательной деятельности, нацеленный на выработку объективных, системно организованных и обоснованных знаний о мире»[20]. Наука — особый вид познания человеком природы, общества и самого себя, который существенно отличается от других видов познания (философского, художественного, религиозного, обыденного). В отличие от других видов познавательной деятельности наука ставит перед собой главную цель — «выявить существенные связи (законы), в соответствии с которыми объекты могут преобразовываться в человеческой деятельности»[21]

В современной науке выделяют два основных типа исследований — фундаментальные и прикладные, различающиеся социокультурными функциями, формой организации и трансляции знаний, формами научной коммуникации[22].

Фундаментальные исследования (от лат. fundamentum — основание) — это научные исследования базовых закономерностей развития природы, общества, культуры и человека. Эти исследования посвящены изучению их глубинных структур и механизмов возникновения, развития, взаимодействия. Фундаментальные исследования имеют теоретический характер и формируют научную картину мира. Этот тип исследований не дает сиюминутного зримого эффекта для практической деятельности людей, поэтому требует особого внимания и финансовой поддержки со стороны государства и общества, мотивированных желанием решить стратегические задачи существования и развития человечества и обусловленных высокой культурой мышления, свободной от алчного прагматизма и мировоззренческой близорукости. «Фундаментальное исследование заведомо отличается тем, что применить его результаты удастся лишь в отдаленном будущем — спустя десятилетия, а то и века. И заранее предсказать, от какого исследования будет большая выгода, а от какого нет, невозможно»[23]. Пренебрежение долгосрочным развитием фундаментальных исследований в угоду быстрому решению насущных практических задач может привести в лучшем случае к стагнации, в худшем — к катастрофе. Об этом размышлял К. Саган: «Выгадать на фундаментальной науке — науке во имя любознательности — все равно, что съесть семенной фонд. Да, ближайшая зима будет сытной, но что же мы будем сеять весной? Как мы и наши дети продержимся следующей зимой и все будущие зимы? Конечно, и у нашей страны, и у всего человечества имеются неотложные проблемы. Но если сократить фундаментальные исследования — от этого проблемы легче не станут. Отречься от фундаментальной науки — значит проявить недостаток мужества, недостаток воображения и той особой интуиции, шестого чувства, которым мы еще не научились толком распоряжаться»[24].

Прикладные исследования интеллектуально обеспечивают инновационный процесс (основу социально-экономического развития современной цивилизации)[25]: они «ориентированы на непосредственное использование в других областях деятельности (технологии, экономике, социальном управлении и т. д.)[26]. Результаты прикладных исследований практико-ориентированы и востребованы в сфере актуальной деятельности людей в области производства, экономического, социального и международного развития, культуры и межкультурных коммуникаций.

В поисках объективных закономерностей и существенных связей между явлениями и процессами исследователь должен отказаться от всех проявлений субъективности восприятия мира: он не доверяет эмоциям, недоказанным постулатам и теориям, непроверенным фактам, часто сомневается в очевидном. Практический опыт для ученого, безусловно, очень важен, но, в отличие от обыденного познания, которое целиком ограничено сферой практической и прагматической деятельности, наука стремится к абстрагированию, обобщению, теоретическому обоснованию, выходу за пределы конкретной практической ситуации. Многие прорывы в науке и возникновение новых научных парадигм связаны как раз с отрицанием очевидности и с сомнениями в истинности общеизвестных постулатов: «многое, представлявшееся когда-то непреложной истиной, в более поздние века было разоблачено и оказалось искусной выдумкой. Многие вещи, которые очень долгое время считались баснями и даже отвергались как нечестивые и противоречащие религии, в дальнейшем признавались за столь неопровержимые истины, что каждый, кто осмеливался выразить сомнение, казался невеждой и нелепым глупцом»[27].

Включаясь в научный дискурс, исследователь сознательно отказывается от экспрессивно-эмоциональной, мифологизированной или политически ангажированной позиции и с помощью рациональных логических средств начинает исследовать политические, экономические, социальные, социокультурные, духовные процессы и феномены, выявлять закономерности и особенности их возникновения и развития, заниматься прогнозированием.

Научный востоковедческий дискурс, являясь подсистемой научного гуманитарного дискурса, также выступает как одна из подсистем востоковедческого дискурса в широком смысле и неразрывно связан с другими подсистемами: политическим, экономическим, межкультурным дискурсами. Подсистемы востоковедческого дискурса отличаются друг от друга особенностями коммуникативных интенций, способами и формами вербализации, методологией, источниковедческой базой, лингвистическими и экстралингвистическими характеристиками. При этом в текстовой деятельности в рамках научного дискурса используются тексты из разных подсистем.

Научный востоковедческий дискурс включает в себя многие подсистемы, традиционно сложившиеся как в отечественном, так и в зарубежном востоковедении: лингвистический, исторический, лингвокультурологический, культурантропологический, философский, литературоведческий, культурологический, этнопсихологический и другие дискурсы (рис. 1.6).

Структура научного востоковедческого дискурса.

Рис. 1.6. Структура научного востоковедческого дискурса Каждая из подсистем научного востоковедческого дискурса не является обособленной, замкнутой и полностью самостоятельной, а неразрывно связана с другими подсистемами, активно взаимодействуя с ними.

Несмотря на то, что научный дискурс внешне строго регламентирован (существуют строгие требования в области лингвистики научных текстов, методологии, работы с источниками, организации научной коммуникации т. д.), в основе научной деятельности лежит, как уже отмечалось, творческий процесс, который порой не укладывается в прокрустово ложе принятых норм и зачастую ломает существующие стереотипы главенствующих научных подходов и парадигм, тем самым обеспечивая развитие научного знания. Академик В. И. Вернадский писал по этому поводу: «Звучит парадоксально, однако это так: распространение научного мировоззрения может даже иногда мешать научной работе и научному творчеству, так как оно неизбежно закрепляет научные ошибки данного времени, придавая временным научным положениям большую достоверность, чем они в действительности имеют»[28].

Творчество — это «присущее индивиду иерархически структурированное единство способностей, которые определяют уровень и качество мыслительных процессов, направленных на приспособление к изменяющимся и неизвестным условиям в сенсомоторных, наглядных, оперативно-деятельностных и логико-теоретических формах»[29]; как «социально обусловленная целенаправленная созидательная деятельность, в которой полнее всего представлены продуктивные компоненты, присущие человеческому труду, эта деятельность направлена на порождение принципиально качественно новых, нравственно оправданных и эстетически совершенных культурных ценностей»[30]. Безусловно, одним из важнейших критериев творчества является свобода, прежде всего свобода от стереотипов мышления.

Итак, научное творчество — это разновидность творческой деятельности человека, имеющая следующие признаки:

— высокий уровень мыслительных процессов, обеспечивающих познавательную и научно-исследовательскую деятельность человека;

  • — созидательная деятельность (создание новых текстов, продуцирование новых смыслов, новых теорий, концепций, подходов);
  • — порождение качественно новых ценностей (нового знания);
  • — сфера реализации способностей человека к нестандартному и эффективному решению поставленных задач;
  • — приспособление к изменяющимся условиям и осмысление их в логико-теоретических формах.

Свобода творчества ученого существенно отличается от творческой свободы художника по многим параметрам. Представитель научного сообщества не может позволить себе экспериментов по изменению формы научного текста в ущерб концептуальному содержанию; не может позволить многозначности в трактовке его идей, тезисов и выводов; не может произвольно менять значения научных понятий и категорий или использовать их как многозначные; не может ссылаться на эмпирические данные, которые не могут проверить другие ученые; не может позволить себе фантазии, которые не обосновываются логически и (или) не подтверждаются эмпирически; не может оставлять смысловые лакуны в изложении концептуальной основы своего исследования и т. д. Ограничений свободы научного творчества очень много, и они обусловлены спецификой научной деятельности и требованиями научной коммуникации. Американский физик Р. Фейнман говорил, что «основа научного творчества — воображение, но это воображение всегда облачено „в надежную смирительную рубашку“»[31].

Выделяют четыре стадии развития творческого процесса (четырехзвенная модель Г. Уоллеса)[29] (рис. 1.7), которые представлены и в научном поиске:

  • 1) формулирование задачи, начало решения задачи;
  • 2) инкубация идеи (переключение на решение других задач);
  • 3) озарение (мгновенное интуитивное проникновение в существо проблемы);
  • 4) проверка верности решения.

