Лекция пятнадцатая. О МЫШЕЧНЫХ ЯДАХ

СОДЕРЖАНИЕ. Отсутствие всякого видимого физического изменения в органах наблюдается у отравленных индивидов так же, как у индивидов, погибших от болезней. — Действия кураре и стрихнина являются тому примерами. — Соображения о специфических эффектах, вызываемых этим последним ядом. — Опыты, которые, по-видимому, решают вопрос. — Мышечные яды. — Анчар. — Наперстянка. — Короуэль и вао. — Вератрин. — Отравленные стрелы из Южной Америки. — Они пропитаны особым веществом. — Эта субстанция аналогична яду жабы. — Общие соображения поповоду ядов. — Их свойства отличаются во многих отношениях от того, что предполагали. Они являют нам часто очень высокую степень химической устойчивости. — Они противостоят действию жары и разным энергичным реактивам. — Они отравляют само животное, которое его производит. —Яд жабы. — Общие эффекты мышечных ядов. — Они разделяются на два больших класса: действующие на сердце и действующие на мышечную систему. — Опыты над различными животными. — Изменения, вызываемые этими ядами в физических свойствах мышечной ткани. — Они аналогичны изменениям, происходящим после смерти. — Кислая реакция мышечной ткани. — Преждевременное трупное окоченение. — Связь между явлениями физическими и физиологическими. — Исчезновение жизненных свойств в какой-нибудь ткани вызывается всегда материальными изменениями. — Природа этих изменений остается часто неуловимой и неизвестной. — Какова будет программа курса экспериментальной патологии.

Господа, наличие значительного числа болезней, которые могут причинить смерть, не вызывая какого-либо уловимого при современных средствах исследования повреждения в органах, есть одна из наиболее странных проблем и в то же время один из вполне достоверных фактов в медицинской науке. Становясь на эту точку зрения, можно разделить болезни на два больших класса: одни, объясняемые анатомическими расстройствами, открываемыми на вскрытии; другие, при которых, по-видимому, совершенно не имеется повреждений в тканях.

Токсические агенты, на действия которых мы обращали ваше внимание, относятся как раз к этому случаю, когда производят вскрытие долгое время спустя после смерти, но, как вы знаете, иное получается, если рассматривать физиологические свойства тканей тотчас после прекращения жизни.

Я уже приводил вам пример кураре, которое не оставляет заметных материальных повреждений у отравленных животных; я показал вам, что, не являя нам никаких видимых анатомических повреждений, не теряя ни одного из своих физических свойств, двигательные нервы оказывались совершенно парализованными при применении этого вещества.

Электротоническая способность, наличие которой в нервах доказал Дюбуа-Реймон, совершенно сохранялась в подобном случае, а между тем физиологическое свойство пропадало, и гальваническое раздражение, и волевой импульс перестали производить их обычное действие на двигательные нити.

Но если кураре разрушает жизнь действием, последний акт которого не может быть обнаружен анатомическим анализом, то аналогичное нужно сказать и о большом количестве других ядов; как вы знаете, так же обстоит дело со стрихнином, действие которого также направлено на нервную систему, но сперва на чувствительные нервы, вызывая затем через них потрясение в нервах двигательных. Итак, имеется, как вы видите, существенная разница в физиологических эффектах этих двух ядов, хотя некоторые наблюдатели и предполагали, что между ними существует известная аналогия. Достаточно очень простого опыта, чтобы показать противоположное. Он состоит в перевязке сосудов задней части тела, не затрагивая нервов, у двух одновременно отравляемых лягушек и в впрыскивании под кожу спины, выше лигатуры, первой — раствора кураре, второй — раствора стрихнина. Оперативная процедура следующая: подымают крестец и пропускают нитку под поясничные нервы так, чтобы захватить одной лигатурой все, что находится под ними. Яд может, следовательно, циркулировать в обоих случаях только в стволе и в передних конечностях и не может пройти за лигатуру, чтобы распространиться в задней части тела. Несмотря на это препятствие, задние конечности охвачены судорогами так же, как и другие части тела лягушки, подверженной действию стрихнина; ничего подобного не происходит у животного, отравленного кураре. Эта разница происходит от того, что стрихнин, возбуждая чувствительные нервы и спинной мозг, оказал свое общее действие, что происходит, как я вам это уже показал, при всяком воздействии на чувствительную нервную систему, тогда как действие кураре, направленное на двигательные нервы, остается ограниченным их стволами и не распространяется на конечности, куда поток кровообращения не доходит. Последующие результаты опыта вполне подтверждают это мнение; поскольку яд оказал свое действие, отравленная стрихнином лягушка не обнаруживает больше двигательных рефлексов ни в задней части, ни в других частях тела; и если обнажают нервы, чтобы раздражать при помощи гальванизма двигательные волокна, то констатируют, что они или еще обладают известной возбудимостью, или, наоборот, совершенно ее лишены. Это происходит, если отравление было вызвано сильной дозой и во время летней жары; но эта потеря раздражимости общая, она всегда следует за потерей чувствительности, т. е. за полным прекращением рефлекторных движений вследствие паралича чувствительных нервов.

Совсем иначе протекают явления у лягушки, отравленной кураре; чувствительные нервы сохранили повсюду свои свойства, а двигательные нервы поражены на всем протяжении тела выше лигатуры, тогда как ниже движения сохраняются; это настолько верно, что лягушка, брошенная в бассейн с водой, начинает плавать, двигая задними лапками, хотя передняя часть тела совершенно парализована. Ничего подобного мы не видим при отравлении стрихнином. Итак, вы видите, господа, насколько велико различие между действиями этих двух веществ.

Однако сегодня я предполагаю занять вас не ядами, влияющими на нервы; я хочу говорить о некоторых из агентов, которые расстраивают физиологические свойства мышечного волокна; их очень иного. Среди веществ этого класса вы знаете уже цигиталин и анчар (упас), ибо анчар (upas tieute) зсть по существу основа стрихнина. Я вам показываю здесь два других вещества органического происхождения: короуэль и вао, свойства которых были очень хорошо изучены Митчелем из Филадельфии. Эти два яда обладают аналогичными свойствами; они пренебрегают, так сказать, нервной системой, сосредоточивая всю свою энергию на мышечной системе. Я не хочу, конечно, смешивать тела, происхождение и химический состав которых различны. Я говорю только, что они сходны по общему признаку; они специально и неизменно поражают мышечное волокно. Есть много агентов, обладающих тем же свойством; например, вератрин и другие яды, природа которых менее известна, тоже заслуживают быть поставленными в ряд этих веществ.

Вот, например, стрелы, переданные мне г. Буссенго; они из Южной Америки. Я совершенно не знаю, какова природа яда, в них заключающегося, Это не кураре, как предполагали, потому что его токсическое действие проявляется на мышцах, а не на нервах. Я склонен думать, что это яд жаб, которыми изобилует страна, где изготовляются эти стрелы; яд жаб, в самом деле, очень энергично действует на мышечное волокно. Но нужно признать, что неизвестное вещество, о природе которого идет здесь речь, являет нам признаки, очень отличные от тех. какие обычно приписывают животным ядам; по этому поводу позвольте мне высказать несколько соображений о животных ядах вообще и о яде жабы — в частности; эти мысли являются результатом изысканий, которые я предпринял и которые я продолжаю в этой интересной и мало известной области науки с ядах.

Токсические эффекты, производимые у животных этими отравленными стрелами, показывают, на первый взгляд, как мы уже сказали, поразительную аналогию между активным началом, которым пропитаны эти стрелы, и ядовитым соком, выделяемым жабами в этом климате. Но когда исследуют это неизвестное вещество с химической стороны, то является возражение, так как приходится признать, что речь идет о вполне стоиком теле, свойства которого не нарушаются от продолжительного пребывания в кипящей воде и которое легко растворяется в алкоголе, не теряя ни одного из своих свойств. Действительно стрелы, которые оставались на некоторое время в этой жидкости, оказывались совершенно лишенными своих токсических свойств, сохраняя, тем не менее, свой черноватый цвет. Если досуха испарить алкоголь в котором находились стрелы, то активное начало вновь находят в осадке, ибо, снова растворяя его в воде, получают яд, производящий на животных действия, совершенно подобные тем, какие производят и сами стрелы.

В отношении животных ядов привыкли к противоположным взглядам: их рассматривают как мало стойкие тела, по природе подобные ферментам, уничтожающиеся, как и эти последние, под влиянием жары, подвергающиеся изменению в алкоголе или же в нем нерастворимые. Вы видите, таким образом, что все эти соображения должны бы были заставить нас отказаться от нашего предположения. Однако в физиологии, как бы ни казались вероятными или невероятными известные гипотезы, никогда нельзя обойтись без того, чтобы не проверить их на прямом опыте, даже в том случае, когда это может казаться бесполезным или почти абсурдным. Вот, именно, подчиняясь этому правилу или предписанию, которого мы придерживаемся в наших исследованиях, мы исследовали яд жабы, чтобы узнать, обладает ли он характером фермента, и, вопреки нашему ожиданию, оказалось, что этот яд противостоит действию жары, что он растворим в алкоголе и что он, одним словом, столь же стоек, как и яд стрел. Наконец, последнее свойство, приписываемое обычно животным ядам, — что-то, что они не убивают животных, которые его продуцируют; предполагали, что таково свойство яда гадюки, и к такому же заключению пришли относительно жабы; нужно было проверить этот последний пункт, так как я установил, что жабы очень быстро отравляются стрелами. Так вот опыты, предпринятые нами с этой целью, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что жаба погибает от действия своего собственного яда; правда, она дольше противостоит отравлению, чем лягушка. Во всяком случае не забудем, что эта устойчивость жабы к действию своего собственного яда отнюдь не является частным случаем у этого животного; на сок анчара и на другие токсические вещества у нее обнаруживается более устойчивости, чем у лягушки, и нужна значительно более сильная доза, чтобы ее отравить.

Мы можем связать эти факты с основным принципом, который я многократно развивал перед вами, а именно, что между гомологичными тканями всех живых существ нет существенных различий, но что могут существовать различия в степени их свойств и даже у животных, очень близко стоящих на зоологической лестнице. Вы видите, наконец, что учение о животных ядах еще очень мало разработано и что следовало бы разобрать в отдельности каждое из веществ, так как я совсем не намерен распространять соображения, высказанные по поводу яда жабы на животные яды, не изученные в этом специальном отношении.

Возвратимся теперь к объяснению эффектов, вызываемых ядами, которые убивают мышечную систему. Самый важный результат действия этих раз личных веществ — это прекращение биения сердца Действительно, можно разделить мышечные яды на два очень отличных класса: одни действуют на сократительное волокно сердца, прежде чем разрушит другие части мышечной системы; таковы анчар, на перстянка, короуэль и вао; другие, как яд жабы ядовитое начало отравленных стрел, действуют иначе произвольные мышцы парализуются первыми, сердце же останавливается лишь в более позднем период отравления. Теперь понятно, сколь различна энергии действия этих ядов соответственно организации животных, испытывающих их влияние. Малая доз короуэля достаточна, чтобы сразить птицу почти моментально; даже кролик умирает через несколько минут; лягушка же может жить довольно долго после введения токсического вещества; это не должно вас удивлять; вы знаете, что это последнее животное может жить много часов после полного изолировании сердца.

Мы сделаем также несколько опытов на различных животных с этими ядами, и вы сможете убедиться, что в отличие от кураре и стрихнина, которые убивают, поражая нервную систему, эти яды производят глубокие изменения в физических свойствах мышц, изменяя их физиологические свойства.

Вот два голубя. Разрезом по середине груди обнажают у этих обоих животных мышечные волокна, и лакмусовая бумажка обнаруживает ясно щелочную реакцию. Один из голубей убивается отравленной стрелой, другой — впрыскиванием кураре в клетчатку; в то же самое время лягушка отравляется слабой дозой короуэля, вводимого под кожу, и ее тотчас же помещают в банку для наблюдения за эффектом яда.

Вы видите, господа, что в здоровом состоянии мышечная ткань обнаруживает ясно щелочную реакцию; но у животных, отравленных одним из этих веществ, действующих на сократительные элементы, реакция мышечного сока становится кислой, и трупное окоченение наступает как бы моментально. Оба эти изменения мускульной ткани происходят также самопроизвольно после прекращения жизни, но значительно медленнее. Когда прошло двадцать четыре часа после смерти неотравленного животного, то электрические свойства мышечной ткани подвергаются оригинальному изменению; в обычном состоянии наружная поверхность мускула наэлектризована положительно, а внутренняя поверхность, обнажаемая разрезом, — отрицательно. Между тем я уже давно заметил противоположное у животных, погибших от этих токсических агентов. Наконец, когда вскрывают животных тотчас после смерти, то находят сердце в сократившемся состоянии окоченелым, неподвижным и совершенно пустым, так что его прозрачные стенки у лягушки теряют их красный цвет, придаваемый содержащейся в полостях сердца кровью, и кажутся белыми и совершенно бесцветными.

