Международная политика Японии в конце XVI – первой половине XIX вв

Министерство общего и профессионального образования

Российской Федерации Иркутский Государственный Университет Исторический факультет Кафедра мировой истории и международных отношений Курсовая работа

«Международная политика Японии в конце XVI — первой половине XIX вв.»

Дисциплина: история цивилизаций Востока Выполнила:

Студентка 1 курса, Тимофеева О. Э.

Проверил:

Профессор Лиштованный Е. И Иркутск 2007

• Введение 3
• Часть I. Страна восходящего солнца на пороге XVII столетия 6
• Глава I. Япония в Тихоокеанском регионе: отношения со странами Азии 6
• § 1. Япония и Корея 7
• § 2. Япония и Китай 10
• Глава II. Отношения Японии и европейских стран в преддверии «закрытия» страны 14
• § 1. Португальцы и испанцы в Японии 15
• § 2. Англичане и голландцы в Японии 20
• Часть II. Япония в период международной изоляции 29
• Глава I. «Закрытие» и «открытие» страны 29
• Глава II. Другие примеры практики международной изоляции 41
• Часть III. Япония и Россия 50
• Глава I. «Знакомство» Японии с Россией в XVIII-XIX веках 50
• Заключение 60
• Список литературы 65
• Приложения 66

О Японии говорят многое. Эта страна, как никакая другая привлекает к себе всеобщее внимание и, при этом, не без причин. Занимаясь подготовкой данной работы, в собранной мною литературе я обнаружила два довольно противоречивых высказывания о Японии. Первое принадлежит знаменитому ученому-востоковеду В. М. Мендрину, который почти всю свою жизнь посвятил изучению японского государства. Однако его реплика в отношении страны оставляет много вопросов: «Япония малокультурна, скорее даже некультурна. В ней не было и нет ни культуры технической, ни культуры философской, она слишком много заимствовала и заимствует, но этим воспользоваться надлежащим образом не умеет. Она изуродовала позаимствованную из Китая китайскую культуру, теперь она уродует культуру европейскую».

Не самый лестный отзыв о культуре государства, которое учёный изучал в течение многих десятилетий. Стоит признать, доля правды в этом должна присутствовать, коль скоро уважаемый человек, положивший на алтарь науки долгие годы, делает столь нелицеприятный вывод. Однако, к сожалению, данная точка зрения не совпадала со сформировавшимся в моём сознании представлении о Стране восходящего солнца — государстве с оригинальной культурой, многовековыми традициями и абсолютно неповторимым национальным самосознанием. Тем не менее, мне вовсе не хотелось обладать какими-либо знаниями, не соответствующими действительности, и потому, первой целью моей курсовой работы является получение объективных, по возможности полных знаний о Японии, её историческом пути, культуре и традициях. Возможно, в конце своей работы я смогу согласиться с мнением Василия Мелентьевича Мендрина или же опровергнуть его.

Другой комментарий, заинтересовавший меня в литературе, посвящённой Японии, связан непосредственно с внешней политикой страны: «Уникальность роли Японии в международной политике в том, чтобы укрепить и сохранить… своё положение при полном отсутствии военной компоненты в её всеобъемлющей стратегии. Суть внешнеполитической концепции Японии заключается в постулате, что национальным интересам государства отвечает роль страны, «заслуживающей доверия у своих соседей и в мире».

Авторы-составители журнала «Япония. Некоторые аспекты внешней политики» утверждают, что данное утверждение универсально для любого периода истории японского государства. Не могу обойти вниманием тот факт, что во «всеобъемлющей стратегии» Японии всё же была милитаристская составляющая, и относился этот компонент внешней политики хотя бы к 40-ым годам XX века, когда Япония в качестве одного из агрессоров вела II Мировую войну. Однако стоит признать, что к периоду, который я рассматриваю в моей курсовой работе, этот факт не относится. Но в период с конца XVI по начало XIX вв. политика японского государства была настолько изменчива, что проследить какие-то параллели и нити, связывающие японскую политику с данным постулатом, было очень трудно. В течение почти двух веков курс государства менялся часто и довольно круто: была ли это политика мирного сосуществования с европейскими «гостями страны», или же полное и безоговорочное изгнание иноземцев с японской земли в период изоляции, попытка военной экспансии в Корее, переменчивые, как восточный ветер, отношения с Китаем… Закончилось же всё насильственным «открытием» страны в начале XIX века. Однако ни полузависимое состояние в период неравноправных договоров с западными государствами, ни сохранение феодального строя в стране на протяжение долгого периода времени, ни отсутствие запасов минеральных ресурсов и торговых отношений с другими странами, не помешали появлению «японского чуда» — страна совершила огромный скачок в экономике, присоединившись к ряду ведущих капиталистических держав. Отсюда вытекает вторая задача моей курсовой работы, а именно: выяснить, откуда берёт начало этот экономический феномен, и как страна, не обладающая выгодным географическим положением и, к тому же, закрывшая себя от окружающего мира, избрав приоритетом развитие тех ресурсов, которыми она располагала, и грамотно применявшая заимствования, которые она извлекала из культуры и опыта соседних и не только стран.

Как любому студенту кафедры международных отношений, мне было чрезвычайно интересно ознакомиться с политическими и дипломатическими методами японцев в период до, во время и после международной изоляции; потому во второй части своей работы я предлагаю сравнить пример японской стратегической политики изоляции с другими прецедентами закрытия границ, чтобы в сравнительном анализе выявить характер японской международной изоляции, а также, понять отношение японской нации к представителям других государств, чтобы согласиться или не согласиться с утверждением составителей ежегодника «Япония…» о том, что для жителей Страны восходящего солнца стремятся заручиться доверием соседних государств и всего мира.

Итак, получение полных, объективных знаний о Японии и ознакомление с методами политики японского государства, а также предпосылки его капиталистического скачка — вот задачи моей курсовой работы, посвящённой удивительной и загадочной стране, которую солнце посещает первой в мире.

