Церковная реформа. 
История России с древнейших времен до 1861 года

Церковная реформа принадлежит к важнейшим преобразованиям Петра I. Смерть патриарха Адриана в 1700 г. дала повод известному прибыльщику А. А. Курбатову обратиться к" Петру, находившемуся в это время у стен Нарвы, с посланием, содержавшим два мудрых совета. Он рекомендовал царю «до времени обождать» с избранием нового патриарха, а также учредить «расправный приказ особливый для сбора податей в казну, чтобы они не погибли в прихотях владетелей». Руководителем нового приказа Курбатов рекомендовал назначить боярина И. А. Мусина-Пушкина. Царь внял обоим советам: вместо избираемого собором патриарха он назначил рязанского митрополита Стефана Яворского местоблюстителем патриаршего престола. Воспользовался Петр и советом назначить руководителем Монастырского приказа Мусина-Пушкина.

Принятие царем советов прибыльщика станет понятным, если вспомним дело патриарха Никона, а также напомним о деятельности главных пастырей, занимавших патриаршество после его низложения. Из четырех патриархов, возглавлявших православную церковь в 1667—1700 гг. только два последних оставили след в истории церкви.

Как ни парадоксально выглядит оценка деятельности патриархов Иоакима (1674−1690) и Адриана (1690−1700), но оба они хотя и участвовали в низложении Никона, придерживались тех же взглядов, что и опальный патриарх. Так, Иоаким настойчиво добивался ликвидации Монастырского приказа и передачи администрации, суда и финансов в руки духовенства и в конечном счете достиг своего — в 1677 г. Монастырский приказ был упразднен и мирские чиновники более не выполняли административных, финансовых и судебных функций в вотчинах духовных помещиков. В завещании, составленном Иоакимом в 1690 г., патриарх заклинал царя не знаться с «богомерзкими» иноверцами, с «латины, лютеры, кальвины» и не прельщаться «непотребными» иноземными порядками. Бритье бороды он объявляет «елинским блудничеством, гнусным обычаем». За это велит наказывать отлучением от церкви. Патриарх Адриан не скрывал теократических взглядов и, подобно Никону, отдавал предпочтение духовной власти над светской: «Царство убо власть имать точию на земли… Священство же власть иметь и на земли и на небеси» .

Итак, борьба светской власти за примат над духовной началась не при Петре, а задолго до него, учреждение Монастырского приказа придумано не Петром, а за полстолетия до него. Царь-реформатор придал этой борьбе присущий его интеллекту широкий размах, а в самой борьбе он занял не оборонительные, как его отец при Никоне, а наступательные позиции.

Новые подходы к решению проблемы объяснялись, с одной стороны, ускоренным движением политического строя к абсолютизму, по своей природе не терпящим рядом с собой равной ему власти, а с другой — четким пониманием того, что «лютеры и кальвины» обладали передовой культурой, необходимыми знаниями, опытом промышленного строительства, организации армии и флота. Если руководствоваться заветами патриарха Иоакима, то надо было обречь страну на косность и отсталость, наложить запрет на заимствование всего передового, что могло проникнуть в Россию с «богопротивного» Запада и в конечном счете отказаться от преобразований.

Петру надобен был не противник преобразовательных планов, а активный помощник, целиком разделявший его намерения. Такого помощника он среди духовных иерархов не обнаружил, и потому, чтобы не обрести второго Никона, решил вместо избрания патриарха назначить местоблюстителя патриаршего престола. Выбор нал на Стефана Яворского, проникновенная проповедь которого на похоронах боярина Шеина обратила внимание царя. Эта речь и решила карьеру сына мелкого украинского шляхтича, в течение года проделавшего путь от настоятеля монастыря до рязанского митрополита и, наконец, высшего церковного иерарха.

Петр, умевший угадывать таланты у своих помощников, на этот раз ошибся. Хотя Стефан Яворский не отваживался на открытое осуждение преобразований, но несомненно был тайным их недоброжелателем и иногда позволял себе высказывать суждения, не вызывавшие одобрения царя. Так, местоблюститель не одобрял насильственное пострижение первой супруги Петра Евдокии Лопухиной, его женитьбы на безродной Екатерине. Но особенно обострились отношения между царем и местоблюстителем в 1712 г., когда Стефан Яворский в день ангела царевича Алексея назвал его «единой надеждой России» и обрушился на введенный Петром институт фискалов.

Стефан Яворский был прав, когда выступил против безнаказанности фискалов за неправый донос. По его мнению, фискал, не доказавший вины, должен подлежать такому же наказанию, которому мог быть подвергнут обвиняемый. Проповедь вызвала гнев царя. Он запретил местоблюстителю произносить проповеди в своем присутствии и потребовал от него письменного объяснения.

Одновременно с учреждением должности местоблюстителя был круто изменен уклад жизни черного духовенства. Монахам было запрещено держать в кельях чернила и бумагу, ограничивался переход их из одного монастыря в другой. По главное новшество состояло в том, что Монастырский приказ взял на учет владения монастырей и духовных владык и поделил их на две категории: доходы с одних, так называемых определенных, шли на удовлетворение нужд монастыря из расчета на каждого монашествующего, независимо от чина, по 10 руб. и 10 четвертей хлеба в год; другие вотчины, «заопределенные», управлялись чиновниками, назначаемыми Монастырским приказом. Все доходы с этих вотчин поступали в казну. За первые 11 лет своего существования Монастырский приказ перечислил в государственный фонд свыше 1 млн руб.

