Правовой статус цензора

Правовой статус должностного лица Российской империи определялся в законодательных актах государства, предусматривавших основные обязанности, права и ответственность государственных служащих за ненадлежащее исполнение законов и ведомственных предписаний. В ряде уставов и законов устанавливались социальные льготы чиновникам и порядок их пенсионного обеспечения^[1].

В ст. 24 Свода уставов о цензуре (1857 г.) приводятся требования, предъявляемые к цензорам: «В цензоры как по внутренней, так и иностранной цензуре могут быть определяемы только чиновники, получившие образование в высших учебных заведениях или иным способом приобретшие основательные в науках сведения, если они притом достаточно ознакомлены с историческим развитием и современным движением отечественной или иностранной словесности… Цензоры обязаны отправлять свою должность по словам и разуму Цензурного устава, не увлекаясь никакими личными видами, пристрастием или предубеждением, не взирая на лица и не потворствуя злоупотреблениям, кем бы оные замышляемы ни были»^[2].

При цензурировании цензор осуществлял следующую процедуру. Не имея права что-либо изменять в представляемых на его рассмотрение рукописях и печатных книгах, тем не менее мог «прибавлять к оным от себя какие-либо примечания или толкования». Несоответствующее цензурным правилам место цензор отмечал красными чернилами, а затем отправлял рукопись сочинителю или издателю с требованием исключить или изменить его и лишь потом подписывал одобрение ее к печатанию. Впрочем, это правило не было столь строгим, поскольку издатель мог производить исправления замеченных цензором мест по своему усмотрению.

Одобренная к печатанию рукопись или книга не могла быть истребована для вторичного просмотра. В этом случае цензор обязан подписать «позволительный к печатанию билет, когда только оная напечатана сходно с одобренным подлинником».

Устав предусматривал и такую ситуацию, когда в случае «неосторожности и поспешности» цензор, допустив какое-либо важное упущение, мог до выпуска одобренной книги в продажу просить цензурный комитет о «позволении исключить из печатаемой или напечатанной книги предосудительное место». При этом листы книги перепечатывались за счет цензора. О всяком подобном случае извещалось Главное управление цензуры.

Цензоры, как мы уже отмечали, имели право на пенсии по правилам Общего пенсионного устава. За преступления и проступки по цензурной части чиновники цензурного ведомства подвергались ответственности на основании ст. 1361— 1364 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных.

Когда сомнения цензора, случалось, разрешались предписанием начальства, то всякая ответственность с него снималась^[3].

Подобные правоустановления были сохранены и в Уставе о цензуре и печати 1886 г. (ст. 21—25). Так, в частности, в ст. 21—22 говорилось, что цензоры «обязаны отправлять свою должность по словам и разуму Цензурного устава, не увлекаясь никакими личными видами, пристрастием или предубеждением, не взирая на лица и не потворствуя злоупотреблениям, кем бы оные замышляемы ни были». При этом цензоры должны были обращать внимание «на дух и направление книг, не останавливаясь на частных неисправностях, требующих только небольшой перемены, и на словах или отдельных выражениях, когда самая мысль не предосудительна и не противна правилам Устава».

Выполнение должностных обязанностей ограничивало деятельность чиновника цензурного ведомства. Он не мог совмещать их ни с какими другими, ему запрещалось принимать участие в редакции периодических изданий.

Впервые нормы об ответственности цензора за допущенные к печати книги и сочинения, содержащие размышления, «противные закону Божию, правлению, нравственности и личной чести какого-либо гражданина», были включены в Устав о цензуре от 9 июля 1804 г. За такие нарушения цензор, как нарушитель закона, подвергался «ответственности по мере важности вины».

Устав о цензуре от 10 июня 1826 г. значительно расширил перечень возможных допущенных нарушений и видов ответственности чиновников цензурных комитетов, а также содержателей типографий и книгопродавцев. Так, если министр народного просвещения «заметит упущения и отступления от законов… или если дойдут к нему о том уважительные сведения, — в таком случае, по истребовании предварительных объяснений, предается дело сие рассмотрению Главного правления училищ, обвинительное решение коего, утвержденное министром, представляется Правительствующему Сенату».

Устав допускал такой вид наказания, как отрешение чиновника от должности и предания его суду. Кроме того, всякого цензора, подвергшегося троекратному замечанию министра за пропуск к напечатанию непозволительных сочинений, в случае, если данное обстоятельство не могло причинить никаких важных последствий, министр волен «сам удалить или представить об удалении от должности, смотря по тому, зависит ли сие от его власти или от высочайшего разрешения».

В последующем нормы об ответственности цензоров получили развитие в цензурных уставах и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных^[4]. Так, суровое наказание предусматривалось в случае, если цензор «с намерением пропустит к изданию в свет книгу, эстамп, рисунок, ноты со словами или же что-либо иное, или дозволит представить на сцене сочинения, по содержанию клонящиеся к нарушению постановлений, ограждающих святость веры или права Верховной власти, или же ничто оскорбительное для лица государя императора или членов императорского дома».

За содеянное цензор мог лишиться всех прав состояния и быть подвергнут ссылке на поселение в отдаленнейших местах Сибири или каторжную работу на время, как правило, от 4 до 12 лет (ст. 1004,181,189, 245, 248, 251 и 252 Уложения). Такую же ответственность несли цензоры, с умыслом выпустившие в продажу или обращение книги, эстампы, рисунки и т. д., привезенные из-за границы. Если же будет доказано, говорилось далее в Уложении, «что сие учинено… по ошибке, то он (цензор) приговаривался только к удалению от должности (ст. 1004).

Цензор за пропуск с умыслом сочинения, заключающего в себе недозволительные суждения о постановлениях и действиях правительства или судебных мест и лиц, или же содержащие что-либо явно противное нравственности или благопристойности удалялись от должности с воспрещением определять его к должностям сего ряда и с внесением причин сего удаления в послужной список (ст. 1005).

Таким образом, ответственность за публикацию запрещенных законом идей, мыслей, положений касалась не только авторов, издателей, книгопродавцев, но и цензоров, допустивших по неразумению или невнимательности такие высказывания. Как свидетельствует практика, отдельные публикации и вовсе могли быть незамеченными, а по отдельным, даже незначительным, могли быть применены самые строгие карательные меры.

• [1] См.: Елистратов А. И. Основные начала административного права //Российское полицейское (административное) право: Конец XIX — началоXX века: Хрестоматия / сост. и вступит, ст. Ю. Н. Старилова. Воронеж, 1999.С. 451—460, 482—504 и др.
• [2] Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год.СПб., 1862. С. 315—396.
• [3] Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год.СПб., 1862. С. 380—382.
• [4] Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Изд. 1885 г. с включением статей по продолжению 1886, 1887 и 1889 г. СПб., б. г.