К проблеме самоопределения культурологического дискурса

Почему культурология как наука не возникла раньше? Ведь культура как многомерное явление была, и был дискурс о конкретных ее составляющих, а вот собственно культурологического дискурса не было. По мере развития гуманитарного знания сложились дискурсы, которые взяли на себя заботу о культуре, причем не о культуре в целом, а о культуре, рассматриваемой сегодня в качестве системы, элементами которой являются философия, религия, литература, политика, экономика, искусство и т. д. Сегодня очевидно, что эта дифференциация не является ни абсолютной, ни прочной, ни постоянной. Соответственно только со времени легитимации культурологии как самостоятельной науки можно говорить о существовании соответствующего ей дискурса, т. е. дискурса о культуре с позиции этой науки.

Сошлемся на М. Фуко, который писал, что «в любом обществе производство дискурса одновременно контролируется, подвергается селекции, организуется и перераспределяется с помощью некоторого числа процедур, функция которых — нейтрализовать его властные полномочия и связанные с ним опасности». Этот контроль осуществляется при помощи процедуры исключения. Среди разных способов (систем) исключения М. Фуко различает три: запрет, разделение и отбрасывание и оппозиция истинного и ложного. Существуют и другие процедуры контроля и ограничения дискурса. Есть процедуры, которые действуют скорее в качестве принципов классификации или комментария.

Обратимся к истории развития западного гуманитарного знания. При пристальном изучении наследия и некоторых фактов из биографии ряда основоположников повой научной дисциплины обнаруживаются вполне аргументированные позиции, а порой и любопытные подробности, свидетельствующие об имеющей место полемике, а иногда и конфронтации между их идеями и идеями иных представителей гуманитарных дисциплин, вызванной схожестью подходов, методов, категориального аппарата, а в некоторых случаях и адекватностью предмета исследования. Более всего это касается самоопределения дисциплинарных полей философии и культурологии. И это вполне объяснимо, ибо культурологическую мысль отличает особое поле исследования: включение в свой арсенал эмпирических фактов, использование не только рационального мышления, но и других форм когнитивной деятельности, интерес к изучению профанного, обыденного и целый ряд других качеств. И если сегодня в среде культурологов такая манера философствования и интерпретации фактов становится вполне легитимной, то в былые времена, когда эта сфера гуманитарного знания еще не обрела самостоятельного статуса, она была весьма проблематичной. Их мысль казалась «периферийной», а идеи, как правило, — невостребованными. В тоже время их «нериферийность» лишь более отчетливо оттеняли кардинальные идеи ведущих и признанных философов того времени, способствующих созданию, обоснованию и упрочению основополагающих парадигмальных констант. Среди последних можно назвать всепроникающие идеи рационализма, прогресса, порядка, стремления к истине и др., т. е. как раз то, что подвергаюсь известной корректировке или же получало иную трактовку в набирающем силу стремлении к легитимации культурологическом дискурсе.

Формирование культурологического дискурса предшествует появлению культурологии как пауки и учебной дисциплины. Мысли или представления о культуре, появление которых можно датировать временем возникновения собственно человеческой деятельности, но возделыванию окружающего мира и себя, — это еще не культурологический дискурс. Культурологическая рефлексия оформилась в культурологический дискурс в трудах тех мыслителей прошлого, сочинения которых не были отнесены к разряду легитимных дискурсов, сложившихся в европейской культуре Нового времени. Происходящая все большая дифференциация наук и их иерархизация выдвинули среди гуманитарных наук в качестве лидирующего философию, и, соответственно, философский дискурс (точнее — рационалистический, ибо именно рационалистическая философия доминировала в культуре Нового времени) оказался той лакмусовой бумажкой, которая позволяла определять степень соответствия всех тех гуманитарных высказываний, которые возникали в то время.

Одна из центральных проблем современной культурологии — обоснование возможности интегративного знания. К числу мыслителей, способствующих упрочению такого подхода, можно отнести Дж. Вико, с которого, собственно, и начинается становление культурологического знания. В его наследии обнаруживается целый ряд идей, которые сегодня оказываются вполне актуальными: идея создания «новой науки» в содружестве философии и филологии; своеобразная трактовка истины, провозглашающая обратимость истины и факта («Verum et factum convertunlur»); обоснование цикличности в человеческой истории, самоценность ненаучного знания и некоторые другие.

Другим иллюстративным примером дистанцирования рационалистической философии и культурологической мысли может служить фигура И. Г. Гердера, творческое наследие которого рассматривают как соотносимое с основополагающими идеями эпохи Просвещения, но в то же время как в некоторой степени им противостоящее. Здесь имело место непонимание творческой манеры ученого и его исследовательского метода со стороны философов рационалистической направленности. Так, весьма сложными были взаимоотношения И. Г. Гердера с И. Г. Фихте, И. Кантом. Последний, напомним, резко оценил некоторые взгляды И. Г. Гердера, изложенные в «Идеях к философии истории человечества», осудив при этом эмоциональную манеру изложения и явный приоритет эмпирии при выведении общих суждений. Сегодня мы бы сказали, что И. Кант комментировал тексты Гердера с позиций легитимного философского дискурса.

Таким образом, еще задолго до эпохи романтизма, открыто выступившей против гипертрофии рационализма во всех сферах духовной жизни, в западноевропейской культуре возникло противостояние основным тенденциям рационалистической философии, локализировавшееся в сфере тех учений, которые сегодня составляют историю культурологии. Можно расценить этот факт не как параллелизм, сложившийся в начале Нового времени между рационалистической философией и формирующимися в то время первыми культурологическими концепциями, а как феномен интерференции. Суть этого феномена состоит в том, что происходит взаимовлияние и сопоставление. Это сопоставление, присущее всему периоду существования европейской культуры, очевидно, способствовало самоопределению и укреплению каждой из сторон.

