Самозащита гражданских прав

Самозащита представляет собой правомерные действия управомоченного лица, направленные на прекращение наличествующего (длящегося) процесса гражданского правонарушения, и {или) на уменьшение вредоносных последствий этого процесса — «…охрану материальных и нематериальных благ"т. Действия по самозащите гражданских прав должны быть.

1) соразмерны характеру нарушения нрав и его возможным последствиям, а также 2) минимально необходимы для достижения поставленной цели.^[1]

Очень важно не сводить круг оснований для возможного применения самозащиты к одним только противоправным посягательствам на чужую личную или имущественную (частноправовую) сферу. Случаи отражения таких посягательств составляют лишь одну из разновидностей самозащиты — действия в состоянии необходимой обороны (ст. 1066 ГК), наряду с другой се разновидностью — институтом действия в состоянии крайней необходимости (ст. 1067), т.с. при устранении за чужой счет опасности, угрожавшей чьей-либо частноправовой сфере^[2]. Самозащита основательна всегда, когда налицо процесс умаления частноправовой сферы, а из-за чего он начал происходить — это уже неважно. Совсем не обязательно, чтобы такой процесс был «запущен» противоправным посягательством — он может стать и следствием события, и даже неосторожных действий самого потерпевшего (того самого лица, чья частноправовая сфера подверглась ущерблению).

Действия по самозащите принято относить к разряду фактических в том смысле, что они как правило непосредственно воздействуют либо на само посягающее лицо, либо на принадлежащие ему вещи, и лишь весьма редко — на его имущественные права^[3]. В то же время расцениваясь как правомерные, т.с. совершаемые в пределах признанных за частным лицом юридических способностей и возможностей, такие действия должны относиться к категории юридических. Не подлежит сомнению также и то, что, не имея непосредственной направленности на юридические последствия, действия, но самозащите права к таким последствиям все-таки реально приводят, хотя и опосредованно (через вредоносное воздействие на субъект или объект права).

Основной практический вопрос, возникающий в связи с применением мер самозащиты, — это вопрос об их соразмерности характеру правонарушения. Возьмем следующий случай: вернувшийся домой хозяин застает в своей квартире вора. Какие меры он мог бы предпринять для защиты своего права собственности на находящиеся в квартире вещи? Так, в частности, может ли собственник убить незванного гостя? причинить ему тяжкие телесные повреждения? или же ему следует ограничиться лишь такими мерами физического воздействия, которые, с одной стороны, вынудят похитителя прекратить противоправное посягательство, с другой — не нанесут его здоровью (не говоря уже о жизни) серьезного расстройства? А применяя такие меры, может ли собственник использовать также подручные (палка, клюшка, кочерга, бита, кухонный нож и т. п.) или специальные (нунчаку, штык-нож, огнестрельное оружие) средства? имеющиеся у него борцовские или, скажем, боксерские навыки? иные специальные познания (скажем, в области медицины, кун-фу, йоги) или нетрадиционные способности (к телепатии, телепортации, левитации и т. п.)?

С некоторой долей уверенности можно утверждать лишь то, что причинение вреда жизни правонарушителя ни при каких условиях не может быть оправдано соображениями о предотвращении вреда имущественного. С другой стороны, ясно, что пресечение правонарушений будет тем более эффективным, чем более серьезным будет воздействие защищающегося на самого посягающего; неэффективные же действия не только не пресекут нарушения, но и могут спровоцировать правонарушителя на еще более тяжкое посягательство. Воздействие же именно на личность нарушителя — мера, отличающаяся наибольшей эффективностью. Да и к тому же нс всегда у лица, стремящегося прибегнуть к самозащите, имеется возможность совсем уж адекватного до буквальности ответа; ситуации типа «Раз ты причиняешь вред моему автомобилю — дай-ка и я искорежу твой!» в жизни встречаются нечасто. Ну, а попытка предотвратить посягательство на жизнь с помощью нанесения повреждений имуществу посягающего могла бы быть предметом разве только анекдота, но уж никак не практической рекомендации. Складывается странная ситуация: меры, способные эффективно остановить нарушителя, скорее всего, окажутся несоразмерными посягательству, а действия соразмерные будут либо бессмысленными, либо вообще невозможными. Как тут быть? Думается, что ключевым в этом вопросе должно быть соображение о том, что вред при самозащите причиняется не законопослушному лицу, но правонарушителю — лицу, которое само своими действиями поставило себя вне гражданского общества и в какой-то мере вне закона. Тому, кто нарушает закон в одном, вряд ли следует вполне рассчитывать на его покровительство в другом. Ясно, что скольконибудь точное универсальное определение степени этого «вполне» — меры тех исключений, которые могут быть сделаны из принципа покровительства закона для лица, совершающего противоправное деяние — невозможно; все в конечном счете сводится к особенностям обстоятельств конкретного случая. В остальном — господствует полная неопределенность, особенно высокая, конечно, в случаях нарушения душевного равновесия и психического здоровья потерпевшего (можно ли застрелить или хотя бы ударить лицо, систематически унижающее честь и достоинство?), а также при самозащите от процессов, не составляющих противоправных действий.

При оценке особенностей обстоятельств конкретного случая следует посмотреть на них, в первую очередь, глазами подвергшегося посягательству потерпевшего лица. Не нужно забывать о том, что результат оценки действий, но самозащите на предмет их соразмерности правонарушению будет зависеть от того, в каких условиях оценка производится. Одно дело — рассуждать о «соразмерности» самозащиты судье, т. е. делать это применительно к чужой правовой сфере (целостность которой лично самому судье безразлична), в спокойной обстановке (в зале судебного заседания, в присутствии публики, под охраной полиции и приставов), спустя некоторое (нередко весьма значительное) время после посягательства (т.е. тогда, когда страсти хоть чуточку, но улеглись, а последствия посягательства вполне определились), и имея в своем распоряжении достаточный для этого временной и профессиональный ресурс. Совсем другое — определяться с соразмерностью самому потерпевшему (т.е. при посягательстве на его собственные права, к которым он явно не может отнестись совсем уж бесстрастно), да еще и в процессе наличного посягательства, т. е. когда ни намерения нападающих, ни последствия нападения еще неясны, а обстановка (одиночество, проселочная ночная дорога, агрессивный настрой нападающих, отсутствие всякой возможности не только получить помощь, но и обеспечить хотя бы минимальные доказательства того, как все происходило и т. д.) позволяет предполагать самое худшее; к тому же при внезапном или кратковременном происшествии у потерпевшего обычно просто нет времени на всестороннюю оценку всех обстоятельств ситуации; наконец, обстоятельства происшествия могут быть такими, что лицо, прибегающее к самозащите, окажется не в состоянии оценить их с чисто профессиональной точки зрения^[4]. Иными словами, следует ли говорить о соразмерности объективной или субъективной? Мы отвечаем на этот вопрос в том смысле, что речь должна идти о соразмерности субъективной, т. е. о том, как должны были бы выглядеть соразмерные способы самозащиты в глазах лица, ими воспользовавшегося.

Сходные трудности вызывает и оценка действий, предпринятых для пресечения посягательства, на предмет их минимальной необходимости. Возьмем другой пример. Прекратить потраву посевов пробравшимися на участок чужими свиньями можно несколькими различными способами: 1) обратиться к собственнику свиней с требованием удалить таковых с участка, 2) выгнать свиней самому (с нанесением им большего или меньшего вреда), с помощью соседей или прохожих, или, наконец, 3) застрелить свиней. Во-первых, возникает вопрос о распределении бремени доказывания: следует ли собственнику посевов, избравшему последний вариант поведения, доказывать, что он не имел возможности пресечь правонарушение иными (меньшими) средствами, или же, напротив, потерпевший от самозащиты должен доказать, что причинитель вреда мог бы обойтись и иным, менее кардинальным средством? А во-вторых, возникает вопрос, аналогичный только что обсуждавшемуся: следует ли смотреть на минимально необходимые действия с позиции объективной или субъективной? Как указывалось выше, исходя из того, что лицо прибегает к самозащите в ситуации, не дающей ему возможности для ее всесторонней и объективной оценки (пока он будет ею заниматься — свиньи все вытопчут и съедят), а то и будучи вынужденным к этому неправомерными действиями лица, которому придется претерпевать последствия самозащиты, на оба вопроса следует ответить в смысле, благоприятном для защищающегося лица.

От самозащиты нужно отличать самоуправство — 1) действия, предпринимаемые для достижения целей самозащиты, но заведомо для действующего лица выходящие за рамки соразмерных или минимально необходимых (например, причинение посягающему вреда, заве;

юз домо большего, чем вред предотвращаемый); 2) действия в состоянии добросовестного заблуждения относительно наличия у действующего лица действительного или предполагаемого права (например, отобрание кредитором у должника вещи в счет уплаты долга). Самоуправство первого вида будет классическим деликтом со всеми, вытекающими отсюда последствиями; второго — но всей видимости следует считать действием правомерным, но все-таки влекущим обязанность возместить причиненный им вред, по крайней мере — реальный.

Меры оперативного воздействия. Разновидностью мер самозащиты гражданских прав являются меры оперативного воздействия, обычно определяемые как «…юридические средства правоохранительного характера, которые применяются к нарушителю гражданских прав и обязанностей непосредственно лицом как стороной в гражданском правоотношении, без обращения за защитой права к компетентным государственным органам»^[5], но не объединяемые с мерами самозащиты, а противопоставляемые им. Думается, что для этого нет достаточных оснований: самостоятельное применение потерпевшим мер оперативного воздействия, а также их направленность на пресечение процесса умаления частноправовой сферы и минимизацию его последствий, вполне оправдывают их отнесение к числу мер самозащиты.

Традиционно приводимым примером мер оперативного воздействия в советском гражданском праве был перевод поставщиком неисправного покупателя на аккредитивную форму расчетов. Сегодня эта практика встречается нечасто (хотя и не является в принципе невозможной), но в целом ГК существенно расширил арсенал таких мер. Значение мер оперативного воздействия приобретают, в частности, удержание вещи или сохранение правового титула, задержание исполнения, односторонний отказ от договора или исполнения предусмотренных им обязательств, отказ от принятия ненадлежащего исполнения, удовлетворение собственных интересов самостоятельно или за счет третьих лиц с переложением расходов на правонарушителя и т. п.

Из приведенного перечня хорошо видно, что с помощью мер оперативного воздействия могут быть защищены только относительные гражданские субъективные права, прежде всего обязательственные. Это, однако, тоже не повод для того, чтобы противопоставлять их способам самозащиты гражданских прав; скорее перед нами — способы самозащиты обязательственных прав. Отличительная их черта — непосредственная юридическая направленность — определяется именно этим обстоятельством (относительной природой защищаемых с их помощью субъективных прав). В конце концов, ведь далеко не каждая из так называемых фактических мер самозащиты может быть применена для защиты субъективного права любого типа — это же не служит основанием для выделения подобных «не универсальных» мер в какой-то отдельный институт! Дело не в свойствах и характере защищаемого права, которыми в конечном счете определяется и существо применяемых для его самозащиты мер, а в самостоятельном характере применения последних для достижения определенных целей. Обоим этим критериям меры оперативного воздействия вполне отвечают.

• [1] Гражданское право: учебник / иод ред. Е. А. Суханова. 3-е изд. Т. I. С. 563.
• [2] Разумеется, все случаи использования чужого имущества (оружия, инструментов, сельскохозяйственного инвентаря, авто-, мотои иных транспортных средств, денеги т.д.) для отражения противоправных посягательств будут подпадать одновременнопод признаки и крайней необходимости, и необходимой обороны.
• [3] Обыкновенно последняя разновидность мер самозащиты рассматривается отдельнопод названием мер оперативного воздействия.
• [4] Классическая ситуация — одному из участников похода становится плохо с сердцем;его товарищи (не медики), понимая, что приезд «Скорой» к месту происшествия из-за его отдаленности может затянуться, завладевают без разрешения собственника егоавтомобилем, на котором и доставляют пострадавшего в больницу. Даже если в последующем выясняется, что объективной необходимости в столь экстренной помощина самом деле не было (состояние здоровья потерпевшего позволяло ему дождатьсяприезда «Скорой», которую можно было вызвать по мобильному телефону), этотфакт не отменит квалификации действий как в совершенных состоянии крайней необходимости.
• [5] Гражданское право: учебник / иод ред. Е. А. Суханова. Т. I. С. 568—569.