Творческий запал, стремление найти новое, желание (и умение) посмотреть на известное и даже банальное свежим взглядом, увидеть истину, скрытую за методологическими и идеологическими завесами, — все это характеризует научное творчество многих российских востоковедов. Поиски новой парадигмы, обусловленные возникавшими в XX в. кризисами развития российского гуманитарного знания в целом и востоковедения, в частности, были очень сложными и подчас драматичными, сопряженными со многими трудностями по переосмыслению научных теорий, созданных в других областях научного знания и в философии (философии культуры, языка, истории и т. д.).

Стадии творческого процесса.

Рис. 1.7. Стадии творческого процесса Один из таких драматических поисков востоковедами методологии в 1950;е гг. описан в мемуарной статье.

«С конца 1956 года Ленинградское отделение (теперь — СанктПетербургский филиал) Института востоковедения АН СССР стало быстро пополняться новыми сотрудниками. Среди литературоведов тогда шли активные поиски новых методов и направлений работы. За долгие годы до этого в зубах навязли формулировки вульгарно-социологического толка: „Герой произведения является типичным представителем."Автор хотел сказать…“, „Яркое выражение вековых чаяний народа…“, не требующие ни профессионализма, ни сколько-нибудь заметного напряжения интеллекта. Среди востоковедов зародился своего рода комплекс неполноценности. Простого знания источников многим казалось недостаточно. Представлялось, что истина скрывается в работах то ли компаративистов, то ли структуралистов, совсем недавно почти недоступных, даже (как последние) одиозных. Литературоведы жадно набрасывались на труды А. Н. Веселовского, В. Я. Проппа, К. Леви-Стросса, на филфаке университета слушали лекции проф. Д. С. Лихачева, в институтских коридорах спорили о культуроведческих построениях акад. Н. И. Конрада, активно выискивая аргументы за и против концепции восточного ренессанса»[33].

Для молодого исследователя-востоковеда наличие креативного потенциала и желания творчески реализовать себя в науке — непременное условие постижения основ профессии и развития навыков научной работы.

Не только научный текст (как результат творческой исследовательской работы, включенный в систему научной коммуникации) может обладать особого рода экспрессивностью, но и сама научная деятельность является творчеством, сопряженным с эмоциональными переживаниями и проявлениями эмоций. О роли эмоционального фактора в научно-исследовательской деятельности В. М. Алексеев говорил в 1921 г., выступая в кружке начинающих востоковедов.

«Без увлечения и эмоциональности науки не может быть. Она построена на научном чувстве, т. е. любви, вышедшей далеко за пределы влюбленных порывов, влюбленности в свой предмет (страну, язык, данное искусство, литературу и т. д.). Особенности эмоций востоковеда — в его борьбе с оригинальным в кавычках и без кавычек. Он погашает свои эмоции, развивая их. Он весь — контекст, хотя состоит из фраз и слов. Он — не туземец, но и не нетуземец. Жизнь востоковеда без эмоций — только карикатура, жалкое самоистребление. Разрушители эмоций — школа В. П. Васильева — сплошное несчастье. Нет востоковедения без эмоций. Но оно не рождается с ними. Ни в средней школе, ни в семьях, ни в России вообще. Надо создать! Надо проповедовать. И проповедовать с эмоцией!»[34]

Академик В. М. Алексеев не случайно подчеркивал роль эмоционального стимула в рождении исследовательского интереса в определенной области востоковедения. Для него самого эмоциональное восприятие мира китайской культуры и искусства послужило толчком к систематическим научным изысканиям. Ошеломленный богатейшими фондами Британского музея и встречами с представителями английской синологии, он растерялся при выборе тематики исследования, но, по его утверждению, именно эмоциональный фактор помог ему принять решение под воздействием двух обстоятельств: «Первое заключалось в моем посещении знаменитых художественных коллекций Дальнего Востока, ослепивших меня своею невиданной красотой и вызвавших вместе с вдохновением желание знать о них и об искусстве Дальнего Востока вообще как можно больше. Нельзя положительно представить себе, с каким жаром и увлечением окунулся я в этот новый для меня мир, столь непохожий на скучное и нудное прозябание над афоризмами классиков, понимаемыми сквозь очки схоластов. Этот поток увлечения мчал меня среди идеальной, совершенно невозможной в Петербурге обстановки превосходных музеев и прекрасных библиотек Лондона. Вторым моим занятием было продолжение изучения китайской нумизматики…»[35].

Как в межкультурной коммуникации, так и в научной деятельности востоковеда важны психологические установки, которые эмоционально окрашивают объект и формы взаимодействия с ним. Установки — это готовность включиться в процесс коммуникации. Они могут быть обусловлены различными коммуникативными целями: от стремления к манипулированию другим человеком или сообществом, к получению выгоды и дивидендов от межкультурных контактов, до стремления к осуществлению и развитию взаимообогащающего и взаимовыгодного диалога, основанного на доверии и взаимном уважении, а также на искреннем и глубоком интересе к культурам друг друга. Примером последнего являлись мировоззренческие и психологические установки молодых советских переводчиков, которые вместе с военными советниками в 1925 г. были направлены в Китай для оказания помощи освободительному движению: «Китаисты на восточном факультете ГДУ вообще считались одержимыми. Все мы были влюблены в Китай, в его богатый и в то же время лаконичный язык, трудные, но такие живописные иероглифы, его древнюю самобытную культуру, его историю»[36].

Эмоциональный фактор присутствует на всех этапах научной деятельности и выполняет следующие функции:

  • — порождает и стимулирует интерес к предмету исследования;
  • — сопровождает поисковую и аналитическую деятельность;
  • — влияет на процессы развития логико-теоретических форм мышления;
  • — сопутствует процессу получения новых научных результатов;
  • — является составной частью оценки собственных или чужих научных результатов;
  • — сопровождает коммуникативные практики в рамках научного дискурса.

Получение удовольствия и ощущение красоты от научного труда — важный компонент исследовательской деятельности, являющийся стимулом для поиска Истины. Как писал К. Поппер, «путь в науку, да и в философию, только один: встретить проблему, увидеть, как она красива, и влюбиться в нее; обвенчаться с нею и жить счастливо, пока смерть не разлучит вас — если только вам не суждено будет увлечься другой, более красивой проблемой или отыскать решение первой»[37].

Чувство удовольствия нередко возникает не только как ощущение эмоционального удовлетворения результатами своего труда, но как реальная или ожидаемая характеристика смысла научной деятельности: «удовольствие бывает важной промежуточной или даже конечной целью исследования»[38]. Так, В. М. Алексеев полагал, что главной эмоцией востоковеда является научное чувство: любовь к науке[39], которая лежит в основе научного творчества. Наличие «научного чувства» Алексеев считал основополагающей характеристикой ученого-востоковеда: «Научное чувство есть нечто, с одной стороны, такое же реальное, как чувство и чутье художественное; с другой же стороны, благодаря обязательности науки в образовании каждого гражданина, независимо от его предрасположения или непредрасположения к ней, это научное чувство бывает неуловимым, трудно констатируемым или определяемым. Научное чувство может вести или к подавлению в себе индивидуального начала во имя объективно-безличной истины, или, наоборот, к беспредельному рождению новых истин во имя бесконечно длящегося, до самой смерти, научного психоза, состоящего из постоянных озарений и называемого точно так же наукой»[40].

Некоторые исследователи проводят аналогии между научным творчеством и игрой. Игра в самом общем виде понимается как «вид непродуктивной деятельности, где мотив лежит не в результате ее, а в самом процессе»[41], в котором, несмотря на жесткую регламентацию, эмоциональный фактор (удовольствие, радость, наслаждение) играет важную роль, а также существенным признаком которого является неутилитарный характер. Именно эта не-утилитарность игры уходит корнями в древние формы познания мира и соотносима с пониманием науки как «необусловленного утилитарными нуждами поиска знаний и понимания причин и следствий»[42]. Признаки игрового поведения проявляются в научно-исследовательской деятельности. Наличие эмоционального аспекта научно-исследовательской работы позволяет выявлять в ней признаки игры, где установлены «правила», соблюдение которых является для всех «игроков» обязательным, но при этом предусматривает огромную степень свободы для творческой самореализации личности: «Выполнять научную работу становится искусством, „игрой“, подобной в определенной мере игре в футбол, домино, бридж или шахматы. Каждая игра имеет более или менее развитую систему правил, которой нужно следовать. Тщательно следовать правилам означает играть правильно. Не все, кто играет правильно, играют хорошо. Чтобы стать искусным игроком, необходимы тренировки и определенная ловкость, часто трудно определяемая. Иногда может показаться, будто некоторые люди родились уже со сноровкой к определенному типу игры, другие — без оной. Очевидно также, что можно тренировать подобную ловкость, и что никто не станет мастером в сложной игре только по причине естественных способностей»[43]. Игровой элемент науки проявляется в том, что свободное научное творчество осуществляется в пределах установленных профессионально-этических норм, иерархической структуры научно-исследовательского сообщества, определенных процедур функционирования корпуса научных текстов. Требования к научным текстам и к научной коммуникации со временем меняются, меняются «правила игры», но остается С. 228.