Явное размежевание классической парадигмы философствования и неклассической начинается лишь с формированием романтизма. Романтики не столько в сфере теоретических изысканий, но, главным образом, в области художественного творчества поставили ряд проблем, повернувших гуманитарную мысль к иному видению мира, стремящемуся охватить мир целостно, полнокровно, в отличие от явно обедненного и неполного рационального его толкования, тем самым заявив о себе как о подлинных теоретиках культуры и, заметим, провозвестниках нового мироощущения.

Вслед за романтиками Артур Шопенгауэр подверг критике рационалистическую философию, однако его можно рассматривать как некую пограничную фигуру, исходящую, в некоторой степени, из философии И. Канта, Платона, отдельных положений восточных философий. И только Фридрих Ницше предложил по-новому рассматривать человеческие ценности, отверг рационалистическое толкование истины, понятие прогресса, показал несовершенство современной ему культуры, озвучил проблему формирования иного человека и иной культуры мышления. Он использовал другую манеру письма, кардинально отличную от той, которая была принята классической философией, манеру, сближающего его с афористичностью и лаконичностью Гераклита, тем самым расширив поле ассоциаций и интерпретации своих текстов. Эти и многие другие новации Ф. Ницше поставили его в оппозицию по отношению к классической философии и, соответственно, отнесли его в область постнеклассической философии, которая оказалась чрезвычайно близка культурологической мысли. В. Дильтей, О. Шпенглер, В. В. Розанов, М. Фуко, Ж. Делёз, И. М. Валлерстайн — кто они: философы или культурологи?

Известно, что любое философствование исторично, в том смысле, что оно связано множеством нитей с эпохой, культурой, социумом, в котором оно осуществляется. Особенности гуманитарного мышления некоторых культур где не соответствуют тем параметрам, которыми измеряется общепринятое в западной традиции понимание философии. Кроме того, в последнее время философское знание претерпело значительные трансформации. Сегодня мы говорим о смене типов рациональности, об уходе философии от онтологической проблематики и сближении ее с реальными проблемами социума. Определяя вектор дрейфа философского дискурса, мы склонны расценивать его как движение в сторону культурологического дискурса. Этот последний все еще находится в состоянии своего формирования, поэтому имеет нечеткие очертания, вбирая в себя дискурсивные практики многих смежных наук.

Прогнозируя развитие философского знания, многие мыслители настаивают па том, что философия в будущем не будет расцениваться как наука, ибо современный идеал научности предполагает деперсонализацию знания. Философия будет антропологической, и в этом плане ее сближение с культурологией становится все более очевидным. В то же время, развивающаяся культурология все более обрастает необходимым категориальным аппаратом, овладевает методологией исследования сопредельных дисциплин, возникают новые ее дисциплинарные области, например взаимодействие культуры и познавательных процессов, тем самым обнаруживая дрейф к научности. И это неудивительно: тенденция к междисциплинарность — черта современного знания. Культурология, — бесспорно, философская наука, — интегрирует в себе, помимо философии, опыт и многих других смежных областей знания. В связи с этим заметим, что стремление разделить философский и культурологический дискурс, как, впрочем, и четко дифференцировать все другие гуманитарные дискурсы, — остаточный синдром эпохи модерна. Сегодня реальная интеллектуальная жизнь и фактические научные тексты свидетельствуют о размытости дисциплинарных полей, о сложившемся так называемом теоретическом дискурсе, в котором трудно, да порой и незачем, разграничивать отдельные дисциплинарные дискурсы. Ансамбли дискурсов — религиозных, юридических, философских, политических, искусствоведческих, культурологических — это прерывные практики, которые перекрещиваются, иногда соседствуют друг с другом, но также и игнорируют или исключают друг друга. Дискурсы представляют собой своего рода давление и что-то вроде принудительного действия, но в то же время являются не более чем игрой. Возникло целое сообщество культурологов, так называемое дискурсивное сообщество, которое поставило перед собой задачу сохранения и легитимации дискурса недавно образовавшейся дисциплинарной области знания.

Сегодня мы позиционируем культурологию как интегративную форму знания (дисциплину). Чтобы принадлежать к определенной дисциплине, высказывание должно вписываться в соответствующий тип теоретического горизонта, ибо внутри своих границ каждая дисциплина предполагает принципы, обладающие функциями ограничения и принуждения, признает истинные изложенные высказывания и ложные. «Дисциплина — это принцип контроля над производством дискурса. Она устанавливает для него границы». Что же можно назвать культурологическим высказыванием? В качестве ответа на этот вопрос приведем еще один пример из М. Фуко, где он рассуждает по поводу ботаники: «Чтобы некоторое высказывание было „ботаническим“, нужно было, чтобы оно касалось видимой структуры растений» .

Прежде чем перейти к следующему разделу, еще раз обратим внимание па то, что историческое развитие культурологии стало реакцией на возникшие в западной культуре проблемы. Поскольку мы окидываем ретроспективным взглядом становление культурологических концепций, составивших историю культурологии, становится попятно, что границы ее предмета, способы построения теории, ее методология и эпистемология — все это обусловлено пределами того плавильного котла взаимодействия западноевропейских идей, из которого эта наука появилась на свет.