Особенности теоретических школ в российской экономической науке

Особенности теоретических школ в российской экономической науке

Ключевые слова: история экономической мысли, экономические школы.

Как известно, при характеристике истории экономической науки выделяются теоретические направления. Они в свою очередь состоят из теоретических школ, имеющих некоторые общие черты, что позволяет объединить их в направление, но чем-то и отличающихся друг от друга. В рамках школы также существует сходство и отличие отдельных ее представителей. Черты сходства и отличия экономистов, школ и направлений проявляются прежде всего в методологии, а затем и вытекающей из нее теории. Классификация экономических теорий по направлениям и школам служит основанием для периодизации истории экономической науки.

Общепринятым является мнение, что экономическая наука, включая ее направления и школы, является универсальной и единой для всех стран. Менее представлена точка зрения, согласно которой каждая национальная экономика является уникальной и должна изучаться своей, национальной экономической наукой. В России идею отечественной «самобытности» высказывали славянофилы и народники. Затем при социализме все гуманитарные науки обязаны были опираться на марксизм, исповедовавший принципы универсализма и интернационализма, но в настоящее время в отечественной экономической науке снова присутствуют как сторонники универсальности, так и «самобытности». В частности в начале 2000;х годов академик Л. И. Абалкин попытался обосновать существование в России на рубеже 19—20 вв. «российской школы экономической мысли».

На мой взгляд, дело обстоит несколько сложнее. Экономическая наука является всемирной, но в то же время состоит из отдельных национальных экономических наук. Некоторые из них в определенные периоды истории становятся в рамках мировой науки лидерами, т. е. выдвигают оригинальные теории (например, английская классическая политэкономия, историческая школа Германии и т. д.). Другие национальные экономические науки воспринимают, хотя и не всегда сразу, теории новых «лидеров», но интерпретируют их в соответствии со своими историческими и национальными особенностями. В связи с этим можно, например, говорить об особенностях французского, немецкого, американского, российского вариантов классической политэкономии, об особенностях национальных моделей социализма и т. д.

До последнего времени проблема национальных интерпретаций зарубежных экономических теорий не привлекало к себе внимания ученых. Как правило, их трактовали критически, как неспособность до конца понять экономические теории страны-лидера, связанную с низким уровнем культуры и науки в стране-восприемнице, в результате чего происходит искажение начальной теории. В действительности же национальные интерпретации экономических теорий объективны, они соответствуют уровню исторического развития страны и отражают реальные задачи, стоящие перед национальной экономикой. Эти интерпретации являются закономерными этапами в развитии национальных экономических наук, поэтому их необходимо изучать, причем предметом изучения должны быть как отклонения от первоначальных теорий, так и причины этих отклонений и последствия применения теоретической интерпретации в народном хозяйстве данной страны.

В истории экономической науки России в основном присутствовали теоретические интерпретации. Начнем с меркантилизма, идеи которого проникли в Россию в XVI веке. Когда английский корабль под командованием капитана Ченслера случайно приплыл в Белое море, началась торговля России с Западной Европой этим новым морским путем. Был построен Архангельск, а английские купцы получили от Ивана Грозного торговые привилегии. Одновременно из разговоров с англичанами любознательный Иван Грозный узнал об английской политике протекционизма, которая его шокировала. В письме Елизавете Английской он язвительно писал, что, видно, у нее всем владеют «не только люди, а мужики торговые» [Иван IV Грозный, 2000, с.106].

Здесь следует обратить внимание на то, что Иван Грозный и Елизавета Английская были хотя и современниками, но представителями разных исторических эпох. Если в Англии шло уже зарождение капитализма, пусть еще в торговой форме, и торговые капиталисты были уважаемыми людьми, их принимали при дворе, а английская королева даже вкладывала свои личные деньги в их торговые экспедиции, то в России феодализм только развивался, в частности крепостное право было на стадии зарождения, а «мужики торговые», как мы видим из письма Ивана Грозного, и за людей не считались. Что же касается идеи о том, что представители разных стран, будучи современниками, ничем друг от друга не отличаются, то эта ошибка является очень распространенной. Например, западноевропейские страны принимают у себя мигрантов из Азии и Африки под лозунгом: «Они такие же люди, как и мы!», не понимая, что эти люди прибывают из обществ, находящихся на другой стадии исторического развития и у них другие представления о праве, отношениях между людьми, этике, приличиях и т. п. В свою очередь в менее развитых странах представители местной интеллигенции нередко стремятся буквально перенять формы государственного устройства и другие институты из стран Запада, утверждая, что «мы, мол, не глупее европейцев и американцев», и забывая, что исторические формы общества закономерны, и моментально измениться не могут. Перенимать опыт можно только из стран, близких по уровню развития. Петру I очень хотелось сделать из России Голландию, но реально ему больше пригодился опыт более близкой по уровню развития Швеции.