неизменным существо научной работы — получение нового научного знания.

Внутренняя свобода ученого, независимость его поисков и разработок от внешних условий и доминирующих парадигм — главное условие развития науки в целом. Осознание свободы научного творчества ставит перед исследователем важные мировоззренческие и этические проблемы, которые каждый ученый решает в соответствии со своими убеждениями, отвечая на вопросы: искать истину или заниматься приращением знания? Искать истину или находить механизмы интерпретации? Искать истину или выполнять идеологический заказ? Искать истину или подгонять эмпирические данные под свои теоретические идеи («если факт не укладывается в мою систему, тем хуже для факта»)? Профессиональная ответственность и морально-этический выбор каждого исследователя измеряется по шкале ценностей, в основе которой заложены представления об Истине в высоком философском и нравственном смысле. В гуманитарных науках (и, в частности, в востоковедческих) представление об истине является предметом полемики.

Этика научного труда предполагает соблюдение главных моральных правил и норм, которые регламентируют взаимодействие ученых: «нормы морали представляют собой как бы среду, в которой происходит общение и взаимодействие между людьми»[44]. Эти нормы регулируют отношения субъектов научной коммуникации в рамках научного дискурса и являются отражением морали, которая доминирует в социуме. Знание этих норм и особенно их неукоснительное соблюдение на практике обязательно для начинающего исследователя. Еще Аристотель говорил, что «добропорядочный человек должен иметь перед собой мерило для осуществления в поступках» и обязан руководствоваться соображениями «нравственно прекрасного». Основа системы моральных измерений заключена в «золотое правило нравственности»: не поступай с другими людьми так, как бы ты не хотел, чтобы поступали с тобой. Это правило актуально на всех этапах научной работы: от рождения гипотезы, постановки исследовательской задачи до публикации научных результатов, обсуждения их в научном сообществе и внедрения в практическую деятельность. Академик Д. С. Лихачев писал, что «высокая нравственность ученого проявляется, прежде всего, в ответственном отношении к своей исследовательской работе»[45].

В научном сообществе считается безнравственным:

  • — осознанно и целенаправленно проводить исследования, которые могут причинить вред человечеству и результаты которых могут быть использованы против жизни, свободы и достоинства людей;
  • — воровать интеллектуальную собственность других исследователей; присваивать себе чужие научные результаты и идеи (это не только безнравственно, но и противозаконно);
  • — фальсифицировать результаты исследований, подгонять их под политическую конъюнктуру;
  • — оскорблять и унижать коллег; безосновательно критиковать других исследователей; писать доносы;
  • — осознанно и целенаправленно пользоваться непроверенными и фальсифицированными эмпирическими данными и источниками;
  • — бороться с научными оппонентами ненаучными методами, решать научные споры, привлекая ненаучные (государственные, силовые) структуры и административные ресурсы.

Вопросы и задания для обсуждения

  • 1. Что такое наука? Назовите особенности научной деятельности. Что отличает научную деятельность от других видов деятельности? Как Вы понимаете слова Р. Фейнмана, что «наука — это приобретенные нами знания о том, как избежать самообмана»?
  • 2. Дайте определение научного текста. Раскройте его существенные особенности на примере востоковедческих текстов.
  • 3. Что такое научное творчество? Назовите четыре стадии творческого процесса.
  • 4. Является ли востоковедение сферой научного творчества?
  • 5. Чем научная коммуникация отличается от межкультурной?
  • 6. Назовите основные характеристики востоковедческого дискурса.
  • 7. Чем научный востоковедческий дискурс отличается от дискурса о Востоке?
  • 8. Какими видами исследований занимаются востоковеды — фундаментальными или прикладными?
  • 9. В чем суть междисциплинарных исследований?
  • 10. Чем отличаются исследования востоковедов от исследований представителей других научных направлений?
  • 11. Существуют ли различия (и если да, то какие) в объектах изучения: лингвистов и лингвистов-востоковедов; культурологов и культурологов-востоковедов; историков и историков-востоковедов; антропологов и антропологов-востоковедов; филологов и филологоввостоковедов; этнопсихологов и этнопсихологов-востоковедов?
  • 12. Какие особенности научной деятельности позволяют говорить о наличии в ней игрового элемента? Мешают или помогают эмоции в работе востоковеда? Приведите примеры.
  • 13. В чем состоит профессиональная ответственность востоковеда?
  • 14. В чем выражается цель научной работы востоковеда: искать истину, заниматься приращением знания, находить механизмы интерпретации культур Востока, обосновывать механизмы взаимодействия Запада с Востоком, создавать практико-ориентированные модели коммуникации с Востоком, сообщать правдивые сведения о жизни народов Востока или что-то другое?
  • 15. Прокомментируйте высказывания Д. С. Лихачева по поводу нарушений научной этики и объясните, почему академик использует такие резкие выражения для моральной оценки неэтичных поступков в науке.

«» Разбой в науке" — заставлять писать за себя подчиненных или зависимых исследователей"[46]; «» Воровство в науке" — пользоваться чужими материалами, не ссылаясь на их истинных владельцев"[47]; «» Карманное воровство в науке" — ссылаться на источники из чужих рук"[48]; «» Браконьерство в науке" — перехватывать чужие темы"[49]; «» Хулиганство в науке" — ругать предшественников, скрытно пользуясь (хотя бы частично) их материалами"[50].

Согласны ли вы с такими категоричными оценками? Существуют ли, на ваш взгляд, обстоятельства, при которых можно нарушить этические и нравственные нормы в процессе научной работы?

16. Подготовьте сообщение о научной деятельности известного востоковеда-исследователя.

Практикум к главе 1

Задание 1

Прочитайте фрагмент текста. Какова главная мысль автора? Как вы понимаете слова: «гуманитарные исследования должны быть возвращены в сферу, связанную с поиском истины»?

«В своем увлечении словами, определениями, смелыми „новаторскими“ идеями мы часто не отдает себе отчета в том, что наука — это, прежде всего, систематизация знаний, размещение этих знаний в логически непротиворечивой системе, которая должна оказаться возможно более устойчивой и ненарушимой при включении в нее новых (и даже многочисленных) фактов. Конструктивная логика принятой исследовательской системы в идеале не должна деформироваться от изобилия новых фактических данных, а лишь, вмещая их, создавать возможности для устрожения, уточнения терминов, классификационных подразделений, разграничений в пограничных областях смежных понятий и т. п. Только при указанных условиях приложимо к системе, для которой не существует эмпирической возможности определения генеральной совокупности, использование статистических методов, включая и установление статистической достоверности результатов. Кроме того, следует задуматься и о том, что прошлое человечества уже состоялось и каждый факт, относящийся к нему, имел место. Причем он находился в системе фактов, причинно-следственные связи которых уже осуществились, а все события прошлого проходили по определенному сценарию, который уже нельзя изменить и переписать — он был реализован однозначно. Отсюда следует, что произвольная поливариантность, ставшая неизбежным следствием и даже символом постмодернистской науки, неприложима к наукам о прошлом, если это, конечно, не ретроспективное гадание, обосновываемое вероятностной статистической процедурой, опирающейся на практически произвольный выбор исходных показателей. Таким образом, гуманитарные исследования, посвященные прошлому человечества, окончательно должны быть возвращены в сферу, связанную с поиском истины»[51].

Задание 2

Прочитайте фрагмент текста. Какова главная мысль автора? Что автор понимает под «истиной» и «истинностью» в историческом исследовании?

