Социальная дифференциация. 
Социальное устройство скифов

скиф общественный военный социальный Среди скифских воинов достаточно рано отмечается дифференциация. Еще М. И. Ростовцев обратил внимание на рассказ Геродота об обычае братания у номадов; этот обычай «соединял между собой отдельных вождей, стоявших во главе целой дружины», из которой выделялись «самые достойные» (IV, 70). Такая же дружина, но «большего масштаба» (М.И. Ростовцев) группировалась и вокруг «царя». Вероятно, именно такие дружины, или точнее — молодежные воинские объединения (мужские союзы), появились на Кавказе в VII в. до н.э. Очевидно, такие мобильные специальные воинские отряды, обосновавшись на Северном Кавказе, совершали челночные рейды в Переднюю Азию. В этом смысле перспективной представляется версия переднеазиатских походов, развиваемая М. Н. Погребовой и Д. С. Раевским. По их мнению, характер археологических находок на Северном Кавказе «свидетельствует, что этот скифский этнический компонент составляли преимущественно или даже исключительно мужчины-воины, причем ощутима тенденция к сохранению за ними данной социальной функции и в рамках аборигенных коллективов» Погребова М. Н., Раевский Д. С. К вопросу об «отложившихся скифах» // ВДИ, 1989. № 1. С. 60. Наличие у номадов особых отрядов молодых воинов связано, очевидно, с наличием у них т.н. «возрастных классов». Бытование возрастных классов у скифов подтверждается археологическими материалами.

Подростки скифов, становясь юношами, переходили в другой социальный ранг. По мнению Е. И. Кычанова, в скифском государстве важную роль играл «институт юношей-отроков, молодых людей на царской службе. Вероятно, они образовывали царскую гвардию, постоянное войско, охранявшее царя, его дружину, и выполняли различные административные поручения» Кычанов Е. И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М., 1997. С. 45.

Можно предположить, что и у архаических скифов роль юношеских воинских отрядов была немалой. Следующая ступень — мир взрослых, мир опытных, великих воинов, объединенных в мужские союзы, а позднее — в дружины. Иллюстрацией к сказанному могут служить рельефные изображения на серебряном с позолоченными обкладками горите из кургана Солоха. На центральной сцене изображены пешие воины, сражающиеся с конными. Судя по одежде и вооружению, и те и другие — скифы, но пехотинцы молоды и безбороды, в то время как всадники — постарше и имеют характерные для скифов бороды. Лица юношей дышат благородством, их фигуры подчеркнуто красивы. Лица и позы взрослых бородатых скифов, напротив, злобны и утрированно безобразны. Как тут не вспомнить скифских псов-воинов, приходивших в неистовство во время боя.

Из мужских союзов постепенно формировалась особая прослойка воинов-профессионалов, для которых походы и грабежи давали главный, а затем и единственный источник существования. Эти воины, группируясь вокруг военного вождя, известного своими удачами, создавали внутри племени относительно автономную военную силу, на которую в случае необходимости этот вождь мог опереться в противовес соплеменникам. Социальный слой конных профессиональных воинов у скифов состоял, вероятно, не только из мужчин. Во всяком случае археологические материалы говорят о довольно значительном слое воительниц.

О значительной роли женщин в военной организации степняков говорят материалы могильников Среднего Дона. Что касается социального статуса «скифских «амазонок», то в большинстве случаев он был достаточно высоким.

Конечно, в военной организации номадов основную силу составляли мужчины, в первую очередь члены т.н. мужских союзов. Мужские союзы не только у ираноязычных племен, но и у других народов, являлись важным фактором институализации власти. Конечно, взаимоотношения мужских союзов и формальных вождей бывали различными, но в целом прослеживается тенденция к постепенному превращению союзов в реальную власть.

Внутри скифской военной организации, если судить по кавказским материалам, четко прослеживается дифференциация.

Элитные могильники архаических скифов Северного Кавказа дают наглядный материал по структуре военной организации номадов/.

Особо следует выделить Келермесские элитные курганы, т. к. они дают наиболее полную картину о захоронениях аристократии архаических скифов. В. М. Массон различает могилы 1) рядовых воинов, 2) состоятельных скифов и 3) знати; в последней группе выделяются еще «царские» курганы Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л., 1976. С. 174−176.

Погребения представителей высшей прослойки скифского общества, выявленные в курганах Предкавказья VII—VI вв. до н.э., свидетельствуют об известном отделении лиц, выполнявших функции /военного/ управления. Археологи полагают, что «кочевники этого времени образовывали верхний пласт, своего рода аристократию, в социальной структуре новых скотоводческо-земледельческих общественных образований…». В контактных зонах, например, в зоне кобано-скифского синтеза, имело место не только культурное влияние, но и заимствование некоторых социальных институтов и внешнее их оформление. В течение VII—V вв. до н.э. в социальной структуре скифов произошли определенные изменения, судить о которых можно в первую очередь по археологическим материалам. Из высшего слоя военной аристократии происходили «цари» скифов.

Для стадиально-типологической характеристики скифов, как и ранних скифо-сакских племен в целом, важна не только структура их этно-социальных организмов, но и характер отношений между сословными группами соплеменников. Древние авторы, называя саков и массагетов «богатыми конями и стадами овец и быков», вместе с тем отмечают у них обедневших и совсем неимущих. У европейских скифов Гиппократ различал «богачей», «самых благородных» — с одной стороны, и «бедных людей», которые «не ездят верхом», «людей самого низкого происхождения» — с другой.

Обедневшая и неимущая часть номадов, вероятно, подвергалась завуалированной эксплуатации со стороны знати. Одним из каналов формирования эксплуататорских отношений среди соплеменников являлся услугообмен. Обедневший или неимущий человек, обращаясь за помощью к богатому или сильному лицу, со временем оказывался включенным в сеть неравного услугообмена, когда «патрон» получал большую выгоду, нежели «клиент», получавший помощь. В условиях кочевого скотоводства распространение получила издольная аренда скота (саун), прикрываемая традициями взаимопомощи.

Таким образом, общество архаических скифов имело сложную структуру с ведущей ролью военной аристократии, которая, в свою очередь, также была неоднородной. Важным источником существования элиты являлась военная добыча и дань. Обедневшая и неимущая часть соплеменников уже подвергалась завуалированной (замаскированной традициями взаимопомощи) эксплуатации со стороны знати. В последнее время предприняты попытки модернизации социальной истории архаических номадов. Например, В. М. Массон призывает отвлечься от «примитивной бинарности „эксплуататоров“ и 'эксплуатируемых'», считая, что древние номады стояли на одной социологической ступени «с государствами зоны городских цивилизаций». Для решения данного вопроса необходимо выделить критерии различий между вождеством и ранним государством. Наиболее аргументированной представляется позиция Л. Е. Куббеля, по убеждению которого о завершении политогенеза позволяет говорить только совокупность трех обстоятельств: 1) формирование системы налогообложения; 2) появление отделенной от основной массы народа публичной власти, располагавшей специализированным аппаратом внутреннего подавления; 3) переход к территориальному разделению народа вместо родоплеменного.

Исходя из этих критериев, общество скифов VII—VI вв. до н.э., как и древних ираноязычных кочевников Евразии вообще, следует считать не раннеклассовым, а стратифицированным.