Региональный конфликт как форма существования политических отношений

Процесс регионализации как объективная основа региональных конфликтов

Как показывает практика, в ряду разнообразных общественных коллизий наибольшую остроту и размах приобрели региональные конфликты. Региональный уровень анализа социальных конфликтов все больше выдвигается в центр исследовательского внимания, так как для конфликтологов становится очевидным, что стабилизация ситуации на этом уровне способна оказать положительное влияние на стабилизационные процессы в общенациональном масштабе. По мнению многих исследователей глобализации, наметился явный кризис национального государства (ряд наиболее радикально настроенных аналитиков заявляют даже о его исчезновении), когда значительная часть государственных функций передается наднациональным структурам, а оставшиеся делегируются региональным органам власти. В условиях «растворения» промежуточного (государственно-национального) уровня глобальный и региональный уровни начинают непосредственно соприкасаться, поэтому любые столкновения регионального масштаба вносят диссонанс в функционирование глобальной системы. В связи с этим важнейшей задачей становится перевод конфликтологических исследований с общесоциального уровня на региональный.

Объективным основанием региональных конфликтов является процесс регионализации, который, с точки зрения большинства исследователей (Д. Лернер, С. Роккан, Р. Мерит и др.), внутренне присущ всем типам современных обществ, независимо от их размеров, уровня развития, особенностей политических структур и т. д. Регионализация стала предметом не только политических дебатов, но и научных исследований, развитие которых способствовало оформлению отдельного научного направления — регионоведения. Поэтому основной акцент конфликтологи делают на изучении комплекса социальных, экономических, политических, национальных, демографических, духовных и экологических факторов развития регионов, позволяющем обнаружить корни наиболее острых проблем. Как регионалистику, так и конфликтологию объединяет интерес к тому, каким образом территориальное перераспределение власти влияет на судьбу конфликтных зон на субнациональном и наднациональном уровнях. Важнейшая задача в данном направлении заключается в исследовании амбивалентной направленности (конструктивной и деструктивной) политических конфликтов регионального уровня. При этом в силу тесной взаимосвязи глобального и локального (а тем более регионального) уровней возникает потребность определить условия эскалации регионального конфликта, трансформации его в глобальный и, как следствие, рассмотреть механизмы и технологии, способствующие «снятию» социальнополитического напряжения.

Регионализм характеризуется двумя тенденциями: во-первых, тенденцией к интеграции близких по своим социокультурным и географоэкономическим особенностям территорий; во-вторых, тенденцией к усилению внутреннего потенциала ограниченного территориального пространства, способного к самоуправлению.

Именно эту вторую составляющую ряд зарубежных ученых-регионоведов определяет как регионализацию — процесс, в ходе которого формируется стремление к самостоятельной деятельности субнациональных единиц благодаря ускоренному развитию их экономики и взаимодействию локальных и региональных сил. Аналогичный взгляд на регионализацию преобладает и в российской науке: регионализация — это процесс структурирования пространства, а также все более полного включения регионов в экономическую, социальную и политическую жизнь на национальном и транснациональном уровнях^[1].

Регионализация заставляет центральные органы власти передавать компетенцию территориальным образованиям и признавать их в качестве регионов. Этот процесс универсальный: автономизация территорий в той или иной степени проявляется в большинстве развитых стран, особенно включающих этническую компоненту. В 1990;х гг. им были охвачены почти все европейские страны — только в 1994 г., например, в Ирландии было учреждено 8 региональных органов власти, в Португалии — 5 региональных координационных комитетов, в Финляндии — 20 региональных советов, в Греции, несколько раньше, в 1986 г., образовались 13 регионов и т. д. Взлет региональной политики способствовал лоббированию интересов регионов в процессе объединения, их главные требования связаны с расстановкой «справедливых» приоритетов в государственной стратегии и при распределении средств.

Регионализация не механический процесс (взаимодействие субъектов федерации и центра нельзя выразить простой суммой), а органичный, в результате которого рождаются новые региональные траектории развития.

Оценки значения регионализации подчас прямо противоположны. По мнению ряда известных ученых, наблюдающееся сегодня в мире ослабление центральных органов власти означает падение уровня безопасности и рост иных защитных структур, в том числе корпоративных, этнических, региональных. Отдельные авторы считают регионализацию одной из сторон гораздо более масштабного процесса феодализации (ренессанса элементов архаики, раздробления, когда социум превращается в конгломерат замкнутых враждующих сообществ). «С аналитической точки зрения данные подвижки — дорога назад, в феодализм», — пишет, например, И. Валлерстайн^[2].

С другой стороны (и это признает большинство исследователей), регионализация — неотъемлемая часть демократических реформ. Именно благодаря ей происходит «снятие» чрезмерной централизации страны, пробуждаются инициатива и региональное самосознание. Как известно, гражданское общество формируется за счет становления горизонтальных социальных структур, способных обеспечить независимость индивидов и общественных групп от государства и бюрократического произвола. Мало того, эти горизонтальные структуры создают каналы обратной связи между обществом и госаппаратом: граждане начинают контролировать деятельность государственной машины. В этом смысле регионализация может рассматриваться как одно из средств формирования таких горизонтальных структур, представляющих собой систему сдержек и противовесов во взаимоотношениях между центром и регионами, между региональными и местными властями.

Очевиден противоречивый характер процесса регионализации. Он состоит в базовом расхождении между общей направленностью его тенденций и структурными границами: во избежание деструктивных, разрушительных последствий регионализация возможна только в жестко установленных институциональных рамках. Уже само определение границ регионов основывается на нескольких принципиальных различиях, способных породить серьезные конфликтные ситуации: а) различиях культур, обусловливающих фундаментальную дифференциацию мира; б) различиях, сформировавшихся в процессе колониального расширения мира и взаимодействия разнотипных и разноуровневых обществ; в) различиях «идеологических», оставшихся от революционных потрясений начала — середины прошлого века и периода «холодной войны»; г) естественных коммуникационных препятствиях и барьерах^[3].

Конфликтогенность региональных процессов связана также с тем, что автономизация территорий приводит, по принципу мультипликатора, к множеству коллизий и столкновений разного уровня и масштаба, поскольку неизбежно влечет за собой разрастание межрегиональных диспропорций и появление новых типов региональных проблем. Серьезные опасения внушает, например, такая ситуация, когда вследствие интеграции промышленно развитых и недостаточно развитых территорий происходит не столько конвергенция, сколько усиление диспропорций. По мнению автора концепции «внутреннего колониализма» М. Хечтера, пространственно неравномерные волны индустриализации породили разрыв между развитием различных территорий, способствуя тем самым региональной стратификации и территориальной иерархизации социума^[4].

Исследователи указывают на то, что капитал перемещается от менее развитых регионов к более развитым, а не наоборот; что процесс интеграции приводит к «утечке мозгов» и утрате потенциала роста; что, принимая участие в интеграции с экономически развитыми странами, остальные государства берут на себя обязательство проводить рыночные реформы, выгода от которых может не превысить затраты.

В целом вероятность процесса поляризации увеличивается вместе с ростом диспропорций между странами и регионами, вошедшими в объединение.

В этом контексте значительно трансформировалось само содержание понятия «поляризация». Сегодня, в условиях взаимодействия глобализационных и регионализационных процессов, поляризацию следует рассматривать в рамках многополюсного мира. При сохранении неравных отношений между центром и периферией неравномерный рост приобретает такой динамичный источник, как включение «полюса» в сеть «полюсов». В результате можно говорить о своеобразном возвращении на историческую сцену города-государства и интеграции его в систему многомерных, противоречивых отношений. Профессор университета Париж-Дофин А. Ралле так иллюстрирует этот процесс: положение Парижа зависит не только от его взаимодействия с так называемой «французской пустыней», но и от его принадлежности к сети городов мирового масштаба, включающей Лондон, Франкфурт, НьюЙорк, Токио и др. В итоге сам образ поляризации меняется, а неравномерный рост в том или ином пространстве объясняется не столько господством «полюса» над другими пространствами, сколько динамикой отношений данного полюса с другими полюсами того же ранга^[5].

В России регионализация, развернувшаяся на рубеже 1980— 1990;х гг., была вызвана преимущественно деструктивными причинами: слабостью федерального центра; разрушением системы политического, хозяйственного и идеологического контроля, обеспечивавшей стабильность в советский период; тотальной децентрализацией общественной жизни; несовершенством законодательной базы, регламентировавшей отношения центра с субъектами Федерации; экономическими трудностями переходного периода (падением уровня производства, распадом традиционных хозяйственных связей между бывшими советскими республиками и регионами РФ, стремлением значительной части регионов к финансово-экономической автаркии и т. д.); интенсивным процессом становления региональных элит; обострением межнациональных отношений на фоне этнического, культурного, религиозного, пространственного разнообразия России.

Основой процесса региональной идентификации и соответственно формирования дисперсных (локальных) политических режимов в России послужили общественно-политические инновации, начавшиеся во второй половине 1980;х гг. Их составляющими являются экономические, организационно-управленческие, социальные, правовые и политические новшества. Характер и масштаб изменений, вносимых этими нововведениями в общественное развитие, позволяют выделить следующие типы политических инноваций:

• • совершенствующие — их целью являются незначительные внешние изменения, не приводящие к коренной ломке политической системы;
• • радикальные — существенно трансформируют политическую систему, зарождаются в фазе глубокой дестабилизации политического механизма и неразрывно связаны с социальными и экономическими изменениями;
• • революционные — представляют собой кластер нововведений, разрушающих прежнюю политическую систему и создающих новую. Революционные инновации фактически приводят к смене общественной парадигмы.

Политические нововведения непосредственно связаны с конкретными общественными отношениями, культурой отдельных регионов. Само понятие политической инновации рассматривается как процесс политизации территориальной общности, включающий изменение традиционной политической культуры. Причем нововведения политического характера имеют своеобразную цену — плата за реформирование связана с напряжением в обществе, конфликтными ситуациями на разных уровнях.

Процессы распространения нововведений в политическом пространстве региона имеют сложный характер. Можно выделить несколько стадий этой «диффузии»: появление (оформление) идеи, ее мультипликация, тиражирование, наконец, ее собственная трансформация под воздействием факторов внешней среды.

Концепция распространения инноваций применительно к региональному пространству была разработана еще в 1960;е гг. шведским исследователем Т. Хагерстрандом^[6]. Процесс распространения нововведений в регионе, с его точки зрения, носит волновой характер: первый этап — агломерация (совокупность индивидуальных информационных полей в центре инноваций), второй — собственно диффузионный (радиальное распространение инновационных импульсов из центра, в то время как в центре инновация затухает), третий — насыщение (распространение нововведений по всей территории региона). Нововведение дифференцирует пространство, выделяя в нем зоны (поля) инноваций, особое значение среди которых принадлежит плейонам — территориям, где новшества распространяются особенно быстро. Следует заметить, что поле не имеет четко фиксированных границ. Отсюда та самая аморфность регионального политического пространства, «стертость» региональных границ, о которой было сказано выше.

Иногда в результате столкновения полей, несущих противоположные идеи, возникает так называемый узловой район. На стыке таких полей, обладающих одинаковой мощностью, возникает особый участок столкновения двух разнонаправленных инноваций. Он и представляет собой конфликтогенный узел. Ситуация может усложниться, если в этом месте существует строго фиксированное препятствие (например, границы административно-территориальных единиц), тогда по обе стороны от него накапливается «избыточный заряд» идей и возникает напряжение. В итоге и сама инновация видоизменяется под воздействием специфики территориальной общности, локальной политической субкультуры.

Рассмотренная концепция помогает объяснить политические изменения, произошедшие в России, и до сих пор разворачивающиеся противоречия.

Во-первых, последние полтора десятилетия российской общественной жизни отмечены изобилием таких волновых политических инноваций. Возникая в крупных городах (в первую очередь в «столицах»), различные политические преобразования распространялись вглубь регионов, постепенно затухая в центре. Причем по мере распространения инновационной волны ее интенсивность заметно ослабевала. В результате формировалась такая политическая периферия, куда доходил лишь слабый отзвук перемен. Затем шел новый виток, новая волна политических реформ, воспроизводя прежнюю схему распространения. Таким образом, политический процесс в регионах носил и продолжает носить дискретный в пространственно-временном отношении характер.

Во-вторых, региональные политические инновации имеют преимущественно форму радикальных изменений — фундаментальной трансформации прежних структур и региональных режимов, а не постепенного и частичного их преобразования. Следует отметить: российскому обществу практически неизвестен иной алгоритм изменений.

• [1] См.: Регионализация // Федерализм: энциклопедия. М., 2000. С. 417.
• [2] Цит. по: Вардомский, Л. Б. Внешнеэкономические связи регионов России // Политика и экономика в региональном измерении / под ред. В. Климанова, В. Зубаревич.М.; СПб., 2000. С. 20.
• [3] См.: Песцов, С. К. Современный международный регионализм: теории и концепции регионального сотрудничества и кооперации. Владивосток, 2002. С. 29.
• [4] См.: Hechter, М., Levi, М. The Comparative Analysis of Ethno-Regional Movements //Ethnic and Racial Studies. 1979. № 2. P. 319—320.
• [5] См.: Rallel, Л. Developpement local et globalisation // Sciences humaines. P., 1999.№ 90.
• [6] См.: Hagerstrand, Г. Innovation Diffusion as a Spatial Process. Chicago, 1967.