Роль государственной деятельности императрицы Екатерины II Великой в русской истории

Царствование Екатерины II выделяется яркой вехой в русской истории между эпохой Петра I и военного деспотизма XIX в. благодаря одной характерной черте. Речь идет об укреплении гражданского начала как в обществе, так и в системе управления.

Все больше гражданских лиц вступало прямо в ряды чиновничества, их влияние и вес в администрации росли. Этот процесс, пожалуй, лучше всего назвать демилитаризацией российской системы управления. При Петре I военные, а точнее — гвардейцы, широко использовались в роли прямых эффективных проводников царской воли.

К середине XVIII в. высшие эшелоны государственной службы были почти полностью укомплектованы людьми с опытом военной службы. Они сами были приучены к беспрекословному подчинению и привыкли грубо принуждать к нему штатское население.

При Екатерине же администрация стала приобретать все более гражданский оттенок благодаря притоку новых сотрудников из числа штатских лиц. (Стоит отметить, что уже в 1764 г. сбор подушной подати был впервые вверен не солдатам, а передан в руки гражданской администрации).

Увеличение корпуса чиновников, трудившихся в самостоятельной сфере судебной власти, способствовало процессу демилитаризации, который составляет важнейший элемент развития цивилизованного общества, что нередко упускается из виду.

Внешняя политика Екатерины II, на первый взгляд, если судить по размаху ее завоеваний, была весьма успешной. Но именно во внешнеполитической сфере, мастерством в которой она гордилась больше всего, императрица сослужила России самую плохую службу.

Если во внутренней политике ее вело верное чутье, и она знала, как примирить различия во взглядах, то в международных делах она проявляла и бестактность, и грубость.

В результате Екатерина дважды навлекала войны на свою голову, не успев толком к ним подготовиться, позволила втянуть себя в политическую игру, в которую была вынуждена допустить вмешательство Пруссии в польские дела, и, наконец, участвовала в уничтожении Польши. Властный и резкий тон, принятый императрицей в отношении поляков, стал предвестием сталинского стиля дипломатии XX века. К счастью для Екатерины, победы русских армий покрывали просчеты ее дипломатии.

Убеждения и вкусы Екатерины менялись с возрастом, по мере того как ею овладевала усталость. Она уже не могла всюду успеть, за всем уследить и склонялась к тому, чтобы ограничиться изданием уставов и законов, в несбыточной надежде, что они будут выполняться в духе ее политики. Однако многие ее замыслы далеко опережали возможности русского общества той эпохи.

Как никто другой из европейских монархов, Екатерина страдала от недостатка подготовленных руководящих кадров, на которые она могла бы опереться в делах.

Длительное пребывание в должности всех крупных екатерининских сановников говорит не только о ее доверии к ним и об отсутствии взбалмошности и своенравия в характере императрицы, но и об острой нехватке по-настоящему компетентных людей им на смену.

Несмотря на всю непоследовательность, самонадеянную уверенность в собственных силах и правоте, Екатерина II оказала России выдающиеся услуги. Ее величие состоит не столько в территориальных завоеваниях, сколько в новых отношениях между правителем и подданными, которые она тщательно выстраивала.

Со времен Уложенной комиссии в русском обществе укоренилось представление о возможности общенациональной дискуссии. Пусть многие из крупных законов Екатерины и были несовершенными, но все же она детально разрабатывала свои указы и редко пускала на самотек их проведение в жизнь.

Инструменты общественного контроля множились и проникали все глубже в толщу общества, публику знакомили с новыми представлениями о правосудии и законности, о которых она прежде не имела понятия.

Новообретенное чувство защищенности впервые позволило русскому обществу вздохнуть свободнее. Правосудие стало ближе к людям, а их ошибки больше не считались преступлениями. (Достаточно лишь сравнить ту свободу и авторитетность, с которыми обращались к Екатерине ее советники и губернаторы в письмах и речах, с нервозностью и истеричностью павловских придворных, чтобы измерить бездну между матерью и сыном).

Элита русского общества наслаждалась впервые появившимся у нее чувством свободы и личного достоинства, а сфера частной жизни, отдельной от государственной службы, расширилась неизмеримо. Науки процветали, и сам двор был центром покровительства литературе, художествам, музыке.

На сто лет позже, и, как пристало женщине, — более легкой рукой, Екатерина делала для России то же, что Людовик XIV для Франции, пока не превратился в пленника Версаля.

Но эта картина была не безоблачна. Реальность сильно уступала чаяниям, воплощенным в законах. В России пышно цвела коррупция, особенно в последние годы Екатерины.

Правосудие часто было продажным, а жестокость — в обычае повсюду. Когда сошло со сцены старшее поколение сподвижников императрицы, ослабли пружины активности властей, как и контроль верховной власти над ними. Сейчас кажется, что слишком большая доля национального дохода тратилась при Екатерине в заботах о «славе», внешнем величии России, причем чаще всего — о воинской славе, зато слишком мало расходовали на суды и администрацию.

И все же в конце XVIII в. Россия ненадолго стала ближе к Западной Европе: сблизились их границы, и уменьшилось отставание во времени. А после смерти Екатерины их пути снова разошлись. Многие из екатерининских законов при Павле исказили до неузнаваемости или заменили другими. И хотя разделение сфер деятельности между гражданскими и военными ведомствами сохранилось, сначала Павел I, а за ним Александр I постарались возродить верховенство военного начала в обществе над гражданским, вместе с «парадоманией», достигшей апогея при Николае I.

Так атеистка, немка и блудница оказалась самой русской, самой православной из всех российских императриц. Среди наших императоров ей тоже нет равных. Наверное, это плохо говорит о них, зато хорошо говорит про нее.