«. .для истории как дисциплины было бы полезно избавиться от концепции истины в историческом исследовании. Это не означает, что я поддался произвольности — постмодернистской или какой-либо другой — в историописании. Сейчас, как и пятьдесят лет назад, я убежден, что концепция истины создавала историкам больше проблем, чем это нужно. Концепция истины во всех ее вариантах в исторических исследованиях и литературе („вся истина“ ,» настоящая правда", «настолько близко к истине, насколько возможно») основывается на специфическом представлении о том, что историки должны производить истинные исторические нарративы. Чаще всего здесь находится отправная точка критического анализа историописания — или «позитивистского историописания». Можно вслед за Франком Анкерсмитом выдвинуть философскую посылку: возможности проверить «истинность» исторических утверждений в их отношении к внешней реальности не существует, поскольку не существует этой реальности — иначе речь не шла бы об истории. Конечно, Анкерсмит прав в том, что корреспондентная теория истины не может использоваться в утверждениях историков — или в каких-либо других, по мнению большинства современных философов. Однако мы не обязательно должны приходить к заключению, что критерием истинности (или приемлемости) исторических нарративов является формообразующая сила, способность убедить читателей или слушателей благодаря «репрезентации». То, что убеждает в некоторых «репрезентациях» , — а я в основном говорю не о них, — есть нечто, несущее на себе отпечаток вероятности или, скорее говоря, подобия истины. Постмодернистская убедительная теория Анкерсмита основывает свою приемлемость для аудитории на подобии (похожести на истину), которое отличается от" истины", но играет теперь важную роль в обсуждении. Характеристики этого подобия истины были проанализированы Карлом Поппером и, подробнее, Рагнаром Бъорком.

Возвращаясь к истинности в истории, можно сказать, что история не должна стремиться представлять истину в том или ином событии, действии, личности, социальном условии или доминирующей ментальности прошлого. Скорее она должна иметь ту же цель, что и другие научные дисциплины. Это означает: историки обязаны стремиться к выдвижению фактически и теоретически обоснованных утверждений. Они будут иметь ценность, если только их авторы следовали принятым нормам академического сообщества: методологическим правилам, нормам, касающимся новизны результатов, а также тому, что является плодотворным исследованием.

Никто не требует от физика, чтобы его/ее выводы, представленные как научные достижения сейчас, оставались" истинными" через сто, пятьдесят или даже десять лет. Несмотря на это, мало кто заявляет, что физики в целом — плохие ученые или что в мире физики все подвижно. Они (физики/ — О. Н.) не представляют аудитории случайные догадки или фантазии, их утверждения обладают ценностью, поскольку основаны на наблюдениях (или измерениях при помощи инструментов) с использованием методов, принятых академическим сообществом"[52].

Задание 3

Прочитайте фрагмент текста. Какова главная мысль автора текста? Приведите аргументы в поддержку и (или) в опровержение концепции Эдварда Саида.

«В 2000;е годы в Китае развернулись споры о соотношении иностранной синологии (ханьсюэ) и национальной традиции изучения китайской культуры (госюэ). Указывая на общность предмета исследования, китайские ученые обсуждали перспективы сближения синологии и госюэ, модернизации китайского «национального учения» путем заимствования исследовательских методов иностранных синологов. Однако критики заявили, что такой синтез невозможен, поскольку синология является порождением колониальной экспансии и стремления Запада к господству над Востоком.

В ходе дискуссии о перспективах изучения Китая на основе западных теорий и методов сформировались два подхода к соотношению иностранной синологии и китайского госюэ, указывающие на разные перспективы взаимодействия Китая и Запада. Если предположить, что синология является суммой западных колониальных предрассудков, то у нее нет и не может быть ничего общего с китайским подходом к постижению собственной традиции. Если же иностранное ханьсюэ и китайское госюэ являются двумя ветвями науки о Китае, то диалог между ними возможен и даже желателен в интересах налаживания контактов между цивилизациями.

Китайские дискуссии об ориентализме активизировались после публикации перевода книги Эдварда Саида (1935—2003), выступившего с обличением западных взглядов на ближневосточную культуру. Ученый родился в Иерусалиме в семье палестинцев-христиан. После учебы в Принстоне и Гарварде он остался в США на преподавательской работе в Колумбийском университете. Саид стал известен благодаря работам в области литературоведения и культурологии, в сфере политики он активно выступал за создание независимого палестинского государства. Он прославился как создатель концепции общения Запада с Востоком, изложенной в книге «Ориентализм», вышедшей в 1978 г.

Саид утверждал, что «отношение между Западом и Востоком — это отношение силы, господства, различных степеней комплексной гегемонии», в его основе лежат расизм, империализм и этноцентризм европейцев в восприятии Востока. Это конструкция, возведенная на фундаменте власти Запада и его центрального места в отношениях с Востоком. Ориентализм — это «фундаментальная политическая доктрина, навязываемая Востоку, потому что Восток слабее Запада». Опираясь на идеи западного постмодернизма и структурализма М. Фуко, Саид пытался выявить познавательную подоплеку ориентализма, в котором Восток выступает как" Иное", созданное воображением Запада. С конца XVII в." ориентализм можно считать корпоративным институтом, направленным на общение с Востоком — общение при помощи высказываемых о нем суждений, определенных санкционируемых взглядов, его описания, освоения и управления им. Короче говоря, ориентализм — это западный стиль доминирования, реструктурирования и осуществления власти над Востоком" .

В трактовке Саида ориентализм предстает как школа интерпретации Востока, его цивилизации и народов. Однако речь идет не о настоящем Востоке, а о системе репрезентаций, созданной на волне колониальной экспансии теми силами, которые «ввели Восток на Запад, в западную науку и затем в западную империю». По мнению Саида, после заката колониальной эпохи ориентализм «продолжает жить в академической среде, в доктринах и диссертациях о Востоке и людях Востока». Он по-прежнему накладывает ограничения на то, что на Западе думают и говорят о Востоке.

Книга Саида была направлена на выявление стереотипов и предрассудков западных авторов, высказывавшихся об исламской цивилизации Ближнего Востока. В этом контексте ориентализм был редуцирован к британскому и французскому культурному господству, поскольку, по признанию Саида, эти две страны до завершения Второй мировой войны доминировали на Востоке и царили в сфере ориентализма. Саид признавал, что для американцев" Восток" ассоциируется с Дальним Востоком — прежде всего с Китаем и Японией — но эта тема осталась вне поля его исследования"[53].

Задание 4

Раскройте содержание основных функций языка в научном дискурсе (заполните правый столбец таблицы).

Функция языка

Как она реализуется в научном дискурсе?

Коммуникативная функция (функция общения).

Информативная функция (функция сообщения).

Функция воздействия (экспрессивная функция).

Задание 5

Прочитайте тексты. Сформулируйте цель каждого вида коммуникации, представленного в них. Охарактеризуйте содержание коммуникативных актов, коммуникантов и фоновые особенности. Представлен ли в этих текстах востоковедческий дискурс? Являются ли эти тексты научными? Приведите аргументы.

1. «Как-то весной 1929 года А. Г. Григорьев предложил мне отправиться на таможенный склад и помочь таможенникам разобраться с контрабандными товарами, задержанными на границе, вблизи китайского города Хунчун. На складе мне показали четыре объемистых деревянных ящика, крышки и бока которых были испещрены крупными и мелкими иероглифами, написанными опытной рукой китайского каллиграфа. Хотя многие отдельные иероглифы мне были известны, но в сочетании в словах я мог понять смысл л ишь некоторых: Хунчун и Инькоу явно обозначали название городов, куда, видимо, предназначался для отправки груз. В ящиках находилось множество матерчатых и бумажных мешочков с какимито травами, кореньями, грибами, наименования которых на упаковке мне были неизвестны, а моих знаний китайского языка оказалось недостаточно, чтобы сразу во всем разобраться. Я вспомнил, что один из выпускников совпартшколы, по фамилии Сун Жэнмин, по состоянию здоровья был оставлен во Владивостоке на профсоюзной работе среди китайских портовых рабочих. К нашей радости, он с готовностью согласился взяться за изучение „контрабандных ящиков“, добавив, что к работе можно будет привлечь его отца — Лао Суна (старого Суна), работавшего на угольных копях в Сучане и занимавшегося сбором лекарственных трав. Началась кропотливая работа по разборке пакетиков и переводу названий содержимого. Не все мы смогли перевести и ботанически определить. Тем не менее, интересных находок оказалось много. Лао Сун, присутствовавший при проверке, с восторгом выкрикивал знакомые ему наименования экспонатов. Расшифровка „контрабандных ящиков“ превратилась в интереснейшую научную и практическую работу. В результате наших исследований, помимо засушенного женьшеня, который нам был уже известен, мы смогли разобраться и дать характеристику ряду содержавшихся в ящиках предметов»[54].