Часть I. Страна восходящего солнца на пороге XVII столетия

Глава I. Япония в Тихоокеанском регионе: отношения со странами Азии

Островное государство Япония расположено в Юго-Восточной Азии в Тихом океане. Японские острова вытянуты в виде дуги с северо-востока на юго-запад на 3400 км. Страна состоит из 4 крупных и 4 тысяч мелких островов. На 99% государство заселено японцами. На севере о-ва Хоккайдо проживает народность айну^** Эта же народность заселяла Курильские о-ва на момент прибытия на них русских мореплавателей (см. стр. 43), коренное население этих мест, в единственный процент неяпонцев, проживающих на территории страны, входят корейцы (около 700 тыс.), китайцы (60 тыс.) и американцы (25 тыс.)⁵⁵ «Япония», ежегодник, ред. Г. К. Войтоловский, стр. 7−8. Столица — город Токио.

Вот основные геополитические сведения о Стране восходящего солнца. Однако если углубиться в тему географического положения Японии, стоит отметить изолированное положение этого государства. От континента архипелаг отделяют 1,5 тысячи миль; ближайшими соседями являются Корея, Россия (остров Сахалин и Курильские острова), а также Китай. Корея и Китай — мощное азиатское государство, уже зарекомендовавшее себя в мире, как крупная держава на Востоке, к тому моменту как Япония делала первые шаги в этом направлении.

Однако к концу XVI века ситуация изменилась: к власти в Японии поочередно приходили амбициозные правители — сёгун Тоётоми Хидэёси и основатель дома Токугава — Иэясу, которые стремились сделать страну самым влиятельным государством Азии. Расширение сфер японского влияния в Тихоокеанском регионе не могло не настораживать Китай, Корею и другие государства, однако им пришлось смириться с мыслью о появлении достойного соперника, с которым надо не только считаться, но и активно сотрудничать.

Тем не менее, достаточно окрепнув, в XVII веке Япония решила усилить своё влияние в Азии. Что не могло не сказаться на её отношениях с соседними странами.

§ 1. Япония и Корея

В конце XVI века отношения между Японией и Кореей были сугубо торговыми. Этому способствовала политика страны Восходящего солнца.

Япония при Хидэёси не отличалась финансовой мощью: раздробленность страны, непрерывные феодальные войны не улучшали экономической ситуации в стране. Средневековая Япония была поделена на 69 княжеств^** см. Приложения, карта I, стр. 52, сосредоточение капитала наблюдалось лишь в некоторых из них. Хидэёси был вынужден ликвидировать контроль над киотскими заставами, сковывающих движение товаров на рынке. А в 1587—1588 гг. по указу сёгуна были изготовлены большие золотые монеты для крупных торговых сделок. При дворе Хидэёси находились купцы, ведшие торговлю с Кореей, Китаем, Филиппинами и Сиамом.

Однако честолюбивые планы сёгуна не только свели на нет добрые соседские отношения Японии и Кореи, но и едва не нарушили циркуляцию капитала на внутреннем рынке Японии.

Всё дело в том, что Тоётоми Хидэёси с самого начала правления мечтал о расширении японских границ, порой не совсем объективно оценивая возможности страны в этой сфере деятельности. Сёгун начал экспансию в отношении своего ближайшего соседа.

В 1583 году сёгун направил специального посла в Корею с требованием уплаты дани. Корея отклонила это требование. Тогда в 1591 году в Сеул отправился князь Со с острова Цусима, который потребовал, чтобы корейский король стал вассалом Японии. Корейское правительство вновь ответило отказом. Подобное поведение Хидэёси не устроило, и в 1592 году 137-тысячная японская армия высадилась на юге Корейского полуострова, и тремя колоннами, менее чем за 20 дней захватив важнейшие стратегические пункты, подошла к Сеулу. Король Корей был вынужден бежать в Китай и просить о помощи своего сюзерена^** Сюзерен — в феодальном государстве высший сеньор или государь; в то время Корея находилась в вассальной зависимости от Китая.

Итак, Япония покусилась на корейские земли, находящиеся под покровительством Китая. Само собой разумеется, что китайское правительство не стало терпеть посягательств Японии. К тому же, корейский народ взбунтовался против агрессии японцев в своей стране. Итогом совместной деятельности китайского правительства и корейской нации стало создании армии для отпора интервентам, которую возглавил талантливый адмирал Ли Сунсин. Он сумел в короткие сроки организовать оборону и поднять в тылу у японцев партизанское движение. В том же году Ли Сунсин нанёс японцам поражение японскому флоту. И хотя адмирал сделал достаточно много для Кореи, в результате придворных интриг он был снят и разжалован в рядовые.

Новый корейский главнокомандующий провалил все операции и оставил флот в полуразобранном состоянии, чем незамедлительно воспользовались японцы. В 1597 году они вновь предприняли поход на Сеул. В связи с угрозой поражения корейские власти были вынуждены вернуть экс — адмирала на свой пост. Ли Сунсин смог в кратчайшие сроки восстановить боеспособность корейских войск и уже в 1598 году нанёс японцам сокрушительное поражение. Японский флот был наголову разгромлен, но Ли Сунсин погиб. Под ударами партизан и корейских войск, испытывая недостаток в боеприпасах и продовольствии, японцы были вынуждены эвакуировать свои войска.

Корейская кампания ослабила юго-восточных феодалов и торговый капитал, связанный с внешним рынком. На передовые позиции вышли князья Северо-восточной и Центральной Японии, менее пострадавшие от тягот войны, и торговый капитал, который действовал на внутреннем рынке.

Международный авторитет также пошатнулся: в Тихоокеанском регионе Японию восприняли, как агрессора и многие страны решили приостановить развитие отношения с японским государством. Торговые отношения с Кореей — ближайшим соседом — были разорваны. На закате XVI века Япония совершила, пожалуй, самую большую дипломатическую ошибку в период Средневековья.

Что даёт основания так полагать?