Вернемся теперь к меркантилизму в России. Только через сто лет, когда российское купечество выросло, окрепло и стало писать царю Алексею Михайловичу челобитные о несправедливости привилегий английским купцам, их сначала отменили в середине XVII века, а затем в 1667 г. был введен Новоторговый устав, созданные на принципах протекционизма. Правда, отношение к торговле верхушки российского общества было по-прежнему презрительным. При Алексее Михайловиче осуществилось первое посольство России в Китай. Среди китайских диковин боярин, возглавлявший российское посольство, отметил, что китайские вельможи занимаются торговлей, и прокомментировал: «Видно корысть ставят выше чести!».

Если продолжить сравнение России с Англией, то разрыв в их развитии сохранялся. В Англии с середины XVII в. уже начала зарождаться классическая политэкономия, а Новоторговый устав в России базировался еще на концепции раннего меркантилизма. Что же касается российской специфики Новоторгового устава, то в частности можно указать на то, что дискриминационная политика протекционизма распространялась в нем только на западноевропейских купцов, а восточные купцы могли привозить свои товары почти беспошлинно, так как Россия была заинтересована в их товарах как для себя, так и для дальнейшей перепродажи их на Запад. Восточные товары в основной массе не могли быть воспроизведены в России, а, следовательно, восточные купцы, в отличие от западноевропейских, не были конкурентами российским купцам. Появившись в России в царствование Алексея Михайловича, идеи меркантилизма продолжали господствовать здесь до середины XVШ века, пока их не сменила классическая политэкономия в лице учения физиократов.

В 1765 г. в Петербурге, по аналогии с парижским клубом «экономистов», было создано Вольное экономическое общество, однако теория физиократов подверглась в России существенным изменениям. В основе теории Ф. Кенэ была концепция французских философов-просветителей о «естественном порядке» в обществе, вытекающем из «естества» (природы) человека. Эту концепцию в России приняли, но отличие было в том, какой общественный порядок российские авторы считали «естественным» и кого считали «человеком»? Как мы помним, еще Иван Грозный делил своих подданных на «людей» и «мужиков торговых». То же деление сохранялось в России и в середине XVIП века. Людьми считались только дворяне, что было закреплено Манифестом о вольности дворянству (1862) и Жалованной грамотой дворянству (1785). Мужики — торговые, государственные, крепостные — людьми не считались. Крепостнические отношения объявлялись в России «естественными». Как писал даже такой просвещенный автор как В. Татищев, «всякий шляхтич (дворянин — М.П.) по природе судия над своими холопами, рабами и крестьянами» [Покидченко, Сперанская, Дробышевская, 2005, с.19−20]. Поэтому тезис Кенэ о том, что человек (свободный крестьянин-арендатор) должен работать на земле, интерпретировался в российском Вольном экономическом обществе как положение о человеке-дворянине, который должен работать на земле, т. е. сам управлять своим поместьем, для чего ему нужно обладать агрономическими и экономическими знаниями. Эти знания и стремилось распространять в России Вольное экономическое общество.

Таким образом, с одной стороны, чисто теоретические достижения Кенэ почти не вызвали интереса и дальнейшего развития в России (только в 1807 — 1815 годах преподаватель Харьковского университета Й. Ланг занялся исследованиями на базе «экономической таблицы» Кенэ), но, с другой стороны, Вольное экономическое общество, опираясь на учение физиократов, стремилось повысить эффективность российского сельского хозяйства. С помощью опросных листов, рассылаемых по губерниям, оно пыталось получить фактические данные для экономического анализа, результаты которого распространялись как в виде отдельных публикаций, в частности изданного в 1787 — 1792 гг. «Коммерческого словаря», так и в виде периодических изданий — журналов «Сельский житель», «Экономический магазин», Трудов Вольного экономического общества и т. п. Следовательно, хотя буквальное применение теории физиократов в России было невозможно из-за различия социально-экономических отношений, а российская интерпретация теории физиократов не продвинула вперед мировую экономическую науку, для развития российской экономической мысли и хозяйственной практики она была безусловно полезна.

Следующим этапом в развитии российской экономической науки было использование развитой классической политэкономии от Смита до Милля. В чисто теоретическом аспекте российские представители классической политэкономии не внесли ничего нового в мировую экономическую науку, если не считать «теории цивилизации» первого российского академика по политической экономии Г. Шторха. Правда, теория Шторха развивала побочную линию в классической политэкономии, исходящую из определения стоимости полезностью. К этой линии принадлежал Тюрго, отчасти Сэй (полемизировавший со Шторхом) и некоторые представители классической политэкономии в Германии. (Кстати, это один из примеров интерпретации английской классической политэкономии).