  • 2. «Первые сотрудники полпредства сначала не хотели прибегать к услугам рикш. Самый вид подобной эксплуатации вызывал у них отвращение. Но рикши такое решение приняли в штыки. Они лишались заработка. Участок полпредства был закреплен за ними, и они требовали работы. Дело дошло чуть не до скандала. Выходивших из полпредства сотрудников рикши хватали за одежду и с криками требовали, чтобы они взяли кого-нибудь из них. В полпредство явилась делегация. Империалисты с усмешкой наблюдали наше затруднительное положение. Тогда было дано распоряжение нанимать рикш»[55].
  • 3. «Ко мне в каюту зашел японец в гражданской одежде и представился: „Я агент-пирувучик русского языка“ .» Вы сувэта?" —спросил он. И на мой положительный ответзаявил:" Ваша страна борсой несчастье, убили Курова" .Я не поверил этому сообщению, полагая, что японец что-то путает, хотя «агент» повторил эту фразу несколько раз и недоумевал, почему она не производит на меня впечатление. Таможенно-пограничная контрольная процедура прошла корректно и довольно быстро. Тот же агент-переводчик, узнав, что я направляюсь в Дальний, рекомендовал мне поездом добраться до Кобе, где находится советское консульство и откуда морские суда регулярно совершают рейсы на Дальний"[56].
  • 4. «Кабанов рассказывает о встречах в сегодняшнем Харбине с самыми разными людьми. Так, судьба свела его с заведующим маленьким Интернеткафе китайцем Юань Ли, поведавшим журналисту о том, что Харбин остался единственным городом в Китае, где зимой едят мороженое на улицах, а почти в каждом доме стоят на полках матрешки — по поверью, они приносят счастье. И еще о том, что до сей поры, хотя и прошло полвека с отъезда русских из Харбина, здесь строят дома так, как строили когда-то русские — без загнутых с углов традиционных китайских крыш, предназначенных для того, чтобы в них селились ласточки. И водку пьют не малоградусную рисовую, а пшеничную»[57].
  • 5. «И вдруг на одном из крутых поворотов Иванов резко затормозил, выскочил из машины и бросился к сидевшей на обочине дороги китаянке. Он стал кричать на женщину, схватил ее за волосы и был готов избить ее. Я попытался утихомирить разъяренного шофера и спросил:» Что случилось?" ." Вон, взгляните!" У передних колес машины в пыли копошилась маленькая девочка. Оказывается, Иванов заметил, как китаянка бросила своего ребенка под машину, и только его опытная рука предотвратила несчастье. Я буквально вырвал женщину у Иванова и заставил ее взять девочку. Китаянка, рыдая, объяснила нам, что гибель одного ребенка дала бы ей заработок для обеспечения пропитанием четверых других ее детей"[58].

«Секретарь Кан Шэна Сяо Ли частенько заглядывает к нам, предпочтительно ктрапезе. Откушав, не прочь пофилософствовать. Нынче изрек, ковыряя в зубах: „Что делали тысячу лет назад вы, белые люди? Стреляли из луков. У нас же был порох. Уже тогда мы построили каналы, дамбы, крепости, умели производить фарфор, шелк, писчую бумагу, тушь…, а белые люди еще пробавлялись сырым мясом. У нас была выдающаяся философия, а белые люди только складывали свой алфавит. Наша культура взрастила Восток. Она праматерь мировой культуры…“. У Долматова от негодования лицо налилось кровью. На прощанье мы ограничились вежливыми улыбками»[59].

Задание 6

Прочитайте текст. Имеет ли данный текст (стихотворение начала 1950;х гг. автора Ли Цзи «В Ленинграде юноша живет…») какое-либо отношение к востоковедческому дискурсу; к научному востоковедческому дискурсу? Аргументируйте свой ответ.

«Ленинградский юноша. Пушкинские кудри.

И лицо, как ясное, солнечное утро…

Юноша уверенно входит в двери вуза:

Сколько специальностей — выбирай по вкусу!

Хороши профессии — инженер и летчик.

Но ему китайский полюбился очень.

Как советской Родине, предан он Китаю, Бо Цзюй-и, как Пушкина, наизусть читает.

А тому, кто в страхе качает головою:

" Как вы иероглифы сможете усвоить?" —

Отвечает юноша: «Все тебе подвластно, Если делу предан ты горячо и страстно!

Факультет окончу, к Сталину поеду:

Пусть меня направит он к брату и соседу Помогать выращивать сад социализма, Чтоб Китай украсился, как моя отчизна" .

Ленинградский юноша. Пушкинские кудри…

Чувство драгоценное в нем пылает мудро.

Если это чувство обозначить словом —

Это слово «дружба», не найти другого!"[60]

Задание 7

Являются ли приведенные ниже тексты фрагментами научных востоковедческих исследований? Объясните свое решение.

1. «Объектом исследования являются процессы социального, культурного и экономического развития северо-западного региона Китая в связи с торговоэкономическим сотрудничеством с регионами России.

Предметом исследования являются особенности социально-экономического развития северо-западного региона Китая и перспективы сотрудничества с регионами России, в том числе в сфере трудовых ресурсов".

  • 2. «В условиях глобализации экономика энергетического хозяйства претерпевает значительные изменения. Число рисков, угрожающих стабильным поставкам того или иного энергоресурса, постоянно растет. В XXI в. промышленно развитые страны столкнулись с жесткой конкуренцией со стороны развивающихся стран, прежде всего стран Азии. Высокая удельная энергоемкость развивающихся экономик в сочетании с их быстро растущим ВВП привела к значительному обострению конкуренции на мировых рынках первичных энергоресурсов, вызвав значительный рост цен на энергетическое сырье. С повестки дня не снят главный вопрос мировой энергетики — ограниченность невозобновляемых топливных ресурсов. К собственно энергетическим проблемам добавляется необходимость оградить окружающую природную среду от опасного воздействия топливно-энергетического комплекса (ТЭК). Увеличение масштабов потребления энергетических ресурсов всех видов одновременно с усилением факторов неопределенности внешней среды в энергетике обостряет интерес различных государств к обеспечению энергетической безопасности (ЭБ) на разных уровнях. Выбор Японии в качестве изучаемой страны позволяет рассмотреть проблемы ЭБ в концентрированном виде. Тот факт, что почти при полном отсутствии собственных энергетических ресурсов стране удалось создать систему устойчивого энергоснабжения, которая без сбоев обеспечивала движение японской экономики к ее нынешнему положению в тройке мировых лидеров, является несомненным достижением политики страны в области ЭБ. Вместе с тем меняющаяся международная экономическая среда заставляет правительство и деловые круги Японии решать вновь возникающие, часто еще более острые проблемы»[61].
  • 3. «Стол не накрывается белой скатертью, как у нас, так как белый цвету китайцев считается траурным. Во время обеда подают не холодные, а горячие напитки; порядок блюд совершенно обратный нашему. Китаец желает казаться не моложе, но старше своих лет, а высшая любезность — поздравить молодого человека с его „почтенной наружностью“. Мы коротко обстригаем себе волосы, китайцы отращивают косы, которые еще удлиняют искусственно шелковыми плетешками. Мы гордимся своими бородами и усами, китайцы тщательно выщипывают до сорока пяти лет от роду каждый волосок на лице. Китаянки шнуруют не талию, а ноги; выходя из дому, не надевают шляпы, а, напротив, снимают с головы всякую покрышку и оставляют все лицо открытым. Палок, тросточек китайцы на прогулках не носят, а носят веера; вместо собачек на цепочках таскают за собой птиц в клетках, а, выезжая верхом, держат поводья не в левой руке, как мы, а в правой. Пишет китаец не пером, а кисточкой, строчку ведет сверху вниз, порядок строк устанавливает справа налево, а страниц — от последней к первой; примечания ставит не внизу, а вверху страницы, послесловие помещает на первой по-нашему странице, эпатируя письмо, сначала помечает год, потом месяц и, наконец, уже день. В обращении китайцы ставят впереди имя собеседника, а потом уже его титул»[62].
  • 4. «Противоположность Китая и Запада действительно поразительна, — писал в книге „Женщина, ее жизнь, нравы и общественное положение у всех народов земного шара“ А. Ф. Швейгер-Лерхенфельд. — Известно, что в Китае белый цвет считается траурным, тогда как у нас в случае траура облекаются в мрачный черный цвет. Для китайцев белокурый европеец с выдающимся носом и бакенбардами представляет такое чуждое явление, что они никак не могут подвести его под свой идеал красоты. Когда китаец обедает, он начинает с десерта и кончает рисом; почетные титулы передаются не наследникам, а предкам. Дети часто гораздо больше заботятся о родителях, чем это бывает наоборот, и нередко девушки отказываются от замужества, чтобы ухаживать за родителями. После смерти им ставят каменные или деревянные памятники и увековечивают их добродетели надписями. С другой стороны, китайцу никогда не придет в голову почтить заслуженных людей из своей среды или поставить им после смерти памятники. Почетное место в обществе — не по правую, а полевую руку, чтобы гость был ближе к сердцу хозяина или спутника. Знак подтверждения есть качание головой, которым мы, напротив, выражаем отрицание. Было бы слишком утомительно проводить еще многие контрасты, так как они обнаруживаются во всем: в государственной, народной и семейной жизни»[63].
  • 5. «Поставленная руководством России задача ускоренного развития восточных районов страны, активного вовлечения их в интеграционные процессы в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), диверсификации рынков сбыта российских углеводородов делает актуальным изучение быстро растущего спроса на энергию в государствах Северо-Восточной Азии (СВА).

