Конституция 1924 года

Конституция СССР 1924 года

Глава 1. Вводные вопросы

1. Методические замечания

Конституция СССР 1924 года — один из важнейших документов по истории отечественного государства и права ХХ века. Не случайно поэтому он выделяется в качестве специальной темы семинарских занятий. Это соответствует государственному стандарту на изучение предмета, типовой программе курса*(1), планам семинаров*(2).

Тема, посвященная Конституции Союза ССР, исторически связана с тематикой предшествующих семинаров, в рамках которых изучаются документы образования Советского государства и его конституционного закрепления, в том числе и Конституция РСФСР 1918 года. Важное значение в этой цепи имеют и первые советские кодексы, некоторые из которых — семейный, трудовой, гражданский — являются вместе с тем и первыми в истории российского права. Уголовный и Гражданский кодексы РСФСР, вышедшие перед самым образованием СССР, уже и хронологически близки к Конституции Союза, отражая период, в который возник Основной закон этого государства — период нэпа. Следовательно, при изучении данных источников можно увидеть общие черты и закономерности периода.

2. Историография

О Конституции СССР 1924 года многократно писалось в различного рода изданиях — монографиях, учебниках, отдельных статьях, сборниках документов. Правда, обычно мы имеем дело не со специальными книгами, посвященными проблеме, а с работами более широкого плана. Чаще всего вопросам Конституции уделяется внимание в книгах или главах, говорящих об образовании СССР. Из специальных работ, посвященных конкретно первому Основному закону Союза Советских Социалистических Республик, можно назвать лишь книгу С. Л. Ронина «К истории Конституции СССР 1924 г.», вышедшую в 1949 г. Это, конечно, не означает, что в общих работах не отражены определенные аспекты такой большой проблемы. Отражены, но не комплексно, недостаточно полно, порой противоречиво. Главное же, для изучения Конституции СССР 1924 года в семинаре необходимо специальное издание, которое помогало бы студенту в удобной и доступной форме получить необходимые знания.

Литература

в которой отражалась Конституция 1924 года, естественно, сама развивалась в зависимости от эпохи, проделала определенную эволюцию. В сталинские времена о названном Основном законе писали довольно мало, при этом, естественно, старались упомянуть о роли И. В. Сталина в его создании. Одновременно отмечалось личное участие Сталина в образовании СССР и его конституционном оформлении, причем, обычно без преувеличений.

Примером весьма умеренного восхваления И. В. Сталина может служить учебник «История Советского государства и права», вышедший под редакцией проф. А. И. Денисова в 1949 году. Здесь Конституции посвящен специальный, хотя и небольшой подпараграф, излагающий преимущественно содержание закона, хотя и с отдельными фактическими ошибками.

Небольшой раздельчик выделен для Конституции 1924 года во введении к сборнику документов «Конституции и конституционные акты Союза ССР (1922;1936)», вышедшему под редакцией И. П. Трайнина в 1940 году. Здесь автор также ограничивается спокойным пересказом содержания Конституции, не удержавшись, конечно, от упоминания о «ленинско-сталинской» национальной политике*(3).

Интересно отметить, что в классическом, основополагающем для историков того времени труде — «Истории Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс» — вообще ни звука нет о первой Конституции Союза, и даже о самом образовании СССР говорится весьма скупо. Лишь в последней главе книги, где идет речь об Основном законе 1936 года, имеется единственное упоминание о предыдущей Конституции в плане ее замены новой*(4).

Столь же спокойное, но уже развернутое сообщение о Конституции Союза приводится в серьезной монографии Д. Л. Златопольского «Образование и развитие СССР как союзного государства», вышедшей в 1954 г. Здесь еще отмечается «выдающаяся роль в осуществлении разработки Конституции» И. В. Сталина, указывается и на конкретные факты его участия в работе над Основным законом*(5).

Решительный переворот в изучении истории образования СССР, в том числе первой Конституции союзного государства, наступил после ХХ съезда КПСС, на котором Н. С. Хрущев дал фундаментальную критику деятельности И. В. Сталина, включая его участие в образовании СССР и вообще в осуществлении национальной политики. Естественно, это не могло не отразиться в трактовке истории Конституции 1924 г. Многочисленные авторы усердно занялись развенчиванием культа Сталина, а вместе с тем и всей деятельности вождя. В особенности досталось Сталину за первоначальный проект образования СССР, ставший теперь знаменитым план «автономизации» союзных республик. И хотя этот план, как известно, принадлежал не лично Сталину, а комиссии ЦК, и хотя после ленинской критики Сталин незамедлительно отрекся от него, приняв ленинскую идею союзного государства, тем не менее Генерального секретаря ЦК Коммунистической партии стали изображать как злого шовиниста.

На гребне этой критики стали все же появляться и серьезные научные работы, авторы которых стремились дать объективную картину событий.

В 1957 г. в связи с юбилеем вышла коллективная монография «Сорок лет Советского права», подготовленная в Ленинградском университете. В разделе о государственном праве здесь имеется небольшой материал и о Конституции СССР 1924 г. Авторы пытаются объяснить причину, почему Конституция Союза отличалась по форме и содержанию от Основных законов союзных республик, но делают это довольно путано и невнятно*(6). Неточно сказано и об отличии Конституции от Союзного договора. Авторы говорят, что раздел Основного закона, который называется «Договор об образовании Союза Советских Социалистических республик» был лишь дополнен. В действительности от первичного договора в Конституции мало что осталось. В результате борьбы мнений и интересов при разработке Конституции, особенно в июне 1923 г., были внесены изменения как в сторону расширения прав Союза, так и в сторону их некоторого ограничения.

В отличие от названной книги превосходные работы, ставшие по-настоящему классическими, написала С. И. Якубовская. В первой из них*(7) уделяется большое внимание и Конституции.

В конце 50-х — начале 60-х годов у историков появилась возможность, хотя и ограниченная, добраться до архивов и архивных фондов, которые до сих пор были почти недоступными для исследователей. Так, например, С. И. Якубовской удалось получить даже такой «святой» фонд, как знаменитый «ф. 3» (сейчас он перенумерован) в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (теперь архив тоже переименован) — личный фонд Сталина. Впрочем, как отмечает и автор, некоторых, в том числе важнейших, документов, касающихся темы, не сохранилось даже в архивах*(8).