Что же касается более прикладного аспекта классической политэкономии, то здесь российская интерпретация проявилась в большей степени. Дело в том, что английская классическая политэкономия (от Смита до Милля) отражала хозяйственные отношения Англии в период развития промышленного капитализма и английского лидерства в мировой экономике. В России же в первой половине XIX в. капитализм только зарождался и ключевыми проблемами в нем были денежное обращение, кредит и торговля, а также государственное регулирование экономики, направленное на поддержку еще слабого отечественного капитала. Для английской классической политэкономии эти проблемы были уже в прошлом, и заниматься ими считалось ненаучным.

Сопоставим подход к этим проблемам в Англии и России на примере трактовки внешней торговли. В английской классической политэкономии, начиная с теории Смита, была провозглашена концепция «экономического либерализма», с ее частным случаем для внешней торговли — «фритредерством». Поскольку Англия была мировым экономическим лидером, ей очень выгодно было навязывать всем другим странам отношения свободной конкуренции. Собственное сельскохозяйственное производство в Англии сокращалось, она все больше вывозила промышленную продукцию и ввозила сельскохозяйственную, в том числе и из России. Поэтому российские производители и экспортеры сельскохозяйственной продукции, не испытывая большой конкуренции, выступали за «фритредерство» (свободу торговле), ссылаясь при этом на последнее слово мировой, т. е. английской, экономической науки.

В то же время еще только зарождавшаяся российская промышленность чувствовала себя от конкуренции с английскими товарами очень неуютно. Выразителем интересов российской промышленности был Н.Мордвинов. Он выступал против буквального применения в России английской классической политэкономии, трактуемой, напомню, в качестве всемирной и универсальной. Мордвинов же писал, что «никакое правило отвлеченное не может служить верным и неизменным руководством» [Мордвинов, 1945, с.100] в каждой конкретной стране. В частности он выступал за свободу торговли и конкуренции внутри страны, но за политику протекционизма в российской внешней торговле. В работе «Некоторые соображения по предмету мануфактур в России и о тарифе» Мордвинов писал: «Соревнование может существовать между россиянином и россиянином, но не может существовать между россиянином и англичанином» [Мордвинов, 1945, с.96].

Во второй половине XIX века классическую политэкономию в мировой экономической науке, и особенно в Германии и России, стала теснить историческая школа. Она, в противовес классической политэкономии, отвергала идею универсальности мировой экономической науки и предлагала создавать национальные экономически науки, учитывающие исторические и национальные особенности экономики каждой страны. Важным положением исторической школы была также идея первичности нации, общества относительно личности. Из этой идеи делался вывод о том, что государство, выступая от лица общества, может и должно регулировать действия людей. Применительно к экономике это означало замену концепции «экономического либерализма» классической политэкономии на теорию государственного экономического регулирования. Эта теория находила в России гораздо больший отклик в соответствии с ее уровнем исторического развития.

Историческая школа была ближе российской экономической науке, вопервых, потому, что общественно-экономический уровень развития России был более близок к уровню развития Германии, чем к уровню развития Англии, и, во-вторых, идея национальной «самобытности» присутствовала в общественной мысли как Германии, так и России. Последнее положение вполне закономерно. Более отсталые страны очень часто пытаются утверждать, что они, дескать, не отсталые, а самобытные, в то время как страны-лидеры заявляют, что их общественный порядок единственно правильный и, следовательно, универсальный. В ХУШ—Х1Х вв. так утверждала Англия, затем стали утверждать США.

По проблеме «самобытности» представители российской исторической школы (А. Исаев, А. Посников, Н. Каблуков, Н. Карышев, А. Чупров и др.) стали разрабатывать идею «русского социализма», выдвинутую Герценом и развивавшуюся затем Чернышевским и народниками. Согласно этой идее Россия была единственной европейской страной, которая могла перейти к социализму, минуя капитализм. Причиной этой возможности была крестьянская община, которая якобы являлась зародышем социализма. Насколько указанные представители российской исторической школы верили в возможность осуществления «русского социализма» — это отдельный вопрос, но их исследования общины и сельского хозяйства России в целом были, безусловно, полезны для понимания ситуации в этом секторе российской экономики. Особенно следует выделить опору представителей исторической школы на фактический, статистический материал, в отличие от абстрактной классической политэкономии. Для этого указанные профессора приложили большие усилия для создания в России системы земской статистики. «В результате деятельности сельских статистиков, — писал историк российской экономической мысли В. Железнов, — Россия располагала сведениями о положении в своем сельском хозяйстве, как ни одна страна в мире» [Историки экономической мысли России, 2003, с.274].