У царя сложилось устойчиво негативное отношение к монашествующим. В указе от 30 декабря 1701 г. он ставил в пример древних монахов, которые «сами себе трудолюбными своими руками пищу промышляли и, общежительно живяше, и многих нищих от своих рук питали». Нынешние же монахи, рассуждал царь, «сами чуждые труды поедоша, и начальные монахи во многие роскоши виадоша». Спустя 23 года царь высказывал те же мысли: большая часть монахов «тунеядцы суть», ибо ведут праздную жизнь («корень всему злу праздность»), заботятся только о себе, в то время как до пострижения они были «троеданниками: то есть дому своему, государству и помещику» .

Эти высказывания царя наводят на мысль о его безверии или отсутствии у него твердой религиозности. Подобное суждение ошибочно — Петра с детских лет обучали церковному благочестию, он усвоил порядок церковной службы, участвовал во всех церковных церемониях и оставался до конца дней своих глубоко верующим человеком, полагая, что все доброе, выражавшееся, в частности, в победах на театре войны, и злое, происходившее от грехопадения, как, например, трагедия на Пруте, не что иное как Божье благоволение.

Истоки негативного отношения к монашеству восходят к представлениям Петра о роли своей и своих подданных в государстве. Он, царь, слуга государства, монарх, олицетворявший государство, ему служат подданные. В предшествующих столетиях служба монашествующих состояла в замаливании грехов, их называли царскими богомольцами. Петр считал, что такой службы теперь недостаточно. «А что, говорят, молятся, то и все молятся… что же прибыль обществу от сего? Поистину токмо старая пословица: ни Богу, пи людям, понеже большая часть бегут (в монастыри. — Н. II.) от податей и от лепости, дабы даром хлеб есть» .

Петр возложил на монастыри новые обязанности. Одна из них, филантропическая, состояла в предоставлении приюта больным, старикам, увечным. Нужда в подобных услугах в годы Северной войны возросла во много крат в связи с увеличением числа раненых и увечных. Другая обязанность — просветительская: они должны были превратиться в очаги распространения грамотности, стать учредителями школ. Наконец, третья обязанность, связанная с пополнением бюджета государства доходами с монастырских вотчин, выполнялась лишь два десятилетия: «заопределенные» вотчины, управляемые Монастырским приказом, были напрочь разорены управителями и Петр в 1721 г. вернул их монастырям.

Петру все же удалось обрести среди духовенства подлинного сторонника преобразований и надежного соратника в их осуществлении — Феофана Прокоповича.

Таланты Прокоповича Петр использовал, чтобы, во-первых, оправдать свое решение о лишении сына Алексея права наследовать престол и, во-вторых, в обосновании преимуществ коллегиальной системы над единоличным управлением. Но главный вклад Прокоповича в преобразовательные начинания Петра состоял в обосновании беспочвенности теократических притязаний духовенства и несостоятельности никонианской идеи преимущества духовной власти над светской.

Прокопович утверждал, что священство всего-навсего «иный чин есть в народе, а не иное государство», что у духовной и светской власти государь и патриарх представлен одним лицом — императором. С идеей примата светской власти над духовной и ненадобности патриаршества тесно перекликается система доказательств преимущества коллегиального управления над единоличным. Все эти вопросы тщательно разработаны Феофаном в одном из его главных сочинений — регламенте Духовной коллегии. Этот документ обозначил сущность церковной реформы: главой церкви объявлялся монарх, а управление церковными делами поручалось таким же чиновникам, находившимся на государственной службе и получавшим жалованье, как и чиновники, заседавшие в Сенате и коллегиях. Различие состояло в том, что в Духовной коллегии, вскоре переименованной в Святейший Синод, заседали чиновники, облаченные в рясы. Контроль государственной власти за деятельностью Синода осуществлял обер-прокурор, светское лицо, объявленное инструкцией таким же «оком государевым», как генерал-прокурор Сената. Полная зависимость Синода от государства выражалась не только в получаемом жалованье, но и в принимаемой его членами присяге. Синодалы присягали на верность царствующей фамилии, обязывались блюсти государственный интерес, а самого монарха почитать высшим судьей в духовных делах. На священнослужителей возлагались и полицейские функции — разрешалось пренебрегать тайной исповеди и доносить властям в тех случаях, когда исповедовавшийся замышлял что-либо против существовавших порядков.

Церковная реформа устраивала далеко не все духовенство — церковь как носительница консервативного начала подверглась внедрению крутых новшеств, но Петр вместе с Прокоповичем осуществил реформу так, что ни у одного из иерархов не возникло возражений: все 87 духовных лиц прикусили язык и безропотно подписали Духовный регламент.

Частичной секуляризацией владений духовных феодалов и прекращением церкви в послушное орудие государственной власти не исчерпывается содержание церковной реформы. Третьим ее следствием надлежит считать некоторую «секуляризацию мысли», проникновение светской идеологии в общественную жизнь. Свидетельством частичного освобождения общественной мысли от церковной идеологии является отказ правительства от средневековых преследований «еретиков». На смену слепой непримиримости к инаковерующим пришло некоторое ослабление религиозных гонений, известная веротерпимость. Костер и ссылка, тюремное заключение и содержание в яме перестали быть единственными средствами защиты православия. Руководствуясь практическими интересами, правительство отказалось от жестокого преследования старообрядцев. Указ 1716 г. разрешал записываться в раскол «без всякого сомнения», но за эту милость с лиц, придерживавшихся старых обрядов, налоги взыскивались в двойном размере.

Кроме того, старообрядцев принудили носить иной, чем у остального населения, головной убор — его украшали рога. Сторонников старой веры лишали также некоторых гражданских прав, предоставляемых посадскому населению: участия в выборах и права занимать выборные должности.

Еще одна особенность церковной политики Петра I состояла в провозглашении манифестом 1702 г. веротерпимости, предоставлении иностранцам права беспрепятственно исповедовать свою религию и сооружать для этого храмы. Эта мера была обусловлена привлечением иностранных специалистов на русскую службу.