Во-первых, Япония имела неосторожность ввязаться в войну, в которой у неё изначально не было ни единого шанса. Дело в том, что это островное государство, расположенное в Тихом океане на почтительном расстоянии от материка, не сумело создать флота. Страна не сумела создать быстроходных кораблей, и определялось это в первую очередь японским самосознанием. Страна Восходящего солнца никогда не стремилась к выходу за свои пределы, никогда не была склонна к агрессии. Поэтому у японского государства была не мощная флотилия, а лишь эскадра из нескольких джонок, бороздящих морские просторы с целью перевозки купцов или же государственных представителей в другие азиатские страны. Правда, с прибытием в Японию европейских миссионеров ситуация изменилась: сёгун Хидэёси начал активно привлекать иноземцев к судостроению. Однако это не слишком повлияло на положение дел.

Именно вследствие неосторожной политики Хидэёси, благодаря его «далеко идущим» планам Япония нарушила свою политику невыхода за свои границы. Мало того, что Япония по своей ментальности не стремится к этому, да ещё и к началу экспансии Япония была совершенно не готова. Честолюбивый Тоётоми Хидэёси неправильно оценил боеспособность корейских войск, которые значительно превосходили японские. Ко всему прочему, Япония вела бои на материке, а не на своём архипелаге, что требовало больших экономических затрат. А так как Япония на тот момент была раздроблена на мелкие княжества, и капитал был неравномерно распределен по стране, правительство то и дело сталкивалось с проблемой финансирования военной кампании.

Японское правительство не учло ещё один важный фактор, ввязываясь в вооружённый конфликт с Кореей: уже тогда, когда Япония была разгромлена и вынуждена была покинуть континент, корейское правительство вполне могло бы перейти в наступление и, вытеснив японцев на архипелаг, захватить японское государство. К счастью для них, корейцы не стали этого делать, а Хидэёси подтвердил свою недееспособность как полководец, не просчитав все возможные последствия этого конфликта.

Итак, попытка Японии расширить свои границы не увенчалась успехом. Кроме того, Япония испортила отношения с одним из своих ближайших соседей и надежным торговым партнёром — Кореей.

§ 2. Япония и Китай

Собираясь подчинить себе Корею, Тоётоми Хидэёси строил планы и в отношении Китая. В конечном счете, честолюбивый сёгун намеревался захватить весь мир, однако, по понятным причинам, ему это не удалось. Как ни странно, агрессия Японии на Корейском полуострове Китая почти не коснулась: Поднебесная лишь помогла соседней стране в комплектовании армии. Очевидно, китайское правительство, оценив ситуацию, пришло к выводу, что Япония не сможет удержать позиции в Корее и в скором времени отступит. Так оно и вышло: Япония и Корея пошли на взаимные уступки, стремясь замять конфликт. Таким образом, Китай и Япония до личных столкновений не дошли, однако, конфликт в Корее ознаменовал начало борьбы за первенство в Азии.

Но до тех пор, пока Япония во весь голос не заявила о себе в Тихоокеанском регионе, отношения этих государств строились в соответствии со схемой «донор — реципиент», где в роли донора, как более древняя и мощная цивилизация, выступал Китай, а реципиентом, соответственно, была Япония.

Как известно, Япония является самой «заимствующей» державой мира. Практически все культурные особенности, которыми так славится Страна Восходящего солнца, пришли в её культуру из Китая, а спустя время подверглись трансформации. Сейчас трудно себе представить, что знаменитой чайной церемонией, сухими каменными садами, а также искусством бонсай и икебана Япония обязана Китаю, однако это достоверный факт. Но наиболее весомый вклад культура Китая внесла не в быт, а в духовный мир японской нации: японская письменность также «родом» из Китая, и также она претерпела некоторые изменения в ходе истории. Европейцы, прибывшие на архипелаг во второй половине XVI века, также отметили способность, а главное, — желание японцев принимать и адаптировать всё новое, неважно, техника ли это, или же наука.

Но самым ценным заимствованием у Китая в Средние века^** Согласно японскому летоисчислению этот период Средневековьем не являются. Средние века в Японской истории считаются от 36-ого императора Кётоку до 81-ого Антоку; т. е. с 645 по 1183 гг. считалось введение школы дзэн-буддизма. Практика дзэн существенно облегчила организацию системы иерархии буддистских монастырей: теперь высшим среди монастырей считался госан (монастыри уровня госан были в Камакуро и Киото), дзисацу — небольшие провинциальные монастыри, сёдзан — «храмы всех провинций». Рост влияния госан в XVI—XVII вв.еках, увеличение размеров их земельных владений очень скоро дали преимущество крупным монастырям в сравнении с остальными: они не только укрепили свою власть, но и стали вмешиваться в политику сёгуната по объединению страны.

Дзэнское сектантство — оплот китайского влияния на Японию — активно влияло и на формирование мировоззрения и эстетических взглядов японцев. Претерпели изменения, в первую очередь, нравственные идеалы самурайства: пропагандируемое сёгунатом конфуцианство, приветствующее аскетизм и простоту быта воинов, уже не соответствовало взглядам военного дворянства. Появляется тяга к роскоши, к «изощренной эстетике жизни, бывшей ранее предметом осуждения и даже презрения»³³ Кузнецов Ю Д. «История Японии», стр. 119−121.

Немалое влияние на формирование эстетических принципов той эпохи оказало дзэнское монашество, буддистские монастыри были культурными и просветительскими центрами.

Однако очень скоро дзэн утратило чистую религиозность. Китайское влияние со временем эволюционировало; начали предприниматься попытки связать пантеистические идеи дзэн с мифологией и космогонией синто, которые нашли отражение в практике разнообразных искусств: садового конструирования, чайной церемонии, ландшафтной архитектуры, составлении букетов, монохромной живописи. Каждое из этих искусств пережило на японской почве в XVI веке серьёзную трансформацию, достигнув в интеллектуальном и эмоциональном осмыслении полностью разработанного и совершенного уровня.

Новое мировоззрение ознаменовало новый этап в сложном и длительном процессе познания японцами окружающего мира. Школа дзэн дала японскому человеку ориентиры, стремясь к которым, он мог бы определить своё положение в мире. Применение идеё дзэн выражалось в стремлении отразить богатство, красоту и неисчерпаемое разнообразие мира в созидательной, творческой деятельности человека — архитектуре жилища, сада, прикладном искусстве и т. д.