Другой проблемой, которой занимались представители российской исторической школы (С. Витте, И. Янжул, И. Иванюков), было государственное регулирование экономики, которое в свою очередь делилось на две части. Первая касалась деятельности предпринимателей и этим занимался преимущественно Витте, возглавлявший Министерство финансов, которое в конце XIX в. выполняло в России роль министерства всей экономики. Речь шла о политике протекционизма, привлечении иностранных инвестиций и т. д. (Единственное, чего не дало сделать Витте царское окружение — это аграрная реформа, которую после революции 1905 г. осуществил Столыпин). Другая часть экономической политики касалась положения наемных рабочих, чем занимались Янжул и Иванюков, опиравшиеся на западноевропейский и в частности германский опыт социального законодательства. Витте же здесь играл скорее негативную роль. Еще в декабре 1895 г. он писал: «В нашей промышленности преобладает патриархальный склад отношений между хозяином и рабочим. … Когда в основе таких отношений лежит закон нравственный и христианские чувства, тогда не приходиться прибегать к применению писанного закона и принуждению» [Корелин, Степанов, 1998, с.50].

Таким образом, интерпретация в России идей исторической школы сводилась прежде всего к исследованию своих, национальных особенностей экономики (в частности крестьянской общины) и разработке тех форм государственного регулирования экономики, которые соответствовали уровню исторического развития России.

В самом конце XIX в. в российской экономической науке появился марксизм, который с точки зрения интерпретации прошел в России три стадии. На первой, народнической стадии марксизм подвергся значительной интерпретации. Народники были знакомы с теорией Маркса, ими был сделан первый в мире перевод «Капитала» на иностранный язык, но они подгоняли марксизм под теорию «русского социализма», хотя некоторые из них (Н. Даниельсон и др.) искренне считали себя марксистами. Затем, начиная с Плеханова, в России появились марксисты-интернационалисты, которых на первых порах, по сравнению с марксистами-народниками, даже называли «неомарксистами». Они трактовали марксизм как универсальную, единую для всех стран теорию и видели своей целью мировую революцию. Однако после октябрьской революции 1917 г., когда их теория столкнулась с практикой, когда пришлось строить социализм в одной стране, началась активная интерпретация теории Маркса в соответствии с российской спецификой. Время показало, что систем социализма, применительно к национальным особенностям, было построено великое множество — от шведского до северокорейского.

Продолжая историю российской экономической науки, мы переходим к маржиналистскому и институционалистскому направлениям, которые стали развиваться в России на рубеже XIX и XX веков. В этот же период российская экономическая наука вышла в число мировых лидеров — целый ряд наших экономистов создал оригинальные теории, получившие развитие в других странах. Вот их имена — М. Туган-Барановский, М. Бунятян, Н. Кондратьев, П. Струве, С. Булгаков, В. Дмитриев, Е. Слуцкий, В. Базаров, Г. Фельдман, А. Чаянов, В. Леонтьев, Л. Канторович. Следует обратить внимание на то, что часть открытий в российской экономической науке была сделана после революции, в 20-е годы. В это время еще действовала инерция научного и культурного подъема, который начался в России в конце XIX в. С 1930;х годов, с приходом к власти Сталина, в советской экономической науке главным критерием стала уже не теория, а идеология. Единственное открытие в советской экономической науке, сделанное в 30-е годы — теория линейного программирования Канторовича, было сразу же раскритиковано и он воизбежании репрессий молчал о нем до хрущевской «оттепели».

В настоящее время российская экономичсекая наука не состоит в числе лидеров и использует западные экономические теории. Как уже было сказано в начале статьи, в нашей стране на данный момент среди экономистов существуют следующие позиции: сторонники буквального использования западных теорий, марксисты (как правило, это люди старшего поколения) и «самобытники», желающие изобрести какие-то исключительно российские экономические теории. Последние забывают о том, что одного хотения здесь мало и для появления научных открытий должна созреть соответствующая социально-экономическая, культурная и научная среда. Выше было показано, что Россия для того, чтобы на рубеже XIX и XX вв. войти в число лидеров науки, прошла долгий исторический путь. Здесь уместно сравнить культурную среду с черноземом — чтобы на нем рост большой урожай, чернозем должен был сначала возникнуть, прирастая по миллиметру в год. А пока надо интерпретировать зарубежные экономические теории применительно к нашим историческим условиям.

экономический наука исторический маржиналистский.

Иван IV Грозный. Сочинения. СПб., 2000.

Историки экономической мысли России. М., 2003.

КорелинА., Степанов С. С. Ю. Витте — финансист, политик, дипломат. М., 1998.

Мордвинов Н. С. Избранные произведения. М., 1945.

Покидченко М. Г., Сперанская Л. И., Дробышевская Т. А. Пути развития экономики России: теория и практика. М., 2005.