В это время, а книга вышла в 1960 году, в науке было допущено определенное вольномыслие, появилась возможность для авторов показать собственные взгляды, чем и воспользовалась С. И. Якубовская. Правда, свобода эта имела свои пределы. Так, например, автору данной книги пришлось столкнуться в том же ЦПА ИМЛ со своеобразной реакцией сотрудников архива на использование документов. При попытке дать позитивные ссылки на Н. И. Бухарина ответственная сотрудница читального зала безоговорочно заявила: «Бухарин теперь не рассматривается как враг народа, но он все-таки антипартийный элемент». По-прежнему оставались закрытыми наглухо некоторые фонды, в том числе фонд Ленина (ф. 2). Когда я попробовал проникнуть в него, начальник архива твердо отрезал: «Все что нужно знать о Ленине — опубликовано. А что не опубликовано — знать не нужно» .

С.И. Якубовская много внимания уделила взаимоотношениям советских республик до образования СССР, накануне его образования. Но при их анализе она не всегда точна. Так, давая правовую оценку этим связям, она называет комплекс советских республик «договорной федерацией». На самом деле между советскими республиками до конца 1922 года не существовало какого-либо универсального договора, охватывающего все республики, да еще по сколько-нибудь значительному кругу вопросов. Действительно, в 1920;1921 годах была заключена серия двусторонних договоров между РСФСР, Украиной, Белоруссией, Закавказскими республиками, но они отнюдь не исчерпывали реальный круг отношений между этими государствами. Связи, как отмечалось в литературе еще до С.И.Якубовской*(9), были в большой мере не столько юридическими, сколько фактическими. Кстати, об этом говорит сама С. И. Якубовская, отмечая в особенности значение партийного руководства республиками со стороны ЦК РКП (б). В ее книге приводится любопытнейший документ, касающийся широко известного факта, когда Сталин осудил договор закавказских руководителей с фирмой «Стандарт Ойл» о сдаче в аренду Батумских нефтяных резервуаров. В документе, который никогда раньше прямо не цитировался, говорится между прочим, что батумские резервуары «являются собственностью всей федерации» *(10). А ведь, строго говоря, и самой федерации-то еще не было в ноябре 1922 года, и тем более не могло быть речи о собственности того объединения республик, которое существовало до декабря 1922 года.

И Сталин, будучи Генеральным секретарем ЦК, не занимал какого-либо государственного поста (Наркомнац в данном случае не в счет), с которого он мог бы давать указания независимым советским республикам, во всяком случае, по столь конкретному хозяйственному вопросу.

В книге С. И. Якубовской по-новому освещается проблема начального этапа создания СССР. Многие авторы отмечали до этого, что важным моментом в процессе создания Союза были терния между наркоматами Украины и России, вызвавшие весной 1922 года известную жалобу украинских чиновников в свои республиканские органы и, соответственно, запрос Украины в органы РСФСР. Но С. И. Якубовская указала конкретно, из чего возникла проблема, а также определила характер переговоров по этому поводу. Она подчеркивала, что до самой осени Комиссия ЦК РКП (б) под руководством М. В. Фрунзе занималась вопросами двусторонних отношений между Россией и Украиной, не помышляя пока что о выходе за эти пределы. Очень интересен документ, почерпнутый из того же фонда 3 ЦПА ИМЛ, который показывает, у кого впервые родилась идея создания нового федеративного объединения советских республик. Секретарь ЦК КП (б)У Д. З. Мануильский 4 сентября 1922 г. направил письмо Сталину, в котором отмечал, что надо бы перейти от двусторонних договоров к решению проблемы в масштабе всех советских республик и притом по широкому кругу вопросов*(11). Впрочем, эта идея была предрешена уже образованием в августе месяце комиссии Оргбюро ЦК РКП (б) для подготовки к Пленуму ЦК вопроса о взаимоотношениях РСФСР с другими независимыми советскими республиками.

И вот тут нужно отметить главную идею, которой посвящена книга С. И. Якубовской — разоблачению пресловутого плана «автономизации» независимых республик и восхвалению ленинского плана образования СССР как союзного государства. Следует отметить, что автор критикует Сталина без нажима, хотя не удерживается от безудержного восхваления «гениального ленинского плана». Это вполне соответствовало тому социальному заказу, который был дан Н. С. Хрущевым на знаменитом ночном собрании делегатов, состоявшемся сразу после закрытия ХХ съезда КПСС. В тогдашней пропагандистской литературе за эту самую «автономизацию» готовы были объявить Сталина чуть ли не врагом народа. Правда, у С. И. Якубовской тоже не везде концы сводятся с концами. Она утверждает, что автором названного плана был Сталин. Но из материалов самой же книги видно, что дело обстояло не совсем так. По существу, автором идеи «автономизации» был Д. З. Мануильский, склонный в известной мере к национальному нигилизму. Подобно профессору М. А. Рейснеру, который считал, что национальный вопрос есть пережиток даже не капитализма, а феодализма*(12), Д. З. Мануильский стремился к максимальной централизации Советского государства.

Да и комиссия Оргбюро, коллегиальная, приняла решение в том же духе, причем никто не возражал против этой самой «автономизации». Единственный, кто выступал против решения, был представитель Грузии Б. Мдивани, но он возражал не против вступления союзных республик в состав РСФСР, а добивался, чтобы Грузинская республика входила в объединение самостоятельно, а не в составе Закавказской Федерации, то есть он выступал против Закфедерации, а не образования федеративного объединения всех советских республик.

Проект постановления был действительно подготовлен Сталиным, но 23 сентября его единогласно по пункту о форме объединения республик приняла комиссия ЦК. Тем самым он перестал быть плодом личного творчества Сталина, а превратился в документ комиссии.

