Ага-Магомет-хан и Грузия

Но, если в интересах Ага-Магомет-хана было ласкаться к Ираклию и к России, пока он был лишь одним из соперников в борьбе, исход который мог зависеть от всяких превратностей; и пока по соседству с Россией, и не без поощрения с ее стороны, мятежный брат его оспаривал у него власть на южном берегу Каспия^[1][2]; то иным должен был быть образ действий повелителя Ирана, каким стал теперь Ага-Магомет-хан. Возродился Иран, возродились и притязания его, вытекавшие из старых традиций и памяти о более славном прошлом.

Вот когда вопрос о Грузии выдвинется вперед; пришло время для Персии напомнить, как она понимает свое отношение к Гурджистану; пришло время России показать, как она защищает тех, кого приводит к присяге на подданство.

Главный смысл трактата 1783 года для Грузии заключался в том, чтобы найти обеспечение против возможного вторжения Персии — вторжения неизбежного, лишь только появится властелин, способный служить восстановлению сферы влияния и могущества Ирана¹.

Грузия, давно независимая и свободная от обязательств по отношению к Персии, Грузия, торжественно отрекшаяся от всякой связи с ней в будущем, в глазах персиян все еще была их достоянием, добытым бесконечными, хотя далеко не всегда удачными, походами их шахов. Теория вассальной зависимости Грузии от Персии подсказывалась персиянам их политическими интересами, боязнью перед наступлением России через Грузию; теория эта пережила факты, некогда ей соответствовавшие; теперь пытались оживить эту старину, — бесповоротно отжившую, как показало последующее.

Грузия находилась под открытым и формальным покровительством России. Но одна сень крыльев российского орла, umbra alarum, не могла задержать дерзости шакалов и гиен.

Нужны были пушки и батальоны. А их-то и не прислали.

Как мы знаем, в 1787 г. русский отряд быль отозван из Грузии. К приведенным причинам этого увода — и дальнейшей неприсылки условленной по трактату военной помощи — прибавим еще одну: неудачу плана касательно занятия персидских провинций одновременно со стороны Грузии и Каспийского моря.

Держать же в Грузии войска только для ее защиты не было расчета. В 1792 г., на усиленную просьбу Ираклия прислать обещанные два батальона, последовал Высочайший рескрипт генералу Гудовичу, начальствовавшему на Линии, с изъяснением, что ныне «отправлять в Грузию войска за благо не приемлется»^[3][4]. Посольство князя Гарсевана Чавчавадзе в 1794 г. имело не больше успеха^[5].

Чтобы помощь Грузии и протекторат не оставались звуком пустым, необходимо было предоставление пограничному начальству дискреционной власти — оказывать содействие, в известных рамках, конечно, но не ожидая всякий раз на то указа из Петербурга. Иначе, Грузия могла быть завоевана и разграблена десять раз, прежде чем сделано будет нужное распоряжение о помощи.

Дискреционнная власть, о которой мы говорим, была условлена сепаратными артикулами трактата 1783 г.¹ Но названный рескрипт 1792 г., в глазах ген. Гудовича, отменял право его оказывать пособие по усмотрению, и он ограничивался донесениями и представлениями правительству о необходимости помочь — и платоническими угрозами персиянам.

В результате оказалось, что только 4 сентября 1795 г. Высочайше повелено «подкрепить царя Ираклия, яко вассала Российского против неприязненных на него покушений, положенными по трактату с ними двумя полными батальонами пехоты». Высочайшее повеление это получено ген. Гудовичем 1 октября, а еще 12 сентября — Тифлис был взят и разорен Ага-Магомет-ханом.

Несмотря на свое кажущееся торжество, Ага-Магомет-хан не достиг главного: «валий» Гурджистанский продолжал быть царем Грузии и не признавал над собой верховенства Персии. Не долго занимали персияне столицу Грузии — их экспедиции в глубь страны не имели успеха, и еще в октябре 1795 г. они покинули пределы царства, царь вернулся в Тифлис, энергично стали поднимать его из развалин, и все пошло по-старому.

Понятно, что Ага-Магомет, до взятия Тифлиса, делал предложения Ираклию, и очень для него выгодные, лишь бы он ему подчинился.

Затем, когда разрушенный Тифлис был занят персиянами, переговоры возобновились, Ага-Магомет-хан обещал вернуть всех пленников и поставить Ираклия над всем Адербейджаном, требуя от него за это признания покорности и присылки заложником одного из царевичей. Наверное, можно сказать, что было бы благоразумно со стороны грузин признать, хотя бы временно, верховенство шаха, и отвести таким образом тяжкие удары, обрушившиеся на страну^[6][7]. Поведение Ираклия по отношению к Ага-Магомет-хану и его готовность вступить в очевидно неравный бой, не изменяя сюзерену, которому присягнул, будет всегда служить примером рыцарства (и того, как оно бывает невыгодно в политике!). Один современник сообщает, что когда вернулся посланный Ираклием к Ага-Магомет-хану и сообщил его предложения, то «несмотря на желание грузин войти в соглашение с персиянами, царь, будучи знаком с вероломством евнуха (т. е. Ага-Магомета) и зная, что нельзя ему доверять, не захотел положиться на его обещания. Впрочем, он с давних уже пор находился под покровительством России, и, связав себя с этой стороны обещанием верности, он не желал вступать в союз с Персией»¹.

Если бы план Ага-Магомет-хана относительно Грузии удался и, как в былое время, валий Гурджистанский согласился держать меч при обряде шахского коронования, тогда шансы Персии много бы увеличились. Тогда была бы поставлена серьезная преграда русскому наступлению в Дагестан и Адербейджан, и все ханы поспешили бы окончательно и более надежным образом признать Ага-Магомет-хана. Не забудем, что разорение Грузии не могло не уронить временно престижа России.

Однако, насколько правильна была мысль каджарского властителя, настолько неудачный исход его похода грозил Персии дальнейшими бедствиями. Раз Грузия оставалась в сфере русского влияния, русская политика имела всегда точку опоры за Кавказом, и эта точка опоры постепенно превратится в точку притяжения — вольного или невольного — для всех соседних ханств, лишь на живую нитку пришитых к Персии.

• [1] 23 декабря 1786 г. полномочный министр Ираклия при Высочайшем Дворе, князь Г. Р. Чавчавадзе сообщил Коллегии иностранных дел, что ездивший в Персиюпо своим делам князь Цицианов привез царю Ираклию от Ага-Магомет-хана (перед темовладевшего Испаганом) уверения в дружбе, обещание уступить все адербейджанскиепровинции по соседству с Грузией и просьбу — выхлопотать ему поддержку России (Цагарели, т. II, Грузин, тексты, № 78). Но Ага-Магомет-хан сносился и непосредственнос Кавказской Линией.
• [2] Муртаза-Кули-хан неоднократно овладевал Гиляном и Рештом. С Рештом русскиекупцы давно вели торговлю, а гилянская провинция всегда привлекала особенное внимание России; отсюда поддержка Муртаза-Кули-хану, желавшему с помощью Россииутвердиться в Гиляне (Бутков, т. II и III).
• [3] Это правильно понимает Роберт Ватсон. Царь Ираклий, по словам английскогоавтора, предвидел, что Персия не простит ему его успехов «когда придет день, и Персия опять будет иметь одного правителя; вот почему, он подготовился на этот случай, вступив в тесный союз, оборонительный и наступательный, с Императрицей России». R. G. Watson. A history of Persia etc. 1866, p. 89.
• [4] Подробности в «Материалах» Буткова.
• [5] Вторая кредитивная грамота Г. Чавчавадзе от 12 дек. 1793 г. у Цагарели, Груз, тексты, № 84: ср. письмо Ираклия Платону Зубову, оттого же числа, ib. № 85; «представление» Ираклия имп. Екатерине II 17-го января 1795 г., ib. № 88, его же письмок гр. Безбородко 27 января 1795 г.; наконец, подана была кн. Чавчавадзе запискав Иностр. Коллегию; грузинский полномочный напоминает, между прочим, о том, чтосо времени объявления турецкой войны, когда грузины особенно надеялись на помощь, они ее вовсе лишены; что теперь «усилился Ага-Магомет-хан и уже приблизился к границам нашим и, находясь теперь в Ардевиле, замышляет привести Грузию в состояние, в каком она была во времена шахов персидских насилием». В настоящее время царьвзывает о помощи к своей могущественной покровительнице и т. д. Кн. Чавчавадзепросит Коллегию содействовать ускорению резолюции, ввиду необходимости помочьзаблаговременно, ib., № 90, с. 117—118. Ср. полное тревоги письмо супруги Ираклияимп. Екатерине от 6-го июня 1895 г., ib, № 93.
• [6] Ср. Бушков, Материалы, т. И, с. 128 и 325.
• [7] Некоторые идут дальше и признают заключение самого трактата 1783 г. неблагоразумным шагом со стороны Ираклия. Ссылаясь на историю грузино-персидскихотношений, Picault говорит по поводу трактата 1783 г.: «On se persuadera sans peineque la Russie ne pouvoit, d’une part, faire une acquisition plus precieuse, et que, de I’autrepart, un marche plus onereux ne pouvoit etre conclu par les princes georgiens. La soumissionno-minale a la Perse etoit virtuellement I’independance, tandisque la plus foible liaison avecla Russie devenait I’equi-valent d’une servitude positive». Histoire des revolutions de Perse, v. II, p. 409.