Отозвание Зубова и безуспешность протектората

Неожиданное очищение занятых ханств и уход из персидских владений и Грузии русских войск (их уже не было там летом 1797 года) произвели на персиян впечатление одержанной ими победы. АгаМагомет-хан решил, что надо ковать железо, пока оно горячо, и всюду оповестил как о своих успехах в Хорасане (где он тогда находился)^[1][2], так и об отступлении русских войск; отступление это прямо приписывалось их трусливости. Ираклию он прислал фирман с требованием подчиниться, в противном же случае грозил мщением; и только вмешательство русских офицеров спасло шахского посланца от ярости народной толпы.

Трудно сказать, что постигло бы Грузию, опять оставшуюся лицом к лицу с пылавшим злобой Ага-Магомет-ханом, если бы кинжал, убийцы не пресек 4 июня 1797 г. нить жизни этого нужного Ирану человека, причинившего столько зла при осуществлении «исторических задач» Персии.

Теперь бросим самый беглый взгляд на то, как русский протекторат сберегал Грузию от Турции и Дагестана.

Уже на следующий год после заключения трактата полномочный министра России при турецком дворе, Булгаков, делал представление относительно непричинения беспокойств Грузии и Имеретин. Об Имеретин он не обязан был и не имел права делать представлений (по трактату 1783 г. и Кучук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 г.); Карталинию же и Кахетию эти представления не могли уберечь, так как русский протекторат угрожал соседнему ахалцихскому паше потерей его владения (которое, с помощью русских, предполагал завоевать Ираклий). Поэтому, как мы, впрочем, уже говорили, только с уходом русских войск, т. е. в 1787 г., когда Ираклий возобновил с ним союз, паша этот перестал его беспокоить. Поэтому же, как это ни странно, но во время второй турецкой войны, несмотря на то, что, строго говоря, и Грузия, как зависящее от Империи государство, находилась в войне с Турцией, последняя не предпринимала ничего враждебного по отношению к Ираклию. Словом, во время мира с Турцией русский протекторат не уберегал Грузию; а во время войны он оказался излишним! Разгадка заключается в самостоятельной политике Сулеймана, паши Ахалцихского; сначала он боялся притязания Ираклия на Саатабаго, а теперь не прочь был стать, под покровом России и через посредство Грузинского царя, самостоятельным владетелем.

То что также и Омар-хана Аварского неоднократно убеждали с Линии не вторгаться в Грузию, иногда угрожая ему, иногда даже посылая поощрительные подарки деньгами, но не этими средствами воздействия он удерживался от вторжений, а «жалованьем», которое Ираклий был вынужден ему платить, со времени памятного набега в 1785 г.¹

Было бы, однако, ошибочно думать, что Россия когда-нибудь забывала о существовании трактата 1783 г. Протекторат ее мало приносил пользы Грузии, но Россия, естественно, не уступила бы его другим.^[3]

В манифесте 7 сентября 1787 г. об объявлении войны Оттоманской Порте, вторжение в область сюзеренных прав над Грузией выставляется как один из поводов войны. Трактат о подданстве, заключенный Ираклием, не был противен обязательствам России в отношении Порты. «Тогда же Порта, известна будучи о Нашем трактате, не оспаривала оного; но где не имела право в дело вмешиваться для нее постороннее, тут не оставила действовать коварно». Именно, она склоняла лезгин нападать на грузинские земли, разорять их, забирать в плен христиан¹. Кроме того, через ахалцихского пашу она предлагала Ираклию признать над собой власть султана^[4][5].

Приведенных фактов достаточно, чтобы составить суждение о том, насколько успешно осуществляла Россия свой протекторат над Грузией; насколько обстоятельства позволяли «сильной деснице» Империи отвращать вражеские удары от «присовокупленного» к ней царства Грузинского. Надо удивляться не тому, что порой являлась у грузин мысль о политической сделке с Персией или Турцией, а тому, как вера в Россию не иссякла окончательно. Но велика была эта вера, руководящие элементы тяготели к России, потому что слишком много шагов было уже сделано по этому пути и считали невозможным доверять ни Персии, ни Турции. Невнимание же Европы достаточно объясняется тревогами французской революции. Была, впрочем, минута — уже перед самой смертью Ираклия, когда кн. Гарсеван Чавчавадзе ребром поставил вопрос в Петербурге: именно он заявил, что если трактат сохраняет силу, то пусть будет прислано подкрепление; в противном случае, Ираклию необходимо возобновлять союзы с персидскими ханами и Дагестаном.

• [1] В 1801 г. именно Зубовы были противниками сохранения за Грузией самостоятельности под протекторатом России!
• [2] Хорасан (провинция эта ныне граничит с Закаспийской областью и с Афганистаном) и его столица, священный город Мешёд, за все время, что Персия не имела шаха, т. е. с 1747 г. находился в обладании внука Надира, слепого Шах-Роха. Керим-хан не трогал его, и только каджарский объединитель Персии вновь распространил свою властьна этот край.
• [3] При заключении Ясского мирного трактата с Турцией (29 декабря 1791 г.) русскиеуполномоченные добивались того, чтобы Порта взяла на себя обязательство отвечатьза грабежи, чинимые лезгинами в Грузии. Добиться этого, однако, они не добились. Но на этот раз грузины были «внесены» в трактат. Именно, в ст. V постановлено: «…блистательная Порта обещает подтвердить вновь издаваемым фирманом данный прежде, чтоб Ахалцихский губернатор, пограничные начальники и прочие отныне ни тайно, ни явно, ни под каким видом не оскорбляли и не беспокоили земель и жителей, владее-мых царем Карталинским, о чем и отправить… с строжайшим прощением и подтверждением указы». П. С. 3. № 17,008. См. благодарственное письмо Ираклия во 11-м томе"Грамот" Цагарели, № 83.
• [4] Впрочем, как замечено было в Государственном Совете в 1801 г., императрица Екатерина «в случаях нередких покушений горцев на пределы наши, иногда до крайностидоводила настояния свои у Порты, хищничества же лезгин и турков в Грузии большеючастью оставляемы были без всякого внимания». Архив Государств. Совета, т. Ill, ч. 2-я, с. 1203, прим.
• [5] П. С. 3. № 16,567.