Любопытны и результаты обсуждения его в партийных органах республик. Здесь С. И. Якубовская делает определенную натяжку — по ее подсчетам, все республиканские ЦК, куда проект был направлен для обсуждения, или почти все высказались против него. На самом деле, как следует из самих же документов, приводимых автором, дело обстояло как раз наоборот.

Действительно, определенные колебания высказал ЦК КП (б) Украины. Однако и он заявил, что если решение об объединении будет принято в Москве, то УССР безусловно подчинится ему. Закавказский крайком партии одобрил решение партийных органов Азербайджана и Армении, поддержавших тезисы Сталина, и осудил позицию грузинского ЦК, возражавшего опять же не против СССР, а против ЗСФСР, запретив даже доводить до сведения членов партии его решение. Что касается Белоруссии, то там никак не прореагировали на вопрос об объединении республик. Белорусское руководство больше беспокоило укрупнение республики, в то время включавшей в себя всего шесть уездов Минской губернии. Таким образом, можно сказать, что против «автономизации» было подано всего полголоса. И это не случайно.

Дело в том, что объединение независимых республик под рукой Российской Федерации вытекало уже из опыта отношений между республиками еще с декабря 1917 года. Оно было проверено в ходе гражданской войны, когда Россия, приняв под свое крыло малые и слабосильные только что возникшие национальные государства, смогла уберечь их от белогвардейцев и интервентов. Там, где она не сумела это сделать, — в Прибалтике, например, — Советская власть погибла.

С.И. Якубовская утверждает, что В. И. Ленин долго убеждал Сталина в ошибочности идей автономизации, однако доказательств этому не приводит. Пожалуй, наоборот материалы свидетельствуют, что Сталин совсем не долго сопротивлялся. И неудивительно: авторитет вождя в партии был непререкаем, в том числе и для Сталина.

С.И. Якубовская, естественно, возвеличивает «гениальную идею образования СССР» *(13), предложенную Лениным. В наше время эти слова вызывают два вопроса. Во-первых, конечно, идея союзного государства была не новой уже в то время: давно существовали Соединенные Штаты, Швейцария. А во-вторых, вызывает сомнение, что эта идея была удачной применительно к тогдашней ситуации, вообще к условиям нашей страны. Все существовавшие к тому времени союзные государства в мире состояли примерно из равновеликих по территории и количеству населения членов. В нашей же стране громадная РСФСР отличалась по этим параметрам от других республик не только в несколько раз, но многократно, порой в десятки раз. Поэтому хотя предлагалось сделать всех членов Союза равноправными, подлинного равенства в таком союзном государстве ожидать было затруднительно. Даже Украина показала во время гражданской войны, что без России она не смогла бы справиться с многочисленными внешними и внутренними врагами.

Еще одно сомнение в «гениальности» ленинской идеи, навеянное уже событиями нашего времени: может быть, конструкция государства с автономными образованиями оказалась бы более прочной перед натиском сепаратистов в конце 80-х — начале 90-х гг. минувшего века?

Чем же можно объяснить эту ленинскую идею? Никакого убедительного обоснования ей в работах Ленина мы не найдем, разве что некоторые намеки, касающиеся международной обстановки. В документах иногда высказывается мысль о возможности присоединения к Союзу новых государств. Мысль эта не кажется фантастичной в условиях 20-х годов, когда еще была жива надежда на мировую или, по крайней мере, европейскую революцию. Ведь совсем недавно возникали Советы в Германии, Венгрии, кое-где еще и в начале 20-х годов вспыхивали разного рода восстания. В этих условиях надежда на возникновение новых советских республик казалась достаточно реальной. А если так, то вставал вопрос о форме их объединения с Советской Россией. И вот тут вряд ли было бы удобно, например, включать, допустим, Советскую Германию в состав Российской Федерации. Недаром Декларация об образовании СССР выражала надежду, что «новое союзное государство: послужит: решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику» *(14).

С.И.Якубовская отмечает, хотя и без акцентирования, тот факт, что в документах конца 1922 года уже появляются упоминания о Конституции. В частности, она впервые говорит о том, что 16 декабря 1922 г. комиссия ЦК РКП (б) «единогласно решила, что Декларация и Договор составляют единый Основной закон Союза ССР» *(15). Постановление это, не реализованное при официальном принятии названного документа I Всесоюзным съездом советов, было, как известно, на новом уровне использовано в июне 1923 года при подготовке Конституции.

Подобно другим авторам, С. И. Якубовская не обращает внимания и не анализирует то обстоятельство, что в 1922 году в документах, порой в одном и том же, а чаще в разных, упоминаются и Союзный договор, и Конституция Союза, а этот факт следовало бы проанализировать. Что это — юридическая неосведомленность составителей надлежащих документов, по преимуществу партийных работников, какие-то размышления их о возможных вариантах оформления Союза или вполне обоснованное предположение, что нельзя подготавливать закон еще не существующего государства?

В названной книге упоминается о Конференции полномочных делегаций объединяющихся республик, состоявшейся накануне I съезда Советов Союза. Однако юридической оценки ее документов не дается. Не все ясно и с фактической стороной. Дело в том, что в некоторых источниках упоминается о подписании Декларации и Договора не 29, а 30 декабря, непосредственно перед открытием съезда. Какова же была юридическая связь между решением Конференции и съезда? По С. И. Якубовской, получается, что акт Конференции на этот счет не был окончательным, хотя в литературе имеется и другое мнение, что очень существенно.

С.И. Якубовская отмечает известный факт о том, что съезд Советов принял Декларацию и Договор об образовании СССР, но только в основном, и поручил ЦИК Союза с учетом замечаний республик принять и ввести договор в действие на ближайшей сессии ЦИК. Но автор не подчеркивает, что на съезде ничего не было сказано о Конституции, в том числе и о поручении ВЦИК ее готовить, а тем более принимать.

Вместе с тем она выдвигает версию, что такое положение сложилось в результате неподготовленности Конституции к съезду, а это было вызвано, в свою очередь, поспешностью Сталина и руководимой им комиссии, не проведших предварительное обсуждение своих проектов в республиках*(16). Конечно, такое замечание автора наталкивается на тот факт, что ведь сама комиссия-то состояла из представителей республик.

В науке неоднократно поднимался вопрос о начале работы непосредственно над Конституцией. Кто, когда и как ее делал? С. И. Якубовская прибегает к маленькой хитрости: она говорит не о разработке Конституции, а о «создании конституционных основ СССР» *(17). Такую формулировку можно толковать двояко: то ли как подготовку текста Конституции, то ли как решение отдельных конституционных вопросов, взятых в некоторой совокупности. Если говорить во втором плане, то такая работа безусловна, о ней много материалов. Что же касается первого плана, то его наличие хорошо бы показать и доказать. В книге этого как раз и нет. Правда, упоминается о безымянной подкомиссии в составе Комиссии по разработке положений о СНК, СТО и наркоматах СССР. Указывается, что эта подкомиссия сразу занялась обсуждением проекта Конституции СССР, разработанного Всероссийским ЦИК. По литературе это известно. Однако никто еще не объяснил, кто поручал названной комиссии, ее подкомиссии, заниматься вопросами, явно выходящими за пределы компетенции. Не сделала этого и С. И. Якубовская. Не ясно также, откуда взялся проект Российского ЦИК.

В книге содержится небольшой параграф, озаглавленный «Разработка Конституции СССР». Однако в нем освещена лишь часть этого процесса, притом небольшая. И он порождает лишь новые вопросы по поводу начала работы над проектом, о статусе январской комиссии Президиума ЦИК и о соотношении Договора об образовании СССР и Конституции. Более ясно изложен материал, касающийся так называемой расширенной комиссии ЦИК Союза и ее работы в июне 1923 года, завершившейся созданием окончательного проекта Конституции.

С.И. Якубовская проводит сравнительный анализ Союзного договора и Конституции, справедливо отмечая единство основных принципов и идей обоих документов. Она совершенно права, когда говорит, что Конституция вместе с тем развивает основные положения Договора. Однако сравнение выглядит порой противоречиво. С одной стороны, автору хочется показать, что ничего не изменилось, с другой — она вынуждена признать, что изменения эти существенны. Второе положение представляется более правильным. Это как раз и подчеркивает значение Конституции, закрепившей единство Советского Союза, его федеративный, а не конфедеративный характер. Вместе с тем отражается тот факт, что Конституция не только развила Договор, а заменила его. С момента ее принятия статус Союза стал определяться уже не Договором, а Основным законом, что означало существенное усиление, упрочение единства государства.

В книге С. И. Якубовской отмечается тот малоизвестный факт, что Конституционная комиссия ЦИК и после принятия Основного закона, вплоть до конца 1924 г., занималась отнюдь не конституционными вопросами, например, подготовкой кодифицированных законов Союза по отдельным отраслям права.

Логическим продолжением работы С. И. Якубовской стала ее новая монография, вышедшая через 12 лет после первой — «Развитие СССР как союзного государства 1922;1936 гг.». Эти книги, естественно, стыкуются, поэтому вопросам образования СССР уделено определенное внимание, но о Конституции 1924 года говорится уже вскользь, в связи с образованием органов Союза. Правда, вносятся некоторые фактические уточнения, хотя и основанные на ранее использованных автором материалах.

Вновь в 1967 г. обращается к теме образования СССР и его первой Конституции Д. Л. Златопольский. Он неизбежно касается и Конституции 1924 года, впрочем, не выходя за пределы материала первой из названных книг С. И. Якубовской. Критика Сталина, однако, дается более резко. Инициатором «автономизации» Д. Л. Златопольский считает лично Сталина, «представившего в комиссию ЦК РКП (б)» пресловутый проект резолюции*(18).

В 60-х гг. историки СССР и юристы объединились для создания двухтомной «Истории национально-государственного строительства в СССР», выдержавшей впоследствии три издания. Здесь параграф о Конституции 1924 года сочинил В. М. Курицин. Автор опирался на уже известную литературу и источники, но давал иногда свою трактовку фактов. Так, он утверждал (без особых ссылок на источник), что Президиум ЦИК Союза 10 января 1923 г. образовал известные шесть комиссий для «выполнения решений 1-й сессии ЦИК СССР и подготовки проектов основных разделов Конституции» *(19) (подчеркнуто мною. — О.Ч.). Далее он говорил, что подкомиссия, созданная 13 января; была предназначена для предварительной подготовки Конституции*(20). Вопрос о том, почему ЦИК и его комиссии занялись Конституцией, когда съезд Советов поручил им совершенствовать Союзный договор, автор не ставил.

Во втором издании названной книги, вышедшем в 1972 году, В. М. Курицин выбросил некоторые факты, касающиеся участия Сталина в решении конституционных вопросов на подготовительной стадии, например, при выработке тезисов к докладу на ХII съезде партии*(21). Опущена была как похвала Сталину, так и его критика по вопросу о соотношении прав Союза и союзных республик.

Небольшие изменения были сделаны и в третьем издании, выпущенном в 1979 году, здесь, например, на с. 291 опущена цитата из В. И. Ленина, касающаяся борьбы с великодержавным шовинизмом*(22). Сделаны некоторые редакционные изменения, улучшающие текст.

Почти одновременно с первым изданием «Истории национально-государственного строительства» вышел восьмой том многотомной «Истории СССР», посвященный периоду «борьбы советского народа за построение фундамента социализма в СССР (1921;1932)». В нем, естественно, достаточное внимание уделено образованию СССР, а следовательно, и первой Конституции нового государства. Соответствующий параграф книги сочинял авторский коллектив, в котором, очевидно, ведущую роль сыграли С. И. Якубовская и С. Л. Ронин. Он строится по общепринятой к тому времени схеме и на материалах, которые уже известны читателям по работам названных авторов. В то же время в тексте имеются определенные нюансы.

Так, авторы называют известную комиссию, созданную Президиумом ЦИК Союза 10 января 1923 г., прямо Конституционной. Правда, в сноске они оговариваются: «Точнее, было создано шесть комиссий для разработки различных конституционных вопросов…» *(23). Очевидно, авторы традиционно не очень различают Союзный договор и Конституцию, а зря: впоследствии, как известно, по этому вопросу разгорелись горячие споры.

Кажется, впервые в книге перечисляются члены комиссии, имена которых прежде обычно опускались в силу того, что среди них были или прямые «враги народа», или, по крайней мере, «антипартийные элементы». Правда, и в этом перечне указываются только благопристойные деятели: М. К. Владимиров, М. И. Калинин, Ф. Я. Кон, А. Ф. Мясников, В. П. Ногин, А. И. Свидерский: Список кончается, правда, традиционным «и др.» *(24). Очевидно, за этим могли скрываться и недостойные упоминания лица.

В книге дается между прочим периодизация работы над проектом Конституции. Авторы датируют первый период началом 1923 года, определяя концевую границу ХII съездом партии. Названный период характеризуется, с их точки зрения, работой преимущественно в республиках. В этой связи в книге обращается внимание на отношение республик к вырабатываемому документу. Отмечается и осуждается тенденция российского проекта к расширению прав Союза, в то время как другие республики, наоборот, «тянули одеяло на себя». Авторы не подчеркивают (а следовало бы подчеркнуть), что именно Россия — самый крупный член Союза — готова была поступиться своими правами, в то время как маленькие республики как раз тряслись над ними.

Похваливая проекты других республик, авторы все-таки отмечают стремление подготовленных на Украине и в Грузии к определенному сепаратизму. Они не уточняют, правда, что речь должна идти не о позиции соответствующих народов или даже руководящих органов республик в целом, а лишь об определенных группах сепаратистов в их руководстве.

Утверждается, что февральский Пленум ЦК РКП (б) создал специальную комиссию, главной задачей которой поставил осуществление общего руководства «дальнейшей подготовкой Конституции» *(25). Ссылки на источник не видно. Эта комиссия в июне 1923 г. одновременно с так называемой расширенной комиссией ЦИК и разработала, в конце концов, приемлемый проект документа, который теперь уже был безоговорочно назван Конституцией СССР.

В книге отмечается тот известный факт, что Конституция 1924 года не содержала в себе глав об общественном строе, правах и обязанностях граждан и пр., которые обычно имеются в такого рода законах. Говорится, что все эти вопросы были затронуты в конституциях республик. Однако объяснения причин такого разделения труда не дается.

Попытки обосновать отдельные уточнения положений, выдвинутых различными авторами, делает И. М. Кислицын. Перечисляя, в общем-то, известные факты, он видит в них несколько иной смысл. Так, автор выдвигает любопытную идею о том, что I Всесоюзный съезд Советов должен был быть (или был?) съездом республик*(26). С этим вряд ли можно согласиться. Если Конференция полномочных делегаций республик, подготовившая 29 декабря 1922 г. Декларацию и Договор об образовании СССР, была именно органом республик, где они представлены равноправными делегациями, то съезд Советов был уже органом всего Союза, делегаты которого действовали не от имени своих республик, а уже от своего собственного. Кстати, И. М. Кислицын, анализируя документы VII съезда Советов Украины, пришел к выводу, что в украинском проекте образования СССР предусмотрены 2 органа в Союзе: Всесоюзный съезд Советов и съезд Советов Республик*(27). Обмолвку об этом, содержащуюся в постановлении украинского съезда, И. М. Кислицын возводит в ранг принципа. Впрочем, определенный резон в этой догадке есть, ибо именно так в исторической перспективе был построен ЦИК Союза, а еще позже — Верховный Совет СССР.

Вряд ли можно согласиться с И. М. Кислицыным, что Договор об образовании СССР вместе с Декларацией следует рассматривать как временную Конституцию, хотя нельзя не отметить здесь определенного рационального зерна: действительно Договор, принятый или, вернее, утвержденный верховным органом страны, единого государства уже переставал быть соглашением. Он становился, по сути дела, законом. Но И. М. Кислицын в своих рассуждениях до этого не дошел.

Неточно в одном случае И. М. Кислицын изображает вопрос о принятии Союзного договора на съезде. Если его буквально понять, то вопрос о государственных языках (ст. 14 Договора) специально обсуждался здесь*(28). В действительности, как известно, никаких прений тогда не было, и данный вопрос, как и другие, был решен на предварительных стадиях подготовки учредительных документов.

Тонкий анализ вопроса проводит автор в отношении института гражданства, показывая, что в принятом варианте Договора содержится менее жесткая формулировка, сохраненная и в Конституции, чем это предполагало Постановление VII Всеукраинского съезда Советов.

Традиционную ошибку допускает И. М. Кислицын по вопросу о перспективе развития Союза. Обычно авторы, цитируя Ленина, говорят о том, что он допускал в будущем возможность заметной децентрализации единого государства с сохранением за ним лишь внешних функций. При этом обычно опускается следующий абзац диктовки Ленина, где он говорит, что несогласованность в работе наркоматов союзных республик, ведающих другими делами, может быть «парализована достаточно партийным авторитетом» *(29). То есть В. И. Ленин имел в виду, что в руководстве республиками можно вполне ограничиться партийными директивами. Как известно, в более поздние годы так оно и получилось. Правда, государственный аппарат не был устранен, но решающую роль стали играть партийные органы.

Следует отметить, что И. М. Кислицын чуть позже подправляется, приводя упомянутую цитату из В. И. Ленина. Однако он не доводит ленинскую мысль до конца. Ведь, по существу, Ленин говорил не просто о партийном руководстве, а именно о том, что органы партии должны взять на себя определенные государственные функции, хотя и не формализуя такой порядок.

В работе Н. Я. Куприца «Из истории науки Советского государственного права» *(30) справедливо отмечается значение ленинских идей образования СССР, которые, конечно, отразились и на разработке Конституции Союза. Вместе с тем в этих сочинениях, как, впрочем, и во многих других, содержится явное преувеличение участия В. И. Ленина в работе над Конституцией. Так, Н. Я. Куприц прямо утверждает, что Ленин «руководил деятельностью комиссии ЦК РКП (б), разрабатывающей основные начала организации Союза ССР» *(31). Конечно, ленинские идеи легли в основу образования Союза, однако говорить, что он прямо руководил надлежащей комиссией, не приходится, хотя бы потому, что, к сожалению, он в это время тяжело болел и находился преимущественно в Горках.

В 1972 году в связи с 50-летием образования СССР вышла целая серия книг и журнальных статей по этому поводу. Правда, специальных книг о первой Конституции Союза не появилось, но о ней, конечно, более или менее развернуто говорится в изданиях более широкого профиля. Появилась книга, специально посвященная законодательству Союза, его истории, которая касается и интересующей нас темы — «Становление основ общесоюзного законодательства». В главе «Формирование руководящих начал общесоюзного законодательства» содержится и материал об Основном законе СССР 1924 года. Здесь, в частности, разбирается вопрос о соотношении Союзного договора и Конституции. Однако с самого начала авторский коллектив, сформированный Всесоюзным научно-исследовательским институтом Советского законодательства (отв. ред.: М. Г. Кириченко, И.С. Самощенко), допускает довольно традиционную неточность. Они пишут: «Договор об образовании СССР, включенный в Конституцию СССР 1924 года в качестве второго ее раздела…» *(32) Дело в том, что Договор, принятый и утвержденный I Всесоюзным съездом Советов, принципиально отличался от соответствующего раздела Конституции, хотя тот и другой носили одинаковое название. Говорить о том, что Договор был просто включен в состав Конституции, невозможно. И сами авторы, проводя потом серьезное и скрупулезное сравнение, показывают ту разницу, которая имела место. Можно бы сказать, что Договор стал основой упомянутого раздела, притом подвергся коренной ломке, но не больше того.

В книге освещается и реализация Основного закона Союза в сфере законодательства. Отмечается, что сразу же после утверждения Конституции II съездом Советов началась широкая работа по созданию крупнейших общесоюзных законов. Уже в 1924 году были утверждены ЦИК Союза Основы судоустройства Союза ССР и союзных республик, Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и т. д.

Проблеме первой Конституции Союза немало внимания уделяет Д. Л. Златопольский в юбилейной книжке, написанной им в соавторстве, «Образование Союза ССР». Здесь ей посвящен специальный параграф, в котором даны дополнительные сведения, правда, уже известные и по книгам С. И. Якубовской и самого Д.Л. Златопольского*(33).

Специально истории советских конституций посвящена книга Ю. С. Кукушкина и О. И. Чистякова «Очерк истории советской Конституции» (М., 1980). Надлежащая глава в ней уделена и Основному закону СССР 1924 года. Авторы, конечно, опираются на всю литературу по проблеме, вышедшую до них, а также на свои собственные работы прежних лет. Вместе с тем здесь имеется и нечто новое.

Как уже отмечалось, разные авторы по-разному датируют начало работы над проектом Основного закона Союза. Однако все они обычно относят его к 1923 г., во всяком случае, параграфы или разделы, посвященные разработке Конституции, всегда захватывают время после Первого Всесоюзного съезда Советов. В то же время история Конституции увязывается, разумеется, с созданием Декларации и Договора об образовании СССР. Говорят об этом и упомянутые авторы, однако, в отличие от предшественников, в особенности гражданских историков, они обращают внимание на вопрос о том, какой документ разрабатывался до образования СССР, накануне его — Договор или Конституция. Судя по всему, для гражданских историков здесь нет никакой проблемы: какая разница, как называется правовой акт, лишь бы он правильно решал вопрос создания союзного государства. Но для юриста форма документа имеет большое значение, да и не только для юриста. Дело ведь в том, какое объединение создается, а это зависит в большой мере от оформления его.

Авторы упомянутой книги отмечают, что в документах соответствующего периода встречаются одновременно упоминания и о Договоре, и о Конституции, которыми должен быть оформлен Союз. Это обстоятельство замечали и в других книгах, но не придавали ему никакого значения. Кукушкин и Чистяков, отметив этот факт, пытаются проанализировать его истоки и приходят к выводу, что на данном этапе сами творцы соответствующих документов, и партийных, и государственных, очевидно, не придавали существенного значения тому, что они создают. Однако уже накануне Первого съезда Советов обстановка проясняется, и мы видим, что в декабре 1922 г. постепенно исчезают упоминания о Конституции, а везде дружно говорится только о Договоре. Как известно, именно договорный порядок оформления Союза был закреплен и конференцией полномочных делегаций союзных республик 29 декабря 1922 г., и съездом Советов Союза, на которых уже нет ни единого упоминания о Конституции. Больше того, как известно, съезд даже Договор счел не окончательным и отправил его на дополнительное обсуждение в республики. Отсюда возникла проблема в науке: откуда есть, пошла Конституция, создание которой не предусматривалось первоначально никем: ни высшим государственным, ни партийным органом. И не случайно уже в июне 1923 г. в ходе работы так называемой расширенной комиссии ЦИК председатель Совнаркома Украины Х. Раковский добивался, чтобы дело ограничилось именно Договором, и с точки зрения чисто юридической он был абсолютно прав: никто ведь не поручал Комиссии разрабатывать именно Конституцию. Другое дело, что в интересах укрепления Советского государства нужна была именно Конституция, а не Союзный договор. В этой связи встает вопрос и о том, имел ли право ЦИК Союза принимать Основной закон и даже сразу вводить его в действие, но это уже другая проблема.

Ю. Кукушкин и О. Чистяков отмечают вместе с тем правомерность и обоснованность решения Пленума ЦК РКП (б) 18 декабря 1922 г., в котором говорилось именно о договорном оформлении Союза: нельзя было перескакивать через ступеньку и создавать Конституцию еще не существующего государства. До тех пор никто из авторов не обращал внимания на эту сторону вопроса.

Авторы названной работы, и не они первые, ссылаются на известное выступление М. В. Фрунзе на Февральском пленуме ЦК РКП (б) 1923 г., на котором он говорил о работе над проектом Конституции, якобы осуществляемой Президиумом ЦИК Союза. Однако сообщение об этом очень спорно. По документам дело выглядит несколько сложнее.

Содержится в книге и упоминание об известном заседании Комиссии Президиума ЦИК Союза, разрабатывавшей положения о СНК, СТО и наркоматах СССР. Указывается, что именно на ней была создана подкомиссия, которая приступила к обсуждению проекта Конституции, представленного ВЦИК. Это сообщение не ново, о нем не раз упоминалось в литературе. Однако по сей день остается не ясным, откуда взялся проект Конституции, разработанный во ВЦИК, кто давал ВЦИК такое поручение и кто поручал названной подкомиссии заниматься столь важным делом, далеко выходящим, по идее, за пределы ее компетенции.

В литературе много говорилось о значении XII съезда партии в истории Основного закона. Что этот съезд действительно имел значение для разработки конституционных проблем — бесспорно. Но вместе с тем правы авторы, осмелившиеся заявить, что самой Конституцией съезд нисколько не занимался, о ней ничего даже не упоминалось. До них, очевидно, считалось неприличным допускать саму идею, что разработка Конституции могла обойтись без съезда партии.

В книге Ю. Кукушкина и О. Чистякова впервые отмечается (и это потом повторят другие авторы) значение оформления Союза именно Конституцией, а не договором: договор можно истолковать в разных смыслах, а Конституция есть всегда документ единого государства.

В книге упоминается о проблеме датировки принятия первой Конституции Союза, которую в литературе 20-х гг. называли Основным законом, 1923 г., исходя из введения ее в действие еще ЦИКом Союза 6 июля. Кстати, и праздник — День Конституции отмечался до 1936 г. именно в этот день. Авторы, тем не менее, справедливо утверждают, что датировать первую Конституцию Союза следует все-таки 1924 г., поскольку она была окончательно утверждена II Всесоюзным съездом Советов именно в январе этого года.

В 70-х гг. в пропаганде стало муссироваться положение о преемственной связи первого Основного закона СССР и первой Советской Конституции — РСФСР 1918 г. Эта идея возникла в связи с опубликованием постановления ЦК КПСС, посвященного 50-летию образования СССР. Она содержит в себе и правильные положения, и неточные. В книге Ю. Кукушкина и О. Чистякова показано реальное положение вещей, то есть в какой мере действительно имела место преемственность принципов и идей, а в какой ее не было.

Авторы дают четкое и недвусмысленное определение государственного суверенитета, по поводу которого в литературе, в том числе и посвященной первой Конституции Союза, имеется множество всякого рода противоречивых суждений. Следует подчеркнуть, что они правильно подмечают особенность трактовки суверенитета Конституции 1924 г. Основной закон много и тщательно описывает суверенные права союзных республик и нигде не говорит о суверенитете Союза. Книга справедливо утверждает, что закон считает суверенитет Союза само собой разумеющимся, почему специально и не говорит о нем.

Во второе издание монографии, вышедшей в 1987 г., уже в эпоху начавшегося разрушения Советского Союза, авторы, однако, не внесли каких-либо принципиальных изменений. Сделано лишь небольшое дополнение к прежнему тексту, изменена структура соответствующей главы и произведена редакционная доработка.

К очередному юбилею образования СССР вышла книга В. П. Портнова и М. М. Славина «Этапы развития Советской Конституции», в которой имеется, конечно, и глава о первой Конституции Союза. Сами авторы признаются, что в ней нет ничего нового, поскольку тема эта разработана уже другими. Главным украшением ее явилась лишь ссылка на Л. И. Брежнева, который еще в 1970 г. провозгласил общеизвестные истины о значении образования СССР. Есть, правда, и одно новшество, с которым, однако, вряд ли можно согласиться. Утверждается, что принятие Конституции и введение ее в действие ЦИК СССР, а не съездом Советов 6 июля 1923 г., было пережитком, даже рецидивом взглядов на ЦИК как верховный орган Союза, которые существовали еще накануне образования СССР*(34). Вряд ли с этим можно согласиться, поскольку ЦИК Союза был прямо уполномочен Первым съездом Советов СССР обобщить замечания республик, создать новый текст Союзного договора и немедленно ввести его в действие*(35).

Новый период в разработке проблем образования СССР, а тем самым и первой Конституции Союза, заметен с конца 80-х гг. Целая группа авторов устремляется на эту проблему, пытаясь сказать нечто новое по хорошо известным, и не очень известным, аспектам этой темы. Отличный анализ и обобщение многих публикаций сделал С. А. Байбаков в интереснейшей книге «История образования СССР: итоги и перспективы изучения», вышедшей в 1997 г. Специальная глава в ней уделена и Конституции 1924 г., правда, автор анализирует литературу по преимуществу с историко-партийных позиций, хотя уделяет внимание и историко-правовым суждениям. Так, он обращает большое внимание на внутрипартийную борьбу вокруг пресловутой «автономизации», затрагивая применительно к ней проблему национализма и шовинизма. В этой связи он рассматривает широко известную ныне ленинскую диктовку «К вопросу о национальностях или об «автономизации». Еще С. И. Якубовская увязывала данную проблему со строительством органов власти Союза, видя главное препятствие к объединению народов в шовинистических позициях советского чиновничества, великорусского или обрусевшего, занимавшего ключевые посты в центральных органах Советской власти. Именно в этом духе трактуется и позиция В. И. Ленина, выступавшего действительно, если не целиком, то преимущественно, с критикой именно великодержавного шовинизма и местного национализма. Дальнейшая история нашей страны показала, что такая постановка вопроса более правильна. Больше того — Советский Союз был разрушен через 70 лет именно националистическими силами, в том числе и в рядах самой Коммунистической партии.

В указанной главе С. А. Байбаков довольно далеко выходит за рамки истории Конституции. Так, он анализирует литературу, касающуюся борьбы в верхушке Коммунистической партии. Вспоминается и знаменитое «грузинское дело». Вслед за другими авторами С. А. Байбаков рассматривает старания грузинских националистов во главе с Б. Мдивани как борьбу против образования СССР, хотя, как уже говорилось, группа Мдивани выступала преимущественно против Закавказской Федерации, вернее, даже против вхождения Грузии в ЗСФСР. Конечно, это также была националистическая позиция, но сориентированная в другую сторону. Надо сказать, что, несмотря на осуждение Мдивани, а впоследствии и объявление его и коллег «врагами народа», идея разрушения Закавказской Федерации победила при подготовке Конституции СССР 1936 г. Глядя еще дальше, нельзя не заметить, что разрушение ЗСФСР, очевидно, отразилось и на той всеобщей потасовке, конфликтной обстановке, которая начала складываться в Закавказье с 1988 г. Думается, что все спорные вопросы в Карабахе, Абхазии, Южной Осетии было бы легче решить в рамках одной, хотя и федеративной, Закавказской республики.

Приступая к анализу литературы о Конституции 1924 г., Байбаков отступает от принципа рассмотрения только современных авторов, захватывает и литературу, начиная с 20-х гг., что, конечно, отнюдь не мешает делу. В частности, он отмечает проблему непонятной комиссии, которая работала над проектом с 3 февраля и до середины месяца, а потом, по словам автора, продолжила свою деятельность в связи с возникновением идеи второй палаты ЦИК Союза.

Во всей обширной литературе, которая так или иначе касалась создания Конституции 1924 г., обычно говорится о громадном значении для нее решений ХII съезда РКП (б). С. А. Байбаков более осторожно характеризует роль съезда в разработке проекта Конституции. Он говорит лишь о том, что на пленарных и секционных заседаниях съезда важное место заняло обсуждение «проблем конституционного характера». Действительно, на съезде обсуждался специально вопрос «о национальных моментах в партийном и государственном строительстве», по которому развернулись оживленные прения. И в докладе И. В. Сталина, и в прениях ставились вопросы национального строительства, которые, конечно, в той или иной мере имели значение для разработки Конституции. Однако прямо об Основном законе никто на Пленуме не говорил. Ораторов больше интересовали проблемы шовинизма и национализма, национальной культуры, разграничения компетенции между наркоматами Союза и республик. Особенно много внимания уделялось так называемому «грузинскому делу» .

Надо сказать, что это самое дело очень занимало авторов литературы об образовании СССР, причем определенной части руководителей Компартии Грузии приписывались разные грехи. После XX съезда КПСС в свете тотальной критики Сталина стали, естественно, выгораживать Б. Мдивани и его соратников, несмотря на их очевидный национализм и сепаратизм. При этом истинная позиция грузинских деятелей была труднопонимаема. Материалы XII съезда партии дают достаточно ясный ответ на этот вопрос.

Конечно, Б. Мдивани отнюдь не выступал, как это ему приписывают некоторые, против объединения республик, однако это объединение он понимал и принимал по-своему. И дело не только в желании выйти из Закфедерации и непосредственно вступить в Советский Союз. Б. Мдивани мыслил себе некое государственное объединение как Союз всех национальных, даже и не только национальных, районов без различия существующего в 1923 году их статуса. В заседании секции ХIII съезда партии по национальному вопросу он внес «Проект организации Союза Социалистических Советских Республик», п. 1 которого гласил: «СССР организуется из существующих независимых автономных республик и областей на равных началах по принципу пропорционального представительства» *(36).

Нечто подобное много лет спустя предложил по совету заокеанских друзей академик А. Д. Сахаров. Нечто подобное с некоторыми, правда, отличиями и было осуществлено, хотя уже не на уровне Союза, а на уровне России, после 1991 г.

Поэтому формулировку С. А. Байбакова следует признать более близкой к истине. Съезд действительно обсуждал вопросы, имеющие то или иное отношение к Конституции, но непосредственно ею не занимался.

Правда, в выступлениях некоторых делегатов на секции съезда, например, Б. Мдивани и Х. Раковского слово Конституция употреблялось, но первый из них отождествлял Союзный договор, принятый I съездом Советов, с Конституцией и требовал его изменения*(37).

Менее точно характеризует автор значение IV совещания ЦК РКП (б) с ответственными работниками национальных республик и областей, проходившего в июне 1923 г. Совещание и тематически и хронологически было, конечно, тесно связано с работой Расширенной комиссии ЦИК СССР. И несмотря на это собственно конституционные вопросы на нем практически не поднимались, если не считать проблемы наркоматов. Но даже и они обсуждались в отрыве от проекта конституции, так сказать, в абстракции. Только Сталин в заключительном слове коснулся важного конституционного вопроса о второй палате ЦИК и наркоматах. Посему думается, что утверждение С. А. Байбакова о выработке совещанием важных рекомендаций для комиссий ЦИК СССР и ЦК РКП (б) вряд ли можно признать точным.

С.А. Байбаков дает обзор мнений о политической сущности споров по конституционным вопросам в комиссиях ЦК РКП (б) и ЦИК СССР, причем берет под свою защиту Х. Раковского и Н. А. Скрыпника, которых советские авторы традиционно обвиняли в сепаратизме. Думается, что он прав, когда снимает с этих деятелей клеймо «врагов народа», однако вряд ли стоит оспаривать тот факт, что они предпочитали видеть Советский Союз менее прочным, чем это хотелось И. В. Сталину и его единомышленникам*(38). В секции ХIII съезда партии Х. Раковский прямо предлагал «сократить права центральных органов и усилить права местных» (имеются в виду, конечно, республиканские органы)*(39).

В целом следует признать высокую ценность работы Байбакова, сделавшего впервые такой четкий обзор взглядов и мнений по вопросу о Конституции 1924 г., хотя нельзя не отметить определенного налета тех нигилистических воззрений, которые сложились у нас по известный причинам в 90-х гг.

Конституции СССР 1924 г. уделяют определенное внимание и работы по истории государства и права союзных республик, естественно, тех, которые существовали в момент образования Союза. Так, краткие сведения по этой проблеме даются в «Истории государства и права Азербайджанской ССР» (Баку, 1973). Естественно, что говорится о влиянии Конституции Союза на Основные законы республик, разумеется, и ЗСФСР. Авторы конкретно анализируют, что пришлось изменить в Конституции Закфедерации.