В настоящее время наиболее перспективными рынками российского энергетического экспорта в странах СВА считаются Китай и Япония. Однако в близком будущем третьим крупным импортером российских энергоресурсов может стать Южная Корея (Республика Корея — РК). Несмотря на то, что ее финансовые возможности и спрос на энергоресурсы ниже, чем у великих соседей, по мировым масштабам эти показатели уже весьма значительны. Являясь нетто-импортером энергоносителей, РК занимает второе место в мире по импорту угля и сжиженного природного газа (СПГ), четвертое место по импорту и шестое место по потреблению сырой нефти; затраты на импорт углеводородов приближаются к 70 млрд долл.; по объему стратегических резервов нефти РК уступает в АТР только Японии.

Изучение динамики развития топливно-энергетического комплекса (ТЭК) РК, происходящих в нем структурных изменений и смены стратегических приоритетов, особенностей его реформирования и обеспечения энергоресурсами важно для оценки реального потенциала российско-корейского сотрудничества в энергетической сфере, повышения его эффективности, поиска новых форм и направлений, представляющих взаимный интерес"[64].

6. «Одним из системообразующих факторов социально-экономического устройства страны является мировосприятие народа, совокупность культурных и идеологических ценностей. В сфере культуры, духовности происходит сближение различных слоев общества, сужается разобщенность, что обусловлено функционированием национального языка и языковым строительством в обществе.

В современной арабо-исламской цивилизации первостепенную значимость представляет проблема существования литературного языка в контексте развития его диалектов. Особенно остра эта проблема в условиях двуязычия в Арабской Республике Египет (АРЕ): языки, употребляемые на территории АРЕ, принципиально неоднородны — существуют во многих разновидностях, имеют своих носителей, т. е. говорящие делают сознательный выбор между коммуникативными средствами (диалектные формы).

В республике Египет литературный арабский язык является официальным языком государства, однако диалект El-Ammiya (Эль-Аммийя) функционирует наряду с разновидностью арабского языка El-Fusha (Эль-Фусха). В письменной форме Эль-Аммийя употребляется довольно редко, а Эль-Фусха не используется в неформальном общении. На диалекте говорит около 80 млн человек, проживающих в АРЕ. Для значительной части жителей страны, не владеющей арабским литературным языком, египетский диалект (Эль-Аммийя эль-Масрия) — единственное средство общения. Одной из причин разобщенности арабского этноса называют широкое функционирование разговорно-народных языков.

Изучение параметров современной арабской языковой ситуации является проблемой как прикладной, так и теоретической. В последнее время актуальной задачей стало выявление закономерностей процесса эволюции египетского диалекта арабского языка, освоение накопленного историографического и источниковедческого материала, развитие теоретического фундамента заявленной проблемы"[65].

Задание 8

Какой из текстов о Китае является научным? Аргументируйте свой ответ.

  • 1. «Качиан-фу — большой и знатный город в Китае; он на юге; живут здесь идолопоклонники; мертвых сжигают; подвластны великому хану; бумажные деньги у них в ходу; народ торговый и ремесленный. Много тут шелку, ткут много золотых и шелковых материй и сендал. Городов и замков тут много; все они подвластны великому хану. Оставим этот город и пойдем на юг, за три дня. Расскажем вам о другом городе — Чинанглу [Чанлу]»[66].
  • 2. «Трансформация биполярных оппозиций ментального пространства визуальной культуры Китая в период правления династии Хань (III в. до н.э. — III в. н.э.) выявила каузальность политических и социокультурных процессов, генезис которых связан с развитием антропоморфных, зооморфных и фитоморфных мифологических систем древности. Специфика сакральной коммуникации, с точки зрения теории культурного релятивизма Херсковица [201:4], в этот период нашла отражение не только в ритуальной традиции, но и в эволюции семиосферы китайской традиционной картины мира, которая повлияла на социокультурные практики и сакральные стратегии политических взаимодействий. Именно в этот период синтезируются общеметодологические принципы древнекитайских ритуальных практик и под воздействием эстетического релятивизма трансформируются базовые мифологические концепты»[67].
  • 3. «Китайский город изумил меня своими узкими улочками, каких не было в русском городе, дома здесь были с разноцветными крышами, углы крыш — закручены вверх, будто бараньи рога; по улицам сновало множество людей. Медленно продвигаясь в этом людском море, мы увидели, как навстречу нам движется процессия: люди несли в руках флаги, бумажных львов, гримасничающих драконов. Все было раскрашено в яркие цвета — красный, зеленый, золотой, и толпа двигалась под звуки тамбуринов, гонгов и бубенцов»[68].
  • 4. «Категория бао восходит к ритуальной практике предшествующего времени, но является вторичной по отношению к ней, ибо в рамках раннечжоуской идеологии социальная реципрокность не могла быть абстрагирована как отчужденное понятие. Там она составляла саму ткань общественной коммуникации и в специальном терминологическом оформлении не нуждалась. В иньских гадательных надписях слово бао обозначало один из видов жертвоприношения. Это значение оно, по-видимому, сохранило и в инскрипциях на бронзе; во всяком случае, достоверных примеров иного словоупотребления бао в эпиграфике Западного Чжоу не зафиксировано [Лю Юй 1989:507]. Расширение семантического поля бао в период Чуньцю может быть расценено как свидетельство кризиса традиционного ритуализма: то, что раньше являлось естественной нормой общественной жизни, теперь потребовало особого философского обоснования»[69].

Задание 9

Объекты изучения различных наук и научных направлений могут совпадать или пересекаться. Внимательно посмотрите на изображения и скажите, в каком ракурсе рассматривали бы данные феномены востоковед, политолог, экономист, социолог и специалист по международным отношениям. Предложите варианты изучения этих явлений другими научными дисциплинами.

А. Монах. Фото автора из цикла «Современный Китай».

В. Игра. Фото автора из цикла «Современный Китай».

В. Игра. Фото автора из цикла «Современный Китай».

Г. Великая Китайская стена. Фото автора из цикла «Современный Китай».

Г. Великая Китайская стена. Фото автора из цикла «Современный Китай».

Научный текст и научное творчество в системе востоковедческого дискурса.

Е. Старик и девушка. Фото автора из цикла «Современный Китай».

Ж. Базар в Дамаске. Фото А. С. Зверева из цикла «Современная Сирия».

Задание 10.

Задание 10

Прочитайте фрагмент размышлений В. М. Алексеева о синологической экономике. В чем автор видит различия подходов синологовэкономистов и экономистов широкого профиля к изучению экономики Китая? Согласны ли вы с этим мнением? Можно ли, на ваш взгляд, по аналогии с термином Алексеева «синологическая экономика», говорить о «синологической социологии», «синологической политологии», «синологической антропологии» и т. п. и, соответственно, о синологах-социологах, синологах-политологах, синологах-антропологах и т. д. Отталкиваясь от идей Алексеева, сформулируйте свои тезисы о требованиях к квалификационному профилю современного специалиста в области экономики и экономических процессов на Востоке (или в конкретном регионе Востока).

«Что касается экономики, то эта дисциплина, к сожалению, старыми китаистами, которые были главным образом филологами, вообще пренебрегалась как якобы посторонняя китайскому классическому массиву, и, таким образом, новые советские синологические кадры заняли абсолютно пустовавшее до них место. На первое место они, конечно, поставили китайский аграрный вопрос, как наиболее тесно связанный с революционным движением и вообще лежащий в основе всех китайских экономических проблем. Эта группа китаистов опиралась в своих исследованиях на вполне надежный штатлюдей, с помощью которых анкетным порядком непосредственно у крестьян собирались необходимые сведения, характеризующие состояние их хозяйств. Можно считать, что авторам исследований этого типа удалось дать яркий анализ отношений землевладения и землепользования в исследованных ими местностях. Кроме того, ими были разработаны и финансовые и политические проблемы современного Китая.