Этот этап в развитии культуры японской средневековой культуры характеризовался участием более широких, нежели прежде, социальных слоёв, не только аристократии и самурайства, но и дзэнского монашества, своеобразной интеллигенции, духовной верхушки военного дворянства, а также горожан и крестьянства, что говорит о доступности концепции, и о стремлении людей всех сословии изменить свой быт, своё окружение, своё сознание.

Подобное влияние культуры дзэн на массы, особенно на военное сословие, не могло не насторожить сёгунское правительство. Сёгунат ратовал, прежде всего, за сдержанность и аскетизм в жизни самураев. Поэтому сёгун делал акцент на конфуцианство, которое помещало сословие в более тесные рамки. Кроме того, дзэн-буддизм оказал большое влияние на монастырскую систему. Все эти факторы вынудили японское правительство начать борьбу с сектой.

Итак, влияние Китая на Японию к началу XVII столетия носило скорее созидательный характер. Подрывной деятельностью назвать это было трудно: слишком большой вклад внесла культура Китая в японскую жизнь, многое изменила в сознании жителей японского архипелага. Но с другой стороны, деятельность дзэнского монашества усугубила отношения японского правительства и крупных монастырей, что могло помешать объединению страны.

Но, в общем, и в целом, отношения Японии и Китая на пороге XVII века можно назвать дружественными, несмотря на японскую агрессию в Корее и борьбу за лидерство в Тихоокеанском регионе. Стоит заметить, что в истории обеих стран в XVII — первой половине XIX века много общего: единство культурного наследия, вследствие заимствования Японией китайской культуры; приблизительно одновременное установление новых династий (Цинь в Китае, Токугава в Японии), распространение идеологии и философии неоконфуцианства, лояльное отношение к иностранцам, прибывшим в эти страны в XVI—XVII вв.еках, сравнимый период изоляции от внешних связей (1757−1842 гг. в Китае, 1641−1853 гг. в Японии). Страны ещё не начали активно конкурировать друг с другом по причине экономической и политической слабости Японии (вызванной раздробленностью). Поэтому к началу XVII века связь Китая с Японией всё ещё оставалась односторонней: Китай по-прежнему был донором, а японское государство — реципиентом. И измениться этой ситуации суждено было лишь в XIX веке.

Глава II. Отношения Японии и европейских стран в преддверии «закрытия» страны

Так уж сложилось исторически, что Япония находится в значительном удалении, как от Старого Света, так и от Нового. Как утверждают некоторые ученые, японский архипелаг когда-то был связан с евразийским материком, однако и эта естественная связь была нарушена вследствие тектонических изменений: Япония отделилась от Корейского полуострова, а осколки земли, когда-то их связывающие, унесло в океан, где они и образовали систему островов Рюкю. Именно вследствие географической изолированности, не принадлежащая ни к одному континенту, со всех сторон окруженная морями и поддерживающая отношения лишь со странами Юго-Восточной Азии Япония не была известна в Европе и мире.

Тем не менее, именно мощное государство юго-востока Азии — Китай — в какой-то мере способствовало «открытию» Японии Европой, ибо первые сведения о ней европейцы получили от Марко Поло, который в 1275—1292 гг. находился на службе у правителя Китая — монгольского хана Хубилая. Венецианец писал: «Остров Чипингу (Япония) на востоке, в открытом море; до него от материка 1500 миль. Остров очень велик; жители его белы, красивы и учтивы: они идолопоклонники, независимы и никому не подчиняются. Золота, скажу я вам, у них великое обилие: чрезвычайно много его тут и не вывозят его отсюда. Да никто и не приходит сюда, оттого-то золота у них, как я вам говорил, очень много».

В апогее Эпохи Географических открытий, когда был уже открыт морской путь в Индию, возникла потребность в обнаружении новых земель, где можно было бы беспрепятственно обогащаться, поэтому многие отважные мореплаватели, в первую очередь испанцы и португальцы, — главная движущая сила той Эпохи, — отправились покорять загадочный Восток, где, по их сведениям, таились несметные богатства. Испанцы вскоре достигли Филиппин, где и обосновались, португальцы же отправились по стопам великого Марко Поло — в Китай. Однако судьбе было угодно отправить их в совсем иную страну…

§ 1. Португальцы и испанцы в Японии

Итак, португальские мореплаватели отправились на Восток и в 1537 году достигли Макао (Китай), а после решили плыть дальше, вглубь Азии, однако их судно потерпело кораблекрушение в 1543 году. Корабль морским течением отнесло к берегам неизвестного острова (о-в Танэгасима близ о-ва Кюсю).

Экипаж состоял лишь из трёх человек, одним из них был Фернао Мендеш Пинто. Местные жители встретили мореплавателей и очень заинтересовались всем, что с ними было связано, особенно их оружием. Документальным доказательством пребывания португальцев в Японии и тёплого приёма им оказанного являются «Тэппо ки»^**«Записки об аркебузах»., в которых повествуется о том, что, заметив интерес аборигенов к своему оружию, Пинто показал им, как оно работает, и вскоре японцы смогли наладить производство таких же ружей. Этот факт позволил португальцу говорить о способности японцев принимать и адаптировать всё новое, а также об их стремлении познавать всё, что их окружает. Не ускользнуло от внимания опытного моряка и богатство японского правителя. Европа и до Пинто знала об обилии золота в Японии, однако, благодаря экспедиции этого португальца, она узнала и о пути туда, и очень скоро в Японию потянулись европейцы.

Поначалу подавляющее большинство их преследовало одну цель: наладить в Японии торговлю и вывезти оттуда столько золота, сколько поместится в трюмах. Однако в 1549 году на японскую землю ступили люди, ставящие перед собой иные задачи. Этими людьми были христианские миссионеры, которым было доверено проникнуть в новую страну, ознакомиться с укладом жизни живущих в ней людей и распространить католичество по всей её территории.

Первым миссионером, высадившимся в Японии, был португальский иезуит Франциско Ксавье^**см. Приложения. За ним последовало множество португальцев-членов Ордена Иисуса, а вскоре на Японский архипелаг прибыли и испанские католические проповедники, снаряжённые испанским правительством Филиппин.