Легко убедиться, что здесь поражена одна лишь мышечная ткань, ибо, если вы перед отравлением животного наложите лигатуру на одну конечность, чтобы воспрепятствовать проникновению яда в эту часть, то вы констатируете, что все другие мускулы остаются нечувствительными к действию гальванизма, тогда как мышцы конечности, предохраненной от токсического действия, подвергаются еще влиянию этого раздражителя, когда он прилагается к снабжающим мышцы нервам, — очевидное доказательство того, что были поражены только мышечные волокна, тогда как нервы сохраняют, как всегда, свои жизненные свойства.

Теперь произведем вскрытие только что отравленных животных. У голубя, убитого стрелой, сердце неподвижно и окоченело, мышцы в контрактуре и совершенно нечувствительны к действию гальванизма. Те же явления могут быть констатированы у лягушки, сердце которой также окоченело и совершенно обесцвечено; у этих обоих объектов мускулы показывают явно кислую реакцию. У голубя, убитого кураре, сердце еще бьется, и когда пульсации его окончательно прекратятся, то окоченение наступает еще не скоро. Мышцы конечностей у этого животного еще энергично отвечают на электрическое раздражение и обнаруживают щелочную реакцию.

Вы, конечно, разрешите мне, господа, воспользоваться этим случаем, чтобы представить вам несколько соображений об отношениях, могущих существовать между физиологическими явлениями, происходящими в живых тканях, и физико-химическими свойствами, которыми последние обладают. Можно сказать вообще, что физиологические свойства мышц, нервов и всех остальных тканей могут проявляться только при условии, что они будут сопровождаться некоторыми физическими или химическими явлениями совсем особого порядка и что существует прямая связь между интенсивностью одних явлений и энергией, с какой протекают другие явления. Скоро после смерти происходит угасание биологических и почти одновременно физико-химических свойств тканей. Так, в мускулах электрический ток исчезает почти одновременно со способностью сокращения, а у нервов электротоническая способность угасает одновременно с физиологической раздражимостью. Соблазнительно поэтому думать, что между этими двумя порядками явлений существует связь причины и следствия. Я склонен думать, что здесь в большинстве случаев речь идет о простом совпадении и что не следует полагать, что жизненные свойства ткани продолжают существовать только потому, что физические или химические явления не исчезли. В самом деле, явное доказательство этой взаимной независимости нам дает следующий опыт. Мы убиваем кролика перерезкой продолговатого мозга; нервная возбудимость, мышечная раздражимость и электрический ток мускулов постепенно совершенно угасают через несколько часов после смерти. Но если животное было отравлено анчаром, то результаты будут совершенно отличны: нормальная раздражимость мускулов исчезает через двадцать пять или тридцать секунд после смерти, тогда как электрический ток удерживается в течение четырех или пяти часов. Мы констатируем также, что щелочная реакция мышц не неразрывно связана с их сократительной способностью и что электротоническое состояние нервов не обязательно связано со способностью передавать приказания воли.

Мы далеки от того, чтобы утверждать, что потеря физиологических свойств ткани не связана ни с каким материальным повреждением; мы хотим только отметить, что в большом числе случаев это повреждение еще нужно определить и что нужно искать его совершенно в другом направлении. Физические и химические явления, наблюдаемые нами в тканях, невидимому, всегда сопровождаются жизненными свойствами, однако мы не можем утверждать, что они ими порождены.

На этом, господа, мы закончим курс экспериментальной патологии в этом семестре. Мы снова начнем с того места, на котором сегодня остановились, и, после того как некоторые из общих научных принципов сформулированы, мы сможем начать изучение некоторых специальных вопросов. В общем я хочу вам сказать, что попытаюсь вызвать у животных некоторые болезненные поражения, чтобы аналитически изучить их механизм, никогда не забывая основного принципа: «экспериментальная патология должна неизменно основываться на физиологии».