За последнее время к кадрам молодых советских китаистов присоединился известный профессор-экономист, давший ряд работ по финансовым вопросам Китая и только что закончивший капитальное исследование по этапам колониального закабаления Китая (1644—1839 гг.), которое не пройдет незамеченным. Автор этих работ пришел к убеждению в необходимости знания китайского языка современности для учета китайских данных и китайской специальной литературы и даже, более того, к убеждению в необходимости знать и китайский старый язык для изучения эволюции китайской экономической мысли. В связи с этим здесь уместно будет упомянуть о большой и серьезной работе этого же автора над текстом и идеологией знаменитого основоположника китайской экономической мысли философа Гуань-цзы, доселе недоступного синологическому интересу как в Европе, так и в самом Китае. Настоящий экономист-синолог подошел к этой вековой, тысячелетней синологической проблеме, вооружившись наконец всеми данными прогрессивной науки экономики, которая создает ему понимание загадочного текста, впервые отличного от китайского профессионально-трафаретного комментаторства. Таким образом, мы на этом примере подходим к проблеме синологической экономики, которая, кажется, существует пока только как проблема и может быть сформулирована в виде ряда вопросов следующим образом: 1) можно ли вообще с пользой для науки и без дальнейших переделок и пересмотров ставить и решать проблемы экономики Китая, игнорируя китайские материалы и китайскую литературу? 2) Можно ли при нынешних условиях игнорировать японскую специальную по этому предмету литературу? 3) Можно ли считать научно-популярным исследование, базирующееся только на современном материале, без экскурсов в китайскую историю, экскурсов, требующих несколько более широкого типа знаний, чем те, которыми располагают большинство товарищей, берущихся за экономические проблемы современности? И т. д. По-видимому, приходится считать синологической экономикой науку главным образом о китайской экономической мысли, а не отчетную, деловую и всякую иную информацию о тех или иных вопросах, возникающих в области экономики Китая и требующих вообще зрелого экономиста, но который будет оперировать только данными на европейских языках, не сосредоточиваясь исключительно на Китае.

В этом случае, как и вообще, слово «синологический» не есть квалификационный показатель, и плохая синологическая работа, к сожалению, не редкость, в то время как блестящие несинологические экономические исследования Китая всегда предваряли сносные синологические. Таким образом, хотелось бы внести в понятие синологической экономики главным образом историзм. Выражаясь вполне конкретно, хотелось бы считать, что синолог-экономист может поданному интересующему его вопросу сделать справку по китайской истории и истории философии, которые, как известно, на всем протяжении своих колоссальных литератур экономикой занимались непрерывно и разнообразно"[70].

Задание 11

Прочитайте фрагмент из книги К. Сагана. Какие функции выполняет критика (полемика, дискуссия) в научном дискурсе? Каковы особенности научной полемики? На каких этапах научной работы конструктивная критика особенно эффективна? Найдите примеры научной полемики в области современного востоковедения.

«Ученые люди, как все люди, подвержены эмоциям, зависят от своего характера и личностных особенностей. Но гораздо больше стороннего наблюдателя могла бы удивить та готовность, с какой подлинный ученый всегда поднимает брошенную ему перчатку. Вызов здесь не считается дерзостью, его поощряют и приветствуют. Наставники всю душу вкладывают в своих учеников, но, когда выпускник доберется до устного экзамена перед защитой диссертации, те самые профессора, от которых зависит его будущее, по косточкам раскатают беднягу. Конечно, экзаменуемый обливается холодным потом, да и кто бы не занервничал в такой ситуации? Но молодой ученый понимает, что в этот напряженный моментон обязан искать ответы на жесткие и пытливые вопросы старших коллег. А значит, готовясь к предзащите, он должен попрактиковаться в полезнейшем для ученого деле: предвосхищать вопросы, самому искать в своей диссертации изъяны и слабости, не дожидаясь, чтобы их обнаружили другие.

Любая научная встреча подразумевает дискуссию. На университетских семинарах докладчику предоставляют поговорить с полминуты, а затем обрушивают на него вопросы и комментарии. А наш обычай пересылать представленную в журнал статью экспертам (чьи имена авторам неизвестны) и задавать им, по сути дела, вопросы: не сглупил ли автор? Стоит ли публиковать этот материал? Где тут слабые места? Насколько свежи выводы, или эти результаты уже были кем-то получены? Насколько убедительна аргументация — не следует ли вернуть статью автору на доработку, пусть отделит то, что можно доказать, от своих предположений? Все это — обычное дело для научного сообщества.

Почему мы с этим миримся? Нам так нравится критика? Нет, никому она не нравится. Каждый ученый собственнически привязан к своим находкам и выводам. Но ведь нельзя же ответить оппонентам: постойте, это симпатичная идея, я ее очень люблю, а вам она ничего плохого не сделала, оставьте ее в покое. Нет — суровый, но справедливый закон требует отбросить не оправдавшую себя гипотезу. Не тратьте нервные клетки на идею, оказавшуюся неработоспособной. Лучше израсходуйте свои силы на поиски новых идей, которые будут лучше соответствовать фактам"[71].

Задание 12

Дэвид Дойч рассматривает человека как «существо, способное создавать объяснительные значения»[72], как своего рода «универсальный объяснитель». Он полагает, что самое главное в науке — разумно объяснять существующие процессы и феномены. Прочитайте фрагмент из его книги и, опираясь на идеи, относящиеся к области естественно-научных изысканий, попробуйте найти ответ на вопросы: какие объяснительные подходы в гуманитарных науках и в философии Запада и в какой степени повлияли на формирование (и смену) парадигм изучения западными исследователями этносов, языков, культур, религий, социальных, экономических и политических систем Востока?

Как действует принцип проверяемости теорий в междисциплинарной области востоковедения и других гуманитарных науках, в которых не так часто используется метод эксперимента?

«Когда до сих пор разумное объяснение опровергается новыми наблюдениями, оно перестает быть хорошим, потому что теперь в проблему включаются и эти наблюдения. Таким образом, стандартная научная методология отбрасывания теорий, опровергнутых экспериментом, вытекает из требования, чтобы объяснения были разумными. Наилучшими объяснениями считаются те, которые больше всего ограничены существующими знаниями, включая другие разумные объяснения, а также другие знания о явлении, которое нужно объяснить. Вот почему допускающие проверку объяснения, прошедшие строгие тесты, становятся исключительно разумными, что в свою очередь показывает, почему принцип проверяемости способствует развитию научного знания.

Догадки — это результат работы воображения. Но воображение гораздо легче выдает фантазии, чем правду. Практически все попытки человека объяснить тот или иной опыт в терминах более широкой действительности на самом деле оказывались фантазиями в форме мифов, догм и заблуждений здравого смысла, а для выявления таких ошибок правила возможности экспериментальной проверки недостаточно. Но стремление найти разумные объяснения делает свое дело: изобрести ложное утверждение просто, но его легко и варьировать; отыскать разумное объяснение трудно, но чем это труднее, тем труднее варьировать найденное. Идеал, к которому стремится объяснительная наука, хорошо описывается словами Уилера. .:" 3а всем этим, несомненно, стоит такая простая и красивая идея, что когда — лет через десять, сто или тысячу — мы додумаемся до нее, то непременно спросим:" ^ разве могло быть иначе7″ «[73].

Рекомендуемая литература

Алексеев, В. М. Наука о Востоке / В. М. Алексеев. — М.: Наука, 1982.

Дойч, Д. Начало бесконечности: объяснения, которые меняют мир / Д. Дойч; пер. с англ. — 3-е изд. — М.: Альпина нон-фикшн, 2016.

Дридзе, Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: проблемы семиосоциопсихологии / Т. М. Дридзе. — М.: Наука, 1984.

Кожин, А. Н. Функциональные типы русской речи: учеб, пособие для филологических специальностей университетовтов / А. Н. Кожин, О. А. Крылова, В. В. Одинцов. — М.: Высшая школа, 1982.

Кравченко, А. И. Социальная антропология: учеб, пособие для вузов / А. И. Кравченко. — 2-е изд. — М.: Академический проект, 2005.

Красных, В. В. Основы психолингвистики и теории коммуникации / В. В. Красных. — М.: Гнозис, 2001.

Лебедев, С. А. Методы научного познания: учеб, пособие / С. А. Лебедев. — М.: Альфа-М; ИНФРА-М, 2014.

Лихачев, Д. С. Без доказательств / Д. С. Лихачев; РАН; Ин-т рус. литературы (Пушкинский дом). — СПб.: Изд-во Рус.-Балт. информ. центра «БЛИЦ», 1996.