Христианская экспансия началась. В короткие сроки католичество распространилось на острове Кюсю и на западе острова Хонсю — южных районах государства, труднодоступных для власти сёгуна, а оттого — наиболее недовольных и мятежных. В новую веру стремились обратиться не только надеющиеся на смягчение условий при власти, которая могла бы ликвидировать сёгунат, крестьяне, но и крупные феодалы. Японские князья обращались в христианство с целью расширения связей с иностранцами, налаживания торговли с ними, а также приобретения огнестрельного оружия, которое, вне всяких сомнений, могло дать им преимущество в ведении междоусобных войн. Некоторые феодалы, такие как, например, Ода Кобунава, принимали католичество в надежде, что новая религия в будущем покончит с влиянием крупных буддистских монастырей. Миссионеры охотно шли на сближение с князьями, рассчитывая на их поддержку в период претворения в жизнь их планов, касающихся христианизации Японии.

Возникает сам собой напрашивающийся вопрос: почему правительствующий сёгунат не пресёк распространение христианства, всерьёз угрожавшего главной религии Японии — буддизму, на ранней стадии?

На первых порах правящий в те годы Тоётоми Хидэёси закрывал глаза на деятельность миссионеров, отдавая приоритет расширению торговых и внешнеполитических отношений с европейцами; при нём даже находились двое новообращенных советников. Однако в конце XVI века национальные проблемы всё же вышли на первый план: число новообращённых к тому времени уже составляло около 750 тысяч¹¹³ S. Picken «Christianity and Japan», стр. 33³ (по более скромным оценкам — 300 тысяч, однако эта цифра являла собой 2% населения Японии¹¹² С. Мураками «Религия Японии („Нихон-со сюкё“)», стр. 133

^* Прежнее название Мексики ²), и сёгун понял, что растущее влияние католичества может обернуться обособлением южных районов страны, создавая угрозу планам Хидэёси по объединению Японии под его единоличной властью. Поэтому в 1587 году он издал указ, возвещавший об изгнании иезуитов с японской земли. Годом позже в свет вышел указ, запрещающий христианство; феодалам под страхом смертной казни запрещалось переходить в другую веру, десятки новообращённых были казнены публично.

Однако предприимчивое европейское начало дало о себе знать: испанцы и португальцы, пользуясь тем, что данный запрет не касался иностранцев-торговцев, моментально ударились в коммерцию. А ещё год спустя Хидэёси умер, окончательно развязав руки миссионерам.

Новый сёгун, Токугава Иэясу, в первые годы своего правления тоже вполне лояльно относился к христианам, как и Хидэёси, ставя во главу угла торговлю с иноземцами. Более того, сёгун вынашивал планы по выходу Японии за пределы архипелага с помощью развития судостроительного дела. А так как японцы кораблей строить не умели, Иэясу решил привлечь к делу опытных мореплавателей. Выбор его пал на испанцев; те с готовностью взялись за дело, и к 1613 году японские джонки уже плавали к Корейскому полуострову, и даже доставляли посольства сёгуна в Новую Испанию.^* Токугава пытался пойти на сближение и с испанским правительством Филиппин, предоставляя японские порты для торговли, при этом, давая понять, что закроет глаза на их подрывную миссионерскую деятельность. Но даже при добросовестном выполнении работы испанцы не могли отказаться от миссионерства, что не могло не способствовать утрате доверия к ним сёгуна. Утрата влияния испанцев и португальцев подкреплялась ещё и тем фактом, что в начале XVII века на юге страны обосновались англичане и голландцы, которые активно конкурировали с уроженцами Пиренейского полуострова, и в этой борьбе преуспевали. Более того, большим доверием сёгуна Токугава пользовался англичанин Уильям Адамс, который не упускал случая очернить испанцев в глазах правителя, и часто его предостережения не были беспочвенными.

Адамс сумел настроить Иэясу против испанцев и во время работы иностранцев над картами Японии, намекая на то, что католики собираются подчинить себе государство. Сёгун, во всём доверяющий англичанину, внял его советам, и в 1613 году испанцы вынуждены были покинуть Японию. Участь португальцев была не лучше.

Почему же первооткрыватели Японии, великие морские державы не смогли выдержать конкуренции англичан и голландцев?

Дело в том, что к тому моменту, когда представители Англии и Голландии достигли берегов японского архипелага, они достаточно уверенно чувствовали себя в Ост — Индии, где уже создали мощную торговую компанию. Вне всяких сомнений, поставлять товары в Японию из Ост — Индии гораздо быстрее, а оттого и выгоднее, чем везти их, скажем, из Каталонии. Голландцы и англичане в этом плане получили колоссальное преимущество. К тому же, представители этих стран исповедывали протестантизм — религию, противостоящую католицизму и провозглашающую иные ценности. Ни англичане, ни голландцы не стремились насаждать свою религию в Японии, что тоже возвышало их в глазах Токугавы. Однако из всего перечисленного выше не стоит делать вывод, что португальцы и испанцы оставили лишь негативный след в истории Японии. Несомненно, в столь дальние плавания отправлялись далеко не лучшие представители этих наций: грубые, беспринципные, жаждущие наживы… Но разве те же голландцы отличались другими качествами? Коммерческое дело требует жесткой хватки, без неё не заключить ни одной сделки. А вместе с тем, португальцы и испанцы в культуре Японии оставили достаточно яркий след.

Миссионеры отличались не только провокаторством и насаждением чужеродной религии в своих интересах. Они также открывали типографии, где печаталась не только религиозная, но и светская литература, переводимая на японский язык; строились также и художественные мастерские, где японцы учились копировать привезённые европейцами иконы. Благодаря миссионерам жители Японии открыли для себя масляные краски. Опытные моряки, португальцы прививали японцам географические и другие навыки: учёный Морейра составил точную карту страны, а Луиш Фроиш и Жоао Родригес составляли японо-португальские словари. Несомненно, для японцев в те годы миссионеры явились главным источником культурного просвещения.

Но не только японцы черпали информацию за счет иностранцев; европейцы также накопили и донесли до соотечественников ценную информацию о загадочной стране Японии. Миссионеров многое удивляло в традициях местных жителей, например, португальский иезуит Алессандро Валиньяно был поражён японской чайной церемонией, удивляясь высокими ценами используемых в ней сосудов: «…хотя, на мой взгляд, они не стоят ничего… Удивительно различное значение, которое японцы придают вещам, считающимся в их глазах сокровищами, хотя нам такие вещи кажутся тривиальными и детскими…». *¹¹³ S. Picken «Christianity and Japan»³Письма Франциско Ксавье и Алессандро Валиньано служили источниками сведений о Японии в Европе^** см. Приложения.

.

Итак, пребывание португальцев и испанцев в Японии оставило больше вопросов, чем ответов, и судить об итогах их деятельности в этой азиатской стране с какой-то одной точки зрения было бы несправедливо. Какими бы фанатичными ни были эти люди, они всё же были яркими представителями великой Эпохи Географических открытий; как бы истово ни насаждали они своё вероисповедание, они привнесли в духовный мир японцев много ценностей.

Какой же вклад внесли в историю Японии их визави?

§ 2. Англичане и голландцы в Японии

Англичане появились в Японии почти на полвека позже, чем португальцы, голландцы ступили на японскую землю позже англичан, но пробыли здесь гораздо дольше, чем представители Пиреней и Туманного Альбиона. Португальцы были оплотом внешней торговли Японии много лет, англичанину удалось повлиять на многие решения сёгуна, ну, а голландцы — единственные европейцы, оставшиеся в стране, после её «закрытия»… Каждая нация в чём-то преуспела, кто же из них оставил наиболее заметный след в японской истории?

Анализ деятельности англичан в средневековой Японии невозможен без учёта знаковой фигуры английской кампании — Уильяма Адамса.

Имя Уилла Адамса в Японии является культовым. Отважный мореплаватель, предприимчивый торговец, тонкий дипломат, типичный представитель зарождающейся в недрах английского общества буржуазии. По оценкам современников: «хитёр, дерзок, временами груб, жаден до денег, практичен, целеустремлён, настойчив»¹¹⁴ P. Rogers «The first Englishman in Japan»⁴.

Адамсу в Японии удалось сделать больше, чем всем его предшественникам: он смог стать ближайшим советником при Токугаве Иэясу, активно вмешивался во внешнюю политику государства и основал весьма конкурентоспособную английскую факторию. Человек, волею случая заброшенный на архипелаг, остался на нём до конца своих дней…

Итак, в XVI веке на бескрайних водах Мирового океана началось сотрудничество двух влиятельных морских держав — Голландии и Англии — которые объединились с целью противостояния испанской Непобедимой Армаде, которая не брезговала пиратством. После открытия голландцами пути в Ост — Индию, появилось множество смелых проектов, предусматривающих плавания на Восток с целью найти новые источники обогащения. В составе одной из таких экспедиций, в планах которой было пересечение Атлантического и Тихого океанов, на голландском корабле «Лифде»^** «Милосердие» отправился в плавание штурман Уильям Адамс. Отправился для того, чтобы никогда не вернуться на родину.

Из пяти кораблей экспедиции («Гелоф», «Блойде Бодскап», «Троу», «Хоуп» и «Лифде»^** Кораблям в то время принято было давать христианские названия. Судна дальневосточной экспедиции назывались: «Вера», «Благовещенье», «Обет», «Надежда» и «Милосердие») до Юго-Восточной Азии добрался только «Лифде». Судно чудом уцелело в территориальных водах, пока не достигло южных островов Японии. Местные жители встретили странников приветливо, их очень заинтересовала деревянная статуя на корме корабля^** До этой экспедиции судно называлось «Эразм Роттердамский», однако по неизвестным причинам оно было переименовано. Корму украшало деревянное изображение выдающегося гуманиста. Сняв статую, они отнесли её в храм, где оказывали разные почести, приняв за древнее японское божество. Божество это покровительствовало мореплаванию, что, по мнению японцев, и помогло чужеземцам уцелеть в дальнем плавании.

Штурмана «Лифде» немедленно арестовали и вскоре доставили во дворец на аудиенцию к Токугаве Иэясу. Сёгун благосклонно принял Адамса у себя и провёл несколько часов в беседе с ним, однако, после аудиенции Уильям вновь был заключен под стражу. Но заточение длилось недолго, ибо во время второй встречи с Иэясу Адамс попросил о встрече с экипажем «Лифде» и заявил о готовности голландцев и англичан начать торговые отношения с Японией. Как уже упоминалось, Токугава стремился к расширению торговых связей своего государства, поэтому оценил предложение Адамса по достоинству. Вскоре, англичанину было позволено встретится с экипажем своего судна, после чего Адамс был приглашен во дворец сёгуна — Токугава сделал его своим ближайшим советником; голландцы же разбрелись по японскому архипелагу и осели в разных его частях. Ни одному участнику экспедиции, включая английского штурмана, не было позволено покидать страну…

Почему?

В отличие от испанцев и португальцев, свободно перемещавшихся как по Японии, так и за её пределами, экипаж «Лифде» был вынужден обосноваться на архипелаге. И дело было даже не в том, что судно серьёзно пострадало во время экспедиции, просто за короткий срок, прошедший между прибытием в Японию католиков и появлением у её берегов «Лифде», политика сёгуна изменилась кардинально.

Сёгун больше не верил португальцам и испанцам, ибо их провокаторское поведение в стране подрывало авторитет правительства, особенно в южных регионах. Удивительно, но Токугава охотнее смирился бы с открытым и беспринципным грабежом японских богатств, чем со скрытой миссионерской деятельностью, ибо последняя таила в себе куда больше опасности. Это всё и решило: Токугава не мог отпустить экипаж голландского судна восвояси, ибо это предопределило бы новую экспансию европейцев. К тому же, сёгун рассчитывал на их помощь в строительстве флота, так как испанцы к тому времени уже исчерпали лимит сёгунского доверия.

Что же касается стремительного возвышения Адамса при дворе Иэясу, то этот факт как нельзя лучше прокомментировал испанский писатель-историк Диего Пачеко: «Уильям Адамс, английский штурман голландского корабля „Лифде“, был маленькой фигурой, отбрасывающей длинную тень», ибо его прибытие в Японию в 1600 году ознаменовало вмешательство голландцев и англичан, злейших соперников Испании и Португалии. «Прибытие повреждённого „Лифде“ в Бунго было случайным, но своевременным, поскольку совпало с возникновением голландской торговой компании в Ост-Индии». Адамс действительно оказался в Японии волею судеб, но в тот момент, когда его присутствие там было необходимо. Адамс в полной мере владел искусством кораблестроения, и, исповедуя протестантизм, и трудясь на верфях, не забывал подогревать подозрений Иэясу в отношении миссионеров. Корме того, англичанин стал придворным переводчиком, и даже преподавал Иэясу математику. Доверие сёгуна, дипломатическое мастерство и предприимчивость делали Адамса поистине знаковой фигурой. Уильям проявлял активность не только в судостроительных делах, но и в политике Японии: с его подачи, когда в 1609 году на архипелаг высадился торговый десант голландских моряков, Токугава предоставил европейцам право основать торговую факторию на острове Хирадо, а в 1613 году, по прибытии на архипелаг соотечественников, основал английскую факторию, успешно конкурировавшую с представителями Пиренейского полуострова. За свою активную деятельность Адамс получил большое поместье в Хэми, на юго-востоке Хонсю. Получалось, что англичанин мог добиться от Токугавы чего угодно, кроме разрешения покинуть страну.

Иезуиты, несомненно, почувствовали в англичанине сильного соперника и попытались убедить его покинуть архипелаг, хотя Адамс, при всём желании, не смог бы этого сделать. При этом коммерческое начало в нем оказалось сильнее идеологического, ибо, учитывая разногласия с католиками, он всё же не гнушался совершать для них торговые сделки. Миссионеры же, в свою очередь, вынуждены были пойти на сближение с англичанином, так как чувствовали утрату авторитета в глазах Токугавы и надеялись вернуть его при содействии ближайшего его советника. Ко всему прочему, голландцы уже прочно обосновались в Хирадо и начали вытеснять миссионеров с занятых позиций, что не добавляло оптимизма ни португальцам, ни испанцам. Но, несмотря на жадность Адамса до денег, идеологическая его сторона всё же дала о себе знать: когда испанцы предложили Иэясу составить карты японских территорий, англичанин, будучи протестантом, первым предупредил сёгуна о возможности распространения влияния католиков на всей территории Японии, как когда-то оно распространилось в Европе, Африке и на Филиппинах. Поначалу сёгун решил, что советник преувеличивает размеры грозящей опасности, однако не оставил эти слова без внимания, ибо уже давно разгадал истинные причины пребывания католиков в стране. Труд картографов, корыстным он был или нет, так и не был завершён: испанцы вынуждены были покинуть Японию в 1613 году.

С отбытием одних из главных конкурентов, англичане и голландцы не придумали ничего лучше, как начать соперничать друг с другом. Это было вызвано тем, что голландцы активно развивались как в Японии, так и в Ост-Индии, что давало им ряд преимуществ. Кроме того, англичане, вопреки предостережениям Уильяма Адамса, построили свою факторию не в Урага, как предлагал штурман, а в Хирадо, так что избежать соперничества они не могли. А так как уроженцы Туманного Альбиона изначально проигрывали голландцам в товарообороте,^** см. стр. они в этой гонке становились не конкурентоспособными.

Окончательный же разрыв многолетних партнёров произошёл после 1620 года, когда, вернувшись из плавания, в Хирадо умер Уильям Адамс. Первого англичанина, ступившего на японскую землю, похоронили в Хирадо. После смерти его японской жены Магомэ в 1634 году, его и её останки перезахоронили в Хэми, на могильной плите вывели стихи японского поэта, посвящённые английскому штурману голландского корабля: «О штурман, избороздивший немало морей, чтобы прибыть к нам, ты достойно служил государству и за это был щедро вознаграждён… Не забывая о милостях, ты в смерти, как и в жизни, остался таким же преданным; и в своей могиле, обращённой на восток, ты вечно охраняешь Эдо^** Прежнее название Токио.»^** см. Приложения.¹¹⁴ P. Rogers «The first Englishman in Japan»⁴.

После смерти Уилла Адамса вражда между англичанами и голландцами усилилась. Англичане явно уступали под натиском бывших партнёров, кроме того, преемник Адамса Кокс провалил все дела фактории. Осознав свою недееспособность, англичане покинули Японию в 1623 году и даже на время ушли из Ост-Индии.

Последние годы английской фактории без Уильяма Адамса можно смело признать провальными, ибо только его активная деятельность позволяла компании держаться на плаву. Англичанин вряд ли бы допустил разрыва с голландскими коммерсантами, которые с утратой всех европейских конкурентов ничего не потеряли и даже приобрели.

Голландцы, как уже упоминалось, основали свою факторию в 1609 году и продержались на японском архипелаге дольше своих конкурентов. Они не провалили дела, как англичане, и не были изгнаны из страны, как португальцы или же испанцы, хотя, вполне вероятно, и их могла не миновать чаша сия. Но голландцам «повезло»: в 1637 году в городе Симабара (близ Нагасаки) вспыхнуло крестьянское восстание, вызванное произволом местных даймё.^** Дворянское сословие в средневековой Японии. И хотя восстание было, по своей сущности, антифеодальным, вследствие того, что на Кюсю уже давно укрепилось христианство, выступление крестьян проходило и под религиозными лозунгами. Более того, но^** Крестьянское сословие в средневековой Японии. были вооружены европейским огнестрельным оружием, в котором были так заинтересованы феодалы в провинциях; это даёт возможность говорить о том, что Симабарское восстание на юге государства было в какой-то мере спровоцировано местными князьями. Так это или иначе, восстание быстро охватило большую часть Кюсю. Армия японского сёгуната в течение продолжительного периода времени не могла подавить бунт недовольных но.

Именно в тот момент, когда сёгунские войска втянулись в вязкий и безуспешный штурм главного укрепления обороняющихся — замок Хара, — и подоспела помощь голландских кораблей, которые, бомбардируя укрепление, где мужественно оборонялась 30-тысячная армия, с моря, нанесли крепости серьёзный удар, чем заметно облегчили её штурм. После кровавой расправы над восставшими, Токугава рядом указов «закрыл» страну, выдворив из неё оставшихся португальцев (испанцы и англичане покинули Японию раньше). Торговые отношения с иноземцами запрещались, исключение было сделано лишь для китайцев, сиамцев и голландцев — единственных европейцев, которые сохранили право пребывания в Японии. Для них, равно как и для китайцев с сиамцами, был открыт торговый порт Нагасаки.

Итак, голландцы, лишившись основных конкурентов на коммерческом поприще, фактически монополизировали торговлю в Японии. Как уже упоминалось,^** см. § 2, стр. голландцы, на тот момент, доминировали в Ост — Индии, что давало им свой козырь: мощный и стабильный товарный поток. Наличие открытого для голландских кораблей дважды в год порта Нагасаки тоже позволяло голландцам чувствовать себя спокойно.

Однако при всех этих существенных «плюсах», были и свои «минусы».

Голландцы, в отличие от своих предшественников-миссионеров, чувствовали себя в Японии отнюдь не вольготно, даже после того, как остальные европейцы покинули страну и у голландцев, по сути, были развязаны руки. Но члены дома Токугава, становившиеся сёгунами после кончины Иэясу, твёрдо уяснили для себя, что давать волю чужеземцам опасно. Поэтому голландцы, согласно установленному в стране режиму, тоже попали в своеобразную изоляцию. Спустя 4 года после Симабарского восстания, голландцев заставили покинуть свою факторию в Хирадо и переселили их на остров Дэсима в бухте Нагасаки, куда как раз и прибывали голландские и китайские корабли. Дэсима фактически стала единственным японским «окном в Европу (и, в целом, в мир)».

Кроме того, голландские купцы ежегодно должны были предоставлять сёгуну доклады обо всём, что происходит за пределами Японии. Купцам не по душе были аудиенции при дворе сёгуна, не устраивало их и принуждение составлять отчёты о событиях, происходящих вне Японии. Однако при всём этом, подобные приёмы и доверие сёгуна позволяли европейцам утвердиться во мнении, что они не последуют за испанцами и португальцами. Японское правительство поощряло не только коммерческую, но и научную деятельность иноземцев: они переводили на японский язык голландские книги по астрономии, навигации, кораблестроению, математике, медицине, географии, ботанике и т. д. На протяжении всей своей 2-хвековой изоляции Япония активно заимствовала европейские научно-технические знания и навыки, при этом, пресекая на корню проникновение любого идеологического влияния в страну — сёгунат всерьёз опасался нового «брожения умов», которое могло бы сломать феодальные устои в обществе.

Голландцы стали покидать Японию, начиная с XIX, но отбытие их было вызвано не только отсутсвием каких-либо свобод. Несомненно, притеснения иностранцев в Японии, вызванные ужесточением политического курса, сыграли одну из определяющих ролей в том, что голландцы покидали страну. Но был и другой фактор: голландцев больше не прельщала возможность обогатиться за счёт Японии. Об этом свидетельствует уменьшение интенсивности товаропотока в страну^** см. Приложения, таблица 2.: если в первые несколько лет своего пребывания в Японии голландцы вывозили оттуда золото и серебро, а, напротив, ввозили товаров более чем на 4 миллиона японских кан, то уже в первой половине XVIII века было ввезено товаров чуть меньше, чем на 1,5 миллиона японских кан. В преддверии же XIX века голландцы импортировали в Страну Восходящего Солнца товаров на 593 839 тысяч кан.

Снижение интенсивности потока товаров объясняется двумя факторами. Во-первых, порт Нагасаки принимал иностранные суда лишь дважды в год, что не могло обеспечить большого количества товаров. Во-вторых, голландцы, вывозившие из страны золото и медь, в свою очередь, ввозили в неё сахар, шёлк и прочее. Однако вскоре японцы научились самостоятельно изготавливать необходимые товары, и, посему, не было нужды их импортировать. Подобное само обеспечение и способность адаптировать всё новое определили экономические особенности периода изоляции страны.

Голландцы остались не у дел: и если с 1609 по 1709 годы Японию посетили 480 торговых судов, то с 1709 по 1809 годы — только лишь 70. Однако голландская фактория продолжала своё существование вплоть до 1854 года, хотя страна целиком погрузилась в изолированное состояние.

Часть II. Япония в период международной изоляции

Глава I. «Закрытие» и «открытие» страны

Существует мнение, что механизм выработки внешней политики Японии подвергается перестройке в процессе осуществляемого в стране реформирования политической системы⁶⁶ «Япония. Некоторые аспекты внешней политики».

Данное высказывание относится к современной Японии, однако, вне всяких сомнений, применимо оно к Японии средневековому периоду.

Изменение курса внешней и внутренней политики Средневековой Японии в XVII веке невозможно рассматривать без учёта изменения системы управления страной. С установлением сёгуната ситуация в стране изменилась, произошли изменения и во внешней политике.

Сёгун, — как пишет в своей работе «История сёгуната в Японии» В. М. Мендрин, — слово не японское; это укороченное японизированное китайское выражение «сэйи тайсёгун» — «предводитель войск». «Наследственно — военные роды, захватившие верховную власть в свои руки, которые правили по своему усмотрению, не считаясь с императором. Они довольствовались лишь титулом сёгуна, оставив императору его титул, который для них не значил ровным счётом ничего. Сёгуны были правителями всей страны, императоры же в их руках были лишь игрушкой, оставаясь не у дел, что дало европейцам, не знавшим ещё истинного положения вещей в Японии, решить, что в стране два императора: один светский — сёгун, другой духовный — микадо. На самом же деле ничего подобного не было. В Японии был один император — микадо, сёгун был военачальником, имевшим свои войска и располагавшим ими по своему усмотрению»¹¹⁰ Мендрин В. М. «История сёгуната в Японии».

см. стр. 22, абзац 1.