Ломанов, А. В. Изучение зарубежного китаеведения в КНР: культурно-цивилизационные аспекты / А. В. Ломанов // Китай: поиск гармонии: к 75-летию академика М. Л. Титаренко. — М.: ФОРУМ, 2009.— С. 500—512.

Малиновский, Б. Магия, наука и религия: пер. с англ. / Б. Малиновский. — М.: Рефл-бук, 1998.

Новая философская энциклопедия. В 4 т. Т. 3 / Ин-т философии РАН, Нац. общ.-науч. фонд. — М.: Мысль, 2001.

Саган, К. Мир, полный демонов: наука — как свеча во тьме / К. Саган; пер. с англ. — 4-е изд. — М.: Альпина нон-фикшн, 2017.

Тоштендалъ, Р. Профессионализм историка и историческое знание / Р. Тоштендаль: пер. с англ. А. Ю. Серегиной. — М.: Новый Хронограф, 2014.

Философия науки: учеб, пособие для вузов. / под ред. С. А. Лебедева. — 5-е изд., перераб. и доп. — М.: Академический Проект; Альма Матер, 2007.

  • [1] См.: Лихачев Д. С. Без доказательств. СПб., 1996.
  • [2] Тоштендалъ Р. Профессионализм историка и историческое знание. М., 2014. С. 222.
  • [3] Дойч Д. Начало бесконечности: объяснения, которые меняют мир. М., 2016. С. 447.
  • [4] «Ничьими словами» — девиз Британского королевского общества, который выражает призыв не верить авторитетам в науке и общепринятым научным догмам, а опираться в своих выводах на объективные результаты проведенных исследований.
  • [5] Саган К. Мир, полный демонов: наука — как свеча во тьме. М., 2017.С. 47.
  • [6] Саган К. Мир, полный демонов… С. 50.
  • [7] Саган К. Мир, полный демонов… С. 50.
  • [8] Тоштендаль Р. Профессионализм историка и историческое знание.С. 234—235.
  • [9] Дридзе Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: проблемы семиосоциопсихологии. М., 1984. С. 54.
  • [10] Красных В. В. Основы психолингвистики и теории коммуникации. М., 2001. С. 200.
  • [11] Дридзе Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации… С. 50.
  • [12] Ларин В. Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях (80-е годы XX — начало XXI в.). М., 2005. С. 24.
  • [13] Малиновский Б. Магия, наука и религия: пер. с англ. М., 1998. С. 36.
  • [14] Саган К. Мир, полный демонов… С. 478.
  • [15] Алексеев В. М. Наука о Востоке. М., 1982. С. 191.
  • [16] Алексеев В. М. Наука о Востоке. С. 191.
  • [17] Там же.
  • [18] Там же.
  • [19] Кравченко А. И. Социальная антропологии: учеб, пособие для вузов. М., 2005. С. 16.
  • [20] Новая философская энциклопедия: в 4 т. / Ин-т философии РАН, Нац.общ.-науч. фонд. Т. 3. М., 2001. С. 23.
  • [21] Там же. С. 23.
  • [22] Философия науки: учеб, пособие для вузов / под ред. С. А. Лебедева. М., 2007. С. 384.
  • [23] Саган К. Мир, полный демонов… С. 481—482.
  • [24] Саган К. Мир, полный демонов… С. 482.
  • [25] Философия науки. С. 365.
  • [26] Там же. С. 365.
  • [27] Верас Д. История севарамбов // Утопический роман XVI—XVII вв. М., 1971. С. 309.
  • [28] Цит. по: Лебедев С. А. Методы научного познания: учеб, пособие. М., 2014. С. 259.
  • [29] Новая философская энциклопедия: в 4 т. Т. 4. С. 18.
  • [30] Там же. С. 21.
  • [31] Цит. по: Лебедев С. А. Методы научного познания. С. 251.
  • [32] Новая философская энциклопедия: в 4 т. Т. 4. С. 18.
  • [33] Горегляд В. Н. О. Л. Фишман: несколько воспоминаний // Петербургскоевостоковедение. Вып. 2. СПб., 1992. URL: /http://www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option = com_publications&Itemid = 75&pub=630 (дата обращения:31.01.2018).
  • [34] Алексеев В. М. Наука о Востоке. С. 337.
  • [35] Алексеев В. М. Наука о Востоке. С. 270.
  • [36] Вишнякова-Акимова В. В. Два года в восставшем Китае: 1925—1927: воспоминания. М., 1980. С. 6.
  • [37] Цит. по: ДойчД. Начало бесконечности… С. 34.
  • [38] Тоштендалъ Р. Профессионализм историка и историческое знание.С. 227.
  • [39] Алексеев В. М. Наука о Востоке. С. 335.
  • [40] Там же. С. 31—32.
  • [41] Большая советская энциклопедия. Т. 10. С. 31.
  • [42] Малиновский Б. Магия, наука и религия. С. 36.
  • [43] Тоштендаль Р. Профессионализм историка и историческое знание.
  • [44] Философия науки. С. 398.
  • [45] Лихачев Д. С. Без доказательств. С. 25.
  • [46] Лихачев Д. С. Без доказательств. С. 41.
  • [47] Там же. С. 42.
  • [48] Там же. С. 43.
  • [49] Там же. С. 44.
  • [50] Там же. С. 45.
  • [51] Кожин П. М. Китай и Центральная Азия до эпохи Чингисхана: проблемыпалеокультурологии. М., 2011. С. 210.
  • [52] Тоштендалъ Р. Профессионализм историка и историческое знание… С. 259—261.
  • [53] Ломанов А. В. Изучение зарубежного китаеведения в КНР: культурноцивилизационные аспекты // Китай: поиск гармонии: к 75-летию академикаМ. Л. Титаренко. М., 2009. С. 500—501.
  • [54] Сладковский М. И. Знакомство с Китаем и китайцами. М., 2006. С. 135—136.
  • [55] Вишнякова-Акимова В. В. Два года в восставшем Китае… С. 27—28.
  • [56] Сладковский М. И. Знакомство с Китаем и китайцами. С. 206.
  • [57] Старосельская Н. Д. Повседневная жизнь «русского» Китая. М., 2006. С. 154.
  • [58] Сладковский М. И. Знакомство с Китаем и китайцами. С. 209.
  • [59] Владимиров П. П. Особый район Китая: 1942—1945. М., 1973. С. 43.
  • [60] Китай говорит: сборник стихов китайских поэтов / пер. с кит. Л. Черкасского. Чита, 1954. С. 68—69.
  • [61] Полищук А. В. Экономические проблемы энергетической безопасностиЯпонии: автореф. дис. … канд. экон. наук. М., 2011. URL: http://www.ifes-ras.ru/attaches/Polishuk_Avtoreferat.pdf (дата обращения: 31.01.2018).
  • [62] Фон Гессе-Вартег Э. Китай и китайцы: жизнь, нравы и обычаи современного Китая. СПб., 1900. С. 269.
  • [63] Цит. по: Усов В. Н. Жены и наложницы Поднебесной. М., 2006. С. 327—328.
  • [64] Стеклов М. М. Современные проблемы развития топливно-энергетического комплекса Южной Кореи: автореф. дис. … канд. экон. наук. М., 2008. URL: / http://dislib.ru/ekonomika/8510-l-sovremennie-problemi-razvitiya-toplivno-energeticheskogo-kompleksa-yuzhnoy-korei.php (дата обращения: 31.02.2018).
  • [65] Фатхуллова Э. Ш. Арабский язык в контексте развития египетскогодиалекта арабского языка на территории Республики Египет: автореф. дис… канд. филол. наук. Йошкар-Ола, 2012. URL: / http://dissers.ru/avtoreferati-kandidatskih-dissertatsiil/a655.php (дата обращения: 31.01.2018).
  • [66] Поло М. Книга о разнообразии мира. М., 2005. С. 222—223.
  • [67] Бессмысленный текст.
  • [68] Илъина-Лаилъ О. Восточная нить. СПб., 2003. С. 42.
  • [69] Крюков В. М. Текст и ритуал: опыт интерпретации древнекитайской эпиграфики эпохи Инь-Чжоу. М., 2000. С. 379.
  • [70] Алексеев В. М. Наука о Востоке. С. 130—131.
  • [71] Саган К. Мир, полный демонов… С. 50—51.
  • [72] ДойчД. Начало бесконечности… С. 103.
  • [73] ДойчД. Начало бесконечности… С. 43—44.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой